Като привычно кивает ей, здороваясь.

– Сегодня особых не было? – скидывая шарф, уточняет у девушки Харуно.

Та лишь качает головой, ненадолго отрываясь от быстрого перекуса. Во время пересменка всегда была небольшая суета. Так что Сакура не планировала надолго задерживаться. Тем более, личного кабинета ей пока не выделили.

Был общий, один на двоих с Шизуне-семпай. Неподалёку от кабинета главврача. Вот и ютились они, стараясь мирно уживаться и делить пространство.

– Тогда я пробегусь по своим сначала, – аккуратно вешая своё пальто в шкаф, отмечает розоволосая.

Старшая коллега снова кивает, не отрываясь от своего бенто.

Спешно намывая руки и переодеваясь в больничную форму, Сакура думает про себя, что этот перекус наверняка первый за долгое время. Ранняя весна всегда неприятная и обманчивая. Целым ворохом идут простуды, вирусные заболевания и результаты сезонного обострения. Не говоря уже про получивших переохлаждение шиноби, спешащих домой.

Нацепив маску, Харуно внимательно изучила своё отражение. Даже сейчас, в начале дежурства, она выглядела очень усталой.

Избыток работы давал о себе знать.

Экзамен на чунина она сдала больше пяти лет назад.

А в качестве джонина живёт уже год.

Но жизнь с возрастом становилась всё сложнее. Кто бы рассказал ей в детстве, что мечты о приключениях в иных странах и сонные фантазии о спасение мира от какого-нибудь злобного гения превратятся в изматывающую рутину?

Простой и упорный повседневный труд оказался очень тяжёлым. Будучи одной из учениц Сенджу-химе, девушка приобрела большую ответственность. Знания и умения, полученные от Наставницы, оказались слишком ценными, чтобы разменивать Харуно по мелким заданиям. Потому она, как и Шизуне, большую часть времени находилась в пределах Конохи.

И если в детстве она бы скривилась от такой скучной участи, то сейчас сама себе хмыкала. Как-никак, медики, это не единственные трудяги, проводящие большую часть времени под защитой стен. В их тыловую коалицию входил лично Хокаге, работники Отдела допросов, аналитики, архивариусы, тактики, экономисты, мастера печатей…

Список можно было продолжать очень долго.

И она осознала ценность этого труда постепенно.

«Кажется,» – думала отвлечённо Сакура, заглядывая в первую палату, – «это началось со встречи с Данзо-сама.»

Этот древний старик являлся буквально живой легендой. Тихим и скрытным ветераном, имеющим достаточно влияния и Хокаге, и на Коноху, и на Страну Огня. И на Сакуру.

Влияние это было получено уважением. Бесконечным и безграничным. Не сразу, но девушка смогла оценить величие его роли в своём становлении медиком. Реализации скрытого таланта, который не заметил Какаши-сенсей. Аккуратно и ненавязчиво Шимура, словно за руку, провёл её по жизни, усадив на тёплое местечко ей по размеру.

В какой-то степени, она была благодарна ему. Потому с такой охотой вызывалась помогать в программах реабилитации АНБУ и, тем более, Корня.

Также по работе не раз приходилось забегать к Ино, что размеренно и методично получала опыт во всех отделах Подразделения Пыток и Допросов. Порой попадались слишком важные пленные, которым просто нельзя было умирать.

Так что, даже будучи простым работником больницы, Харуно слишком часто заглядывала в тёмные углы родного дома. И ей казалось забавным размышлять порой, как она была наивна в детстве. Гадать, как много знают клановые. Как они юны, когда первый раз видят всю грязь, на которой стоит их мирная сытая жизнь? Узнают цену их безопасного существования?

Вернувшись после обхода в кабинет, девушка вздохнула. Шизуне успела уйти домой, отсыпаться. Но на столе, с небольшой запиской, оставалась парочка онигири. Улыбнувшись этому гостинцу, Харуно потянулась к одному из рисовых треугольничков. У неё сегодня было две плановые операции, и оставалось окошко для экстренных…

Стукнуло окно. Сакура поморщилась, так как терпеть не могла этой привычки ломиться с улицы. Пускай она и сама была шиноби, но подобное пренебрежение чистотой больничного помещения раздражало всех медиков. Как гражданских, так и окончивших Академию.

В воздухе застыло послевкусие после шуншина. Остаточный след чакры было сложно отследить, но с чуткостью куноичи это не составляло особого труда.

