Прошло два месяца, три дня и девять с половиной часов с того самого момента, когда Дайски в последний раз ощущал нечто подобное. Будто бы сотни фейерверков взрываются в груди, а за спиной вырастают невидимые крылья. Всего пара мгновений, и он сделает этот долгожданный прыжок, взмоет ввысь, оставляя внизу все тяготы мучительных ожиданий, невыносимое чувство одиночества и тяжелые воспоминания об их том самом «лучшем дне». Все это время он строил невнятные планы то ли мести, то ли попытки примирения, строча Тосиро сотни сообщений и не получая в ответ ничего. Но не унывал, хотя бы потому, что статус этих сообщений менялся на «прочитано», а значит, шанс на воссоединение у Дайски с Тосиро был. Старший начинал с угроз, не в силах контролировать эмоции и сочащуюся из него злость, но, видя, что его читают, переходил к признаниям. Оставался без ответа снова и, чтобы о нем не забывали, просто писал ерунду: о том, что творится за окном, о том, что говорят по телевизору, о том что происходит в школе. Понимал, что сообщения улетают в никуда, представлял безразличие слишком отчетливо и, теряя терпение, вновь возвращался к угрозам. Его снова читали, и он снова отправлял признания в безмерной любви. Старший верил, этот игнор — явление временное, и однажды Тосиро все осмыслит. Эмоции поутихнут, обида тоже, тоска станет слишком невыносимой, и он обязательно позвонит Дайски сам. Но время шло невозможно медленно, сообщений улетало в никуда все больше, а невнятный план стал вполне себе реальной пакостью, о которой Дайски в итоге искренне жалел. Ему еще припомнят этот конкурс, он даже не сомневался и готов был извиняться за свой проступок перед Тосиро всю оставшуюся жизнь.
Первая расплата настигла его уже сегодня, ибо потрясающие новости он узнал не от того, кто ему должен был о них сообщить. Это же Тосиро. Упрямый, гордый, неприступный молчун. Благо, Дайски таким не был, и их отношения он ценил куда больше собственных принципов, даже несмотря на то, во что эти отношения в итоге превратились. Поэтому сейчас Дайски ждал младшего на том самом месте, где однажды их пути разошлись, и намеревался сделать предстоящее событие одним из самых ярких воспоминаний в своей жизни, дабы забыть все то плохое, что его с этим местом связывало.
Облитый солнечным светом знакомый силуэт вытек из-за угла и двинулся навстречу. Тосиро как всегда был до безобразия угрюм. Таращась под ноги, он вяло прошаркал мимо и не почувствовал ничего, что заставило бы его оторвать от тротуара приклеенный к нему взгляд. Дайски не обиделся, а просто подступил к нему сбоку и ласково произнес:
— Катенок.
На обращение не отреагировали, пришлось действовать иначе. Слегка опасаясь к нему прикасаться, Дайски ухватил тонкий, тянущийся от шеи к карману школьных клетчатых брюк, провод и аккуратно его потянул.
Наушник выпал из уха, рука Тосиро взмыла вверх в попытке его поймать.
— Эй! — не сразу осознал младший, что произошло, и взметнул взволнованный взгляд на бывшего друга. — Какого?..
— Привет, — улыбнулся ему Дайски улыбкой полной чувств.
— Совсем сдурел?.. — не понимал ничего Тосиро. К чему вдруг этот излишне тесный контакт? Разве он давал повода? Он что, ответил на сообщение и совершенно об этом забыл? Быть такого не может. Отправил ответ случайно?.. Черт, ну вот зачем он их только открывает?
— Малыш, я все знаю.
— Чего?..
— Что все закончилось.
Тосиро остолбенел. Догадался, о чем речь, хоть и не сразу, и оглядел улыбку напротив с такой долей вдруг взыгравшего в нем негодования, что рука сама сжалась в крепкий кулак.
— Ты… в своем уме вообще?
— Он ведь от вас ушел.
— И тебе весело? — понизил Тосиро голос, наблюдая, как тает радость на чужом лице.
Плечи Дайски горестно опустились, спина из восклицательного превратилась в знак вопроса.
— Но…
— Тебя, серьезно, это веселит?
— Но ведь все же из-за него…
— У меня отец ушел! — прорезал сгустившийся вокруг воздух надтреснутый крик. — Навсегда! Бросил маму! А ты считаешь это удачей?! — лицо подростка приняло такой вид, будто он смотрит на переваренный сегодня завтрак. — Да что с тобой не так?
Треск фейерверков в груди Дайски давно стих, невидимые крылья стали всего лишь игрой его больного воображения. И все, что он чувствовал эти месяцы, приумножилось в разы и легло на его плечи тяжкой ношей.
— Он тебя ненавидел, — заявил Дайски, пытаясь хоть как-то оправдать свои эмоции.
— Он меня любил! — тут же ему возразили. — Ненавидел он только тебя! Из-за тебя он от нас сбежал! Все из-за тебя! — вылетело из чужих уст, словно автоматная очередь, и Дайски молча отвел взгляд вбок. Смотреть в упор и видеть в любимых глазах сгустки ненависти было слишком больно. Горло уже сдавило от подступивших слез. Ему вдруг захотелось вернуться на пять минут назад и вновь ощутить тот приятный восторг от ожидания. Но он скорбно смотрел вдаль, пока его надежды жестоко растирали об, выложенный крупным камнем, проклятый тротуар. Там, за плечами Тосиро, через мигающее машинами шоссе день пестрел жизнью. Мелкая девчонка, не знающая забот, задорно хохотала, пытаясь поймать вырвавшегося из ее рук озорного щенка. Он убегал, останавливался, смотрел на нее, радостно виляя хвостом и дразня, и снова убегал, когда она пыталась его нагнать, полностью погруженная в свою игру в догонялки. Такую забавную, что остальной мир для нее как будто не существовал. Дайски видел в глупышке себя, а в дразнящем ее щенке — Тосиро. Только почему на той стороне дороги было так весело, а здесь их накрывала беспросветная тоска?
