«День 25: Еын-онни продолжила слушать мое повествование. Я говорила робко, мне было еще сложно открыться, но она терпеливо ждала, когда я заикалась и прекращала говорить. Мой рассказ почти подошел ко дню смерти матери, и я начала нервничать еще сильнее. Я еще никому об этом не рассказывала. «Сынхи, если тебе неприятно, то мы можем продолжить в следующий раз», — она мягко отложила ручку и посмотрела на меня. Но я не хотела прекращать, мне хотелось наконец рассказать все это, выплеснуть все то, что накопилось в душе, а не проглатывать боль, как большую таблетку без воды. Я говорю, что все нормально, и потом начинаю: «Это был январь. Тогда шел снег. Мы с отцом в этот момент были дома, а мама уезжала к подруге на встречу. Мне не хотелось ее тогда отпускать, интуитивно я хотела ее защитить. Но она меня не послушала. Было уже поздно, примерно, часов двенадцать, когда к нам в дом постучались. Это были полицейские. Отец о чем-то с ними говорил в своем кабинете. Я не слышала. Но когда он вернулся, а они ушли, то на его лице не было ничего. Оно было пустое и пугающее. Отец тогда просто сказал, что мама попала в автокатастрофу, и что она умерла на месте. Меня пробрал холодный пот. Я не могла сказать ни слова. Мне было страшно. А потом я начала рыдать и выть в голос. Отец меня успокаивал, говорил, что все будет хорошо. Но я не могла успокоиться. Он был со мной, пока я не уснула». Я прекращаю свой монолог и разглядываю стол психолога. Еын-онни тоже молчала некоторое время. «Что ты чувствовала?». «Не знаю, может, боль, пустоту, непонимание. Всю ситуацию я осознала, когда приехали родственники, и были похороны. Я смотрела, как гроб моей мамы опускали, а потом засыпали землей. Помню, что тогда было холодно. Шел редкий снег, и он тут же таял. Ветер проникал под мою одежду. Только редкие разговоры были слышны. Потом все пили в том здании. А я не могла что-либо проглотить, еда не шла в горло». Еын-онни встала и налила мне воды, которую я тут же выпила. Я даже не заметила, что горло пересохло. Психолог продолжала молчать, она знала, что это не конец моей истории, а я не собиралась прекращать. «Потом, когда все уехали, отец плакал в их совместной спальне. Сквозь стены я слышала это. Его рыдания хоть и были тихими, но они четко разносились в ночи. Я завидовала ему, потому что со смерти матери не могла выдавить из себя слезы. Только через пару дней до меня дошла вся трагичность ситуации, когда в очередное утро я проснулась не от стука в свою комнату, а от давящей тишины. Никто больше не приходил меня будить, была только тишина, мысли и воспоминания, которые кружили в комнате. Вот тогда-то я и расплакалась в голос. Папа меня успокаивал, а я не могла остановиться. Я не могла представить свою жизнь без мамы. Тогда он разрешил мне не ходить в школу столько, сколько я посчитаю нужным. И я не ходила. Я все это время просматривала семейные альбомы, гуляла по дому, прикасалась к маминым вещам. Было ощущение, будто они все еще хранят ее тепло, ее нежность, ее саму. Но это было не так. Остался только след ее присутствия. Я не выходила из дома, смотрела на мир через окно. Я бы и дальше не ходила в школу, но я уже превысила допустимое количество пропусков в семестр, и мне пришлось взять себя в руки и пойти туда». Вот здесь мой рассказ и закончился. Еын-онни молчала, она села рядом со мной и медленно поглаживала меня по руке. «Тебе есть еще что-то добавить?» — спросила она. Я ответила, что нет. И сеанс закончился. Впервые я почувствовала облегчение, что все накопившее я рассказала. Мне было страшно, что она не поймет, что она будит говорить так же, как и прошлый психолог, но она спокойно слушала и негласно поддерживала меня».

Тэхён перечитывает эту запись несколько раз и не может прекратить. Имя. Еын-онни — знакомо. Где же он мог его слышать? Ответа нет. Ким перечитывает снова и снова, и его прошибает холод, хотя в кофейне тепло. Он воспроизводит картины у себя в голове, и если ему плохо от своих же мыслей, то что тогда было в душе Сынхи? Парень уверен, что текст не передает всего того, что испытывает девушка, весь ее спектр эмоций. Но что тогда отражает ее саму? Неизвестный феникс? Глаз? Или что-то еще, до чего он не успел дочитать? Тэхён все порывается открыть новую запись, но глаза вновь и вновь цепляются за напечатанные слова. Они приковывают взгляд и не позволяют идти дальше. Сильные тиски, которые сковали пальцы Тэхёна невидимыми линиями и которые заставляют смотреть на объемный текст, вновь покрывать все тело мелкими мурашками.

