— Меня зовут Кристофер.

Хёнджин тысячу раз перечитывал эту строчку, выведенную неуверенным, чуть дрожащим почерком папы, и каждый раз в недоумении хмурился, закусывая губу. В книгах и фильмах, которые довелось прочитать или посмотреть юному омеге, демоны всегда носили имена странные, величественные даже, отдающие древностью. А тут «Кристофер», смешно даже.

Но ведь это написал его папа. Его родной и любимый человечек, который всегда будто чего-то боялся. Прижимал Хёнджина крепко, заходил в его комнату по несколько раз за ночь. Бывали дни, когда ни на шаг не отходил. Разве были у Джинни причины не верить ему, даже если то, во что предстояло поверить, было очень странным, нелогичным, безумным даже?

— Я дома! — крик отца разнесся по маленькой квартире, и Хёнджин подпрыгнул, а потом судорожно спрятал помятые тетради под матрас и выбежал из комнаты.

Он отцу ничего не говорил. Тот и так разрывается. У Кангиля не было времени даже толком оплакать любимого супруга — он через пару дней после похорон вышел на работу и больше не останавливался. Будни — для работы, выходные — для сына. Для себя и своих чувств у альфы времени не было. Хёнджин, став старше, начал это не просто понимать, а очень остро чувствовать душевную боль отца. Его родители не были истинными, но Кангиль переживал эту потерю так, будто они были предначертаны друг другу. Боль и пустота до конца дней останутся с ним. И пусть прошло уже семь лет с того ужасного дня, альфа и помыслить не мог о новых отношениях.

— Привет, пап! Будешь ужинать? — Хёнджин старался звучать непринужденно, скрывал взволнованность за суетной занятостью. Гремел кастрюльками и тарелками, крутился на маленькой кухне, спрашивал у отца, как день прошел.

Хёнджину пятнадцать, и день его личной трагедии почти затерся в памяти из-за шока. Всё, что у него осталось от папы, помимо редких фото и вышитых цветов на одежде, — его дневники, которые он начал вести, когда молодая семья Хван переехала в Сеул. Джинни нашел их совершенно случайно под своей кроватью, куда их, видимо, положил Сонмин прежде, чем «уйти», но прочитать их решился лишь недавно.

Сначала относился ко всему написанному скептически. Хёнджин знал, что его папа был нездоров, и что именно болезнь заставила его шагнуть в пустоту с балкона десятого этажа. Но чем дальше он читал, тем больше проникался написанным. В конце концов, мир неизведан до конца, и разве можно со стопроцентной уверенностью сказать, что сверхъестественного не существует? Хёнджину папа даже в самые плохие времена не казался сумасшедшим. А что, если он и правда не был болен? Что, если рядом с ними всегда был кто-то еще, кого никто, кроме несчастного Сонмина, не видел? Такие мысли все чаще появлялись в голове подростка, чем больше он впитывал в себя сумбурные строчки.

— Ммм, — Кангиль пережевывает свинину и довольно жмурится. — Ты у меня уже совсем большой, так вкусно готовишь! Мне придется нанять для тебя охрану, чтобы отгоняли от тебя толпы альф.

— Скажешь тоже, — смущенно фыркает омега и прячет глаза. Ни к чему отцу знать, что в школе у него всё не так уж и гладко. Друзей нет, с парнями всё еще сложнее.

После случившегося Кангиль принял решение о переезде. Только вот в новом районе Хёнджин совсем не прижился и прочувствовал на себе, насколько жестокими могут быть дети. Он каждый день заставлял себя идти в школу и быть сильным. Ради отца. Переступал через страх перед новым днем, через стыд за свою слабость, и шел вперед, поднимался по ненавистным ступеням, вцепившись в лямки рюкзака тонкими пальцами до побелевших костяшек, в нижнюю губу — зубами до капелек крови.

Учеба давалась ему легко, Хёнджин всегда был умным мальчиком, но постоянные похвалы от преподавателей только ухудшали ситуацию с одноклассниками. Омега знал и привык уже, что на его чаше весов либо успеваемость в школе и, соответственно, его будущее, либо спокойные дни. Джинни чаще выбирал первое, потому что смотреть, как отец гробит себя на работе, сил уже никаких не было.

