Проснувшись на следующее утро, Сонмин понял, что его жизнь уже не будет прежней. Он был абсолютно здоров, чудесным образом излечившись за одну ночь, но совершенно не помнил столичного доктора, о котором говорили его родители.

— Какой доктор может сотворить такое чудо за одну ночь? — спрашивал омега у своего отражения, расчесывая блестящие волосы, которые за несколько часов снова стали густыми и пышными. — И с каких пор врачей пускают на территорию общины?

Что-то не складывалось, но родители на его подозрения лишь просили быть благодарным судьбе, по воле которой в их городок занесло доктора, способного вылечить даже такой ужасный недуг. Сонмин вскоре смирился. И правда, какой толк возмущаться и сомневаться, если он, наконец-то, здоров, полон сил и может познавать мир вместе со сверстниками.

Через пару месяцев омега вернулся в школу. И жизнь завертелась, закрутилась в калейдоскопе ярких дней, наполненных открытиями и смехом. У подростка снова появились друзья, многие старые связи, прерванные из-за болезни, удалось восстановить. Особенно Сонмин радовался, что его прежний лучший друг Джунки снова был с ним. К семнадцати годам Минни и думать забыл про свое странное исцеление. Те горькие два года были в прошлом, и омега предпочитал их не вспоминать.

А потом Сонмин влюбился.

Семью Хван в общине не то чтобы недолюбливали, но особого уважения они не имели. Семья всё хотела отделиться, уехать в большой город, и даже работу супруги нашли за пределами общины. Единственный сын семьи, Хван Кангиль, с первого класса учился в Сеуле, проживая с дедушкой, лишь на каникулы возвращаясь в родной дом.

Сонмин, конечно же, был с ним знаком, как и со всеми в поселении, но никогда с альфой не разговаривал толком, да и видел редко. А тут, как раз за пару недель до семнадцатилетия омеги, Кангиль вернулся домой. Похорошевший, возмужавший, уже студент, он сразу привлек внимание многих омег. Впрочем, не все купились на привлекательную внешность, памятуя о славе семьи Хван. Репутация в общине значила многое, детей еретиков боги не благословляли. А кто захочет иметь в семье ребенка, не одаренного божьей милостью? Только идиоты вроде Хванов.

Омега в тот день возвращался домой в компании друзей с местного рынка, где выбирал ленты для наряда к дню рождения, когда увидел его, сидящего на скамейке под дубом, что рос у небольшого одноэтажного дома Хванов. Высокий, широкоплечий, с россыпью родинок на лице, сложившихся в причудливый завиток на правой щеке, и темными короткими волосами. Их взгляды встретились на мгновение, и омега поспешил отвернуться, краснея и замечая в последний момент мягкую улыбку на лице парня.

С того дня все мысли Сонмина были сосредоточены на приподнятых уголках губ и взгляде альфы, направленном на него. Не было утра, чтобы он не проснулся с мыслью о нем. Не было вечера, чтобы, ложась в постель и закрывая глаза, он не фантазировал об их будущем, проигрывая в голове их свидания, свадьбу и даже детей. Потом же сам хихикал в подушку от своей глупости, а при встрече со своей первой влюбленностью опускал глаза и краснел, вспоминая, о чем мечтал в темноте своей спальни.

Но Кангиль никаких попыток заговорить с омегой не предпринимал, лишь смотрел издалека, и Сонмин огорченно думал, что у того наверняка в городе уже есть омега. Куда ему, парнишке из захолустья, до столичных? Может, альфа и вовсе не на него смотрел, просто Минни принимает желаемое за действительность? От таких мыслей становилось грустно.

Первая влюбленность Сонмина была безумно сладкой. И настолько же горькой.

• • ✦ • •

В день рождения омеги вся немногочисленная молодежь общины собралась на берегу реки. Расстелив простыни на поляне, разложили нехитрую еду и развели костры, на которых альфы поджаривали кусочки хлеба, мяса и овощей. Кто-то играл на гитаре простую мелодию, собирая вокруг себя небольшой кружок ребят, наперебой просивших сыграть им любимую песню. Кто-то, разбившись по два-три человека, вели тихую беседу.

