— Просто сыграйте их без меня. Они и так неплохие, — окончательно осознал я свою никчемность за два дня до фестиваля, не сумев без косяков откатать две песни из пяти, кажется, на подсознательном уровне пытаясь самому себе доказать, что я здесь лишний. Като исправлять ситуацию никак не желал: голос на меня не повышал, матом не крыл, с партиями не помогал, да и в мою сторону предпочитал не смотреть. В лучшем случае благодаря новой от моего персонального спонсора скрипке, в худшем — оттого, что написанное в дневнике гораздо ближе к правде, чем к бессмысленному вранью. Действительность меня угнетала, я опускал руки и бежал к Сеито на всех парах. Кутался в его объятия после долгих любовных ласк, но вовсе не потому, что секс с ним был прекрасен, хотя это факт, а потому, что я нуждался в утешениях. Ведь если бы мне предложили в качестве альтернативы целомудренный под дождем сопливый поцелуй с человеком, чувства к которому не остывали несмотря ни на что, в выборе бы я не сомневался ни секунды. Блондину я об этом, конечно же, не говорил.

С тем, что его лучший друг просто бездарность, Танака мириться упорно не желал и отчаянно искал моей отвратительной игре оправдания:

— Может, дело в скрипке?

Тору предпочитал мыслить рационально:

— Если бы было в ней, он бы и остальные паршиво играл.

— Давайте так, короче, оставим, — предложил Като. — Получается три песни со скрипкой. Одна — без. Одна — под вопросом.

Спокойный тон лидера Катсу взбодрил.

— Можно в этом порядке и играть. Четвертую без Юске. Посмотрим на реакцию. Если будет тухловато, помучаем тебя еще разок, — бодро улыбнулся мне друг.

— Как скажете.

— М-да… — Тору это всеобщее ко мне снисхождение явно не нравилось. — Не знаю. Херня какая-то получается. Считаю, если скрипка есть, она должна быть везде. Хотя бы по минимуму.

Като отшвырнул на стол ноты и вытолкнул себя из компьютерного кресла бойким толчком. То крутанулось и стукнулось спинкой о край письменного стола.

— Ну что, блять, нам теперь в лепешку разбиться?! Они и так нам все мозги выебали! То выступаете, то не выступаете, — заходил по комнате, нервно топча провода. — Не удивлюсь, если придем, а окажется, что снова ошибка. Честно?.. Даже напрягаться уже не тянет. Я его понимаю. К тому же школу никто не отменял. Его родителей — тоже. Пусть учится. Не доебывайся до пацана!

— Здесь у всех школа.

— Ага. Ты в ней сколько проучился? Лет пять? Очнись! На тебя твое имя работает! Тебя знают учителя, то, что ты отличник, и, если отстаешь, тянут по факту. Он здесь, блять, третий месяц только. Не сравнивай ни хуя и думай, че говоришь.

Если бы не дневник, я бы действительно поверил, что обо мне заботятся. Наверняка почувствовал бы прилив сил и, постаравшись взять себя в руки, выложился бы после обеда на все сто. Сейчас же это беспокойство сквозило гадким желанием избавиться от меня чуть быстрее и целью внушить каждому присутствующему, что от меня толку ноль.

Я благородно встрял:

— Завязывайте. Еще не хватало, чтобы я был вашим поводом друг на друга поорать.

Ответить Тору не успел, хотя раскрасневшееся лицо и напыщенное выражение намекали на продолжение дискуссии. Дверь гаража открылась.

— Мальчики, перекусите? — появилось в проеме милое лицо Като-сан. Оно светилось улыбкой лидера, по которой я дико скучал, и это разрывало мне душу в клочья.

Маса вскинул в воздух кулаки:

— Да!

— Маса… — одернул его Тору.

— Нельзя? — замявшись, скромно притянул гитарист руки к груди наподобие суриката.

— Мам, я же просил… — вмешался Тосиро. — На фига на всех-то готовить?

Лидерское беспокойство было вполне себе оправдано. Она баловала нас слишком часто, тратилась на продукты, таскала тяжелые пакеты, пока мы этого не видим, и все свое свободное после работы время торчала у плиты. Уверен, был бы у нас хор из двадцати человек, голодным бы никто не остался.

— Не жадничай, — сделала Като-сан строгое лицо. Кажется, претензии сына ее смущали гораздо больше своих потраченных на организацию банкета сил и времени. — Идем, мой хороший, — снова улыбнулась красноволосому и подозвала к себе движением руки остальных. — Не стесняйся, Катсу. Давай-давай, поторопись. Тору, Юске.

Я вежливо отказался:

— Спасибо. Я не голоден. Правда.

— Я тоже, мам, — неожиданно отрезал Като, и меня заколбасило от мысли, что впервые за полторы недели останусь с ним наедине.

Парни вышли, дверь за ними затворилась, шум улиц стих.

Я разволновался и резко встал. В попытке сделать вид, что все в порядке, подошел к столу и, взяв стоявший рядом футляр, принялся упаковывать в него инструмент, не желая видеть скрипку ровно до выступления. Хотя вряд ли мне могло так повезти. Уверен, завтра из меня высосут все соки. Поэтому свои сегодняшние мучения я решил благополучно закруглить.

