Холодно. Очень холодно. Девушка не хотела, чтобы все произошло так, как в итоге сейчас. Она просто хотела прогулять школу и этим же вечером покончить со своей жалкой жизнью. Но снова злодейка судьба вмешалась, и все пошло под откос. Прошел год. Год ее адовой жизни. Год, за который перевернулся ее привычный мир. Если попробовать представить, то получится, что сначала был мир, а потом война, в которой девушка проигрывала с самого начала. Она слаба, у нее нет сил. Если в начале казалось, что все может нормализоваться, то потом приходит осознание, что девушка глубоко ошибалась. Все стало только хуже. Сначала смерть мамы, а потом — насилие в школе. Целый год. Прошел целый адовый год, а она раздавлена и лежит на холодном кафеле. Только почему этот кафель имеет вид мягкой кровати с теплым одеялом, заботой отца, собственной самоненавистью, унижениями и желания умереть? Дьявольский коктейль, после которого никто не выживает, а если и сможет, то страдать будет только сильнее. Девушка прошла через это. Не раз.

Ей больно. Она сдерживает всхлипы. Впервые за этот год на нее накричал папа за то, что она прогуляла школу. Девушка понимает свою вину и оплошность, но она не представляла, что отец накричит на нее и отвесит пощечину. С унижениями, с издевательствами, с насилием, с предательством она справится, но вот с ударами и криками своего отца — вряд ли. Она не такая сильная, чтобы проигнорировать это и забыть, а потом извиниться и сделать вид, что все в порядке. Потому что всё далеко не в порядке. Не в порядке вещей то, что ей в семнадцать хочется покончить жизнь самоубийством. Не в порядке то, что она ненавидит свою жизнь. Не в порядке, что девушка устала так жить и терпеть. Ей хочется уже убежать от этого. Да, она слабая, но по-другому не может. Девушка знает, что поступает как эгоистка, но для нее это единственный выход из всего дерьма, что произошел за последний год. У нее просто не осталось сил бороться. Даже ее рисунки, дневник, бариста, отец, Еын-онни не смогли помочь. Будто она себе поможет. В это сложно поверить. Девушка пыталась долго и упорно, но всё против нее. В один момент она думала, что всё, вроде, ситуация налаживается, но потом происходило нечто, и снова ее жизнь падала с высотки навстречу серому асфальту.

Девушке холодно. Ей пришлось надеть толстовку, потому что пуховое одеяло не греет, а внутри нее зияющая дыра. И с каждым днем она только растет. Девушка прижимает колени к груди, чтобы хоть каким-то образом получить чуть больше тепла, но все бесполезно. Ее знобит, а лицо опухло от несколько часовых рыданий. Она могла бы попробовать собрать себя в более или менее сносную человекоподобную кучу, но тело словно налилось свинцом, и оно не хотело подниматься с кровати. Девушка хотела уйти из жизни с чистым лицом, не заплаканным, а получились красные глаза, опухшие веки, забитый вид и общая помятость. Впрочем, это ее постоянное состояние. Просто обычно все эти неровности сглаживаются, или ее вид всего-навсего списывают на усиленную подготовку к экзаменам. Девушка верит во второй вариант, потому что думать, что окружающие игнорируют ее состояние — противно. Не хочется даже. Ведь тогда получается, что они лично загоняют ее в могилу.

Два часа ночи, а девушка все еще не может уснуть. Она только сменила позу, но не смогла закрыть глаза и погрузиться в мир сновидений. Хотя она предпочла бы уснуть навечно, ну или хотя бы увидеть какой-нибудь слащаво-приторный сон, в котором будут розовые пони и единорог с крыльями, чем продолжение ее реальности. Пусть лучше будет так, чем переживать повседневные проблемы еще и во сне. Ей уже начинает казаться, что она скоро начнет путать реальность со сном, потому что грань стирается. Стоит ей закрыть глаза, как ее начинают пытать, издеваться, оскорблять, избивать до потери сознания. Грань уже стирается, если всё это не прекратить. Но как это остановить, если единственное ее спасение было в Еын-онни, однако, сейчас этого человека нет рядом с ней. Да и она не выходит на связь. Ужасно и обидно.