Он мечтал отучиться, получить образование в сфере бизнеса, заработать кучу денег и купить отцу домик на берегу озера. И чтобы ему больше никогда не нужно было работать и можно было бы начать жить. Снова.

Так что парень прячет глаза, отшучивается на похвалу родителя и запихивает в рот побольше риса с овощами, чтобы не начать позорно жаловаться на своих одноклассников. Потому что, конечно, хочется. Хочется, чтобы кто-нибудь выслушал, понял, защитил. Потому что Хёнджин все еще ребенок, даже если его взгляд уже давно не по годам взрослый, потерявший блеск и озорство юности.

В конце недели это снова происходит.

Китэ, возомнивший себя самым красивым омегой, с первого дня невзлюбил Джинни и вечно задирал, иногда довольно жестоко. Загонял в угол вместе со своей свитой, в лучшие дни просто оскорблял и насмехался, дергал за одежду. В худшие мог больно дернуть за волосы или дать слабую, но оттого более унизительную пощечину. Хуже, когда к спектаклю самоутверждения одного омеги присоединяются альфы. Потому что слушать, какой он никчемный, некрасивый и никому не нужный, Хёнджину намного легче, чем ловить в свой адрес отвратительные пошлые намеки.

В этот раз день проходит удивительно спокойно, но мерзкие смешки Китэ за спиной не дают расслабиться. Он всё время в напряжении, всегда наизготовку, всегда в ожидании нападения. А после занятий не может найти свою куртку и спустя час бесплодных попыток трет глаза, не позволяя себе расплакаться, и решает идти домой так — в одной толстовке. Ну и что, что на улице ранняя весна и ледяной ветер пробирает до костей? До дома рукой подать. И лучше пробежать по холоду в одной кофте пару остановок, чем позвонить отцу и признать существующую проблему. Куртку он не найдет, понимает это прекрасно. А если и найдет, то в таком состоянии, что лучше уж совсем без нее. Он тешит себя надеждой, что отец не заметит пропажи, а сам омега пока доходит сезон в старой, хоть рукава и стали коротки.

К тому моменту, когда Джинни выходит за дверь школы, она почти пуста. С горечью понимает, что ребята давно разошлись и сейчас наверняка сидят в теплых домах и насмехаются над ним. Он потирает руки, сжавшись от порыва ветра, пробравшегося под толстовку, обнимает себя и становится на первую ступеньку.

На него обрушивается поток холодной воды.

Одежда моментально промокает и прилипает к телу, в рюкзаке наверняка теперь мокрые тетради. Джинни замирает, ловит ртом воздух, а вдохнуть не может. Он силится понять, что только что произошло, когда слышит сверху издевательский смех и, развернувшись, поднимает дрожащую голову, чтобы увидеть радостные лица своих постоянных обидчиков. Китэ машет ему из окна второго этажа пустым ведром и разражается очередным приступом отвратительного смеха.

Хёнджин стискивает зубы, выпрямляет спину, хоть и хочется сжаться в плотный комочек, чтобы хоть немного согреться, отворачивается и ровным шагом идёт в сторону дома. Он не доставит своим обидчикам удовольствия видеть его сломленным. О, нет. Скорее они сами покинут эту школу, чем он. Скорее Джинни увидит их слёзы, чем они его. Он сжимает окоченевшие руки в кулаки и едва не срывается на бег.

Хёнджин не знает, как он дошел до дома. Не помнит.

Он принимает горячий душ, но дрожь не проходит. Зубы стучат друг об друга и об ложку, когда он насильно проталкивает в себя еду. Он выпивает таблетку аспирина, потому что голова начинает нестерпимо болеть, будто кто-то изнутри давит на черепную коробку, перед глазами мелькают мушки.

Пальцы до сих пор не вернули полную чувствительность, а Джинни упрямо пытается сделать уроки, но его знобит всё сильнее, и перед глазами всё плывет так, что слов не разобрать. Он ложится в постель и заводит будильник на восемь вечера, чтобы к возвращению отца с работы сварить хотя бы рамен.

