Грустно и пусто на душе . Приподнялся – и обнаружил спящую Лису, что она делает в моей постели? Хорошо хоть, одетая. Пока умывался и заваривал чай, Лиса проснулась.

— Ты как?

Махнул рукой вместо ответа. Никак. Меня нет, разбился. Опять. Снова. В который уже раз.

— Айре присылал картинку, я её перехватила, не обижайся. Он за тебя беспокоится.

Горло сжал спазм, но я держал себя в руках. Выход есть всегда, просто пока я его не вижу, он где-то за поворотом. Всё будет хорошо. Жизнь всегда налаживалась, не верю я в конец света. Всё будет хорошо, убеждаю сам себя, если делать это достаточно долго, можно и поверить. Наверное.

— И этот тайне советовал мне влюбиться! — возмутилась Лиса. — Ты бы ещё какую гадость посоветовал, мухоморы жрать, например.

— Мухоморы не надо, они, как следует из названия, морят мух, а ты такая же назойливая, значит, тоже можешь замориться, — пробормотал в ответ, опять ища сигареты. Да что ж такое! Я же не курю. Наверное. Или не сигареты мне нужны, а шоколадка? Один хрен, пора в путь, в нашем мире нет ни того, ни другого. Кстати, о пути! — Лиса, ты опять ходила по моей душе?

— Страшно там. Восстановила прошлый раз и быстренько пробежалась по проблемным точкам. Там везде темно и больно. И скалы нет, только груда камней и щебня, и ты на этих камнях, мертвый. Айре тебя послал?

— Скорее, я сам зашел далеко, три с половиной килограмма тротила ещё и не такие разрушения устроят.

— Что?

— Ничего. Доигрался. Взорвал всё к чертовой матери из чистого любопытства. А теперь стирай свою память, нечего знать лишнее.

— Не, сейчас нельзя, а то буду донимать тебя расспросами. Успокоишься – и сотру. Не бойся, я буду молчать, я не такая дурочка, как показываю. А ещё смотрю на тебя и думаю, может зря я к Истинному Тайне до срока сунулась, тоже никогда не повзрослею, так и останусь истеричкой…

— Зря, но уже ничего не поделаешь.

— Ага. А теперь допивай чай, пойдем помогать, завтра Солнцеворот, наши приедут и много-много других, Дианора говорит, на Солнцеворот всегда много гостей. А ты завтра шут и стебщик, ты не забыл?

Забыл. Но ничего, навык шута у меня прокачан до Мастера, на этом уровне уже не важно, что творится на душе.

— Элу, можно?

— Айре? Заходи, конечно, — изо всех сил стараюсь придать голосу беспечность. Лиса умничка, крикнула, что её ждет Дианора и вприпрыжку убежала. Скажу ей, чтоб не стирала память, так она куда легче в общении.

— Элу, ты как?

Прислушался к себе. Плохо, но терпимо.

— Скоро уеду, и всё будет хорошо, — улыбнулся ему как можно веселее. Главное в нашем деле – искренность, научитесь её изображать и преуспеете.

Айре обнял меня за плечи, открыл переход к себе.

— Теперь рассказывай.

— Что?

— Всё. Что вчера произошло?

Самому бы понять. И что произошло, и как именно, и что теперь делать. Вопрос "кто виноват" опустим, и так ясно, кто.

— Ты полагаешь, что сможешь долго терпеть рядом с собой проектор? Готов перезнакомиться со всей палитрой моих эмоций, причем в самые неожиданные моменты? Что ты сейчас чувствуешь? Эмпатия ещё висит?

— Висит, — кивнул Айре.

— Ничего, я посижу чуток, раскручу своё настроение до приемлемого, а завтра уеду со своими. Потерпишь?

— Всё в порядке.

— Я же опять принуждаю тебя, если эмпатия так и будет висеть… Не тогда, когда ты разрешаешь, а всё время, всегда, пока я рядом, и хорошо, если расстояние её заглушит, а то знаю я и более тяжелые случаи. «Вечностью дышать в одно дыхание» или как там сочиняют барды, у них эта тема вечна… каламбур получился… Но на деле – это же ужасно, жить чужой жизнью. Айре, ты ведь знаешь про мою нестабильную психику, ты что, не понимаешь? Случись что – и нас снесёт, я тебя утяну за собой!

— Моего самообладания хватит на нас обоих. Сердцу не прикажешь, но можно надавить на сонную артерию. — Айре легонько сжимает пальцами шею, и у меня начинает кружиться голова и темнеть в глазах. — А потом и сам научишься себя контролировать. Или закрываться, ты ведь маг, если эмпатию кастуешь, наоборот тоже сможешь.

— А…

— Сможешь, я сказал! Придется!

Кажется, я начинаю понимать, почему из всех возможных жертв террориста-смертника я выбрал именно Айре. Кто ещё взял бы на себя нелегкое бремя быть моим хранителем? Хорошая у меня интуиция, не зря ей столько свободы предоставляю.

Айре прижал меня к себе, и у меня выгорели последние остатки мозгов.

— Вот и поменял твое настроение, это просто, проще некуда, — усмехнулся он.