Уснуть девушка смогла только в третьем часу ночи, когда все слезы были выплаканы, мнимое тепло ее согрело, а холод решил сжалиться над ней. Только пару часов сна ей дарует эта ночь, но даже так для нее это удовольствие, рай и наслаждение. Пусть ее лучше будут избивать во сне, чем в реальности. Сон можно забыть, и после пробуждения сказать себе, что все хорошо, это только идиотская фантазия. Не более.

***

Девушка сидит на скамейки на заднем дворе школы. Сейчас идет урок, на котором она должна быть, но у нее нет сил и настроя сидеть в кабинете вместе с теми, кто полчаса назад снова ее унизили и оставили кровавые следы на коленях. Снова пришла ее одноклассница со свитой и довела до слез девушку. Правда, соленые капли увидели только дерево и трава. Но это не суть. Руки и ноги в каплях воды. Только уже хлорированной, а не соленой. Девушка всю оставшуюся перемену промывала раны, а потом ушла из здания школы. Лучше она отсидится здесь, а потом снова войдет в место наказаний, унижений и ее личного ада.

— Я так и знала, что ты снова здесь, — рядом с ней разносится до боли знакомый голос. Если бы не закрытые глаза, девушка не выдержала бы и разрыдалась. Но она пока еще держится.

— Сынхи, я знаю, что ты тогда была в туалете. Я знаю, что ты все слышала и специально мне отдала ту тетрадь, чтобы я передала ее Санни. Но я не стану этого делать.

— Почему? — голос хрипит, но только от долгого молчания, а не от обиды. Хотя второе чувство тоже присутствует.

— Что почему?

— Почему ты так поступила со мной? Почему рассказывала все обо мне ей? Почему пошла на ее поводу?

Сынхи не может сдерживаться. Ей обидно, больно. Девушка смотрит в глаза подруге, которая вонзила в спину нож, и видит только сожаление. От этого противнее еще сильней. Ощущение, будто тобой воспользовались, а сейчас сожалеют, хотя ничего уже не вернуть. Ее одноклассница не отводит взгляд, смотрит в упор и подбирает слова. В ее голове кружится рой мыслей, сотни слов, которые девушка хочет сказать, но не знает, как именно.

— Когда я пришла в эту школу… Нет, не так. Мне захотелось познакомиться с тобой, как только я перешла в эту школу. В начале я не понимала, почему ты постоянно одна и никого не подпускаешь. Но потом увидела всё собственными глазами. Я видела, как над тобой издевались. Тогда мне стало противно и тошно. Я не знала, что делать. Санни же поняла все с самого начала. Она видела меня в тот день. И вечером того же дня она поговорила со мной, ударив в солнечное сплетение. Санни угрожала мне. Она говорила, что ты ничтожество, что мне с тобой лучше не иметь дело. А я послушалась. Понимаешь, мне было страшно. Я боялась.

— А причем тогда сигареты?