Сонмин стоял, окруженный своими друзьями-омегами, которые осматривали его новую, сшитую Юнсо, рубашку, по горловине которой расползся вышитый чертополох. Омеги щупали ленты-завязки на рукавах и перламутровые пуговицы, привезенные отцом давным-давно в одну из поездок к океану, водили пальчиками по стежкам аккуратной ручной вышивки. Сонмин купался во внимании, застенчиво наматывая на палец черный локон, улыбался и благодарил всех, кто подходил его поздравить.

Кангиль тоже подошел к нему и, чуть коснувшись его локтя, спросил, могут ли они поговорить наедине. Зардевшийся омега робко кивнул, смущаясь еще больше от смешков и улюлюканья других ребят, и послушно пошел за альфой вдоль реки, которую наполовину скрывшееся за горизонтом солнце превратило в огненный поток. Они шли молча довольно долго, пока последняя из компаний не стала лишь маленькой точкой вдали, но Сонмин не чувствовал страха. Что-то внутри него говорило, что Кангиль вреда ему не причинит.

Совершенно внезапно альфа остановился у раскидистой старой ивы, ловко взобрался на нее и спрыгнул рядом с омегой уже с сумкой.

— Что это? — с любопытством спросил Сонмин, нарушая тишину.

— А, это, — Кангиль вдруг смутился, почесал затылок и принялся копаться в этой сумке. — Тут подарок для тебя. И… венок. Если примешь. Но я бы очень хотел, чтобы ты его принял.

Сонмин спрятал горящее лицо в ладонях, едва сдерживая счастливый писк. Кангиль предложил ему символ ухаживания в их общине. Когда альфа хотел ухаживать за омегой, он дарил ему венок, сплетенный своими руками. И какой дурак назвал Кангиля еретиком? Никто из их сверстников уже не придерживался этого обычая, а тут альфа, почти чужак для них, следует традиции, заставляя сердце омеги трепетать от счастья.

— С днем рождения, Минни, — произнес Кангиль, протягивая омеге браслет из круглых бусин лунного камня с серебристыми подвесками в виде солнца, луны и цветка лотоса, которые тихо звенели при каждом движении.

— Наденешь? — почти прошептал Сонмин, с трудом совладав с голосом, и протянул левую руку альфе. Тот с улыбкой кивнул, расстегнул замочек, аккуратно обвил браслетом тонкое запястье, едва касаясь горячими пальцами мягкой кожи, и застегнул. — Красиво, — омега вытянул руку, любуясь на подарок. — Спасибо, Кангиль.

Они смущенно замолчали. Сонмин рассматривал браслет, поигрывая подвесками, и не знал, как сказать, что и венок от него он примет с радостью. А вдруг ему вообще это послышалось? Или, посмотрев на него вблизи, Кангиль решил, что издалека омега выглядел лучше, и передумал ухаживать за ним? От невеселых мыслей его отвлекло копошение со стороны альфы.

— Ты примешь мой венок? — спрашивает тот, доставая из сумки вязь из диких ромашек и полевых мелких цветов. Венок немного замялся и чуть пожух, видимо, Кангиль его сделал еще утром, но все равно выглядел удивительно аккуратно. А для Сонмина это и вовсе самый красивый венок из всех возможных.

— Приму, — отвечает он без колебаний. И, хоть очень смущается, смотрит прямо в темные глаза альфы и благодаря этому видит, как плечи парня опускаются, стоит напряжению, порожденному неизвестностью, покинуть его тело. — Он очень красивый.

— Нет, это ты красивый, — с улыбкой отвечает парень, мягко укладывает на голову Сонмина венок и поправляет локон, упавший на лицо омеги.

• • ✦ • •

Сонмин юн и влюблен, а потому счастлив.

Кангиль осенью возвращается в город, потому что начинаются занятия, и омеге совершенно недостаточно этих полутора месяцев, что они вместе. Он еще не наговорился, не нагулялся, недостаточно держал его за руку, слишком мало целовал. Сонмин расстроен, хоть и пытается скрыть это, потому что всё прекрасно понимает, потому что его капризы менее важны, чем будущее альфы. Он пытается совладать с глупой ревностью и неуверенностью в себе, затыкает противный внутренний голосок, который вечерами нашептывает, что Кангиль обязательно найдет кого-то лучше него и в следующий раз вернется в общину с другим омегой, а над надеждами Сонмина лишь посмеется.