•• ✦ ••

Джинни болтает ногами, сидя на парапете крыши их дома, и смотрит на звёздное небо. Ему жарко и душно, несмотря на свежий ветер. Тонкая футболка прилипла к потной спине. Отвратительно, но нет сил что-то с этим сделать.

Когда рядом кто-то садится, омега не видит и не слышит. Скорее чувствует чужое присутствие и лишь потом видит мощные бедра, затянутые в черную кожу, рядом со своими, тощими и бледными, скрытыми домашними заношенными серыми шортами. Он поворачивает голову и видит парня лет двадцати пяти. У него шрам, пересекающий правый глаз, неестественно-желтые глаза и чудовищно красивая улыбка. Чудовищно, потому что с клыками. Красивая, потому что ямочки на щеках. Волосы черные, но местами словно отливают красным. А еще у незнакомца есть рога. Закрученные, мощные, наверняка тяжелые. Хотя такой ли уж он незнакомец, если именно так Джинни и представлял Кристофера из дневников своего папы?

Хёнджину почему-то совсем не страшно. Незнакомец (Кристофер) молча протягивает омеге руку, сжатую в кулак, и разжимает пальцы. На когтистой ладони лежит цветок, который омега совсем недавно видел в интернете и влюбился с первого взгляда. Красная камелия Миддлмиста. Во всем мире есть только два таких растения — в Новой Зеландии и Великобритании, и Джинни тщательно записывал в своем списке дел на эту жизнь: обязательно посмотреть на эту редкость вживую.

Затаив дыхание, омега протягивает руку и едва касается тонких розовых лепестков.

— Возьми, — настаивает демон. Голос у него приятный, отмечает Джинни про себя, бережно принимая цветок. — Ты знаешь, я могу наказать всех, кто тебя обижает? Хочешь?

Омега смотрит в желтые глаза, в которых непонятное подростку тепло, и кивает.

— Словами, … Хёнджин! — голос «Кристофера» будто ломается, на имени омеги становясь громче.

— Хочу, — шепчет омега. Перед глазами все плывет, и лишь довольная клыкастая улыбка отпечатывается на сетчатке, не желая исчезать. Хёнджина дергает в сторону, и цветок камелии выпадает из руки и медленно летит вниз.

«Как папа когда-то», — отрешенно думает омега, прежде чем крупно вздрогнуть и открыть глаза.

— Хёнджин! — испуганное лицо Кангиля — первое, что видит омега. — Хёнджин! Слава богу, ты очнулся! Врач уже едет, потерпи немного, солнышко…

— Ч-что?

— Почему ты не позвонил мне? Ты весь горишь, Джинни… Боже, детка, я так испугался…

Альфа дрожащими руками укладывает на лоб сына лед, завернутый в полотенце. У него сердце на секунду остановилось, когда обнаружил Джинни, умирающего от жара, едва дышащего. Если бы он немного задержался на работе или застрял в пробке… Кангиль даже думать об этом не хотел.

Скорая приехала в течение двадцати минут, за которые мужчина едва не сошел с ума. Доктор сделал Хёнджину укол жаропонижающей смеси и заявил, что необходима госпитализация.

Все это время Джинни плавал между сном и явью, пребывая везде и одновременно нигде. Он видел бродившего за спиной отца Кристофера. Тот рассматривал фотографии, приколотые на пробковую доску над столом, листал книги и тетради, сунул любопытный нос в маленькую шкатулку с украшениями, ощупал пальцами вышитую сирень на манжетах рубашки Сонмина, которую Джинни носил дома. Потом демон встал вплотную к отцу и взглянул в лицо омеги.

Хёнджин даже не почувствовал укол, он и тело свое почти не чувствовал, кроме болей в коленях, которые будто судорогой сводило, но не мышцы, а кости.

И последним, что омега увидел в тот день, были желтые глаза и когтистая ладонь, которой ему помахали на прощание.