– Да? – отдёргивая руку от своего перекуса, с лёгким раздражением уточнила девушка.

Створка аккуратно приоткрылась. Оперативник в фарфоровой маске протягивал ей медкарту. Это бывало нечасто. Лишь у редких клановых были свои медкарты, которыми пользовались только семейные врачи. Показывали чужакам их только в критических ситуациях.

– Прибыла эвакуированная команда, – донеслось приглушённо голосом Сая. – Один сильно тяжёлый. Скоро привезём.

Быстро передумав, Сакура спешно запихнула в рот прохладный рис и технично начала пережёвывать. Судя по всему, впереди не один час в операционной. Стоило успеть поесть, пока было время.

– Ассистировать будут из его клана? – перелистывая свободной рукой медицинскую карту, уточнила она.

Вторая рука тем временем хватала второй онигири.

На листах не было ни имени, ни фото. Только условный номер и символ клана. Краткое перечисление болезней, деформация тела из-за кеккай-генкая…

Поражённая, Сакура распахнула глаза пошире. Упорно не хотелось верить тому, что она видела. С такими симптомами её будущий пациент должен был давно скончаться. Но, судя по всему, это кончилось лишь огромными болями в глубоком детстве и последующей адаптацией организма.

– Пойду достану костюм биозащиты, – задумчиво выдохнула медик. – В наших запасах должно хватить на всех.

Створка окна снова скрипнула. И, прежде чем покинуть кабинет, Сай обернулся, уточняя.

– Уже были пациенты из Абураме? – голос его был как всегда индифферентен.

Проглотив последний кусок риса, Сакура мотнула головой.

– Этот будет первый.

* * *

Этот оперативник был тем ещё неудачником. Настолько тяжёлые раны девушка видела буквально первый раз в жизни. Да, ей доводилось пересобирать по частям руки, измолотые водными техниками. Но он словно нырнул в бассейн к пираньям.

И самым раздражающим были даже не суетящиеся вокруг жуки. А вплавившиеся в волокна мышц клочки униформы. Их приходилось вытаскивать пинцетом, стараясь уберечь израненного несчастного от дополнительных увечий.

– Они могут вести себя потише? – не выдержав, огрызнулась девушка.

Этот непрерывный жучиный рой порядочно отвлекал. Да, она остановила внутреннее кровотечение и спасла органы, но ей тут кости восстанавливать! Всё это требует сосредоточенности.

– Мне жаль, – один из присутствующих Абураме покачал головой, – но с ними может обращаться только Тору.

Еле сдержавшись от того, чтобы раздражённо цыкнуть, Харуно скрипнула зубами. Напоминая себе о высоком профессионализме, чести Наставницы и простом человеческом отношении.

Пускай перед ней лежит разумный улей, ядовитый и опасный, как высочайшая биологическая угроза. Но это, в первую очередь, живой человек. У него есть свои мечты, сны, грустные моменты и забавные секретики.

Они есть у каждого.

И каждый хочет жить.

На секунду девушка прикрыла глаза, постаравшись настроиться на биение собственного сердца. Глубоко вдохнула, так, чтобы легочная ткань ощутимо натянулась, холодя волнением воздуха трахею. Прочувствовала собственный пульс, уходящий к запястьям, в шею, размеренно беспокоящий грудину.

Выдохнула.

– Приступаю к левому предплечью, – разнёсся звонкий голос по операционной.

* * *

Жуки начали возвращаться сразу после того, как пациент самостоятельно задышал. Харуно лично вытащила ему эндотрахеальную трубку, залечивая мелкие ранки в горле. Выход из наркоза был сложным. Оперативнику была введена почти десятикратная доза, прежде чем препараты хоть как-то начали действовать. Именно поэтому Харуно сейчас размышляла над тем, хватит ли этому несчастному Абураме стандартной капельницы или придётся добавлять ещё пару пакетов.

Находились они в индивидуальной палате. Специально опечатанном для подобных случаев помещении, по периметру которого размещалась аккуратная вязь из-под рук выживших Узумаки.

Здесь поразительно тихо. Медик списывает это на заслугу тех же печатей, отмечая, как необычно порой не слышать привычного фонового шума больницы. В этой звенящей тишине складывалось ощущение абсолютного уединения, стерильного и звенящего.

– Хорошо, что хоть окна есть, – пробурчала себе под нос куноичи. – Только с электрическим светом было бы совсем ужасно.