— У него день рождения. Ты ведь в курсе? — произнес Като, и я застыл.

— У кого?

— У блондина.

— Сегодня?.. — шокировано уставился я на доску с фотокарточками перед собой. Сначала огорошенный фактом, после тем, что, оставшись наедине, мы говорим именно о нем. Потрясающе… — И зачем ты мне это сказал?

— Переживаю… — сделал Като паузу, сменил тон на ироничный и произнес со смешком: — Он же тебя затрахает, если ты его не поздравишь.

— Думаешь, ему для этого повод особый нужен?.. — ляпнул я от взыгравшей во мне обиды и тут же пожалел. Закрыл глаза и сделал шумный глубокий вдох. Выдохнул: — Черт…

Под веками запекло. В груди забурлили эмоции. Хотелось кричать, а после я непроизвольно вздрогнул. Руки Като неожиданно обвили мой пояс, к спине прижалась его грудь, в место над загривком ткнулись носом. Я распахнул глаза и, кажется, в попытке исчезнуть, машинально съежился.

— Ты издеваешься, что ли?.. Не понимаю… Говоришь одно, в дневниках пишешь другое, делаешь третье…

— Прости, — прошептал лидер над моим плечом и стиснул в объятиях сильнее.

— За что из трех, Като?

Он промолчал, я сморгнул с глаз результаты этого потрясения. Меня не выпускали.

Казалось бы, я должен быть счастлив, ведь это именно то, чего я так желал, но от невозможности дать волю своим чувствам и обнять его в ответ, захотелось повернуть время вспять и просто принять на ланч приглашение.

— Я теперь с Сеито. Ты опоздал. Уходи, — произнес я надломленным голосом, зная, что, наверное, умру, если меня отпустят. Он не отходил. — Здесь парни. Могут в любой момент войти. Завязывай. — Молчание. — Он тебя все еще достает? — Вопрос.

— Нет.

— Тогда лучше отпусти.

Меня услышали, объятие разомкнулось. Он мягко развернул меня спиной к стене. Я успел просушить глаза манжетой рубашки и постарался сделать уверенное лицо.

— И что это значит? У вас, что, уговор? — посмотрели на меня строго.

— Нет, — ответил я то, что должен был, с желанием сказать, что испытываю к нему на самом деле, вообще не понимая, откуда столько сильных чувств.

— Он поэтому отвязался?

— Думаешь, он меня полюбить не может?

— А ты его?..

— Люблю, — постарался я произнести ровно, почувствовав, как в глазах встала пелена. — И не надо пытаться убедить его в обратном. Это наши с ним отношения. Не лезь, — схватил я чехол на автопилоте, хотя обычно оставляю его здесь, оттеснил парня толчком и ринулся на выход. Потянул дверь на себя, но возникшая передо мной чужая ладонь вернула ее обратно. Замок щелкнул, меня настойчиво развернули за плечо и, притиснув к стальному полотну, обожгли поцелуем губы. Чехол бухнулся на пол со звенящим скрипичным стоном, я обхватил ладонями милое лицо, не в силах сопротивляться собственным желаниям, и принялся отвечать на глубокий долгожданный поцелуй жадно. Крепкие бедра прижались к моим тесно, его руки приподняли подол моей футболки и дотронулись до голой кожи в ласковом прикосновении. От легкой щекотки в районе пупка по телу во все стороны побежали мурашки. Вдоль пояса брюк играючи провели кончиками пальцев, задержались по центру живота и, осторожно поддев резинку боксеров, скользнули под обтягивающую бедра ткань. Я в потрясении распахнул глаза и, разорвав поцелуй, выдохнул в чужие губы:

— Совсем рехнулся?..

Он ничего не ответил, переместил губы под линию моего подбородка и принялся прикусывать кожу на шее, жадно посасывая, иногда слишком увлекаясь. Я схватил ртом воздух, почувствовав его руку в паху, и закусил нижнюю губу, с трудом сдерживая вой. Ладони беспомощно упирались в холодную сталь двери, башкой я принялся об нее долбиться. Меня мучили, ласкали со всех сторон, не боялись оставлять под ухом возможные кровоподтеки, скорее всего делая это специально, чтобы блондин увидел и точно бы сошел от ревности с ума, а может, просто не в состоянии себя контролировать. А дальше стало происходить то, что вообще трудно поддается какому-либо объяснению… От настойчивых ритмичных ласк я изнемог уже спустя пару жалких минут и, чувствуя, что вот-вот уделаю брюки, бухнувшись на крепкое подо лбом плечо, умоляюще заскулил:

— Стой-стой-стой-стой…

Кажется, осознав мои стенания, Като опустился на одно колено, лишая мою опухшую от происходящего голову опоры, словно собирается сделать предложение, а после встал на второе. Одного касания его губ хватило, чтоб я сменил тихий стон звучным мычанием, перестал себя сдерживать и эгоистично кончил в его рот. По ногам потекла колющая приятная слабость, в голове плыл опьяняющий туман. Перед глазами обозначилось фееричное выражение лидерского лица: глаза размером с две тарелки, в них паника, губы поджаты в линию. Я не сдержал улыбки.

— Хочешь выйти?..