В последний день перед отъездом Кангиль привычно заходит за Сонмином днем, здоровается с его родителями, отказывается от предложенного чая и фруктов и, взяв омегу за руку, ведет к реке.

— Я кое-что дам тебе, — говорит он, когда они уходят достаточно далеко, чтобы их не могли услышать. — Но пообещай, что никому не скажешь, хорошо? Иначе эти фанатики тебя на костре сожгут.

— Не говори так. Среди этих фанатиков и наши родители, — устало отвечает Сонмин. Он прекрасно осведомлен об отношении своего альфы к общине и ее жителям, но все никак не примет до конца его неприязнь, как свою, хоть и видит в ней здравое зерно.

— Просто пообещай. Я не хочу, чтобы твоя жизнь стала сложнее прежде, чем смогу забрать тебя отсюда.

— Забрать меня? Не рановато ли ты думаешь об этом? — усмехается омега, хотя на душе становится тепло от мысли, что Кангиль думал об их совместном будущем настолько серьезно. Вмиг вся ревность испаряется, будто и не было ее никогда.

— Я выбрал тебя, и это не изменится, — отвечает альфа серьезно, поворачивается к Сонмину и берет его за плечи. — Пообещай мне.

— Хорошо, обещаю, — вздыхает тот, не понимая, что же такого важного хочет дать ему Кангиль, что община от него может отвернуться.

— Идем, — парень ведет их под иву, под которой подарил Сонмину венок, достает из рюкзака одеяло, расстилает его под деревом, садится на него и утягивает за собой омегу. А потом протягивает ему телефон. Сонмин сразу понимает, что это — он больше месяца слушал рассказы Кангиля об электронике и бытовой технике, которую в общине не признавали и запрещали. — Я научу тебя им пользоваться, и мы будем общаться, пока я в Сеуле. И теперь я постараюсь приезжать на каждые каникулы. Год быстро пролетит, мой хороший. Поэтому не грусти, ладно?

Сонмин кивает, ластится к руке своего альфы и смотрит на тонкий кусок металла и пластика с маленькими кнопками. Какая разница, если он нарушит пару правил общины, если это поможет ему общаться с Кангилем хоть каждый день?

— И как эта штука работает? — спрашивает омега и устраивается поудобнее, приготовившись слушать.

• • ✦ • •

— Не рано ли для свадьбы? — спрашивает Джунки тем летом, когда слух о помолвке Кангиля и Сонмина всколыхнул общину. — Тебе всего девятнадцать, вдруг через год вы с Кангилем разбежитесь, и что тогда?

— Мы никогда не разбежимся, что ты такое говоришь? — возмущается омега, разглаживая незаконченную вышивку на коленях, смотрит на нее пару секунд, а потом убирает ее, нитки и иглу в корзинку. — Даже родители согласны, что нам суждено быть вместе.

— Вы прекрасная пара, не спорю, но ты ослеплен чувствами и даже не знаешь, какой он в быту! Вы ведь общались только на каникулах. Это сколько? Из двух лет всего полгода?

— Послушай, Джунки, — Сонмин садится рядом с озабоченным другом и берет его руки в свои. — Мы пока хотели оставить это в секрете, но ты мой лучший друг, и я не могу от тебя это скрывать… — Омега улыбается и укладывает миниатюрную ладошку на живот. — Мы с Кангилем никогда не расстанемся. Мы ждём малыша.

— Что? О боже! Как давно? — Джунки подскакивает на ноги и прикладывает руки ко рту.

— Три месяца, — Сонмин натянул свободную рубашку так, чтобы подчеркнуть маленькую округлость. Он улыбается, чувствуя ладони друга на своем животе. — Родители Кангиля купили нам дом на границе общины, но снаружи…

— Родители Кангиля — еретики, — вдруг хмурится Джунки, отдергивая руки. — Ты же знаешь, что они ненавидят общину и всеми силами пытаются отдалиться. А теперь и ты, Сонмин, становишься таким! Кангиль хороший альфа, но кровь у него дурная, бунтарская. Боги никогда не благословят вашего ребенка.