— Это уже вторая часть истории. После этого я наблюдала всё, что она творит. Чувствовала я себя ужасно. Ты не подумай, но в один день я не выдержала и закурила на территории школы. До этого я практически не курила. Так, парочку сигарет за год, и все. Пачка была почти полная, когда я пришла в эту школу, — девушка вынимает темную картонную пачку и вертит ее в руке, а после усмехается. — Санни засекла меня, а потом шантажировала. Она угрожала, что вся школа узнает об этом, что узнает отец. А он, если не знаешь, прокурор. Это означал бы капец полный. Помнишь, наш первый разговор на этой же скамейке? Я помню его отчетливо. Тогда я узнала причину твоих издевательств. Ты сильная, как бы ты не думала. У тебя есть силы стоять на пути Санни, а у меня их не было. Я поддалась. Я думала, что смогу тебя растормошить, и ты снимешь с себя гнет Санни. Но ошиблась. Я сама попала под него, когда начала общаться с тобой. Им нужна была информация, а у меня ничего не было. Тогда я им рассказала, что тебе нравится женская группа. Я не знала, что они перевернут все так, как произошло теперь. Сынхи, прости меня за это. Я не хотела. За эти полгода я скурила почти пять пачек сигарет. Я не могла успокоиться. Меня трясло каждый вечер. Мне было страшно. Я видела, что творит Санни, и не хотела продолжать так жить. Но отец отказывался переводить меня. Ему нужна весомая причина. А причина, что меня гнобят в школе и заставляют плясать под чужую дудку из-за сигарет — так себе причина, знаешь?

Девушка, теребя картонную упаковку, под конец своего монолога, хотя это можно было назвать исповедью, не выдерживает и закуривает. Облако дыма выходит из ее рта, и девушка медленно вздыхает, будто она сняла тяжелый груз со своих плеч. Хотя на самом деле так оно и есть. Только так она может успокоить свою душу, которая опустилась на уровней шесть в темноту и преисподнюю. Как бы не было прискорбно, но так оно и есть. Никотиновый дым — единственное, что ей помогает — единственное, что успокаивает и дарит покой.

Сынхи молча наблюдает, как ставшая за последние месяцы подруга скуривает сигарету, как маленький огонек приближается к фильтру, как девушка закрывает глаза, а потом выдыхает едкий дым. Запах бьет по рецепторам, но кого это волнует, если нельзя отрицать того факта, что никотин вперемешку с ягодным ароматом. Сынхи признает, что вдыхать его приятно, хотя это иррационально. Это неправильно, ведь вдалбливают эту ересь с самого детского сада, но видеть, как ее бывшая подруга расслабляется после никотина — заставляет повторить то же самое. Ей все еще обидно, но сейчас это чувство разбавляется раствором понимания и сочувствия, потому что Сынхи знает, о чем говорит бывшая подруга. Они донельзя знакомы, и от этого тошно сильнее.

— Не советую, — говорит рядом сидящая девушка, а после смотрит своими проникновенными черными глазами на Сынхи. — Потом тебе они нужны будут постоянно. Хотя один раз — не так и страшно. Но не сейчас, скоро урок закончится.

Девушка выкидывает окурок куда-то в траву. Его заметят только через несколько часов, но уже тогда не будет и следа пребывания девушек в этом месте.

— Что ты будешь делать? — спрашивает Сынхи.

— У меня есть план, но для этого мне нужна будет твоя помощь. Поможешь? И если у меня все получится, то я смогу помочь и тебе. Если ты, конечно, захочешь принять мою помощь после всего произошедшего, — девушка снова отворачивается и усмехается.

— В чем мне тебе помочь? — Сынхи понимает, что может тоже пострадать. Хотя для нее это уже не играет большой роли, если она собралась умереть. Просто какая разница: пострадать еще день-другой, и тебя уже не будет на этом свете?

— Возьми мою пачку сигарет до вечера и не вмешивайся. Отдашь вечером, — девушка протягивает темную пачку с зажигалкой.

— Вечером?

— Придешь ко мне домой, — бросает девушка на ходу, а после уходит.

***

Девушка подходит к парте рыжевололосой девушки, которая громко разговаривает со своими подружками. Они тут же затихают, стоит главной повернуться к подошедшей. Секунды молчания, и игра в гляделки.

— Санни, ты хотела получить рисунки О Сынхи, а я их не принесла. Какая жалость, да? Но знаешь, у меня для тебя есть кое-что получше. Заинтересована? Догадываешься? — говорит девушка, от которой пахнет вишнями и еще чем-то сладким.

— Чхве Хансоль, ты играешь со мной. Ты же знаешь, что со мной такое не проходит. Выкладывай! — приказ, а не просьба.