Взгляд её задержался на таком же опечатанном стекле. Солнечные лучи ярким прямоугольником жгли пол, захватывая кусочек больничной кровати. Зелёный взгляд сам по себе скользнул выше. Укрытый больничным одеялом, на кровати лежал замотанный бинтами Абураме. Его даже одеть не успели после операции, пока было слишком рано.

Сакура про себя беззлобно хмыкнула. Даже сильнейшим из бойцов Селения не избежать медицинских процедур.

Слабости своего тела.

Помощи капельниц и катетеров, что пронизывали изувеченное тело.

Этого отрезвляющего чувства беспомощности, напоминающего, как ты на самом деле хрупок. Твой геном может быть редок, техники сильны, а удары отточены. Но не стоит забывать о том, что ты в любой момент можешь начать плакать, вздыхая первый раз самостоятельно. Радоваться как ребёнок, пробуя впервые за месяцы привычную пищу. Вспомнить о чувстве смущения, когда тебе разрешат самому сходить в ванную комнату.

Ценить свою жизнь.

Ведь таких усилий, порой, стоит её спасти.

Пациент слабо заворочался и Харуно, поражённая, осознала, что ни разу его не рассматривала. Сосредоточенная на операции и здоровье этого невезучего Абураме, девушка даже не удосужилась понять, как выглядит её пациент.

Она подошла поближе, пока он, всё ещё под воздействием анестезии, пытался открыть глаза.

Лицо его, видимо защищённое маской, пострадало меньше всего. Бледное, с небольшой тёмной щетиной, оно почти сливалось с подушкой. Квадратный подбородок его казался немного непропорциональным к аккуратному острому носу с изящной высокой переносицей. Тонкие бледные губы были почти не заметны на лице, плотно сжатые, на них девушка почему-то нахмурилась, словно они ей что-то напомнили. Короткие чёрные ресницы тоже почти никак не выделялись, торча тёмной бахромой. Брови, больше прямые, чем дугообразные, словно не имеют выраженной формы, легким градиентом очерчивая надбровную дугу.

Абсолютно не к месту Сакура вспоминает одного из послов Суновской делегации. Сабаку-но Канкуро, в контрасте с этим парнем, обладал густыми очерченными бровями, которые, порой, перекрывала краска.

Эта мысль показалась ей такой неуместной и дурацкой, что девушка хихикнула. И в этото момент её пациент всё-таки открыл глаза. И они были…

– С…– слабо и хрипло прошептал он. – Сакура?

Глаза у него были невероятного оттенка. Золотой самородок, что на малейшем свету переливается, словно фасеточный. Как у настоящей стрекозы.

Ей требуется несколько секунд, чтобы прийти в себя. Голос этот она знала хорошо. И пускай долгие уютные разговоры были далеко в прошлом, никто не отменял редкие рабочие встречи или случайные пересечения в административных коридорах.

– Торуне, – также тихо выдохнула она.

Глаза его, словно драгоценные камни. Смотрят на неё, бликуют, искрятся. Он вглядывается в неё долго и внимательно, а потом делает усилие и отворачивается.

И это приводит Сакуру в бешенство.

– Мог бы сказать спасибо, – выплёвывает она, словно в одну секунду припоминает ему все обиды и пролитые слёзы. – Я тебе, между прочим, жизнь спасла.

Плечо Торуне слабо дёргается и она явно видит, как он сглатывает. Дыхание его тяжёлое. Израненное тело делает усилие для каждого движения грудной клетки.

– Спасибо, – бурчит он куда-то в подушку.

У медика дёргается глаз. В пару быстрых шагов она оказывается совсем рядом, так что деваться этому парню некуда. Но реагирует он совсем неожиданно.

– Не подходи, – кажется, голос Абураме не такой спокойный, каким она его помнит. – Со мной нельзя рядом находится.

И в эту секунду девушка понимает, почему он такой. В голове словно складывается простая задачка, решение для которой не подбиралось из-за отсутствия недостающей переменной.

– Я твой лечащий врач, – чеканит Харуно поставленным голосом оперирующего врача. – И мне решать, сколько и как мне с тобой находится.

Торуне ёжится. Его перебинтованные руки предпринимают слабую попытку зацепить края одеяла. Сакура готова поспорить, что он отчаянно хочет натянуть его повыше. Прикрыться максимально от чужого взгляда. Спрятаться.

