«Твоя рука всегда указывала,

Но никогда не помогала моей.

А теперь смотри, как я лечу в вышине

И дотрагиваюсь до солнца, но вовсе не падаю».

Måneskin

На съёмочной площадке почему-то слишком тихо. Чезаре пытался найти хоть кого-то, но в длинных коридорах не видел ни света, ни людей. Только полосы знакомого, но словно бы чужеродного пространства. Площадка ведь не была настолько серой?

«Я приехал слишком рано? Или съёмки не сегодня? Но я же не мог забыть!»

Может, он правда сбился в расписании и перепутал день. Может, коллеги внезапно решили подшутить? Пустоту на рабочем месте вполне получалось объяснить, и всё же непонятный холод полз по плечам, будто чьи-то влажные и ледяные пальцы. Гримёрка оказалась открыта. Сценический реквизит, костюмы и косметика нетронутыми покоились в высоких шкафах и на аккуратных туалетных столиках. Дверь издала неприятный, визгливый скрип, словно Чезаре не на работе, а попал в один из старых фильмов ужасов.

Он повернул назад. Слишком белый, холодный свет загорелся в главном рабочем пространстве. Чезаре, шагая в эту белизну, прищурился, но даже сквозь ослепляющее освещение увидел фигуру в кресле режиссёра.

Лео.

Страх, от которого онемели кончики пальцев и закололи синяки по запястьям, не вырвался. Только лицо приобрело усталое выражение.

— Где режиссёр и остальные? Лео, пожалуйста, — Чезаре сделал шаг ближе, — уйди. Нам не стоит выяснять отношения здесь.

Биажио закинул ногу на колено и снисходительно улыбнулся. Чезаре захотелось сбежать, только пронзительный свет пришиб его к месту, проткнул, как бабочку — иглой. И из этой жуткой белизны, от которой было так сложно рассмотреть лицо Лео или найти путь к двери, к нему потянулись руки.

— Я знаю, это ты делаешь!

Чезаре с отвращением стряхнул с себя чью-то кисть. Широкая и грубая, она хватала за запястья и выкручивала их, лезла в рукава, пыталась сильнее сжать и оставить больше уродливых следов на коже.

— Нет, серьёзно, прекрати! Лео, мы можем потом…

Он отмахнулся от надоедливой ладони, но возникли ещё две. Одна — морщинистая и тонкая. Её прикосновения были липкими, оставляли чёрную слизь на груди, крючковатые пальцы ползли под одежду и трогали соски, пытались добраться до живота. Чезаре не мог ничего сделать, потому что другая рука впилась в горло, крупные фаланги лезли в рот, царапали нёбо и мешали закричать. Из ниоткуда появлялись новые руки: сильные, слабые, медленные и быстрые, но все они стремились содрать одежду, забить рот и сжать шею, облапать, испачкать, лишить всякого контроля — даже его иллюзии.

Чезаре в них тонул.

Задыхался.

Море рук запирало его в шевелящийся, будто клубок червей, кокон, сверху бил колючий свет. А над ним, уже полуголым, измазанным липкой дрянью, с чужими пальцами, которые больно путались в волосах и оттягивали кудри до болезненных и унизительных слёз, стоял Лео и качал головой с самой снисходительной усмешкой.

— Я же говорил, что ты без меня утонешь. Посмотри: если бы не я, ты б продолжал захлёбываться в этой яме, на дне. Так было всегда, малыш, разве нет?

И Лео протянул ему руку.

Руку.

Снова руку. Везде они — руки. Много, много, много, очень много.

Крик не мог вырваться: обезумевший от удушья и сотен прикосновений, Чезаре пытался заорать, лишь бы разбить кокон, лишь бы вдохнуть. Но он не знал, что хуже: дать сотням пальцев задавить себя или принять ладонь Лео.

***

За первую ночь Бьянка узнала одно совершенно точно — Чезаре не лгал о криках во сне. Около трёх ночи она действительно услышала вопль: пронзительный, истошный, болезненный — словно его рвали на части. Ужасный звук заставил её подорваться и кинуться к кобуре с оружием на стуле, но крик затих.

Теперь ей показалось, что из комнаты Чезаре доносятся только всхлипы, но вновь упавшей на постель Бьянке уже не было до этого дела. Сальвиати предупреждал — значит, сам разберётся, хотя этот панический и беспомощный вопль до сих пор тревожным эхом звучал в ушах.