Като судорожно утвердительно затряс головой и вынырнул наружу в любезно приоткрытый мной проем, захлопывая за собой дверь до упора, кажется, нуждаясь в уединении, ближайших кустах и времени для осознания провернутого только что трюка.

Я заткнул рот запястьем руки, прошел к дивану, бухнулся на него всем телом и, пытаясь пережить произошедшее, изобразил на нем новый элемент брейк-данса. Ноги с задницей зависли в воздухе на пару секунд, приземлились обратно, я ткнулся лицом в щель между спинкой и сидушкой и сдавленно в нее проорал. Мир точно перевернулся с ног на голову, и моя акробатика здесь вовсе ни при чем.

Действительность до конца не дал осознать писк телефона — блондин как почувствовал, что пора бы меня набрать. На экран вылезло голосовое, я, вспомнив про знаменательную дату и устало выдохнув в потолок, приложил к уху мобильник. Голоса Сеито я не услышал, а от того, что услышал, стало, мягко говоря, не по себе. В трубку молча подышали секунд десять, не сказали ни слова и сбросили вызов. Это еще что за херня?.. По спине пробежал холодок, за блондина мне стало как-то боязно. Пальцы сами ткнули «перезвонить», я снова приложил телефон к уху. Сеито ответил через четыре долгих гудка.

— Да, сладкий.

— Привет. Что за сообщение такое?

— Какое?

— Пустое.

— Ты о чем?

— Ты мне голосовое оставил. Тупо подышал и скинул.

— Разве?

— Да.

— Случайно, наверное. Извини.

— Случайно?.. Прикалываешься?

В разъездах Сеито проводил все меньше и меньше времени, кажется, решив окончательно закруглить свою недолгую карьеру поп-звезды, не видя больше в этом смысла. Он рассказал мне о глупом с Като споре, о том, что тот перестал соблюдать его условия, и теперь Сеито все это было неинтересно. Сказал, что продолжит учебу в универе по желанию отца. Но сначала немного отдохнет. Свой отдых, пока меня не было рядом, он предпочитал проводить во сне, по большей части, в медикаментозном, и это мне вообще не нравилось.

— Снова спишь?

— Ага.

— Разве у тебя не день рождения?

— Кто сказал?

— Поисковик.

— Мм…

— Почему не празднуешь?

— Я в этот день мать собственную прикончил. Такой себе праздник, знаешь ли…

Я закатил к потолку глаза… Ну что за кретин? Наше совместное времяпрепровождение одним лишь сексом не ограничивалось. Мы много болтали, рассказывали друг другу о семье. Я жаловался на глупую сестру, он на несправедливости жизни. Хотя нет, не жаловался, просто констатировал факты. Рассказал о маме, как она умерла, и то, как он ее любит, по сути даже не зная этой женщины. Я поражался этим чувствам, а еще тому, как много в этом человеке любви.

— Ты дурак? Это были болезнь и обстоятельства. Ты ни при чем. Завязывай заниматься самобичеванием. Это идиотизм.

— Ты такой пупсик, — замурлыкали на том конце. Кажется, я сказал что-то умное, жаль оно не произвело на него должного эффекта.

— Хочешь, приеду? Тортик куплю.

— Опять готовился, что ли?..

— Чего? Нет! Озабоченный… Просто компанию свою предлагаю.

— Мур-р, милота. Спасибо, солнышко. Но давай завтра лучше. Я никакущий. Очень спать хочу.

— Снова таблеток нажрался?

— Просто мелатонин. Ничего криминального.

— Ты пьешь не его.

— Тебе показалось. Ну все, давай, до завтра.

— Боюсь, завтра не выйдет. Послезавтра фестиваль.

— А, точно. Хорошо. Работай тогда.

— Ты придешь?

— А ты хочешь?

— Разве это не лучше, чем снова дрыхнуть целый день?

— Возможно. Только ты не ответил.

— Я не против, — снова я увильнул. Мысли о Като вытесняли все мои благие намерения, и я снова начинал думать лишь о себе.

— Значит, посмотрим.

— Ладно. Тогда пока. И с днем рождения…

— Спасибо, Рыженький мой. Целую. Пока, — попрощался таким минорным голосом, словно его очередной выход из дома будет через окно. Еще эти таблетки. И сообщение… Черт…

Я зарылся пальцами в волосах и в отчаянии захныкал. Кажется, мой план терпел провал по всем фронтам. Като, судя по всему, не нужна была эта безоговорочная свобода, Сеито, оставив Като в покое, чувствовал себя счастливее во сне, чем со мной, а мои жертвоприношения по итогу стоили пачки его таблеток.

Руки снова опускались. Я сходил от этой безнадеги с ума и понятия не имел, как выкручиваться теперь.

Тихий стук в дверь вклинился в мое сознание, в гараж вошла Като-сан.

— Держи, милый. Поешь, — заботливо протянула мне палочки и тарелку с персональной для меня горой ароматной еды.

Я поклонился:

— Спасибо.

Она мягко улыбнулась в ответ, напомнила мне Като и его отца, на которого он похож гораздо больше. В голове нарисовались их совместные фото на холодильнике, и вдруг мелькнул рецепт. Меня осенило:

— Вы ведь знаете Сеито?

— Дайски? — взволнованно обернулась она. В глазах блеск, в голосе нежность: — Он твой друг?