— Прошу тебя, перестань! Мне не нравится, когда ты становишься таким…

— Каким? Ну же, скажи, каким? — сверлит омегу безумным взглядом Джунки.

— Помешанным, — тихо отвечает Сонмин и молча принимает пощечину от теперь уже бывшего друга.

На следующий день вся община гудит, как улей, обсуждая беременность Сонмина. Куда бы омега ни пошел, всюду за ним следовали шепотки в спину:

— Какой позор, до брака…

— А казался таким хорошим мальчиком…

— Вот до чего доводят сделки с демонами!

— Не слушай их, — Кангиль приобнимает омегу, будто защищая от толпы сплетников, и ведёт к дому родителей. — Они все лжецы и безумцы. И виноват только я…

— Не надо, — перебивает его Сонмин. — Наш ребенок — чудо, а не грех и чья-то вина.

— Я поговорю с родителями насчёт дома. Если захочешь, сможем переехать, если ремонт закончен.

— Хочу! Очень хочу! — омега, позабыв про злые взгляды и слова, подпрыгивает на месте и хлопает в ладоши. Кангиль оставляет поцелуй на темной макушке и обнимает прямо посреди улицы. Уже плевать, кто и что о них скажет.

— Я тебе обещаю, Минни, ты и наш малыш не будете жить в этой общине. Дом, который нам подарят родители, на время. Я постараюсь увезти нас как можно дальше отсюда, чтобы они оставили нас в покое.

— А как же родители?

— Если получится, перевезем и их. Но в первую очередь мы должны думать о Хёнджине, любовь моя.

— Все-таки Хёнджин, да? — впервые за день улыбается омега. — Решил мне уступить? Или это временно, чтобы поднять мне настроение, а потом опять будешь настаивать на Арыме?

— Нет, ты прав. Хёнджин звучит намного лучше, — альфа улыбается в ответ и оставляет поцелуй на маленькой ладошке возлюбленного.

• • ✦ • •

Тяжелые будни новоиспеченных родителей были не единственным испытанием молодой семьи. Общинные все пытались им как-нибудь насолить: то дохлую крысу под дверь подкинут, то всю ночь волком воют под окнами, а стоило Кангилю выйти — разбегались с идиотским смехом.

Сонмину редко удавалось выспаться еще и из-за капризного малыша Хёнджина, который отказывался спать дольше двадцати минут. Кангиль разрывался между помощью супругу и работой. Приходилось тяжело, но все же, несмотря на все трудности, пара была счастлива. Они любили друг друга, у них был замечательный малыш и поддерживающие родители. И это уже намного больше, чем многие имеют.

Когда Джинни исполнилось три, дедушка Кангиля скончался после долгой болезни, оставив маленькую квартиру своему внуку. Альфа и омега тогда приняли решение переехать в город, подальше от общины, как они и мечтали. Сонмину было тяжело оставлять родителей, но и жить так он больше не мог и не хотел. Дело уже было не в них, а в их ребенке, который заслужил расти и взрослеть в здоровой обстановке, без постоянных нападок и издевательств фанатиков. Чем больше времени проходило, тем больше омега понимал своего супруга и сам понемногу начинал ненавидеть общину, в которой родился и вырос.

С надеждой на лучшее будущее молодая семья собрала вещи, продала дом и отправилась в большой город. Примерно через полгода Сонмина начали мучить кошмары: желтые глаза в темноте, фигура, появляющаяся из тумана и зовущая за собой. Витые рога на темных волосах, шрам на лице, звериный оскал.

— Если не пойдешь со мной, я заберу твоего малыша, — демон вальяжно расположился на краю супружеской постели и перебирал локоны омеги, который не мог ни пошевелиться, ни заговорить, только беспомощно наблюдать, как желтые глаза смотрят на Джинни, снова пробравшегося в кровать родителей среди ночи. Омежке уже пять, а кошмары Сонмина перестали существовать лишь во сне и пробрались в явь. Стоило Кангилю покинуть постель, как появлялся он и изводил, доводил до паники. — Какой он у тебя сладкий вышел — так и хочется съесть! — Сонмин в ужасе слушал веселый хохот демона. — Твои родители обманули меня… Но я не расстраиваюсь. Твой сын будет достойной платой.