Ночное мимолётное событие заинтересовало её только утром, когда она спустилась в гостиную.

Чезаре не выглядел, как тот, кто всю ночь метался в кошмарах — бодрый, со свежим и гладким лицом, он отвлёкся от каких-то бумаг.

— Бьянка! Вам хорошо спалось? Доброе утро.

«Уж получше, чем тебе».

Бьянка смерила его пристальным взглядом, но не увидела ничего, что бы могло сигнализировать о дурном самочувствии.

— Хорошо, благодарю. Синьор, вы часто так?

Она решила не медлить. Чезаре либо крайне убедительно сыграл удивление, либо и правда не понял.

— Часто что?

— Кошмары, — Бьянка присела на кресло, чтобы не нависать над ним угнетающей скалой, — Вы обращались к психотерапевту? Принимаете препараты? Простите, если это кажется не моим делом, но ваше здоровье — часть моей работы. Психическое — в том числе.

Чезаре выглядел несерьёзным. Как бы Бьянка ни пыталась уловить неуверенность или беспокойство, ничего не получалось.

— Мне так приятно ваше беспокойство, но не стоит, — он успокаивающе коснулся её руки. Пальцы были холодными, — У меня просто очень напряжённый график, за эту неделю я ужасно устал. То, что стресс время от времени выходит так — противно, но вполне нормально. Но давайте о приятном! Сегодня как раз чудесный способ отвлечься, — хитро щурясь, Чезаре вытащил из чёрного клатча два золотых билета, — Студия, в которой я начинал свою карьеру, отмечает юбилей, и я просто не мог отказаться от приглашения.

Несмотря на то, что совместное посещение звёздной тусовки предполагала напряжённую работу для телохранителя, Бьянка не могла отрицать: это интересно. Чезаре продолжал жизнерадостное вещание, собирая бумаги в ровную тонкую стопку.

—У нас очень-очень насыщенный день. Сейчас поедем к моему знакомому модельеру. Если позавтракаем по дороге, ничего страшного?

— Нет, синьор.

Перед тем, как Сальвиати убрал документы в шкафчик, Бьянка успела увидеть пару слов: «фонд», «благотворительный», «защита».

А потом началась суета: завтрак в ресторанчике, визит к модельеру, визажист, парикмахер… Самым тяжёлым Бьянке показался именно процесс выбора одежды: большинство платьев предполагали открытые плечи и руки, которых она стыдилась. Этот стыд навязало общество: «огромная», «как мужчина», «ты красивая, но прячь недостатки»… А золотое коктейльное платье не имело рукавов — только тонкие лямки.

Высокая причёска, открывающая лоб, на которой остановил свой выбор стилист, тоже вызвала вопросы.

— У меня шрам и витилиго на лице. Разве не надо скрыть?

— Да кто обратит внимание на ваш дурацкий шрам и пятнышко! — Чезаре перебил её и небрежно отмахнулся, — Разве кому-то будет дело до этого, если у вас такие красивые глаза?

«Да что ты говоришь, гений, — Бьянка хотела бы мрачно ухмыльнуться, — Не тебя ж всё детство дразнили, что в куриный помёт лицом упал».

***

Звёздная вечеринка оказалась похожей на то, что Бьянка представляла: множество людей в блестящих платьях и наглаженных костюмах, фуршетные столики, золотые пузырьки шампанского в тонких бокалах. Приходилось прилагать усилие, чтобы ни на секунду не выпустить из поля зрения Чезаре, который считал своим долгом поговорить с каждым. Он мелькал меж гостями, не стесняясь ни глубокого выреза в красном платье на бедре, ни контраста с другими мужчинами. Пил шампанское, флиртовал и вёл себя так, словно родился среди этого шума, блёсток и элитного общества.

А Бьянке всё казалось чужеродным. Раньше пиком её ответственности была какая-нибудь условная Карен, которая устраивает шум из-за плохого соевого молока в супермаркете и истерично требует позвать менеджера. А сейчас от неё зависела чужая жизнь — хотя и Чезаре, и охрана на торжестве были убеждены в полном контроле и безопасности. Она чувствовала, как волнение подкатывает рассредоточенностью и потом на ладонях, но волноваться нельзя, это отвлекает от дела. А ещё работа имела свои нюансы: стоило держаться к объекту охраны довольна близко, но не нарушать дистанции, не создавать впечатление навязчивой скалы. Манеры и типаж не позволяли прикинуться простой гостьей и спутницей Чезаре — она не могла игриво хихикать, улыбаться и поддерживать светскую беседу, держа его под руку. Это бы сильнее мешало сосредоточиться на главном — охране и защите.

