Вечером, на очередной встрече, было объявлено об изменении плана, по которому воспитанники выполняют свои обязанности в приюте. Девушка, конечно, ожидала очередного плевка судьбы, но ее словно ледяной водой окатили!

— Янь Юйлань, поскольку в прошлом месяце ты не смогла из-за самочувствия выполнять свои обязательства, их придется отрабатывать сейчас. Ребята, подменившие тебя, заслужили отдых.

Хань четко ощутила, как задергался левый глаз. Ежедневно подметать тропинки, мыть посуду после каждого приема пищи всего приюта, собирать фрукты, ягоды и овощи, а также заниматься прополкой огорода и кормежкой кур…

— Также за согласившимися сдавать экзамен закрепят преподавателя. Личность каждого из них будет скрыта. Два раза в неделю он или она будет навещать вас.

— А наставник сам нас выбирает или его назначают?

Ежонок в мыслях благодарила окружающих за вопросы, которые она боялась задать.

— Первое время к вам присматриваются. Потом уже ответственность за вас несёт один человек. Но не подумайте, это не значит, что вы попадете к нему и на дальнейшее обучение. Это просто наблюдатель, не более.

— Можно ли попросить у наставника дополнительную литературу, если ее не удастся найти в библиотеке?

— Да, конечно!

Дун Хань почувствовала небольшое облегчение, пока не вспомнила, какие обычно преподаватели от Цинчжу выступали в роли «куратора». Да, среди них была Цин Сюмэй, однако белокурая красавица сомневалась в своей удаче с тех пор, как попала в этот мир.

«Если приглянусь Сяо Фэйсян — можно сразу копать могилу и писать завещание. Попаду к Шуй Фэн… скорее стану девочкой на побегушках, которой придется подносить ей чай и воду по каждому зову».

Короче говоря, засунуть свою гордость в карман или похоронить где-то под сухим деревом нужно ради каждого из них.

Ежонку никогда не нравилось «старое поколение» Цинчжу. Если с молодым составом педагогов вопросы решались чаще всего диалогом, то эти представители «высшего статуса» не чурались использовать кнут, деревянные палки, цепи, чтобы наказать провинившегося.

В голове Дун Хань всплыл эпизод из первого тома. Янь Юйлань, в первый год своего пребывания в школе боевых искусств, по неопытности перепутала ленты для волос, которые предназначались ученикам Цин Сюмэй и Сяо Фэйсян. Поскольку последняя носила звание наставника более двух десятилетий, она не смогла закрыть глаза на произошедшее. Хотя Юйлань честно призналась, что не пыталась украсть шелковые ленты с золотой вышивкой, женщина даже слушать не стала. Она схватила палку и начала бить девушку.

— Получишь столько же ударов, сколько стоили вещи моих учениц!

Если бы тогда не подоспела Цин Сюмэй, узнавшая о несправедливом и жестоком наказании, то Янь Юйлань пришлось бы месяц мучится не только от болезненных синяках на спине…

Дун Хань прикусила губу, чтобы не дать слезам хлынуть из глаз.

«И чем же ты лучше Сяо Фэйсян, уважаемая императрица Юйлань? Если та могла навредить хотя бы по делу, но ты! Ты…»

Она вспомнила сон, который приснился ей ещё до попадания в роман. Прижавшись к стене и обхватив голову руками, а лицо спрятав в коленях, Сюмэй горько и еле слышно бормотала:

— Юйлань, пожалуйста… хотя бы сегодня… раны с прошлого раза ещё не затянулись…

Но разве будет слушать императрица, любимая супруга императора, какую-то наложницу низшего ранга, которую взяли в гарем для развлечения госпожи?

Юйлань больше не могла терпеть свою бывшую наставницу. Если раньше, когда она ещё не несла под сердцем наследника престола, она позволяла отлежаться ненавистной женщине пару дней в постели, то теперь жаждала ежедневно наблюдать ее муки. Запах крови врага стал лучшим ароматом для императрицы на 10 лунных месяцев.

— Цин Сюмэй, ты смеешь открывать свой поганый рот и требовать от меня снисхождения? Ха-ха-ха, слышали бы тебя мои соплеменники, которым вырывали сердца и отрывали головы! А все из-за таких тварей, как ты!

Хань не знала, как развернулись дальнейшие события, однако она научилась определять по тону Юйлань, что вполне может ожидать ее любимую героиню.

«…думаю, правда будет лучше, если я не попаду под опеку невинной Сюмэй».

Пусть тогда ее более сотни раз поколотит своей деревянной палкой Сяо Фэйсян. Да так отменно, чтобы Ежонок не могла найти на себе живого места.

Если это поможет избавиться от страданий наставницы и во сне, и наяву, то Дун Хань перенесёт все лишения с улыбкой на лице.

***

За эту ночь «Янь Юйлань» просыпалась, вероятно, уже 5 раз. И снова от собственного плача.

«Даже одну чарку вина не выпить, иначе вряд ли оклемаюсь к раннему утру!»

Без успокоительного и снотворного из ее мира было довольно сложно уснуть.

Она потянулась к рядом лежащей ткани, однако та уже промокла от предыдущей истерики, посему пришлось искать замену.

