Просыпаться не хотелось. Жутко жгло спину, тянуло где-то в пояснице, а руки затекли от долгого прибывания в одном положении. В глаза и горло будто засыпали песка. Серёжа на секунду пожалел, что не умер на той телестудии. Пожалел о том, что теперь его страдания, как физические, так и душевные, будут длиться вечно. Даже позволил себе издать протяжный болезненный звук, но сразу же упрямо стиснул зубы. Развлекать каких-нибудь санитаров или служителей правопорядка, наверняка находившихся за соседней стенкой, не хотелось.

Мысли двигались вяло. Воспоминания возвращались медленно. Серёжа вспомнил тяжёлые Игоревы удары по лицу. Вспомнил лодку, телестудию, строчки кода, гневно кричащую птицу. Странного мужчину в гравитационном костюме. Вспомнил про взрывы и осколки.

Вспомнил про Олега.

Через силу Серёжа открыл глаза. Увидел белые гостиничные простыни, угол тумбочки, грязно-желтый абажур выключенной лампы, кусок грязного пола. В комнате никого не было. Серёжа зажмурил глаза до цветных кругов, отсчитал до десяти и применил все техники заземления и возвращения в реальность, которые только знал. Картина перед глазами не поменялась.

Сил на волнение и истерику у Серёжи не осталось. Варианта было два: Птица вкупе с транквилизаторами опять туманят его разум, и это видение, как и все остальные, оборвется жестокой реальностью… Или Олег действительно жив, действительно здесь, вытащил его из всего того дурдома, которым стала его жизнь. На вариант смерти и попадания в ад, который любезно подкинуло его сознание, Серёжа лишь хмыкнул. Он, конечно, не любил дешёвые номера мотелей, но в его аду стены были бы мягкими.

Серёжа медленно и аккуратно начал переворачиваться на бок. Спина запротестовала волнами боли. Грязная дверь была наглухо заперта. Это принесло некоторое облегчение. Серёжа сдвинулся ещё чуть-чуть и прикрыл болящие глаза. В итоге сам не заметил, как снова задремал.

На этот раз его разбудила не боль. Он почувствовал мягкое прикосновения к своей руке и едва ощутимую попытку перевернуть его обратно на грудь. Руки санитаров никогда не прикасались к нему так нежно. Серёжа даже не попытался притвориться спящим. Теперь он умел это делать с выдающимся мастерством. Хотелось просто поверить.

Олег. Это действительно был Олег.

Внутри вдруг стало легко и пусто. Ощущение, как будто впервые за несколько лет выходишь из душного подвала на свежий воздух. Серёжа вытащил из ладони Олега свою и мягко дотронулся до гладко выбритой щеки. Они не сводили друг с друга взглядов.

— Хочешь, я тебе один секрет расскажу? — голос у Серёжи хрипел и спотыкался на звуках. Он прочистил горло и повторил вопрос, — Очень важный секрет, прошу заметить.

— Конечно, — Олег еле видимо улыбнулся, склонился ближе к его ладони и всем своим видом показал готовность слушать.

— Я тебе верю. Ты действительно настоящий. Даже мое больное воображение и он не смогли бы придумать такую ужасную прическу, — Серёжа хихикнул, а Олег демонстративно закатил глаза, — Но секрет не в этом. Он заключается в том, что даже если ты вновь был бы всего лишь миражом… Я все равно прямо сейчас оставался бы самым счастливым человеком в мире.

Олег тепло улыбнулся. Так искренне, как в последний улыбался уже очень давно. Серёжа притянул его поближе и поцеловал одним лёгким касанием губ. Всевышний, как же он скучал.

— Хорошо, всё-таки, что я настоящий.

Серёжа улыбнулся и в несколько невероятно скованных движений оказался на другом краю матраса. Олег хмуро проследил за его пируэтами, но ничего не сказал. Серёжа устроился удобнее и похлопал по освободившемуся на кровати месту.

— Не хмурь брови, Олег. Морщины появятся раньше времени. Охранять ты меня можешь и лёжа на матрасе, а не сидя на твердом полу. Ты мне здесь нужнее.

Олег хмуриться не перестал, но рядом лег. Потом перегнулся, ещё раз осмотрел Серёжину спину, удостоверившись, что непредвиденная физическая нагрузка не порвала швы. Олег устроился на второй подушке и прикрыл глаза. Они пролежали так то ли пару мгновений, то ли пару часов. Олег дремал. Серёжа смотрел на удивительные геометрические фигуры от жёлтого фонарного света на его лице.

— Олег, он… Он ведь вернётся. В самый неподходящий момент. Он всегда возвращается. Я не уверен, что смогу ему сопротивляться. Не думаешь, что лучше было бы меня…

— Нет.

— Но…

— Серёжа, Рубинштейн тебя не лечил, а калечил. Лекарства твои и не лекарства вовсе. Я знаю, с кем он работал и где можно достать что-то действенное. Могу тебе пообещать, что больше ты никому не причинишь вреда. Он не причинит.

Серёжа подвинулся ближе и уткнулся носом в чужое плечо. Разрешил себе пролить парочку слезинок. От Олега пахло порошком, дешёвым мотельным мылом, свежестью ночного воздуха.

От Олега пахло домом, в который Серёжа наконец вернулся.