— Да… И у него сегодня день рождения.

— Сегодня?.. — спросила растерянно и приложила руку к щеке. — Действительно…

— Хотел вас попросить… Не могли бы вы приготовить для него пирог? Он как-то упоминал о нем. О тыквенном. Это ведь его он так любит? Верно?

Она потупила взгляд, неловко провела пальцами по забранным сзади волнистым волосам, неуверенно пробубнила:

— Боюсь, это будет непросто, дорогой. Тосиро сразу все поймет. У них с Дайски сложные отношения. Думаю, ты уже в курсе, Юске.

— Тогда вы можете сделать это дома у Дайски. Там есть все необходимое. Продукты я помогу отнести, — заговорил во мне энтузиазм. Точно! Мама Като. Это ведь она та самая загадочная девушка, которая имеет на него влияние. Именно ее он обожает и избегает с ней встречи. Она ведь может с ним поговорить…

— А это Тосиро не понравится тем более.

— Он не узнает, — сделал я жалостливое лицо. — Дайски дома. Один. Никого не хочет видеть. Но вам точно будет рад! Я уверен. Он о вас говорил. Он скучает! Он вас послушает!

— И что же ты хочешь, чтобы я ему сказала?

Я сделал глубокий вдох, чтобы дать ей инструкцию, и онемел. Что я сделаю? Вылью ушат грязи на человека в присутствии того, кого он так любит? В такой непростой для него день? Попрошу, чтобы она замолвила за Като словечко? Скажу, что ее сын мучается уже пять лет? Чтобы что? Самому освободиться? Ну да, в этом весь я… Если бы не поцелуй, я бы взял тарелку, улыбнулся, просто ее поблагодарив, но эта несвоевременная надежда, заставила меня снова искать выход из клетки, в которую я сам себя умудрился запихнуть. Только вот дверки в ней не было…

— Не знаю, — выдохнул я устало и содрогнулся в плечах. В глазах встали слезы. Я уставился в пол.

Она молчала еще несколько секунд, не уходя, а после произнесла уже другим тоном. Уверенным и твердым.

— Мне нужен адрес и код. Вряд ли я попаду к нему иначе.

Я вскинул на нее глаза, почувствовал переполняющую меня теплоту к этой женщине и, устав сомневаться, метнувшись к столу, накалякал на первой попавшейся бумажке адрес. Протянул ей, кланяясь в пояс.

— Хороший снимок, — произнесла она с улыбкой в голосе и, забрав листок, направилась к двери.

Я обернулся. В самом центре разноцветной доски висело потерянное мной пару недель назад фото. Со снимка на меня смотрела парочка: рыжий испуганный парень, чья голова походила на ржавое ведро, и обнимающий его, словно невесту, брюнет. Рыжий выглядел как дурак. Брюнет — как звезда. Но, вроде, счастливая…

***

Со стороны кухонной зоны тянулся аромат сладкой выпечки, поднимался под высокие потолки и смешивался со свежим, проникающим сквозь приоткрытые окна, воздухом. Дайски спал. Она увидела пачку снотворного на стойке, все поняла и не стала стараться быть тихой. Гремела посудой, стучала ножом по разделочной доске, шумела водой из-под крана, иногда посматривая на сжавшегося в клубок ребенка на кровати, и с тяжестью внутри вздыхала. Она накрыла его собранным в комок одеялом, как только пришла, заботливо погладила по волосам и сразу прошла на кухню. За все время он пару раз перевернулся, трижды по-щенячьи проскулил, ни разу не храпнул, что она оценила по достоинству, ибо Тосиро за его ночные серенады периодически хотелось нежно придавить подушкой, и все остальное время мирно сопел.

В духовом шкафу томился готовый десерт, она решила, что пора начинать Дайски раскачиваться.

Сев на край кровати, она убрала с его лица закрывающие глаза пряди светлых волос, невольно вернув себя в то злосчастное утро. Вспомнила кровь, слезы сына, слова мужа и тряхнула головой. Не время. Собралась и коснулась его холодной щеки тыльной стороной ладони.

— Дайски-и-и… — нежно его позвала.

После второго раза на милом лице появилась улыбка. Потянув руки в стороны и издав скрипучий стон, Дайски глубоко вздохнул. Попытался разлепить ресницы, но дневной свет ударил в глаза, и он снова сомкнул веки. Дайски потер их кулаками подобно ребенку и непонимающе уставился в окно. Он ведь задергивал шторы… Разве нет? И что это за знакомый аромат? Кажется, глотание этого дерьма начинает давать побочные эффекты. По ходу, Хаяма именно об этом и говорил. А говорил ли вообще? Решив проверить, не приснился ли ему этот звонок, Дайски скользнул взглядом по одеялу в поисках раскладушки и, обернувшись, чуть не сдурел, увидев ее. Не потому, что испугался присутствия в доме постороннего, а потому, что это была именно Като-сан.

— О, нет-нет-нет-нет-нет, — в панике замотал парень головой, стаскивая себя с кровати, чуть ли не падая носом с подиума на наливной пол из-за неотступающей слабости в ногах. Попятился к окну, обнимая себя за плечи, и жалостливо застонал: — Пожалуйста, только не вы.