— Всегда так делать будешь? — нервно хихикая, обнял его в ответ и чуть отстранился перевести дух.

— Ещё чего не хватало! — его серые глаза совсем рядом. Серый – цвет скуки, равнодушия и неизменности, он мне никогда не нравился, но его глаза… Они завораживают. Холодное северное море и блики солнца на волнах. Пожалуй, хорошо, что цвет чистый, без примеси голубого или зеленого, монохромная гамма выразительнее и величественнее. — Ты же не думаешь, что я посвящу свою жизнь обниманию тебя?

— Нет, конечно, мне… — спотыкаюсь на полуслове, мне осталось совсем немного. Если подумать, я давно живу в долг, непонятно как и почему, с ослабленной регенерацией умирают гораздо раньше срока, а у Айре вся жизнь впереди. Да и не важно это, я сбегу раньше. — Мне страшно представить такой финт на каком-нибудь приеме. Хотя, не буду отпираться, с удовольствием бы посмотрел, при условии, что останусь жив.

— Обойдешься! — содрогнулся Айре. — Имей в виду, при свидетелях я просто и незатейливо врежу так, что эмоции отвалятся. Советую как можно скорее научиться себя контролировать, это в твоих интересах.

— И почему я вечно куда-нибудь влипаю? — тоскливо спросил я, вытягиваясь на диване и кладя голову Айре на колени.

— И ты ещё жалуешься?

— Нет!! Это был риторический вопрос Мирозданию. Я ещё могу спросить тебя, почему ты невероятно прекрасен и совсем уж запредельно благороден. Ты хоть знаешь, что нельзя быть таким идеальным?

— Ты тоже то ещё чудо, — хмыкнул Айре. — Вот скажи, как назвать извращенца вроде тебя?

— А что не так?

— А ничего, что мы с тобой одного пола?

— А, ты опять об этом. Тебе самому не надоело? Смотря какой именно аспект наших отношений тебя интересует. Самое исчерпывающее определение – влюбленный идиот, это в самую первую очередь. А уж потом хоть бисексуал, хоть чучело шоарской лисы. Идиот – потому что по жизни такой, влюбленный… этим чувством ещё не научились управлять ни мы, ни люди, ни эльфы.

— А ты хотел бы управлять?

— Не знаю, нет, наверное. Это величайшее чудо, пусть чудом и остается.

— Даже когда разбиваешься?

— Даже тогда.

— Извращенец.

— Ну, мы же рождаемся, хотя смерть все равно наступит.

— Да уж, — согласился Айре, и до меня с опозданием дошло.

— Я вчера сильно фонил? Прости, я опять думал только о себе.

— Неслабый такой поток получился, — поморщился Айре. — Ты всегда так?

— Нет, обычно много-много хуже. Мне повезло, рядом была Лиса, напоила успокоительным, потом ты пришел. Могло растянуться на несколько лун, а то и лет. Но это всё можно пережить, подняться и идти дальше, это жизнь.

Айре посмотрел на меня с ужасом и жалостью. Я в ответ фыркнул, сбивая гнетущее настроение:

— Нет, ты все-таки смешной. Смотришь на тебя издали – монолитная скала. Начинаешь присматриваться – ежик, — у меня дивная картинка для наглядности, а то уже давно путаюсь, какие животные в каком мире живут, вдруг Айре ёжиков не видел. — Вроде иголки во все стороны торчат, а брюшко мягкое, нежное. Всему ты ужасаешься, но храбро встаешь на защиту подопечных, причем серьезно так, со всей ответственностью… самоотверженностью и самоотречением, более точные слова. Знаешь, как такое поведение называется? Или лучше на досуге подумай. Только не бей меня! Я уже заткнулся! И не подумай, что я издеваюсь, нет, и за это я тебя тоже люблю.

Я истерически хихикал, осмысливая то, что сам только что сказал. У Айре модель поведения родителя, более того, матери, отцы менее склонны к гиперопеке. То есть Айре, конечно, добивается уважения и подчинения, но это больше обусловлено силой его натуры, нежели демонстрируемой жесткостью. Неудивительно, что при нем я радостно скатился к модели ребенка, наконец-то можно не скрывать свою сущность, блин! И его садизм в сексе в картину вполне вписывается, натура всё же хищная, как ни крути, главенствующее положение в клане не такое давнее, нюансы «должного и правильного» до конца не изучены и не осознаны, требования к себе ещё завышены, гиперответственность напрягает… Надо же где-то расслабиться, тем более, если партнер позволяет.

А эмоционального опыта мало. Как кулаком или сапогом по ребрам – это он всегда, с точно отмеренной силой, и бьет, и сам получить не боится, а как я со своей любовью, так сразу теряется, носится со мной, как с хрустальной вазой… Бокалом, у него стенки тоньше… Или вот слышал про фарфор, трескающийся от неосторожного прикосновения… Так, что-то меня не в ту степь несет…

— Айре, любимый, — всхлипнул я, пытаясь унять хихиканье. — Не парься ты так, не меряй по себе, у всех разные пороги чувствительности, мне эмоциональную боль перенести много проще, это как выбитый сустав, он подвижнее целого. Ты же ходишь к Сайфе на тренировки спокойно, может, тебе даже нравится, а я от такого развлечения испытываю только страх, боль и усталость. Ой, я, кажется, опять что-то не то сказал. Ну хватит, не смотри на меня так, иначе опять буду идиотски хихикать.