•• ✦ ••

Джинни решил, что его сон — всего лишь бред, спровоцированный высокой температурой.

Он застрял в больнице с тяжелой формой пневмонии почти на полтора месяца. За окном опостылевшей палаты вовсю зацветал май.

Один из одноклассников, Сынмин, зашуганный всё той же компашкой Китэ, приносил ему раз в неделю задания по настоятельной просьбе их классного руководителя, чтобы Джинни не слишком отстал от других. От него же омега узнал, что на следующий день после того, как они жестоко пошутили над ним, компания Китэ отправилась на вечеринку к какому-то студенту, а потом ночью катались на машинах пьяными и попали в серьезную аварию. Один из приятелей Китэ скончался в больнице, а он сам лежал со сломанной шейкой бедра на другом этаже той же больнице, в которой был Хёнджин.

— Китэ был за рулем. Он так просто не отделается, — тихо сказал Ким, складывая из конфетного фантика самолетик, который на практике не смог пролететь даже самую малость и сразу упал под ноги парня.

Когда за Сынмином закрылась дверь, Джинни поднял с пола его бесполезный плод трудов.

И улыбнулся.

•• ✦ ••

— Это ягода такая?

— Ты же читал про нее в интернете.

— О, так вот что это… Просто в кожуре выглядело иначе. Более…

— Волосатым?

— Точно!

Джинни заливается веселым смехом.

Чертовски странно, что демон понимает его лучше, чем люди. С полуслова. С полувзгляда. С полумысли. Омеге достаточно чего-то захотеть, и Кристофер обязательно принесет ему это — будь то экзотическая ягода или поражение его мучителей.

Китэ исключили из школы, и Хёнджину стало легче дышать. У него будто новая жизнь началась, где с ним хорошо общаются одноклассники, и даже появился кто-то близкий к другу. Тот самый Сынмин, а еще есть Феликс. Он вроде и дива самовлюбленная, но в то же время хороший парень. Просто его будто два: один — милашка, второй — высокомерный засранец. Хёнджин не против. Его теперь тоже два.

Но лучше всего — это сны, хотя в их реальности Джинни почти уверен, просыпаясь каждое утро с привкусом заморских фруктов на языке, которых в реальности никогда не пробовал, и запачканными в пыльце редких цветов пальцами.

Они разговаривают обо всем. Джинни не переживает, что Кристофер может кому-нибудь растрепать его секреты или неправильно поймет. Крис его принимает. Поэтому и омега принимает его.

Демон каждую ночь приносит ему диковинные цветы и блюда, создает из воздуха музыку, которую Джинни никогда не слышал, и они танцуют на крыше четырехэтажного дома под звездами.

Хёнджин, ожидаемо, влюблен.

Он празднует свой шестнадцатый день рождения сначала с друзьями после школы в кафе — с пирожными и бабл ти, потом с отцом и маленьким, но вкусным тортом. Но стоит омеге лечь в постель и закрыть глаза, как он переносится на крышу, где, как и всегда, его ждет жутковатый, но только на первый взгляд, демон.

Под утро Джинни сидит, опустив голову на плечо Кристофера, и играет кончиками пальцев с лепестками розовой гортензии, огорчаясь, что не сможет взять их с собой, чтобы поставить в вазу и любоваться ими еще много-много дней.

Кристофер дарит ему палочку горного хрусталя, в котором, как в призме, преломляется свет и отбрасывает разноцветные блики.

— Повесь на окно. Будет красиво.

Хёнджин кивает, но знает, что сделать этого не сможет. Прозрачный кусок камня существует лишь здесь.

Каково же удивление омеги, когда, проснувшись, он чувствует, что в ладони что-то зажато, и видит тот самый хрусталь, а на столе, среди разбросанных тетрадей и ручек, стоит ваза с розовой гортензией.

Джинни утыкается лицом в подушку и счастливо пищит. Хрусталь отправляется к бусам, развешанным по раме окна. Чтобы было красиво.