А ведь когда-то она хотела работать в полиции. Воспоминания из прошлого неприятно и колко ткнули в напряжённую спину.

***

Бьянка совсем молода — остался последний класс старшей школы. Она молодец, она старательная девочка: недавно победила в соревнованиях по кикбоксингу, обрадовала почти всех учителей высшими оценками, она полна ожиданий и надежд. Уже скоро, несмотря на сомнения матери и страхи отца, Бьянка поступит в полицейскую академию, чтобы приносить пользу, защищать людей, спасать тех, кто не может ответить обидчикам. Она — боевая, с детства давала сдачи, бесстрашно разбивала носы хулиганам, утирала слёзы тем, кто слабее.

Почему бы не пойти дальше, если ещё в семь лет привыкла спасать?

В тот Бьянка как раз шла домой после тренировки, когда её идеалы рухнули и перевернулись. А следом за ними — стремления и цели.

Позже она задавалась вопросами, почему именно так? Но именно в тот момент мыслей не было — была лишь перепуганная незнакомая девушка у мотоцикла и полицейский с её рюкзаком в руках.

— Я же не превышала скорость! Я только вышла из кафе, даже сесть не успела. И парковаться тут можно…

— И что? — он мазнул насмешливым взглядом по тонким ладоням, которые потянулись за сумкой, — Я и не штраф выписываю. Вдруг ты провозишь что-то нелегальное? Мой долг — убедиться. О, а это что у нас? — полицейский вытащил из рюкзака продолговатую коробку, — Я, конечно, знал, что девочки на байках заводные, но чтобы настолько? Могу оставить номерок, если захочешь чего-то большего, а не игрушек.

Бьянка видела лицо девушки — то, как она побледнела и застыла, едва не плача от страха и ступора.

— И чего ты такая грустная? Только не говори, что парень бросил, — мужчина хохотнул, — Ну ничего удивительного, если ты такая тихоня.

И в тот момент, когда он притянул её к себе, терпение Бьянки лопнуло. Мимо шли люди, кто-то остановился поглазеть, а она просто подлетела и прицельно, со всего размаха ударила полицейского в лицо. Нос под её кулаком очень приятно хрустнул.

— Езжай отсюда!

Бьянка почти кинула в руки девушки её рюкзак, и она не стала, спорить — уехала сразу. А вот Бьянке повезло не так сильно.

— Это что за чертовщина?! — второй полицейский, который вышел из машины неподалёку, больно заломил ей руку, — Нападаем на сотрудника? — вывернутую руку прошило болью, — Давай поближе познакомимся в участке.

Когда Бьянку заталкивали в полицейскую машину, над ней прозвучал ободряющий голос.

— Да не кисни, друг, мы номер байка запомнили. Может, найдём ещё…

После задержания о карьере полицейского можно было забыть.

***

— Подумать только, уже так поздно! Мы не должны пропустить фейерверки.

Незнакомый женский голос вырвал из недопустимой задумчивости. Чтобы сосредоточиться, хватило пары секунд. Взгляд скользнул по разноцветной толпе в поисках Чезаре, зацепился за чёрные кудри. Нет, не он — слишком высокий, и в костюме, хоть и красном.

Блёстки, блёстки, блёстки… О. Вот он. Пропажа обнаружилась возле официанта: Сальвиати допивал очередной бокал игристого вина, стоя слишком близко к кому-то из гостей, смеялся и строил глазки. Усталость смешалась с облегчением — и раздражением к самой себе. Нельзя спускать глаз с нанимателя.

Особенно сейчас, когда снаружи объявляют о фейерверках, и волна разодетой толпы вместе с официантами утягивает их прочь, на улицу, к фонтанам и сверкающему шоу в небе.