— Я пришла сказать, что не буду больше подчиняться тебе и передавать информацию об О Сынхи.

— Да как ты смеешь? Она знает? О Сынхи, ты знаешь, что твоя лучшая подруга сплетничала про тебя? — Санни смотрит на девушку с челкой. В чужих глазах боль, треснутый мир и осколки стекла, но нет ни намека на слезы и разочарование. Это бесит! — Сучка! Ты все подстроила!

— Ничего я не подстраивала, — смеется Хансоль, не отходя ни на шаг от Санни, которая только увеличивает напор.

— А ты знаешь, что у меня есть козырь на тебя? А?! Я знаю, что ты куришь. Я видела, и твой папочка не будет сидеть, сложа руки, когда узнает.

— Ты ошибаешься, хотя в одном права. Он не будет сидеть, сложа руки, когда узнает, что на его дочь вешают ложное обвинение. Да, папа? — девушка подносит телефон к уху и слышит гневный голос мужчины, который возмущается и говорит, что сию минуту же приедет разбираться.

Санни бледнеет на глазах, хотя знает, что права. Но с другой стороны Хансоль не дура и не могла всё не предусмотреть. Чхве победно улыбается, даже тогда, когда Санни требует свою свиту осмотреть вещи Соль. Но и они ничего не находят. Это злит Санни еще сильнее, она бесится и срывается на всех.

***

Сынхи медленно идет по знакомому району. Ей не хочется снова видеть бывшую подругу, которая причинила боль, да и сейчас неосознанно причиняет боль, находясь рядом. Но девушке надо поставить все точки над «и», чтобы потом спокойно совершить суицид и покинуть это мир. Она слышала каждое слово, произнесенное и Санни, и Хансоль. Ей стоило больших усилий не разрыдаться там же, не сорваться. В тот момент страх расползался по всему ее телу, он сковывал ее, Сынхи боится даже сейчас, хотя понимает, что все хорошо. Относительно. Господин Чхве забрал документы из школы и пообещал, что переведет Соль в другую школу, где точно не будет издевательств и насилия над учениками. И больше Сынхи не видела Хансоль в школе. Теперь ей понятно, почему она попросила прийти к ней домой и вернуть сигареты.

Большой дом, звонок в дверь, а Сынхи уже трясется. Она боится, что на нее наорут, что не позволят войти в дом, что увидят маленькую пачку сигарет, которая отяжеляет карман куртки.

— Вы к кому? — на пороге стоит господи Чхве, его взгляд скользит по фигуре Сынхи, и девушке хочется убежать или спрятаться.

— Я… я к Чхве Хансоль. Я… ее подруга.

— Как тебя зовут?

— О… О Сынхи. Недавно мы делали вместе проект, — девушка запинается от волнения, но все-таки ее пропускают в дом.

Девушка поднимается по знакомой лестнице и входит в комнату бывшей подруги. Хансоль развалилась на кровати с какой-то книгой. Она не сразу замечает, что кто-то вошел в ее комнату.

— Привет, — получается тихо и неловко. Сынхи все еще потряхивает от страха, но уже чуть меньше.

Экс-подруга поднимает голову, и стоит ей это сделать, как она тут же слетает с кровати и прижимает Сынхи к себе, начиная щебетать, как же рада ее видеть, что скучала.

— Подожди секунду, — а после убегает к шкафу и накидывает какую-ту толстовку. — Идем.

Сынхи смотрит озадаченно, но не задает вопросов. Она знает, что если Хансоль что-то взбрело в голову, то девушка не успокоится, пока не получит желаемого или не сделает этого. Точно так она вытаскивала Сынхи в дни ее затворничества. О грустно улыбается, ведь те прогулки, радостные монологи Соль, ужасный на вкус кофе — моменты, которые хочется воспроизводить постоянно, хочется еще раз их пережить, окунуться. Хоть Сынхи относилась к прогулкам скептически, но сейчас она бы предпочла продолжать их как можно дольше. Ведь только ради этих прекрасных дней хотелось жить. Но все изменилось, стоило ей оказаться в роковой день в кабинке туалете. Судьба снова решила ее испытать. Но сейчас Сынхи готова дать ей отпор, показать, что здесь она хозяйка, что может сама решить: жить ей или умирать.