•• ✦ ••

В день, когда Хёнджину исполняется семнадцать, он не идет с друзьями в кафе, едва выдерживает ужин с отцом. Он их любит, правда, и очень благодарен за подарки и вообще за их существование в его жизни, но сердце стремится туда, куда никто, кроме него, попасть не может.

Он бросается на шею Кристофера, едва крыша обретает четкие очертания, и долго не может отлипнуть. Вдыхает запах дыма и пороха, огня и войны — именно так пахнет его личный демон.

— Мне сегодня семнадцать, — серьезно говорит Хёнджин, расправившись со своей порцией султанского золотого торта, доставленного Кристофером прямиком из стамбульского отеля Ciragan Palace. Хёнджин совсем недавно о таком услышал от Феликса, чьи состоятельные родители отдыхали вместе с ним в Турции, и в списке дел на жизнь появился еще один пункт, который сегодня можно будет вычеркнуть. — Ты обещал исполнить любое мое желание.

— Я помню, — спокойно отзывается демон, балансируя на одной ноге на парапете. Для него это всего лишь баловство, но у Джинни каждый раз сердце замирает, стоит Кристоферу качнуться в сторону пустоты. — И что ты хочешь?

Омега смущенно отводит взгляд, но потом злится на самого себя за нерешительность. Несколько месяцев сомнений пройдены, не может же он в последний момент пойти на попятную? Это же Кристофер. Тот, кто его принимает любым.

Хёнджин встает резко, подходит к демону и встает рядом. Сердце заполошно бьется о грудную клетку от страха и волнения, ладони потеют и дрожат.

— Поцелуешь меня?

Глупое желание. Глупый Хёнджин. Но так хотелось, что в последнее время мысли были только об этом. И только это невысказанное желание Кристофер никак не желал исполнять. Поэтому Джинни и попросил не дарить ему ничего, кроме одного желания. Знал ли демон, что он попросит? Омеге почему-то кажется, что да. Ведь это же Кристофер. Он всё знает. А потому наверняка откажет. Но вопреки сомнениям Хёнджина, Кристофер приобнимает его за талию, чуть впиваясь когтями в бок, и касается своими губами его.

Джинни читал, что первый поцелуй целомудренный, мягкий, просто касание губ. Бабочки в животе, смущение, румянец на щеках. Длиной в секунду, но запоминается на всю жизнь.

Их поцелуй не такой. Демон сминает мягкие губы омеги своими, прикусывает, облизывает, врывается языком в рот, напирает. Хёнджин забывает, что они стоят на краю. Стонет в чужие губы, прижимает альфу к себе ближе, едва не взбираясь на него, и отвечает — повторяет — кусает в ответ. Дрожит от жара, наполняющего его тело, словно лава.

— Жаль, что ты не настоящий, — задыхаясь, произносит омега, глядя в желтые глаза. Он счастлив, что его желание исполнилось, но ему горько от того, что все это останется здесь. Он боится надеяться, что с альфой случится так же, как с цветами и куском хрусталя, что утром он окажется рядом в том мире.

— Но я настоящий, — смеясь, отвечает Кристофер, не выпуская омегу из объятий.

— Глупый, — Джинни утыкается лицом в широкую грудь. — Таких, как ты, не существует. Я просто сплю.

— Джинни, это не сон, — голос демона внезапно становится серьезным. — Я докажу тебе.

Внезапно руки с талии исчезают. Резко налетевший ветер едва не сталкивает его с парапета, и Джинни несколько секунд балансирует на грани между не такой уж и пустотой и пыльной поверхностью крыши.

— Господи, Хёнджин! Что ты там делаешь?! — крик Кангиля окончательно приводит омегу в чувство. Он смотрит на отца, стоящего внизу в домашних штанах, футболке и тапочках — наверное, выбежал среди ночи искать его, не обнаружив в постели. Хёнджин вздрагивает от его крика, делает шаг назад и валится спиной на крышу.

Кристофера нет. Нет букета роз, шампанского и коробки от шикарного торта, нет пледов и подушек, которые всегда были здесь.

Есть только запыхавшийся Кангиль, преодолевший четыре этажа за пару минут, и глупый Хёнджин, напуганный до смерти.