— Как там Чонгук, кстати? — доносится, будто сквозь толщу воды, голос Намджуна до Тэхёна.

— Путешествует по Китаю в поисках уникальных и изысканных рецептов кофе. Ну или снова убивает время в ожидании своей девушки, — хмыкает Юнги, собирая пустые чашки кофе на поднос.

— Она все еще не приехала?! — резкий возглас Нама, который заставляет Тэхёна вздрогнуть. Ким пытается хоть как-то отвлечься от угнетающих мыслей, чтобы потом снова вернуться к ним, но со свежей головой.

— Чан Еын все еще в Америке, — устало говорит бариста.

Еын. Еын-онни? Это оно? То, что искал Тэхён?

— Девушку Чонгука зовут Чан Еын? — спрашивает Ким, хотя буквально секунды назад это было подтверждено. Но парень не заостряет на этом внимание, ему нужно услышать подтверждение. Прямо сейчас. Иначе пазл в его голове не сложится в единую картину. Ну, как, в единую. Одна часть, которая точно соберется, и можно будет приступать к собиранию нового куска.

— Да. Ты что, ее уже забыл? — Хосок громко отпивает кофе, а после продолжает. — Ты же ее видел два года назад. У нее длинные черные волосы…

— Уже короткие, Хосок — перебивает Намджун. — По крайней мере, были, когда она приезжала в последний раз из Америки.

— Она случайно не психолог?

— Возможно. Тэ?.. — Юнги уже забивает на свою работу и на свой запрет общения с посетителями.

Парня настораживает поведение тонсена, который в последний час выглядит даже слишком нервно и напряженно. Более напряженно, чем в дни после получения телефона девушки, что любила сидеть в этой кофейне и рисовать. Он привык наблюдать за посетителями, чтобы потом преподнести им что-нибудь сладкое, какую-ту новую пряность в напиток. Бариста помнит, что долго не мог понять, кто для него эта девушка. У нее не было чего-то одного, что можно было бы олицетворить через кофе. Юнги и до сих пор сомневается. Он играл со многими пряностями: от корицы до гвоздики, но все равно чего-то не хватало. Парень, например, смог с первого взгляда понять, что девушка с красными волосами, которая приходила и пила кофе, олицетворяется через ваниль и щепотку мускатного ореха. А в случае с девушкой, чей телефон сейчас у Тэхёна — сложно определить и сказать.

— У нее в контактах только два номер: отца и Еын-онни. И все. Пока я не начал читать, то не хотел даже предполагать, почему. Почему нет номера ее мамы. Кто такая Еын-онни. Но на первый вопрос я нашел ответ в самой первой записке, а вот второй мучил меня до этого момента. Имя было мне знакомо, но я не мог вспомнить, где его мог слышать. Еын-онни, она же Чан Еын. Она же девушка Чон Чонгука. Она же психолог О Сынхи, — снова голова идет кругом от озвучивания собственных мыслей. Они бьют по голове, но Тэхён вместо того, чтобы идти на их поводу, пьет кофе, пытаясь заглушить их. Вроде, помогает.

— Пиздец, — Хосок выпивает кофе. Никто за столом даже не пытается высказать претензии, потому что парень выразил их мысли в одном лаконичном слове.

***

«День 30: Уже начало выглядывать солнце. Оно немного грело и показывало, что, возможно, все будет хорошо. Но хорошо не становилось. То просветление нельзя было назвать хорошим. Санни продолжала издеваться, а я продолжала терпеть. Сеансы с Еын-онни продолжались, она слушала, давала советы, и мне после проведенного времени становилось лучше. Но стоило мне войти в дом, как тишина снова настигала и начинала давить. Будто и не было тех нескольких счастливых часов. Папа поддерживал меня, он старался заменить мне маму, помогать мне. Я за это была благодарна ему, но что-то это не то, будто все неправильное. Но я молчала об этом. Я пока не могла рассказать это Еын-онни, ведь все казалось странным. Это не пугало меня, оно просто… напрягало? Я не знаю. Но я надеюсь, что все пройдет.