Перестав кричать, младший понял, что все бессмысленно. Дайски его даже не слышал, будто специально отключил сознание, чтобы защититься. Он очнется после и снова продолжит вещать на другой волне, видя только свою трагедию, и не желая признавать чужое горе такой уж и большой проблемой.
— Просто проваливай, — поник младший в плечах, устав распинаться, и, уходя, боковым зрением успел заметить, что что-то не так. Разве на него не должны были напасть с угрозами? Испепелить на прощание взглядом или проклясть на чем свет стоит? Что за испуг в наполненных унынием глазах? И куда эти глаза так неотрывно смотрят?
— Эй… — обернулся Тосиро старшему вслед, когда нога того ступила на шоссе, и на автопилоте цапнул пальцами воздух, не успев дотянуться до руки. От картинки за плечами-крыльями перехватило дух.
— Стой, глупая, там же машина… — пролепетал Дайски себе под нос и ускорил шаг, но так неуверенно, что, казалось, к дуэту невезунчиков подросток быстрее присоединится, нежели станет спасителем хотя бы одного из них.
— Дайски… — воспроизвел Тосиро в голове, что сейчас им придется пережить, если все-таки получится, и в одно мгновение сбросил с плеч школьный рюкзак.
Страх за чужую жизнь перебил чувство самосохранения. Сердце в груди перевернулось, и ноги сами собой ринулись на шоссе.
— Быстро! — придал он своим громким возгласом Дайски уверенности, и тот сразу перешел на бег. — Я — девчонку, ты — пса! — толкнул друга в плечо в сторону, где безопаснее, и, чуть пригибаясь, подхватил на руки, кажущуюся в этот момент просто неподъемным грузом из-за несвоевременно возникшей слабости во всем его теле, девчонку. От мелькнувшего рядом светлого пятна, ему полегчало и делать последние шаги было уже не так тяжело. Дайски был в безопасности. Через долю секунды — он тоже. За спиной безмятежность дня разорвал громкий вой громадной фуры.
Испуганный мальчишка стискивал дрожащими руками собаку и вжимал голову в плечи с таким видом, будто прогремел взрыв. Глупая псина продолжала гордо вилять хвостом, словно герой тут она, даже не догадываясь, сколько жизней чуть не погубила. На Дайски взволнованно смотрела пара черных как смоль глаз.
— Живой? — подступил к нему младший, чувствуя во всем теле жар. Адреналин тонкими струйками растекался под кожей и выплескивался наружу согревающим его чуством облегчения.
Дайски мелко кивнул:
— Мм.
— Точно? — забегал Тосиро взглядом по долговязым конечностям.
— Мм, — снова кивок.
— Испугался?
Еще один мелкий.
— Тогда чего рванул?! Суицидник, блин, хренов! — проорал Тосиро над плечом, обвившей его наподобие обезьянки, девчонки, не в силах погасить эмоции. Но мат под языком все же удержал. — Ку-ку вообще…
— А ты зачем? — простонал дрожащим голосом друг.
— Действительно! Надо было постоять посмотреть, как вас троих по асфальту размажет! Идиота кусок… Точно целый? — снова осмотрел старшего вдоль и поперёк.
— Мм. А ты?
— Порядок. Она живая там вообще? Глянь, — развернулся Тосиро к Дайски спиной.
— Живая, — подтвердил тот.
— А че молчишь? — адресовал мелкой, естественно, обозвав: — Балда…
— Он пачет, — подала девчонка признаки жизни.
— Че? — не понял Тосиро, что она там лопочет на своем эльфийском.
— Мальчик плачет, — произнесла чуть внятнее, и Тосиро застыл.
Слезы этого человека он видел лишь однажды, и ему было невыносимо больно на это смотреть. А из-за того, что причина сегодняшних слез он сам, на душе стало особенно погано.
Тосиро сделал медленный разворот и опасливо поднял взгляд на друга. Милое улыбающееся лицо любя вылизывали розовым языком. Собака от своего спасителя была в полнейшем восторге.
— Эй. Никто же не умер, — заговорил Тосиро, все же посчитав своим долгом что-то сказать. — На тебе вообще ни царапины. Че сопли-то лить?
Натянутая улыбка дрогнула, Дайски, спрятав нос в белый пух на холке этого недоразумения, жалобно проскулил:
— Прости меня, Тосиро.
— Это… не из-за тебя, — признался младший вслух, больше не желая скрывать истину за ложными убеждениями. — Это из-за меня он ушел. Я просто не оправдал его долбаных ожиданий. Я с самого начала все делал не так. Начиная с музыки. Он же ее ненавидел… Дело только во мне, Дайски. Ты вообще ни в чем не виноват, — заключил, пытаясь увидеть чужой взгляд, который так и не подняли, и обернулся на мужской за спиной спасительный крик.
— Дочь!
— Вы чего за малой не смотрите?! У вас их так много, что ли?! — принялся Тосиро выплескивать все эмоции на невнимательного родителя, но не из-за бестолкового дитя, а потому, что чуть не потерял того, кого сам сильно любит. — Тоже мне папаша… Я думал, с моим что-то не так. Но нет, премия «Отец года» по праву должна достаться именно вам!