Хансоль ведет ее на детскую площадку, где никого нет, которая окружена несколькими крупными деревьями. Отличное место, чтобы совершить преступление. Но не в этой реальности. Соль садится на скамейку, а Сынхи следует ее примеру, потому что другого выхода нет. Чхве точно хочет сказать еще что-нибудь — это чувствуется по накалившиеся обстановке. Или так кажется только О Сынхи? Но появившиеся морщинки вдоль лба и задумчивый взгляд Хансоль говорят об обратном.

— Ты принесла?

— Да, — Сынхи вынимает из кармана пачку сигарет, которую всю дорогу напоминала о себе.

У девушки даже сложилось впечатление, что она соучастница преступления, хотя она только помогла бывшей подруге. Но могла бы и не помогать. Соль забирает сигареты и начинает вертеть одну между пальцами.

— Знаешь, я тут думала и не могла понять, почему ты так просто помогла мне. В душе мне хочется верить, что ты простила меня и хочешь помочь, но с другой стороны я знаю, что поступила, как самая настоящая сволочь. Втерлась в твое доверие, предрасположила к себе, рассказывала некоторые подробности о твоей жизни Санни и еще больше усложняла ситуацию. Однако… — Соль смотрит на свою руки и молчит. — Однако ты помогла мне, и теперь я свалила из этой школы. Сынхи, почему? Я ведь поступила, как самая последняя тварь!

— У меня бы просто не хватило смелости пойти против тебя, выдать твой секрет. Санни терроризирует меня год, и за это время у меня не хватило духу перейти в другую школу, а у тебя есть сила противостоять ей. Ты сказала, что я сильная, но это не так. Я просто терплю, страдаю, сгораю, но, кажется, что скоро… Скоро точно произойдет что-то ужасное.

Сынхи намекает, говорит, что может умереть, но то ли Хансоль не понимает, то ли она просто делает вид непонимающий. Впрочем, Соль только подкуривает сигарету и выдыхает дым в темное пространство. Уже темно, и не видно, кто именно курит. Сынхи дышит глубоко, ей хочется ощутить этот запах еще ближе и еще глубже в себе, хочется понять, какого это. Все равно ей осталось немного. Какого это снова чувствовать что-то еще кроме боли, самоненависти? Какого это снова делать привычные вещи для подростков? Какого это попробовать никотин и алкоголь на несколько лет раньше, чем наступит совершеннолетие?

— Знаю, что хочешь. Возьми, — Чхве протягивает еще полную сигарету, а сама закуривает еще одну. А Сынхи осторожно берет хрупкий предмет. Кажется, что его можно сломать легким движением. Как и ее, впрочем. — Затянись, вдохни воздуха, доведи до самых легких, а потом выдохни.

Девушка осторожно зажимает фильтр губами и делает, как сказала Хансоль, но моментально ее грудь разрывает адским огнем, а по телу проходится приятная нега и некая слабость. Но девушка не выбрасывает сигарету, а только делает еще одну затяжку.

— У меня же не появится зависимость? — спрашивает осторожно, боясь услышать положительный ответ.

— Это наркотик в чистом его виде, — Чхве смеется. — Но от одной у тебя не появится зависимость, если ты не продолжишь курить. Да и сложно это в какой-то степени. Между моей первой и второй выкуренной сигаретой прошел примерно год, а потом полгода. А дальше я перешла в вашу школу, и все пошло по пизде. Как бы это прискорбно не звучало.