День 40: Я так давно не появлялась здесь. Хах, как весело. Произошло много интересного за эти десять дней. Ну, начну с того, что Санни наконец от меня отстала. Хорошо, не так ли? Но на самом деле — нет. Она передала поводок в руки одноклассникам и другим ученикам, которые хотели выплеснуть злобу и недовольство на кого-нибудь. И у них это получалось великолепно. Однажды я пришла на сеанс к Еын-онни в остатках яиц, которыми меня так удачно закидали. Девушка помогла мне застирать одежду порошком, который был в ее кабинете. Немного, но это помогло убрать остатки яиц, чтобы мне спокойно вернуться домой и там постирать вещи. Я чувствовала вину, что она со мной возится. Но на мои противоречия Еын-онни только отмахнулась и продолжила помогать мне. Мне было жутко неудобно перед ней, но она только улыбалась и помогала. То, что не омрачало все эти дни ни на секунду — был отец. Он, может, так и не отошел от смерти жены и моей матери, но он вернулся в прежний строй. Начал бриться, выезжать в компанию. Большую часть времени я пропадала на курсах, но на них я ходила безо всякого интереса, я просто сидела там и что-то делала. Но дом мне приходилось держать в чистоте, ведь больше некому. Отец все время на работе. Да и готовить мне приходится самой. На это я не жалуюсь. Даже, может, я бы и не назвала свою жизнь уже такой никчемной, если бы не Санни и ее шайка, да и вся остальная школа, которая считает меня грушей для биться. Мне противно с этого. Да, боль все еще в груди, ночами я плачу, но реже.

День 60: Двадцать дней, как я здесь не пишу. Даже не знаю, почему. Все эти дни заходила в «заметки», смотрела на новую запись и ничего. Я не знала, что писать. Все мои дни проходят как обычно, точнее, не как обычно, а все так же с издевками Санни, всей школы, походами к Еын-онни и личными страданиями по поводу всего этого. Не скажу, что мне есть, что писать сейчас. Просто… Мне хочется что-нибудь писать, чтобы… Чтобы… Чтобы сказать о том, что я устала. Не знаю уже, от чего именно. Просто… Меня бесит моя жизнь, мое существование. Мне ничего не хочется. Хочу просто провалиться сквозь землю, и чтобы никто обо мне не знал. Но есть отец и Еын-онни. Это два человека, которые поддерживают меня, пытаются избавить меня от такого состояния. Но я не могу. Я улыбаюсь с ними, смеюсь, но на деле мне плохо внутри, мне хочется умереть. Я уже пережила смерть мамы, правда, мне все еще тоскливо вспоминать ее. Хочется попробовать ее фирменный горячий шоколад, который я так и не научилась готовить. Папа меня успокаивает и говорит, что когда-нибудь у меня получится. Но мне хочется не просто научиться его готовить, мне хочется именно тот, который готовила мама по воскресным утрам. Мне он так нравился. Он дарил тепло и умиротворение. А мне так этого сейчас не хватает…»

Тэхён устало окидывается на подушки и смотрит на потолок. Дальше парень не в силах продолжать читать, чужие страдания вызывают в нем сильные чувства, от которых хочется убежать. Но вместо этого Ким продолжает перебарывать себя и нажимать на следующую записку и вновь погружаться в дневник Сынхи. Прошел целый день, но Тэхён так и не получил ответ от девушки на согласие встретиться. Ему страшно представить, что девушка что-то сделала с собой. Но с другой стороны она, вроде как, отказалась от мыслей суицида на время. Парень устал обновлять твиттер, свой и ее, он устал от ожидания. Он даже не может ей позвонить и спросить, как она, просто потому что для этого ему надо отдать айфон. А Сынхи все еще молчит.

Мысли снова заполняют его голову, парень пытается представить, как выглядит девушка, но все безуспешно. У него есть только фото ее глаза, знание, что у Сынхи челка. И на этом его познания заканчиваются. Тэ усмехается со своих тупых и идиотических мыслей. Он зависим от нее, но эта зависимость притягательна, и она не мешает, а наоборот дарит легкость в мыслях. Даже с учетом того факта, что Тэхён не видел девушку и не знает ее настоящую, только через дневник. Парень чувствует вибрацию на животе, а потом слышит еле заметный сигнал. Уведомление? Осознание приходит только через секунду, и Ким тут же хватается за лежащий на животе телефон.