— Здравствуй, милый. — Она сама не ожидала, что при всем своем безобидном виде произведет на него такой эффект. Сложила волнительно у груди руки в замок, осторожно поднялась и сделала неуверенный шаг навстречу.

— Он же обещал… Он же сказал, что не будет вас втягивать… Так нечестно… Это несправедливо… — захлестнули Дайски эмоции, веки покраснели, губы дрогнули.

— Тосиро меня ни о чем не просил, — тут же прояснила она ситуацию. — Просто… я так соскучилась, Дайски. С днем рождения, родной мой. Можно я тебя обниму?

Паника отступила, он слегка успокоился, просушил глаза быстрым движением руки, позволил ей к нему приблизиться и, все же чуть помедлив, упал в раскрытые для него объятия, дав волю чувствам. Ребенок был счастлив. Ребенок ревел.

— Что скажешь? — пододвинула она к нему чашку с горячим чаем, пока он разделывался с пирогом дрожащей в воздухе вилкой. Глаза его просохли, он расслабился, и эта дрожь была вовсе не от волнения.

— Это очень вкусно… — не мог он передать все, что чувствовал на самом деле, запихивая в себя уже второй кусок подряд.

— Ты можешь готовить сам. Я оставлю рецепт.

— Нет. Это будет не то. Дело не во вкусе… — прекрасно понимал, что причина его хорошего аппетита не волшебные ингредиенты, а рядом сидящий человек. — Это Тосиро сказал вам код?

— Нет. Он ни при чем, солнце.

— Мм, — слегка разочаровал его ответ. — Просто он меня не поздравил. Впервые. Подумал, может, это он попросил…

— А я уже решила, что ты мне и так будешь рад.

— Я рад! — обеспокоенно вскинул Дайски на нее глаза, понимая, что говорит глупости. — Безумно! Это лучший день за последний год!

Она улыбнулась и глотнула чая, решившись на касающийся сына вопрос.

— Давно вы нормально разговаривали?

— Нормально?.. Пять лет назад?.. — усмехнулся Дайски уныло.

— А виделись?

— Где-то месяц назад.

— Он опять что-то натворил? — сказала Като-сан это с упреком в голосе неспроста. Она не собиралась давить на мальчика стенаниями сына. Ей этого никто не простит. Да и не хотела этого делать, уверенная, Тосиро сильный. Может, и молчаливый, может, и держит все в себе, зато всегда готовый быть для нее ее опорой и стеной. Его ведь отец воспитывал. По-другому просто быть не могло. А вот в стойкости духа Дайски она теперь очень сомневалась.

Сеито отложил вилку, потупил взгляд, признался:

— Ему нравится другой парень. Вы, наверное, знаете…

— Откуда? Он же всегда молчит.

— Которого встретил я… — произнес тихо, будто чувствуя вину.

— Юске-кун?

— А говорите, не в курсе, — обиженно посмотрел на нее как на предательницу.

— Я всего лишь сопоставила факты. Не стоит умалять мои умственные способности, — оправдала Като-сан свою проницательность строгим учительским тоном.

— Простите.

Она раскрыла для него руку, кажется, готовя к вопросу посерьезнее, и дождалась, когда он вложит в нее узкую ладонь. Погладила ее пальцами.

— И что ты к нему чувствуешь?

— К Веснушке?..

— «Веснушке», — невольно улыбнулась она милому прозвищу.

— Я тоже пытаюсь понять.

— А что он чувствует к тебе, ты уже понял?..

Дайски замялся. Она сжала его ладонь чуть сильнее, он, ощутив поддержку, признался:

— Наверное, не совсем то, чего бы я хотел…

Като-сан сделала паузу, давая Дайски время на переваривание этой информации. После переключилась на пирог и сменила настроение:

— Мм, сегодня замечательно получилось. Наверное, ты прав, дело не в ингредиентах.

Он улыбнулся и продолжил наслаждаться этой встречей, запомнив свой ответ. Он обязательно над ним поразмыслит. Только не сейчас.

— Зачем тебе это, милый? — указала Като-сан взглядом на пачку снотворного, лежащего возле бутылок со спиртным и перевернутых бокалов.

— Это только сегодня, просто хотел нормально поспать, — почувствовал Дайски, как запылали щеки. Боже, что она о нем подумает? Девятнадцатилетний алкоголик? Начинающий наркоман? А о его отце? О воспитании? О том, что такое ничтожество точно не достойно ее сына?

Ее мысли были гораздо мягче. Она просто беспокоилась. Ведь знала, почему, он предпочел сон.

— В такой чудесный день? Уверена, твоя мама считала его самым счастливым в своей жизни.

Он поджал губы, вспомнив улыбку родительницы. Дайски маму не знал. Так получилось. Видел по фото и видео, но любил как ту, которая бы каждый день пела ему колыбельные, делала бы с ним уроки, слушала бы его рассказы о его первой любви и поддерживала его в трудную минуту, как эта, напротив него, чужая мама. Сдержал порыв шмыгнуть носом. Промолчал, мысленно поблагодарив. А после вспомнил, что вообще не заслуживает этой заботы и слов, когда такое натворил… Он давно хотел извиниться, но смелости всегда не хватало. Боялся услышать слова вины именно от нее. Он помнил, как это больно, услышав их однажды от Тосиро. Да, Като забрал их в тот день назад, только вот осадок никуда не делся.