Опускает длинное молчание. Сынхи медленно выкуривает сигарету, но под конец ее горло и легкие горят, чувствуется оцепенение во всем теле, в голове ни единой мысли, ватные ноги касаются земли, а прохладный ветер напоминает о себе.

— Так каждый раз? — с трудом выговаривает Сынхи, голова идет кругом, а язык будто к небу прирос.

— Да, но с каждым разом все меньше. Вот тогда и начинается зависимость. Сынхи, если ты надумаешь переходить в другую школу, скажи мне, ладно? Я помогу тебе. Ты можешь оказаться в такой же ситуации, как сейчас, поэтому тебе лучше идти туда, где будут знакомые. Если надумаешь, то скажи мне обязательно, я помогу тебе устроиться в той же школе, куда сама пойду. Не игнорируй. Я понимаю, что ты можешь обижаться на меня, ненавидеть, но не отвергай мою помощь, ладно? — Хансоль впервые за этот вечер поворачивает голову к Сынхи и смотрит своими пронзительными глазами.

— Хорошо, — кивает девушка, хотя уверена, что вряд ли попросит помощи, потому что мертвецы не умеют разговаривать.

— Я тут вспоминала наши прогулки и решила все-таки чуть глубже копнуть в группу, которой ты заинтересовалась. Знаешь, а они действительно интересные девушки. Говорят, что у них должен был быть камбэк, но они его перенесли на май. Знаешь, одна участница сделала кавер на Faded. Ты не могла не слышать оригинал. И у нее такой красивый голос. А Джию действительно солнышко и очень милая. Не знаю, где ты нашла те фотографии, с которых ее срисовывала, но их нет в интернете, — с энтузиазмом восклицает Хансоль, когда девушки двигает в сторону дома Чхве.

— Потому что я рисовала их с натуры, — тихо говорит Сынхи, думая, что ее не услышат, но ее услышали, но решили проигнорировать.

— Ладно, пока, и удачи тебе, О Сынхи. Надеюсь, у тебя все будет хорошо, — Соль обнимает О у своего дома, а после скрывается за дверью.

Сынхи медленно идет домой. Не сказать, что вечер прошел ужасно, но все же было странно, что все закончилось так. Она не представляла, что ее дружба с Хансоль так быстро быстро закончится, что разрыв произойдет так стремительно и с такой болью. Для нее теперь Хансоль имеет запах ягодных сигарет, вишневых духов с примесью адской боли в районе груди и в легких. И также напоминание о первой сигарете. О сожалеет, что не смогла раньше попросить у папы перевода в другую школу, что дотянула всё до таких обстоятельств. Ей грустно, печально и прискорбно с этого.

Девушка возвращается домой и решает, что тянуть больше нельзя. Она не сможет. Осталась последняя деталь, от которой она не избавилась, и это надо сделать как можно скорее. Да, у нее не хватило духу удалить все заметки в телефоне, да, у нее хватило духу удалить все данные на айфоне. Но она должна удалить аккаунт твиттера. Ей не хочется уходить, не избавившись от этого. Все равно там нет ничего важного, кроме трех твиттов. Да и они жалкий отголосок ее прежней жизни. Они ничего не значат. Так, вопросы и надежды на лучшую жизнь, которой не бывать.

Сынхи приходит домой и сразу же включает компьютер. Она ждет, когда загрузится браузер, а потом открывает твиттер. Но что-то идет не так, когда девушка слева видит «1 читатель» и «6 твиттов». Ее бросает в дрожь. Она не хочет верить, что человек, взявший ее телефон, оказался любопытным. Но ведь у Сынхи закрытый аккаун, тогда откуда взялся этот читатель без ее разрешения? Да и откуда еще три твитта? Девушка не может ответить, она тупо пялится на маленький прямоугольник и боится перейти на свой профиль. Однако, рано или поздно, надо же это сделать?

