На самом деле из них двоих только Кроули умел пользоваться кухней. Несмотря на то, что еда нравилась ему не так, как ангелу, процесс приготовления был действительно успокаивающим. Резать, парить, варить, жарить, бланшировать — все это было в некоторой степени привлекательно и абсолютно хаотично, особенно когда можно было что-нибудь поджечь. Кроули научил Азирафаэля заваривать чай, а не создавать его чудом, экспериментировать с посудой, температурой, травами, времен заварки, за что получил поцелуй в нос и свежую чашку чая каждое утро.

Кроули любил творить и фантазировать, это изначально было заложено в его природе, любил звук соприкосновения ножа и доски, закипания воды, скворчащего масла; любил подхватывать залюбовавшегося Азирафаэля под бедра и усаживать на обеденный стол. Ангел обязательно бормотал что-то про божий престол, пока Кроули целовал его глубоко, долго, не давая времени восстановить дыхание. Когда Азирафаэль совсем терялся в пространстве и мог только хвататься за его плечи, Кроули прикусывал мочку ангельского ушка и по линии челюсти спешил к подбородку. Беспокойные руки Азирафаэля тем временем стягивали с них одежду. Он очень старался вырвать все укреплённые чудом пуговицы с жилета, а демон очень старался оставить россыпь темных туманностей на нежном горле.

Срывать с Азирафаэля клетчатую бабочку было самым возбуждающим занятием во вселенной и многотысячелетней жизни Кроули в частности. За бабочкой сразу следовала рубашка, педантично застегнутая на все пуговицы. Пока Азирафаэль пытался стянуть с демона водолазку, не отрывая его от себя, Кроули быстро расстёгивал змеиным языком маленькие пуговицы и покусывал каждый открывшийся дюйм кожи.

Азирафаэль потянул его вверх, обратно в поцелуй, а его святые во всех смыслах руки опустились к поясу брюк. Рука у Азирафаэля широкая, теплая, идеально обхватывала их общее возбуждение. Кроули не оставалось ничего, кроме как доверить делать ему все, что он захочет, и громко вздыхать в светлые волосы.

Когда они оба отдышались, Кроули окинул их взглядом: на нем самом одежды почти не осталось — Азирафаэль времени зря не терял и, видимо, успел применить чудо, чтобы стянуть с него водолазку, а красный и запыхавшийся ангел абсолютно восхитительно смотрелся в расстёгнутом жилете и распахнутой рубашке.

— Ну, мне определенно не надоест раскалывать булавку в ближайшее несколько сотен лет, — пробормотал Азирафаэль куда-то ему в шею.

— В этом веке это просто называют оргазмом, ангел.

Не трудно догадаться, что смех Азирафаэля был куда приятнее и стука ножа, и стонов удовольствия, и даже трели соловья.