— НЕТ-НЕТ-НЕТ!!! — кричал омега, но только у себя в голове. Демон по глазам его крики читал и смеялся-смеялся-смеялся… Этот смех потом неделями в ушах Сонмина звучал, заглушая голоса родных.

Кангиль думал, что его супруг, угасавший на глазах, болен. Но каждый разговор о поездке в больницу на обследование был встречен внезапной яростью обычно тихого и ласкового омеги.

— Ты считаешь меня сумасшедшим? Ну чего молчишь?! Я что, похож на психа?! Я в своем уме, понял?! — топал Сонмин ногой, трепал и без того взъерошенные волосы, чесал руки до крови.

Альфа чувствовал вину за то, что его просто не хватало.

Он просыпался в пять утра и шел готовить завтрак, быстро принимал душ, будил сынишку, кормил и вез его в детский сад. Потом десятичасовая смена в офисе, детский сад, приготовление ужина. А еще нужно уложить Хёнджина спать, потому что Сонмин совсем порой выпадал из реальности и целыми днями только и делал, что писал что-то в тетради. Поэтому Кангиль по вечерам заботился еще и о нем — едва ли не насильно заставлял поесть, набирал ему ванну, мыл голову, нежно тер мягкой мочалкой, сушил, одевал, укладывал спать, оставив легкий поцелуй на губах.

Он приглашал к ним родителей омеги в надежде, что те смогут уговорить Сонмина пройти обследование. Отправил его самого в общину, полагая, что свежий воздух и более медленный темп жизни пойдут ему на пользу, но тот позвонил рано утром следующего дня и попросил забрать его оттуда, едва ли не задыхаясь от истерики и все время спрашивая, где Хёнджин и все ли с ним в порядке.

Кангиль честно признавал, что он бессилен, что всё, что можно было сделать, не принуждая Сонмина, он уже сделал. Поэтому он поехал в клинику проконсультироваться с психотерапевтом и после долгой беседы принял решение. Пусть Сонмин его возненавидит, но будет здоров.

В тот день, когда он собирался предать доверие своего омеги и обманом отвезти на лечение, утро для семьи Хван наступило в 4:10 утра, когда в дверь начали, не переставая, стучать, пока Кангиль не открыл ее, сонно потирая глаза и задаваясь вопросом, почему Сонмина нет в постели. За дверью оказался мужчина в полицейской форме, и у альфы все внутри оборвалось — ему еще ничего не сказали, а он уже понял.

Не уследил. Не сберег.

• • ✦ • •

Восьмилетний Хёнджин с трудом открыл глаза и посмотрел на осунувшееся, но все еще такое красивое лицо своего папы.

— Уже утро? — невнятно спросил омежка, потирая глаза точь-в-точь как отец.

— Нет, солнышко, спи, — Сонмин, шмыгнув носом, провел рукой по волосам сына и поцеловал его в лоб, зажмурившись. Маленькая мелочь, схожесть двух самых любимых людей резанула по измученному сердцу тупым ножом, раздирая в клочья. — Просто папе нужно уйти, и я пришел попрощаться.

— Уйти? Куда? — сон как рукой сняло. Джинни скинул одеяло и сел в кровати, опустив ноги на ледяной пол.

— Просто знай, что я люблю и тебя, и папу, хорошо? Но так надо, — Сонмин прижал омежку к себе, снова поцеловал и быстро вышел из комнаты ребенка туда, где ждал, ухмыляясь, его собственный кошмар последних лет.

Джинни не сразу, но побежал следом, на цыпочках, чтобы не разбудить отца. Он остановился у раздвижной двери балкона как раз в тот момент, когда Сонмин сделал шаг в пустоту. Хёнджин, не до конца осознавая случившееся, медленно подошел к ограждению и посмотрел вниз. В темноте был различим лишь кремовый кардиган Сонмина, заляпанный темными пятнами.

И даже когда в их дверь постучал полицейский, Джинни продолжал смотреть вниз, где в предрассветном мареве постепенно вырисовывался масштаб трагедии восьмилетнего омеги.