Она нажимает на уменьшенную версию своего акка и читает три последних твитта. Они пугают донельзя. Сынхи надо ответить на них, чтобы узнать, что происходит, и кто этот человек, что подписался на нее. Девушка пишет три ответа, а потом переходит на акк своего единственного читателя. «Ви», несколько сотен читателей и пару десяткой читаемых. Твитты не о чем, что-то про баскетбол и много ретвиттов. Ничего интересного. Тогда, что происходит? И похоже суицид Сынхи снова откладывается. Она не успела.

***

Тэхен весь вечер сверлит телефон. Он не знает, чем себя занять, чтобы успокоить нервы. Как пришел домой, постоянно проверяет телефон девушки и обновляет аккаунт в надежде, что акк все еще существует. Парень обновляет новости про суицид, боясь увидеть среди новостей девушку из той школы. Хоть он и не знает, как там обстоят дела, но он не хочет оказаться среди тех учеников. Тэхён боится проснуться и увидеть эти новости. Ведь это бы означало, что он не успел. А это самое ужасное чувство — знать, что ты мог бы помочь в несовершении суицида, но тупо не успел.

Парень даже подписался на аккаунт девушки и поставил уведомления на него на случай, если девушка все-таки ответит на его твитты. Самое ужасное чувство — чувство ожидания. Когда не знаешь, чего вообще ждать от судьбы и жизни. Но еще ужасна неизвестность — неизвестность того, жива ли девушка или нет, неизвестность, как с ней связаться, неизвестно, где она живет, чтобы лично вырвать лезвие из ее рук и не дать совершить ошибку.

Тэтэ почти не спал ночью. Постоянно просыпался в холодном поту и проверял телефоны. Даже на следующий день Хосок с Намджуном отметили, что парень выглядит нервным, загруженным и чуть ли своей тени не пугается. Но Ким не может по-другому. Ему страшно. Он боится увидеть в новостях известие об очередном суициде. Его нервы напряжены до предела. Даже во время самой первой игры в баскетбол не было такого состояния. Даже во время экзаменов. А тут такая простая, но сложная ситуация. Парню хочется лезть на стенку, чтобы хоть как-нибудь успокоиться, потому что он не выдерживает. Но вот наконец в десять часов вечера, когда Тэхён сидит за уроками, ему приходит уведомление на телефон. Парень срывается тут же. Он надеется, он ждет. И судьба наконец-то на его стороне. Девушка ответила на его твитты.

«Он прекрасен. Я хотел бы увидеть, как он смеется».

—

«Боюсь это невозможно. Я уже давно не смеюсь».

«Надеюсь, что да, потому что я хочу встретиться с тобой».

—

«Какой толк желать встречи с тем, кто скоро умрет?»

«Я хочу стать тем ветром, который поможет тебе возродиться».

—

«Уже поздно возрождаться. Я сгорела. Остался только пепел».

Тэхёна бросает в холодный пот еще сильнее, чем до этого. Он не ожидал, что ситуация так запущена, не ожидал, что девушка настолько подавлена. Парень сомневается, что сможет помочь, но он просто обязан сделать все возможное, потому что те заметки, которые он успел прочитать между уроками, тренировками, вечерними занятиями — немного только проясняли ситуацию. Но даже эти несколько заметок заставляли покрываться кожу мурашками. Тэхён даже не хочет представлять, что могло произойти. Парень пишет ответы от своего имени, а после ложится спать. Еще несколько часовой нервотрепки он просто не выдержит.