«Я согласна, только… ты…мы сможем встретиться раньше? Например, после обеда?»

— Нет, нет, — как в бреду шепчет Тэхён, набирая ответ. — Не могло снова случится нечто плохое. Сынхи…

«Снова что-то случилось? Скажи мне, я постараюсь помочь».

Ответ приходит незамедлительно:

«Чем ты мне поможешь? Ты простой свидетель и участник событий, куда не следовало вмешиваться. Просто давай встретимся на пару часов раньше, чем ты предложил. Я…я не могу».

Тэхён молчит. Он видит просьбу или даже крик о помощи. Парень понимает, что девушке снова плохо, и пока не представляет, как ей помочь. У него нет идей. Все кажутся абсурдными и странными до мозга костей, но парень не желает оставаться в стороне и игнорировать девушку. Ким пишет ответ и ждет. Но получается короткое «спасибо» и «хорошо». Хоть немного, но успокаивает, но Тэхён знает, что девушка сейчас снова сломлена, и ей нужна помощь.

***

Сынхи просидела в ванне два часа. Она сидела в горячей воде и беззвучно плакала. Вода хорошо скрывала слезы, и за это надо отдать ей должное. Девушке страшно идти в школу, ведь теперь она там совершенно одна, нет даже Хансоль, которая так вовремя приходила в тяжелые моменты. Ее снова зажали в коридоре, но благо, что парни услышали голоса учителей, и девушка успела убежать в женский туалет. И все оставшееся время просидела там. Она боялась выйти и снова оказаться в ловушке. Пока ей удавалось избежать самого худшего, но с каждым разом становится все больше невыносимей и ужасней. Кажется, будто еще немного, и наступит тот самый момент, от которого до этого Сынхи убегала все время.

Глаза опухли, у нее не осталось сил ни на что, даже на элементарное — посмотреть и сделать несколько заданий к учебному дню. Девушка медленно скатывается, это видно по ее оценкам, по упрекам и немым вопросам в глазах учителей и даже отца, который просматривает табель. Она не хочет больше всего подвести отца, но с каждым днем сомневается, что сможет выйти из этого дерьма и восстановиться. Обстановка становится все хуже, и с каждым днем ей все меньше хочется сидеть за столом и решать однотипные идиотские задания.

Сынхи только лежит в кровати и смотрит на потолок. Даже он ее напрягает своей простотой и отсутствием жизни. Ей хочется разукрасить его красками, но кроме черного — девушке не хочется видеть там ничего. А если она это все-таки сделает, то точно совершит суицид. Зачем ей телефон, если Сынхи пыталась избавиться от него? Девушка не хочет, чтобы у кого-то были ее мысли, которые она так хотела забыть. Уж лучше она выкинет телефон в реку Хан, чем позволит этому парню прочитать ее дневник. Хотя, смысл, блин? Она все еще не ответила на его предложение встретиться, не было времени, но сейчас ей просто необходимо это сделать. Но Сынхи не желает сидеть в школе полный день, она тупо не выдержит и снова запрется в кабинке туалета, продолжая там сидеть.

«Снова что-то случилось? Скажи мне, я постараюсь помочь».

Девушку прорывает. Слезы начинают катиться градом по щекам, и она не собирается даже останавливать их. Пишет ответ сквозь пелену прозрачной жидкости и чуть ли не воет. Да, ей нужна помощь, незамедлительно! Но как неизвестный ей парень поможет? Как он сделает то, чего не смогла сделать Еын-онни и отец? Как? Грудная клетка разрывается на части, сердце болит, пульс учащается, дышать больно. Сынхи рвет на части, она пытается держаться, хотя выходит с трудом. Парень молчит, не отвечает. Ей уже кажется, что снова ее бросают. И от своей же никчемности девушке хочется умереть, потому что все ее бросают, оставляют, макают головой в собственное ничтожество и издеваются только. Она не может так больше. Еще немного, и Сынхи точно сойдет с ума в таком ритме. Ей надо отдохнуть, отоспаться, желательно вечность, и исчезнуть из этого мира. Ее тошнит от себя же.

«Хорошо, я приду. Только есть одно условие: я буду ждать тебя около ворот твоей школы. Не важно, откуда я знаю, просто доверься мне».

