Под наконечником стилуса расползались кривые линии. Рина, немигающим, бессмысленным взглядом следила за тем, как рука монотонно штрихует холст. Такая изящная, красивая, безупречная. Именно с таких пишут «стадики» по анатомии в художественных мастерских. Такие фотографируют для рекламы дорогих часов и презентации драгоценностей. Их целуют при встрече джентльмены, если такие ещё остались. Эти руки были порождены на этот свет лучшими скульпторами.

Как и всё красивое и безупречное, эти руки оказались совершенно бесполезными.

– Чем занимаетесь? – поинтересовался Иво.

– Рисую, – хмуро ответила Рина.

– Поделитесь результатом?

– Интересуешься искусством, Иво?

– Я работаю в тату-студии вместе с вами. Логично предположить, что я неравнодушен к нему.

Рина хмыкнула, позволив кривой, сдержанной ухмылке сменить пустое выражение лица. Иногда Иво выдает действительно остроумные цитаты, сам того не зная.

– Разрешите сопряжение с вашим устройством?

Девушка скептически посмотрела на неровные, косые линии. Результат очередной попытки нарисовать хоть что-нибудь выглядел не просто бездарно. Он выглядел никак. Цветовой круг нервно сжался в клубочек и дрожал где-то в дальнем углу. Все существующие правила рисунка и живописи страдальчески стенали неподалёку.

Это было не похоже даже на мазню трёхлетнего ребенка. Рина, как могла, напрягала мозг, чтобы рассмотреть заковыристые узоры, похожие хоть на что-то.

В скопище штрихов, линий и завитков не угадывалось абсолютно ничего.

– У меня закончился талант, Иво. Закажи где-нибудь ещё.

– Я не понял вопроса.

– Забей.

– Вы разрешите сопряжение с вашим устройством? – повторил вопрос Иво.

– Ну держи, – пожала плечами Рина. На экране всплыло окно уведомления об обмене данными, девушка нажала «ОК». Иво изучал бездушный набор пикселей не меньше минуты, после чего изрёк свой вердикт.

– Это уникальная работа.

– Ой, кончай заливать! Это даже не абстракция.

– А что же это, по вашему мнению?

– Ничего.

По правде говоря, ответить хотелось кое-что другое, жутко неприличное и экспрессивное. Но обучать Иво плохим словам не стоило: как выяснилось, искусственный интеллект всё запоминает и быстро учится. Рине не хотелось быть тем самым хулиганом, который научит попугая сквернословить. Ей уже было достаточно того, что она делает своей тату-машинкой.

Вся её деятельность теперь ограничивалась студией. Новые руки мастерски выполняли действия, связанные с тату: эскизы, подготовка, нанесение. Работы были поистине великолепными. Но стоило Рине выйти за порог, или взяться за любую деятельность, связанную с созданием чего-либо, кроме татуировок, великолепие заканчивалось. Ничего не получалось, и как бы не изворачивалась девушка, результат всегда был один.

Н и к а к о й.

– Моя встроенная нейросеть распознаёт некоторые особенности, характерные для определённого психологического состояния.

– О как. И что же, доктор Иво, говорит ваша нейросеть?

– Если совсем сжато и по делу, хронический стресс, склонность к апатии, тревоге. Согласно шкале Бека, у вас умеренная депрессия, переходящая в выраженную, средней тяжести.

– Вот неожиданность, – саркастически усмехнулась Рина.

– К ухудшению состоянию, помимо основного стресса, связанного с работой, приводит некачественное питание и непродолжительный сон.

«Скажи мне то, чего я не знаю», – подумала Рина. Готовить эти руки тоже не умели, максимум разогреть полуфабрикаты и заварить кофе. Минувшие две недели она питалась только фаст-фудом и тем, что заказывал Иво. Последнее было не так уж и плохо, но для обеда в студии у неё никогда не было аппетита. Эти стены давили, высасывали все силы из неё.

– Я могу составить план умеренных физических нагрузок и найти рестораны с подходящим меню. Сделать? – Иво снова включил заботливого родителя. Это входило в его обязанности: следить, чтобы новый мастер не откинулся в первый же месяц от потрясений.

– Может, раз уж на сегодня с клиентами всё, прогуляемся до ближайшего бара? – предложила Рина. – Я найду какого-нибудь одинокого красавчика, ты завяжешь искусственно-интеллектуальную беседу с какой-нибудь одинокой Сири? Лучше, чем мучить этот несчастный холст.

– Согласно протоколу, мне запрещено покидать студию, – равнодушно ответил Иво.

«И разговаривать в присутствии других людей тоже, помню, сраный, ублюдочный протокол», – про себя сказала девушка и тяжело вздохнула. Жаль. Иво был единственным, с кем она могла поговорить о том, что с ней произошло и не попасть в психлечебницу.

– Кроме того, алкоголь это сильнейший депрессант, противопоказанный вам в вашем состоянии.

– Ты не прав, дружочек. Алкоголь - это единственное, что мне поможет не свихнуться.

Рина сгребла в охапку вещи, набросила куртку, задумчиво поглядела на перчатки. Будь её воля, она бы выбросила их к чертовой матери и отморозила себе каждый из этих красивых, бесталанных пальцев. Пока что всегда удавалось отморозить всё, кроме рук. Мороз этой зимой был крепким, как виски, которым она планировала заливать рассудок до конца дня.

– Помешать вам я не в состоянии, – заключил Иво.

– Да, но ты можешь осуждать.

– Могу. Но не стану.

«Спасибо», – подумала Рина, ощущая, как где-то глубоко внутри тихо застонала совесть. Всё-таки это у него получилось.

– Рина? Пока вы не ушли, позвольте поделиться ещё одним наблюдением.

– Валяй, делись.

– При повторном анализе мне удалось распознать на вашем рисунке изображение свечи.

– Это просто бессмысленная вакханалия пикселей, Иво.

– Совпадение с общепринятым символом примерно тридцать два целых, семь десятых процента, – настойчиво возразил Иво. – Согласно информации из Интернета, символ свечи наделяют множеством значений, одним из которых является надежда. Я хотел спросить. Чувствуете ли что-то подобное?

Рина задумалась всего на секунду.

– Сегодня это не так.