– Тогда ты должна знать, как это может быть опасно, – тем же упрямым голосом говорит он.

И сейчас, израненный и такой уязвимый, он кажется ей болезненным. Не загадочным, как тогда в детстве. А зажатым и растерянным. Не понимающий что делать и почему-то уверенный, что даже врач не может находиться рядом.

«Это так глупо,» – думает Сакура, и делает к нему ещё один шаг. – «Какая-то мизофобия наоборот.»

Теперь она стоит у самого изголовья. И ему совсем некуда отворачиваться. Золото его глаз горит, отражая солнечный свет, словно толчёная стеклянная крошка. И, с необъяснимым внутренним торжеством, медик отмечает на его скулах румянец.

– Ты совсем не умеешь существовать без маски, – поражённая, осознаёт она.

Торуне подбирается и снова поджимает губы. Он хмурится, продолжая смущённо краснеть, блуждать взглядом. Будто обычное человеческое общение для него это что-то ужасно некомфортное.

– Перестань, – говорит он странным жалостливым тоном. – Ты действительно можешь пострадать. Многие страдали.

Он буквально звучит напуганно. И, Сакура готова поспорить, что если бы он мог, то сбежал бы от неё в шуншине.

Но он не может.

– Лучше ты перестань, – фыркает она, специально нависая над ним. – Ты меня оскорбляешь, как медика.

Он всё ещё упрямо поджимает свои бледные губы. И они так её раздражают своим до боли знакомым изгибом, что девушка делает кое-что опрометчивое.

– Мне ничего не будет, – шепчет она и наклоняется.

Рот его на вкус горьковатый и немного острый, что кажется ей забавным. Поцелуй длится долю секунды, но Торуне застывает, словно окаменев. Его широко распахнутые глаза смотрят на девушку с абсолютным ужасом. Кажется, он начинает громче дышать, цепляясь скрюченными пальцами за ткань простыни.

Но медик лишь хмыкает, широко раскрывая рот. Показывая ему язык. И то, как на его плоскости её чакра формирует маленькие мутноватые жемчужинки яда. Словно ртутные капельки, они перетекают по мягкому и розовому, чтобы сформироваться в единое целое.

Под его ошарашенным взглядом, Харуно берет эту ядовитую капсулу между пальцами и, триумфально, показывает Абураме.

– Понял? – а потом, полная чувством превосходства, разворачивается на пятках и идёт к выходу. – Трусишка.

Он ничего не говорит. Лишь провожает её взглядом. И почему-то в эту секунду Сакуре кажется, что он тоже её первый раз в жизни по-настоящему увидел.

* * *

Шизуне не спит который день. Анализирует результаты той катастрофической миссии, где Торуне героически прикрыл собой команду. Их уловом стало несколько склянок. Выуженные со склада одного приграничного города, они представляли огромную ценность. Потому что ничего подобного они раньше не видели.

– Боюсь, мне нужны вторые глаза, – устало бормочет старшая, обращаясь к Сакуре. – Или я брежу, или всё действительно так плохо.

Смяв просящийся наружу зевок, розоволосая послушно берёт в руки образец. Зелёные глаза скользят по табличке коллеги. Маркеры, концентрация чакры для сканирования, детали предлагаемого анализа…

Девушка застывает. Испуганно и потрясённо.

– Что, – шепчет она, – это?

Като беспомощно откидывается на стуле.

– Чакра? – глухо спрашивает она.

В лаборатории тихо. Пока нет никакого звука громче, чем тиканье часов и фоновый гул холодильников и вытяжных шкафов.

– Чакра, – подтверждает Харуно.

И ей становится страшно. Просто наркотики — дело для каждой страны привычное. С ними понятно как бороться, как выводить зависимых, кодировать и возвращать в общество.

Но в этих была чакра.

А это значит…

– Да, – подтверждает её мысли Шизуне, – прямое воздействие на чакросистему. Эта пакость собирается у тенкецу, закупоривая их, если прервать приём. Я провела несколько тестов. Ничего хорошего.

Харуно сглатывает. Аккуратно-аккуратно ставит пробирку на стол, будто боится каким-то образом впитать наркотик через стекло.

– Но, – заминается она, надеясь, что не выглядит напуганной девочкой, – как это лечить?

Брюнетка тяжело вздыхает.

– Я не знаю.

И в лаборатории снова воцаряется тишина.