Сынхи готова была расплакаться, если бы она не плакала в этот момент. Ей плевать, откуда парень знает ее школу, плевать, что он может оказаться маньяком или сталкером. Плевать. Ее уже ничего не спасет, она умерла внутри, а снаружи осталась оболочка, которую надо поддерживать, хотя на это нет никаких сил. Девушка пишет: «Хорошо, спасибо»; и оправляет, а после засыпает на нерасправленной кровати. Снова день высосал из нее последние соки.

***

Тэхён сбежал с уроков раньше времени. Намджун с Хосоком в курсе происходящего, поэтому прикроют его. Парень не мог сидеть в душном кабинете и смотреть на часы, ожидая, когда можно будет свалить. Ким сбежал раньше нужного времени и теперь стоит около дерева у школы О Сынхи. Он разглядывают однотипную форму учеников, их внешний вид: либо задолбанный в край, либо донельзя пафосный. Третьего не дано. От этого противоречия воротит, но приходится сдерживаться и делать отчужденно пофигистическое лицо, чтобы не привлекать внимания. Сейчас парень похож на сталкера. Стоит и выслеживает единственного нужного человека, будто одержим. Хотя, да, она есть. Одержимость в помощи для девушки. Одержимость легкая, плавно перетекающая в любопытство, стремление быть рядом, в страх в один день не получить ответа, а потом прочитать про очередной суицид в новостях. Отвратно.

Ким не в первый раз сбегает, но точно первый раз за последние пару лет. Давно забытые ощущение: адреналин в крови, ускоренный бег и частая отдышка, но счастье и желание смеяться. Тэхён испытывает такие ощущение только во время соревнований и во время игры, но в этот раз было что-то другое, что-то теплое, родное. Чувства захлестнули его, опутали, сковали прочными цепями. Но Тэ нравится. Парень стоит под деревом и высматривает девушку. Ему надо ее не пропустить с учетом того, что не знает, как выглядит О Сынхи. Во дворе школы ходят много девушек, но ни одна не похожа на незнакомку из кофейни. Нет тех знакомых волос и опущенной головы. А в последнем Тэхён не сомневается. Он смотрит на вход и пропускает тот момент, когда из двора школы выходит девушка с челкой и озирается по сторонам. Парень пропускает, когда к этой девушке подбегает рыжеволосая и начинает орать:

— О Сынхи, ну и куда ты собралась? Решила избежать наказания? Так не пойдет. Рано или поздно ты испытаешь его!

Девушка вырывается, и как раз это привлекает внимание Тэхёна. На ее лице нескрываемый страх, мольба. Лицо настолько понурое, что кажется будто надави рыжеволосая, то девушка сломается. Парню хватило короткого взгляда, чтобы понять это. Понять, что вырывается О Сынхи, и ей нужна помощь и уже не только в ментальном плане. И в это время. Тэ понимает, что знатно проебался. Он не должен был этого допустить и пропустить ее. Но сейчас уже ничего не сделаешь, ему остается только быстрыми шагами идти к девушкам. Рыжеволосая тварь его не видит, но замечает Сынхи. Страх еще больше прочитывается на ее лице, тени под глазами становятся еще отчетливее видно.

— Отпусти ее!

Глубокий до мурашек голос с недовольством и злостью прозвучал из уст парня. Рыжеволосая вынуждена была замереть и обернуться. Никто не хочет быть пойманным на месте преступления. Однако трещина в ее поведении не появилась. Девушка только просканировала парня с головы до ног и, усмехнувшись, продолжила издеваться. Ей плевать до каких-то левых парней, которые возомнили себя героями из типичной романтичной дорамы. Они в реальности, а не за экранами телевизоров.

— Послушай, мальчик, тебе лучше не лезть в наши отношения. Проходи мимо и иди туда, куда шел. У меня свои разборки с этой сукой.

Слышать такое омерзительно, и Тэхён не сдерживается. Парень одаривает рыжеволосую сильной пощечиной, от чего та отпускает руку девушки.

— Повтори, Санни, — специально грозно тянет Ким. Он видит эту тварь всего лишь несколько минут, но уже ненавидит ее. И представить, что Сынхи терпела все издевательства от нее — невыносимо. От твари, которая возомнила себя пупом земли, от твари, которая продолжает содрогать воздух матерными выражениями.

— Я назвала ее «сукой», — чеканит по слогам Санни и издевается. — Нашелся защитничек, блять! Ты хоть в курсе, что она ебаная лесбуха? Скорее нет, чем да.