— Простите меня, — уперся Дайски взглядом в пустую тарелку. Скукожился. Руки снова затряслись, теперь от волнения.

— За что? — перестала Като-сан жевать.

— За вашу… семью.

— Дайски! — взыграло в ней возмущение, вилку она опустила на стол. Она прекрасно понимала, откуда все это взялось. После того дня они даже ни разу не пересеклись с мальчиком. Отец Дайски попросил держаться от их семьи подальше. А еще сам Тосиро велел к бывшему другу не лезть, мол, Дайски так хочет. Да и сама она чувствовала перед ними страшную за мужа вину. Но все равно заговорила строго. Издержки профессии давали о себе знать. Ей захотелось влепить «неуд» за такое поведение и промыть мозги этому глупому ребенку. И заодно отцу. Где этот безответственный родитель в такой важный для сына день?! Что за беспечность?! — Ты меня огорчаешь. Разве это произошло из-за тебя?.. Муж был сложным человеком. Не плохим, но сложным. Гордости — во, — вытянула она вверх руку на уровень висящего над головой светильника, — самомнения еще больше. Причем у младшего в тех же размерах. А с учетом его-то роста… — округлила глаза, как бы подразумевая немаленький масштаб его личной трагедии, и решила просто промолчать.

По студии раскатился заливистый смех. Дайски прикрыл улыбающийся рот ладонью:

— Хорошо, что Тосиро вас сейчас не слышит. Он бы точно расплакался.

— Знаю. Больная тема, — поняла она, о чем надо говорить, дабы разогнать эту неуместную хмурь. — Купила ему как-то стельки. Он разнервничался, сказал, что растет, просто медленно, выкинул их при мне! В мусорку! Дескать, гордый… А после такие же нашла. В ботинках. Думает, я не в курсе.

Снова раздался громкий хохот.

— Боже, это так мило! Обож-ж-жаю! — сжал Дайски руки в кулаки, прижав их к груди в умилении. Теперь он точно будет прокручивать это у себя в голове, как подросток забавное видео своего кумира, каждый раз умирая со смеху и балдея. У него уже был сборник таких воспоминаний о милом друге, своих собственных. Теперь приходилось довольствоваться чужими. И все же они были классными.

— Только ему не говори.

— Не буду, конечно.

— Хотя… Можешь подурачиться, это забавно.

— Вряд ли выйдет. Я ему уже две недели не писал. Так что, если вы сюда из-за него пришли, вам больше не о чем беспокоиться. Больше я его не держу.

— Я не за него беспокоюсь, солнышко, — уточнила Като-сан, снова посмотрев на Дайски с небывалой нежностью.

Он выпрямил спину, расправил плечи и сделал глубокий вдох:

— Я справлюсь.

— С помощью седативных? Так не пойдет, — помотала головой.

— Без них. Я возьму себя в руки. Обещаю. Пять лет продержался. Еще пара месяцев для меня ерунда, — произнес Сеито легкомысленно, закатив глаза, мол, раз плюнуть.

Ей нравилась эта появившаяся в нем уверенность и резкая смена настроения, но она боялась, что два месяца пройдут и его ожидания не оправдаются. И это будет очередной накат разочарования, паники и стресса. И все закрутится с новой силой. Ей ли не знать, как это работает.

— Жить ожиданием слишком тяжело, даже пару месяцев, — не стала говорить ему прямо, что скорее всего Тосиро к нему не придет, будет счастлив с другим, а если не будет с тем, то наверняка найдет что-то новое; и что не надо жить прошлым, ставить себе невыполнимые цели, когда вся жизнь впереди и вокруг столько возможностей, тем более, если тебе девятнадцать, у тебя за плечами нет развода и сына не такого как у большинства.

— Вы все еще его ждете? — почувствовал он эту тоску в ее голосе, так похожую на его.

— Что?.. Нет! — хмуро сдвинула Като-сан брови, тут же раскрасневшись. — Возможно, я надеюсь, что однажды он вспомнит, что у него есть сын, и они наладят общение. Возможно…

— Когда вы в последний раз были на свидании?

— Какое свидание?! Что ты! — стала неловко задвигать за уши озорные локоны, совсем растерявшись.

— Вы тоже любите одного. Вы как я…

— Вовсе не люблю.

— Он такой дурак. Он никогда в жизни не найдет никого лучше. Лучше просто нет!

— Ну хоть кто-то это понимает. Спасибо, дорогой, — расслабилась Като-сан, сделав маленький глоток чая. — Как будем праздновать?

— Праздновать?.. — глаза-вишни загорелись восторгом, бледное лицо озарилось светом. Он думал, что наслаждается последними мгновениями этой встречи, и совсем не рассчитывал на продолжение. — А хотите в кино сходим?! Или в луна-парк?! Или в караоке?! — Внутри все заклокотало, словно вулкан, и радость вот-вот попрет из ушей. Сразу откуда-то появились силы и желание жить.

— Думала, уже не предложишь. Конечно. Я хочу все! — загорелись ее глаза в ответ.

— Единственное… нас могут сфотографировать, — вспомнил он эти минусы жизни поп-звезды. Раньше с ними разбиралось агентство, вечно его отмазывало, удаляло из сети все лишнее, а теперь, когда он поставил на карьере крест, его репутация мало кого волновала.