Нащупав сухой платок, девушка быстро схватила его и начала вытирать покрасневшие глаза, а потом уже нос. Поскольку дрожь никак не унималась, Ежонок решила зажечь лучину и вспомнить сюжеты других историй, которые ей попадали в руки. Будучи в полудрёме, она ещё не осознала, какую ошибку совершила. Лишь когда едва заметный свет озарил комнату…

— Черт, нет… — Дун Хань ощутила нарастающую панику.

Платок, которым она воспользовалась пару мгновений назад, ранее укрывал одну из отражающих поверхностей. Теперь «главная героиня» могла насладиться своей красотой вдоволь, пусть и несколько размытой.

— Уберите, — осипшим от ужаса голосом бормотала иллюстратор, — Кто-нибудь…

Испуганный взгляд возник и у зеркального близнеца. Словно его самого воротит от оригинала, которым он был сотворён.

Дун Хань не просто так ненавидела внешность Янь Юйлань. Почти в каждом ее сне, когда императрица возвращалась в свои покои после издевательств над Цин Сюмэй, она с нескрываемой эйфорией начинала прихорашиваться около зеркала. Были случаи, когда женщина приказывала добавлять кровь наставницы в ее косметику.

«Думаю, я нашла прекрасный способ оставаться вечно молодой и очаровательной!»

Ее красные губы изгибались в довольной ухмылке. Она смогла подобрать для них идеальный оттенок. Даже супруг, не особо разбирающийся в женских премудростях, попал под гипноз этого «алого цветка».

«Цин Сюмэй, возрадуйся! Я разглядела причину для твоего дальнейшего существования, хи-хи~»

Дун Хань почувствовала подступившие рвотные позывы. Именно это помогло ей выйти из оцепенения и выбежать на улицу.

«Не смотри на меня глазами мертвой рыбы. То, в каком ты сейчас положении, полностью твоя вина».

Голос чудовища все не желал покидать ее разум.

«Мне доложили, что ты уже три дня даже воду в рот не берешь, поэтому твою служанку выпороли. Продолжишь капризничать — судьба девчонки в темнице решится по одному щелчку моих пальцев».

Сцены из сна продолжали мелькать перед глазами. Внутренняя боль казалась невыносимой.

— Это не я… п-поэтому… точно не…

А есть ли гарантия, что однажды ей не придется ответить за грехи Янь Юйлань? Кто сказал, что только она очутилась в этом мире?

Обессиленно упав на землю, Дун Хань напоминала брошенного в непогоду щенка. Сейчас она действительно могла надеяться лишь на себя.

«Я хочу домой… хочу поесть домашней еды. Хочу снова отпраздновать Новый Год с близкими. И снять свой первый фильм…»

Девушка обещала подруге прийти на ее свадьбу. Они более полугода обсуждали все тонкости, чтобы сие торжество прошло великолепно. А теперь, из-за сложившихся обстоятельств, одна из самых близких в жизни Ежонка не получит от нее даже открытки.

Дабы окончательно не потерять последние крохи самообладания, Дун Хань быстро схватила маленький камушек, лежащий рядом, и начала рисовать на земле.

— Пожалуйста, помогите…

Она не смогла сдержать мольбу, когда изображала лик Цин Сюмэй.

— Я не собираюсь становиться вашим врагом.

Хотя непроглядная тьма окутала территорию приюта, Ежонок настолько отточила свои навыки, что была способна нарисовать любимую героиню даже без малейшего источника света.

Больше Дун Хань в ту ночь не засыпала.

***

«Пожалуйста, помогите. Я не собираюсь становиться вашим врагом».

Именно с этого «послания» началась утренняя медитация молодой наставницы.

— Та девочка больше ничего не просила? — Цин Сюмэй поднялась и подошла к рядом растущему дереву.

Положительного ответа не последовало.

— Ясно… твои собратья уверены, что это была полукровка? — молодая девушка осторожно поглаживала кору.

«Да!»

Чтобы развеять последние сомнения Сюмэй, дерево передало ей энергию, вложенную в послание.

— …вы правы, она точно связана с тем кланом.

Утомленно вздохнув, девушка в нежно-розовом ханьфу попыталась предположить, в чем причина такого поведения неизвестной.

— Неужели ей пришлось столкнуться с общественным непринятием? Если так, то вопрос нужно решить как можно скорее, иначе…

По спине Цин Сюмэй пробежали мурашки. Она знала лучше остальных, на что способны обозленные обладатели белых волос.

…однако вопрос о том, откуда девочка раздобыла способ связаться с наставницей, оставался открытым.

— Мне нужно отлучиться по делам, — девушка вновь прикоснулась к стволу дерева, — Передай другим, чтобы они понаблюдали за обстановкой в том месте, хорошо? Позже лично с ними пообщаюсь.

Направляясь к месту выдачи чистых плащей и масок, Цин Сюмэй не переставала размышлять о намерениях того ребенка.

Почему она обратилась не к «своим», а к той, кого на дух не переносят многие ее соплеменники? Был ли это чей-то злой план окончательно поквитаться за дела давно минувших дней, используя невинное дитя в роли наживки?

Однако вспоминая интонацию девочки, она не могла не почувствовать ее искреннее раскаяние и мольбу.

— Похоже, встреча неизбежна, — прошептала Цин Сюмэй и посмотрела на оражево-желтый рассвет: — От судьбы не убежишь.