— Заглохни! Еще раз так назовешь ее, получишь, — Тэхён блефует немного, но его уже подбешивает эта ситуация, и еще немного, и парень точно выйдет из себя. Сынхи не должна терпеть такого отношения к себе.

— Пойдем, — говорит замершей девушке, которая все так же продолжает стоять с испуганным выражением лица, с челкой, и идет в сторону кофейни.

— Я — О Сынхи, — робко говорит девушка.

— Знаю.

— Как ты понял?

— По волосам. Это со мной ты столкнулась при выходе из кофейни, — улыбается, но тут же стирает улыбку. — Ты правда… эм… лесбиянка?

— Нет! — девушка восклицает и поворачивается к странному парню. Снова. Она снова слышит это. Клеймо, которое повесили несправедливо. Клеймо, от которого ей вряд ли избавиться. Девушке приходится слегка задирать голову из-за разницы в росте, но сейчас это не так уж и важно. — Ты до какого момента дочитал дневник?

— До шестидесятого дня.

— Тебе еще долго читать, — грустные нотки в голос звучат. И становится сложно понять, от чего: от сказанного, от сожаления, что Тэхён не дошел до определенного момента, или от обстоятельств. — Я… не могу рассказать. Точнее, повторить. Мне тяжело вспоминать и снова переживать. Лучше сам прочитай.

Сынхи не врет. Стоит ей вспомнить тот злополучный день, когда все началось, как ей становится плохо. Понимать, что она сама выкопала себя яму — ужасно. Но больнее всего еще от того, что Хансоль прорубила подземный источник и лично затопила яму Сынхи, а потом сбежала, и девушка осталась одна со своими мыслями и нежеланием жить. Что хочет от нее этот парень? Зачем он не удалил всё с ее телефона? Зачем он полез в ее «дневник»? Очень много «зачем» и «почему», на которые нет ответов. Они терзают девушку даже сейчас, когда она идет рядом с незнакомым парнем в кофейню. Страх? Возможно, ведь не знаешь, что ожидать от человека, который читает твой дневник, погружается в твой мир и в твои страхи. Одновременно пугает и завлекает. Девушке хотелось бы знать, к чему всё это приведет, если бы не нежелание ходить, дышать и просто существовать. Она идет через силу просто потому, что так надо. Если бы не необходимость в социальной жизни, то девушка бы не выходила из комнаты даже. Но Сынхи здесь и входит в кофейню, в которой так долго не была.

Волна ностальгии охватывает ее. Так полюбившийся запах, приятная атмосфера, еле уловимый запах дерева и еще чего-то, который проникает в легкие. Для Сынхи это запах жизни. Место, которое временно вернуло ее к жизни, место, которое подарило приятные эмоции и чувства. Девушке даже стыдно становится, что именно в кофейне она решила оборвать все концы. В месте, где она дышала и жила в период угнетения. Зачем она выбрала именно это место? Оно не должно быть омрачено ее смертью или предсмертным духом. Сынхи поднимает голову и натыкается на знакомые глаза, в которых переживание, беспокойство смешались с немым вопросом. Девушка понимает, что он знает. Без этого точно никак. Этот человек — последний, кому бы захотела Сынхи сказать о своих мыслях и желаниях. Именно бариста поддерживал ее в тяжелые моменты, пытался, по крайне мере. Она все еще не знает его имя, но его лицо, его добрый, теплый взгляд и приятную, родную улыбку — девушка точно узнает среди толпы незнакомцев. Ей стыдно. Ведь она хотела умереть тогда, когда в тяжелый период ее жизни был такой человек. Человек, который образно и ментально стал ее братом.

— Привет, Юнги-хён, — Тэхён перетягивает внимание старшего на себя, потому что по накалившейся обстановке понимает, что надо прекращать игру в гляделки.

— Привет, Тэ, — Юнги принимает условие и выдыхает. Видеть спустя столько дней девушку непривычно и страшно одновременно. Он соврет, если скажет, что не боялся. Боялся еще как. И на это были причины.

Сынхи только скромно улыбается и снова прячется за челкой. Ей страшно посмотреть на окружающий мир без этого своеобразного барьера. Он — преграда от мира, от всего, даже от косых взглядов.

Тэхён ведет девушку за дальний стол. Он не хочет привлекать внимание, тем более, когда рядом О Сынхи, которая пытается спрятаться и исчезнуть одновременно. Сама эта картина причиняет нестерпимую боль. Что творится в действительности на душе у девушки, раз она так себя ведет? Дневники и ее записи не показывают полной картины. Сейчас несчастная сидит перед Тэхёном и теребит винного цвета салфетку. Парень хочет докопаться до этой истины и вытащить из толстой оболочки настоящую Сынхи, которая была до начала ведения дневника и несчастного случая.