Первый залп. Кто-то смеётся, радостно кричит. Чезаре, как ребёнок, смотрит в небо широко распахнутыми от восторга глазами и хлопает в ладоши. Бьянка позволяет себе поднять голову: россыпь брызг сверкает на чёрном полотне неба. Золотые, фиолетовые, белые… Становится до неуместности легко, почти сентиментально. Один из хлопков кажется громче предыдущих, но никому нет до этого дела. Бьянке тоже.

«А всё-таки красиво. Это что, момент света за все эти чёртовы годы?».

И следом:

«Жаль, на телефон для мамы не заснять. Глупо буду выглядеть».

Последние вспышки растворились, как пузырьки в надолго оставленном бокале шампанского. Несмотря на болтовню, отчего-то стало тихо, будто каждый ловил момент.

А потом раздался истошный женский вопль.

Обернувшись на звук, через щели в толпе Бьянка заметила тело. Из кудрявого затылка, пачкая красный костюм и мощёную дорожку, вытекала кровь.

«Сука».

Новый взгляд в толпу. Среди испуганных и ошарашенных, ничего не понимающих лиц Бьянка заметила одно: женщина смотрела без страха и изумления, но в ней мимике любой бы прочитал раздражение: поджатые губы, сведённые брови и пальцы, зло скребущие кожаную сумочку. Толкнув кого-то плечом, она ускользнула прочь.

Времени на «подумать» не было, убийца мог находиться недалеко от них. Она нервно покосилась на Чезаре, снова оглянулась на труп. Красное. Кудри. Смугловатая кожа. Может, это и совпадение, но Бьянка не могла тратить ни секунды. К тому же, часть гостей уже неслась к воротам, и она решила поступить так же. Пришлось проявить бесцеремонность: схватить Чезаре за локоть и напролом потащить, прижимая ближе к себе — вряд ли у кого-то получится выстрелить, не задев сначала её.

— Бьянка, что происходит?! Куда мы? В чём дело?

Но его голос утонул в громком переплетении возбуждённых и испуганных голосов. Едва поспевая за Корги, он заозирался и заметил это.

Кровь на красном и чёрном.

Он почти запнулся, вцепился в Бьянку и нервно рассмеялся, пытаясь то ли добиться ответа, то ли успокоить самого себя.

— Это же совпадение, да? Он ведь просто перепил и упал, поранился, оттуда и кровь. Кто-нибудь вызвал врача? — и, спустя пару секунд молчания, судорожно выдохнул, — Его внешность… Это же совпадение, верно? Это меня не касается? Что я такое несу, он жив, конечно, жив, его сейчас спасут, надо только врача…

Никто ему не ответил. Он сел на заднее сиденье без сопротивления и возмущений, хотя Бьянка могла бы и быть помягче — по крайней мере, подставила руку, чтобы Чезаре не ударился головой. Хлопнула дверца, тихо зашумел мотор.

Когда скорость стала быстрее обычного, Чезаре не стал протестовать. Он вообще ничего не говорил, а в зеркало заднего вида Бьянка видела совершенно спокойное лицо, слишком спокойное и нормальное для того, на чьих глазах умер человек.

Что до Бьянки — она видела до этого и смерть, и кровь, слышала грохот огнестрела, ощущала свист пули под собственными ногами. Тогда было страшнее — никто не мог ожидать стрельбу в популярном ночном клубе. Она говорила на эту тему с психологом, потому что боялась своей реакции: слишком спокойная, отстранённая и равнодушная. Тот психолог её предупредил, что ужас может наступить позже.

Ужаса не было ни через неделю, ни через две, ни через месяц. Пришла злость и бешеное рвение выполнять свою работу намного лучше — ещё лучше, чем тогда, когда она пыталась эвакуировать людей, но полностью избежать жертв не получилось. В конце концов, её готовили именно к этому всё обучение.

Автомобиль остановился. Бьянка поглядывала на Чезаре, но тот не выказывал ни страха, ни беспокойства, только двигался как-то медленно, будто заторможенно — но это можно было списать не столько на шок, сколько на усталость и алкоголь.

— Вы в порядке?

Когда они были тет-а-тет, переходили на итальянский. Это правило сложилось ещё с первого вечера. Чезаре ответил подозрительно быстро.