«День 1: Прошел ровно месяц, как произошла самая большая трагедия в моей жизни. Я никогда до этого не могла представить себе, что такое могло бы произойти. Весь этот месяц был адовым, я боялась выйти на улицу и посмотреть в глаза людям. Боялась в них увидеть сожаление и жалость. Мне хватает боли отца и своей собственной. Чужой скорби я не выдержу. Они не поймут. Вряд ли что кто-нибудь из них терял близкого человека в семнадцать лет. Ровно месяц назад умерла моя мама. Она попала в аварию, но с ней же умер и водитель машины. Ровно месяц, как мне снятся кошмары. Ровно месяц, как отец не бреется и пытается собраться, но у него выходит плохо. Я вижу это. Ровно месяц, как я удалила все приложения с телефона. Теперь они мне ни к чему. Игры? Социальные сети? Мессенджеры? Зачем? Остался только твиттер и заметки, которые станут моим дневником. Психолог посоветовала его завести, но у меня нет желания покупать его и вести. Завтра мне в школу, и мне точно не отвертеться от сочувствующих взглядов. Ха, как быстро они забудут, что произошло? Прошел ровно месяц, как я не посещаю школу…

День 2: Ха, прошло не так плохо, как я и ожидала. Только весь день я чувствовала на себе взгляды одноклассников, учеников из других классов, учителей. Пока ходила по коридорам, слышала мерзкие и тихие перешептывания. Как отвратительно! Как будто я не слышу! Думают, что могут себе позволять это. Хотя как будто они когда-нибудь прекратят. Ха, да быстрее Северная Корея объединится с Южной, чем это произойдет! Мне хотелось закрыться от их перешептываний, которые и прекрасно можно было услышать на другом конце класса. Ничтожества! Думают, что если у человека произошло горе, то могут поливать его грязью. Это еще начало. Знаю, что потом станет только хуже. Этого не избежать.

День 3: Я не выдержала и постригла челку. Хоть что-нибудь, что попытается закрыть меня от этого грязного мира, от этой школы, от мерзких людей, которые начинают говорить, что они бы спокойно бы отреагировали на смерть родного человека. Ха, ну да! Я посмотрю на вас, если у вас такое произойдет! Вот что сказала одна особа, пока я была в туалете: «Кем себя возомнила эта стерва? Не посещала месяц школы. Ну да, так я и поверила. Ну и что, что у нее умерла мать, как будто это большая трагедия?! Небось отдыхала весь этот месяц и нихуя не делала!». Тогда снова подкатил ком к горлу, но я старалась держать себя в руках. Мне пришлось выйти, и они тут же замолчали. Только стоило мне открыть дверь в коридор, как эта же особа сказала: «Как же бесит!». Я весь урок пролежала на парте, пыталась отправить слезы обратно в недра. Я не могла позволить себе расплакаться. Но стоило мне сесть в автобус, как они сами пошли. Это только второй день, а еще впереди несколько месяцев, а потом еще год…

День 5: Я как раз сидела на перемене и рисовала ничего не значащие узоры в тетради — просто, чтобы успокоиться, когда ко мне подошла та самая особа из туалета и спросила: «Ну как тебе в школе после месяца отдыха?». Я пыталась игнорировать ее, но было поздно, весь класс уже слушал только нас. Мне пришлось ответить, что это был не отдых, на что Санни рассмеялась только. «Ну да, не отдых! Пока ты валялась в постели и липово страдала, мы все пахали и пытались закрыть все долги, чтобы подняться в рейтинге». Я поднимаю голову. Я знала, что выгляжу жалкой, что никчемная, что под глазами большие круги от нескончаемых слез, но в тот момент я хотела ответить. «Я ходила к психологу», — все, что могла только сказать. Она снова смеется, а потом выдает: «Жаловалась на свою жалкую жизнь? Что у тебя погибла мама? Что ты типа хотела умереть? Лучше бы ты перерезала себе вены, чем заявилась в школу!» Ее слова ранили, мне хотелось убежать и расплакаться. Снова. Но я не успела. Она толкнула меня в грудь, и я упала вместе со стулом на пол. Спина до сих пор болит, и там уже, наверное, образовались синяки. Еще бы чуть-чуть, и Санни ударила бы меня ногой в живот, но вошел учитель. И это спасло меня, но ненадолго. Учитель Чхве спросил, все ли в порядке, и мне пришлось соврать, а потом подняться и снова провести урок, лежа на парте».