— Правда? Оу, — пододвинула она свою похожую на маленькую шкатулку сумочку, раскрыла, достала пудру и помаду. Выдвинула дымчато-розовый стик и, смотрясь в зеркальце, повторила цветом волнистый изгиб губ.

— Я про то, что после их может увидеть Тосиро или его отец… — виновато сжался Дайски в плечах. Кажется, она неправильно его поняла.

— Прекрасно! Пусть полюбуются! Оба, — поняла она все правильно, кокетливо задвинула волосы за ухо, усмиряя торчащие в стороны непослушные кончики. И игриво ему подмигнула.

— Так. Ладно. Лучший день за пять лет! За последние пять лет! Просто потрясающий!

***

Стержень гелевой ручки завис над чистым тетрадным листом. Не решаясь выплескивать на бумагу крутящиеся в голове мысли, Тосиро таращился в стол бессознательным взглядом. «Это будут не откровения, — думал он, — это будут издевательства, впрочем как и вся писанина до». Но именно от сегодняшних событий ему становилось особенно погано. И ключевое слово здесь «сегодняшних»… Хотя какая на фиг разница, если у него кишка тонка пойти и отдать мемуары тому, кому они были посвящены? Да и, кажется, вести дневник больше не имело смысла. Тосиро оставили в покое, а значит, строить из себя великомученика теперь по сути не перед кем.

— Ф-фак! — с чувством отбросил он ручку в сторону и хлопнул тетрадью, ее закрывая. Последняя с шелестом выплюнула из себя вырванные две недели назад листочки. Они скользнули по лакированному дереву и улетели на пол, отчего Тосиро снова выругался. И добавил еще пару матюков: пришлось лезть за ними под стол. Завершив череду несимпатичных высказываний громким страдальческим вздохом, он неохотно принялся вчитываться в эту муть, дабы сунуть писанину обратно в правильном порядке. Почерк был аккуратным, как и полагается. Откровения смешны, по-другому, к сожалению, не получалось.

Восьмое сентября…

«Не понял, что это было, но мне понравилось. Так сильно, что захотелось писать. Накатал текст за вечер. Вдохновение зовут Хаяма Юске. Надо запомнить».

Дальше только месяц спустя…

«Уау! Чувак, да твои веснушки — лучшее, что в тебе есть! Заносчивый, высокомерный, неимоверно бесявый сучонок! Просто отвратительный характер! Примерно в той же степени, что и мой вкус. Как же хочется курить… Веснушки — зачет».

А вот и встреча с блондином…

«Выступил паршиво. Все время думал о Хаяме, боялся, от волнения стрессанет и накосячит. Зря переживал. Лучший. Жаль, ему не вышло это сказать. Пунктуальность Сеитоши поражает. Как всегда, вовремя подоспел. Мудак бледнолицый. Ненавижу тебя».

Незабываемый урок английского…

«Не выдержал, вернулся и поцеловал. Счастлив. Господи, я в тебя не верю, но, пожалуйста, пусть так будет всегда».

Незабываемый вечер следующего дня…

«Взял мобильник, сообщение от Сеитоши: «100 — Хаяма Юске». Фото даже открывать не стал. В дверь постучали…»

А дальше чистый выплеск грязных эмоций на последнем вырванном листе…

«В моей смерти прошу винить Сеитоши Дайски. Чтоб ты совестью замучился, блондинистый козел! Надеюсь, ты это читаешь!»

Несчастная писанина вернулась на свое законное место, гудящая голова упала в ладонь. На кухне было тихо, более-менее комфортно, приятно пахло едой. В то время как дурацкая спальня навевала мысли о Сеитоши, а гараж из-за недавних событий вообще сводил с ума. Хотелось сделать себе трепанацию ближайшим острым предметом, дабы забыть, что Тосиро сегодня там провернул. Такой низостью и мерзостью ему казалось это сейчас, и полным соблазна и желания в те самые проклятые минуты. Его бесило, что Хаяма оказывает на него такое влияние, заставляет его терять над собой контроль, вытаскивает из него наружу все то, что он так тщательно туда утрамбовывал, удачно (или не совсем) держа от себя на расстоянии блондина в течении аж пяти лет. А тут даже двух жалких недель не выдержал. Стыдоба! Объяснение происходящему искать он категорически отказывался. Потому что в голове была куча дерьма, погружаться в которую он честно боялся. Не выплывет же. Как пить дать.

Мысли о блондине заставили Тосиро схватить телефон.

— С-сука… — залез в папку с сообщениями и вытащил на экран одно, отправленное Сеито ровно год назад.

«С днем рождения. Подарок в пекарне через дорогу. Ни в чем себе не отказывай. Не забудь кошелек». Через час ему прислали ответ. Не с голым парнем, с тортом и обаятельной улыбкой. Эту фотку Тосиро сохранил.