— У тебя истерика, — вздохнул Айре. — Всё-таки мы основательно портим нервы друг другу.

— Это не истерика, это моё дурацкое чувство юмора, — хихиканье удалось унять, улыбку я оставил, надо же чем-то смягчать разговор. — Считай это шуткой-самосмейкой, потому что объяснять не буду.

— Элу, может, я чего-то не понимаю… — Айре запнулся, и я отчего-то тоже начал смущаться. Надо же, я и предположить не мог, что умею… — Ты ведь на самом деле…

— Какой я на самом деле? — переспросил я, пытаясь побороть смущение. — Я не играю, я на самом деле такой, каким себя показываю, если ты не видишь цельного и логичного – не удивительно, я же безумен.

— Я не об этом, — вздохнул Айре, гладя меня по волосам. — Тебя пугает боль, но ты позволяешь мне…

Он опять запнулся, а я собрал все остатки решимости, переместился в более-менее вертикальное положение в пространстве (если не сказать прямо – почти уселся Айре на колени), посмотрел в глаза.

— Я же говорил, что подстраиваюсь, потому что люблю. Что бы ты со мной не творил, я не боюсь, мне это нравится. Эмпатия, опять же, не даст перейти границы. Я не подделываю эмоции, это невозможно, ты же их слышишь, они искренние. Во всех остальных случаях стараюсь отрешиться, потому что в действительности боль меня пугает, даже самая пустяковая. Может поэтому из меня такой хреновый боец.

— Чучело, — Айре со вздохом обнял меня.

— Ага, — я довольно зажмурился. Хорошо-то как… До нежности. Растерянной какой-то, беспомощной, на границе с ужасом. Айре за подбородок поднимает мою голову, я в почти благоговейном восторге смотрю в его дивные глаза. Красив, немыслимо красив. Холодок ужаса, неприятия и притягательности одновременно, отчаяние и безрассудство, тонко бьется адреналиновая жилка… До меня наконец доходит, что эмпатия идёт обоюдная, сама себя накручивающая, и пора вмешиваться в происходящее, пока Айре ничего не понял.

— Какой же ты невероятный, сказочный, прости меня, пожалуйста, я научусь закрываться, обещаю, но не сейчас, — всхлипываю я, — ты сводишь меня с ума… Обещаю, я научусь держать себя в руках, обещаю, что не подставлю тебя, но это всё потом, прости, я опять без разрешения…

Айре настойчив, но без грубости, запрокидываю голову, подставляя шею поцелуям, сердце готово выскочить из груди. Задыхаясь от восторга, вслушиваюсь в эмоции, вычленяя такие чуждые, но безмерно желанные, драгоценные его. Отчаяние погасло, Айре поверил, что это я его приворожил, вспомнил, что эмпатия висит над нами постоянно, а значит, не он виновен в очередном нашем падении. Открытыми басовыми струнами – желание подчинять и обладать, ведущей нотой – запретность наших отношений, вплетаются ноты ожидания, чуть звенит смущение на границе с отторжением, отзвуки нерешительности, неужели он до сих пор с таким букетом? Как же его, должно быть, колбасило вначале! И от моих эмоций тоже, если только он не разделяет, где его, а где мои. Эмоциональный рисунок подростка. На нас двоих. И мой восторг завершает картину. И действия наши. Обнимаемся и целуемся, не решаясь пойти дальше, а ведь хотим. Точно, озабоченные подростки, вот мы кто. Прикольно!

Осталось только по закоулкам целоваться, соблюдая все мыслимые и немыслимые предосторожности, выбираться на свидания, и всё равно спалиться, потому что чувствами управлять невозможно, потому что взгляд – как в омут головой, потому что весь мир перестает существовать. Во вселенной никогда раньше не было ничего подобного, это уникально и только с нами, а остальным никогда не понять и не подняться на только наш, самый верхний уровень любви.

Да, я знаю, что это самообман и исключительно мои иллюзии, но ни за что с ними не расстанусь, жалко выбрасывать из головы такую дивную дурь. Только бы не сорваться, закрутить спираль медленно и вдумчиво, читая его дыхание и стоны, вслушиваясь в мелодию эмоций, мечтая запомнить всё до последнего мгновения.

Айре совсем не развращен, его все ещё смущают мои ласки, хотя ничего особенного я не делаю. Наслаждаюсь дивным звучанием наших эмоций, я совсем забыл, как это – чувствовать другого, как я мог подумать, что на этом наши отношения закончатся? Как волшебно, сладко, немыслимо сочетание его хищности и неискушенности; смущение пьянит, как изысканное редчайшее вино. Это временно, конечно, если он меня не выгонит, проведу его по извилистым дорожкам чувственности, смущение пропадет, очарование не исчезнет, но станет другим.