— Конечно! Я в полном порядке, Бьянка, не надо так нервничать. Мы ведь уже почти дома, так? Сейчас дойдём и…

Хруст. Каблук, застрявший в щели между плитками на дорожке, сломался, нога в красной туфле подогнулась, но Бьянка успела предотвратить падение — поймала за пояс. И только тогда всё вскрылось: беспечный и весёлый Чезаре уткнулся в её плечо и истерически рассмеялся. Это было взрывом — так срывается доведённый до ручки человек, когда у него случается самая банальная мелочь, и чаша терпения переполняется. Чезаре трясло.

— Ты представляешь, огромный штат охраны, — он поднял лицо с какой-то неправильной, кривой улыбкой, — А тебя могут лишить жизни, как в какой-то грязной подворотне. Боги, ну хоть где-то может быть безопасно?! Почему везде насилие?

Бьянка не знала, как справляться с чужими истериками — собственные эмоции она научилась подавлять. Этого требовала работа: дашь слабину — и весь мужской коллектив до самого конца будет считать тебя слабой идиоткой. Чезаре, который просто фонтанировал чувствами сейчас, вызывал смешанные желания: стать хоть на каплю такой же и, одновременно с этим, ударить, лишь бы перестал, успокоился.

«Везде насилие? Да откуда у такого заласканного жизнью, как ты, эти мысли? В борделе тебя держали, что ли? Что ты можешь знать о боли?»

Глупые мысли: вспомнилось его облегчение в агентстве, когда он понял, что уедет домой не один. Вспомнились синяки на запястье, которые теперь прятались за широким золотым браслетом и слоем тонального крема.

— У вас есть предположения, кто мог это сделать?

Чезаре расхохотался снова.

— Ну давай посмотрим любую сводку новостей. С кем меня там заметили на этот раз? О, как много вариантов! Тебе все перечислить? За месяц, неделю? Может, тебя интересуют те, кому я уделил внимание сегодня?

Наверное, перешёл на «ты» из-за нервов. Бьянка сама понимала, что в таких случаях не до церемоний и всё же мозг работал слишком интенсивно, чтобы выполнить задачу. Не до эмоций — ни до своих, ни до чужих.

— Возьмите себя в руки, — Бьянка ничего не могла поделать с выработанным за годы учёбы и работы машинным голосом, — Пожалуйста, синьор Сальвиати, успокойтесь.

Он остановился и возмущённо дёрнул рукой, вырывая локоть из хватки, но ему пришлось самому уцепиться за её плечо, чтобы не упасть.

— Дай мне хоть несколько минут! — всхлипнув, Чезаре схватился за голову, — Хватит вести себя, как робот, Бьянка, твою мать! Там был труп, мы видели мёртвое тело. В крови! И, что ещё хуже, на его месте мог быть я, ты… Да кого угодно могли убить одним ничтожным выстрелом!

Равнодушное «Но вы же в порядке» едва не сорвалось с языка, но что-то заставило остановиться. Он почти задыхался, продолжал посмеиваться, но уже не говорил, а Бьянке приходилось почти тащить его на себе. Шёлковые кудри щекотали нос, быстрое дыхание ощущалось слишком близко. Она могла ощутить, как заполошно колотится сердце. Не её — чужое. И от этого было странно: отвращение, злость, раздражение исчезали. Вспоминалось, зачем она здесь, что делает. И что в её руках — живой человек. Уязвимый, слабый, иногда — невыносимый.

Но живой — это главное.

Уже в доме Чезаре сам скинул туфли и собрался в свою спальню, когда Бьянка тихо позвала.

— Подождите.

Он развернулся, глядя недоверчивым и напряжённым взглядом. Тогда Бьянка сделала шаг вперёд — настало время показать, зачем она с ним, у его плеча. Ведь ещё немного, и ей придётся спасать Чезаре от самого себя. Клиент нанял её? Нанял. Она — профи. Значит, ему нечего бояться

— Пока я тут, с вами ничего не случится, — она вытянулась по струнке и посмотрела иначе, чем обычно. Почти открыто, — Для этого вы меня и наняли. Я многого не знаю, но мы это исправим.

— Мы?

Так тихо, неуверенно. Почти с надеждой?

— Идите спать. Мы со всем разберёмся.

***

Когда посреди ночи Чезаре вновь подорвался с криком и судорожно нащупал кнопку торшера, он увидел на прикроватной тумбочке стакан мятной воды с мёдом.

Чувство изолированности и вечный ужас одиночества отступили. Хотя бы на ночь.