Они никогда не праздновали его вместе, не успели, хотя младший отлично знал, как Дайски не любит этот день. В планах было все исправить, Бог над ним посмеялся от души. И все же Тосиро написал. Долго собирался с духом и отправил какую-то ерунду. Что-то вроде «счастья, здоровья», а после чуть не повесился. Реакция Дайски была слишком бурной: снова миллион признаний, сердечек, неотвеченных вызовов — и, естественно, молчание младшего в ответ. Тосиро перетерпел. Зато следующего дня своего рождения Дайски ждал как большинство детей, в предвкушении. И так каждый новый год. Сегодня стало исключением из правил. Сегодня его поздравит другой. Наверняка уже поздравил. Не по телефону. По-настоящему. Подарил объятия и поцелуй. Себя. И этот день стал лучшим для Дайски за последние пять лет. Тосиро не сомневался.

Он перечитал сообщение снова, кликнул не думая «удалить».

В прихожей хлопнула дверь, послышался шелест целлофана. Не то мягкое шуршание пакетов из продуктового. Другое, но тоже знакомое. Какое-то праздничное, что ли. Тосиро был прав… На кухню вошел огромный букет белых роз. После она. Мама охнула. Свалила цветы на стол и обвела их восхищенным взглядом. После заметила сына.

Мурлыкнула:

— Привет.

Роз было штук сто, не меньше. Он даже пристыдился, ведь обычно дарил ей букеты поскромнее и по поводу.

— Цветы?..

— Красивые, правда? — подошла она к кухонным шкафчикам и стала хлопать дверцами. Вытащила из дальнего огромную керамическую вазу.

— Кто подарил?

— Молодой человек, — опустила белый сосуд в мойку и погрузила в него гибкий от смесителя шланг.

— Прямо молодой?.. — сощурил Тосиро с подозрением глаза. — А где была?

— В кино, — снова этот лукавый непростой тон.

— Ты встречаешься, что ли, с кем-то? — не выдержал сын и задал вопрос чисто конкретно, в голосе, естественно, слышался упрек.

— А это запрещено?

Тосиро сделал паузу. Неохотно выжал:

— Нет.

Мать выключила воду, обняла вазу и, пыжась, перенесла ее на стол. Сын принципиально не стал помогать, пусть, мол, сама мучается со своими дурацкими розами. Но любопытство не давало ему покоя.

— Ну и че за фильм смотрели?

— Не знаю, мы все проболтали, — поднесла родительница одну розу к лицу, слушая ее аромат. Явно наслаждалась. Даже глаза закрыла.

Лицо Тосиро в этот момент само сложилось в несимпатичную гримасу. Благо, она не видела в какую. Там были сморщенный нос, скривившиеся губы, язык и колкий взгляд.

— Проболтали они. Ну конечно…

— Только ты еще не ревнуй, — вспомнила она бывшего мужа, этот тоже всегда бубнил как дурачок. Невольно улыбнулась и принялась, опускать длинные без шипов стебли в воду по одному, заботливо и любя расправляя лепестки. Под нос она что-то мычала. Вроде мелодию, вроде знакомую, но с учетом ее слабых способностей было сложно понять какую точно. Тосиро до сих пор реально думал, что талант ему передался от Сеитоши, потому что у родителей не было слуха вообще. И их семейные походы в караоке были для него каторгой. Другое дело — зависать в клубах с Дайски. Пел тот просто волшебно, восхищался пением Тосиро сам, говорил, что из них выйдет классный дуэт, который обязательно бомбанет на весь мир, и успех их будет сногсшибателен. Чужие мечты окрыляли, младший начинал писать. Да, в нем всегда было немного желания, немного способностей, но именно Дайски дал движение его собственным мечтам.

— «Не ревнуй»? Пфф! Не собирался. Просто на время хоть смотри иногда. Одиннадцатый как бы между прочим.

— Что-то не вижу от вас пропущенных, молодой человек.

— В следующий раз позвоню. И чтоб сразу ответила.

— Хорошо. В следующий раз предупрежу, что буду поздно… Или не буду вообще.

— Че?..

Она по-ребячески хохотнула, он укоризненно цыкнул на нее языком, как взрослый, и с деловым видом уставился в телефон. Через несколько минут букет распушился в центре стола, Като-сан поцеловала в висок хмурого сына:

— Спокойной ночи, дорогой, — мягко стиснула его плечо и двинулась к себе в спальню.

— И че ты их тут растопырила? — не удержался Тосиро, бросив ей вслед. — Забирай и неси в комнату свою. Нужны они тут больно. Вонять только будут.

— А я хочу тут, — донеслось со стороны лестницы на второй.

— Че как маленькая-то? Ты мать или кто?

— Или кто! — повторила она игривым голосом.

— Ну-ну…

Он любил ее за двоих. Ревновал, к сожалению, тоже. Пятка сама запрыгала по полу. Нижняя челюсть уехала вбок. Какой другой еще на фиг? Че за херня?!

Экран телефона загорелся от его прикосновения, очередное сообщение вытянули из черновиков.

«Привет. Как дела? Может, пересечемся?»

Нет. Текстовые — полная фигня! Тосиро по себе знал, фото работают гораздо лучше.

Объектив камеры навели на вазу, раздался противный трескучий писк. Тосиро посмотрел на экран, понимая, пора остановиться, она ведь счастлива, у нее другой. Но, пообещав себе последнюю попытку, добавил адресата и текст «У мамы было свидание».

Через минуту проверил: «Прочитано».

В голове ее мычанием звучала «Night».