— Два капучино, — доносится где-то рядом голос официанта.

— Ты знал? — спрашивает девушка и поднимает взгляд на Тэхёна.

— Что именно?

— Про кофе.

— А что с ним не так?

— Не важно, — говорит девушка, но Тэхён замечает очень тонкую грань разочарования. Что не так с кофе? Что он должен знать?

— Кофе готовил Юнги. Он же и есть тот бариста, которого ты упоминала в самой последней записке. Капучино — мой любимый напиток, и судя по тому, что он принес его тебе, то это твой любимый кофе тоже.

— Замолчи, Шерлок, — Сынхи смущается. Только смущение скрывает удовольствие, что бариста все еще помнит об этом, что он продолжает заботиться о ней даже после произошедшего. Девушка не знает, как об этом узнал бариста, но факт остается фактом.

— Ты забавная, — говорит Тэхён, а потом наблюдает еще более смешанные эмоции на лице Сынхи, от которых парень не может сдержать улыбки. — Кстати, мы не познакомились. Меня зовут Ким Тэхён, и мы одногодки.

Одногодки. Слово, которое цепляется за нервные окончания. Девушка осмысливает и думает. Одногодки. Значит, учатся в одном классе. Одногодки, значит, парень хочет стать заочно ее другом, но у Сынхи табу. Один раз она нарушила его и заплатила большую цену. Она не хочет снова повторить ту же ошибку. Она не хочет снова испытать море отчаянья, еще большую самоненависть к себе…

— Я не претендую на роль друга. Пока что, — Тэхён видит терзания девушки, и он не хочет давить. Она слишком хрупка сейчас. Один неверный шаг, и все пойдет по наклонной, откуда точно нет выхода и шанса на успех. Девушка падет еще ниже, хотя она и так на самом дне эмоционально.

— Как бы тупо это не звучало, но я не хочу, чтобы ты умирала. Не хочу, чтобы заканчивала все так. Еще можно все исправить и начать жить. Ты должна бороться…

— Знаешь, сколько раз я пыталась бороться? Посчитай, пока будешь читать дневник. Посчитай, сколько раз я пыталась встать и продолжить жить, но все безуспешно. Тэхён, прошу, забудь про меня. Оставь. Позволь мне умереть, я не хочу, не могу так больше.

Голос срывается, слезы катятся из уголков глаз, и Сынхи снова закрывается в своем мирке. Она хотела сдержаться, пыталась, но у нее ничего не получилось. Снова. Она устала жить в постоянной борьбе с собой. Это уже невыносимо. Она не может так больше. Хочется исчезнуть и больше не появляться. Хотя ее будут винить, а после сожалеть о смерти.

— Сынхи, давай заключим пари? — Ким не знает, что делать, но у него просто нет другого выхода. Что он должен сказать, что сделать? — Пока я читаю твой дневник, ты ничего не делаешь с собой, и за это время я попытаюсь изменить твое отношение к смерти.

— Зачем тебе это?

«Потому что я не хочу быть свидетелем твоей смерти?»

«Потому что не желаю стоять в стороне?»

«Потому что ты забавная?»

— Потому что я хочу увидеть, как эти глаза смеются, — находит ответ Тэхён и слегка улыбается.

Он не лжет. Это так. Ему интересно, как выглядят эти измученные, безжизненные с синяками и мешками глаза. Как они выражают ту или иную эмоцию. Ему хочется узнать, насколько они красивые без отеков и покраснений. Как ее лицо преобразится. Будут ли маленькие мешочки под глазами милыми, а не болезненными. Будет ли цвет ее кожи здоровым, а не бледным. Тэхёну хочется узнать все это и увидеть собственными глазами. Ведь Сынхи, хоть и в таком состоянии, притягивает взгляд. Даже с кажущейся полнотой она красивая.

— Хорошо.

Вот так просто?

— Сынхи, у меня есть одно предложение. Я не настаиваю, но не хотела бы ты перейти в мою школу? Избавься от Санни, она тебя только еще больше на тот свет отправляет. Борись, чтобы…

— Не хочу бороться ради кого-то. И ради себя тоже, потому что смысла нет. Скажи хотя бы одну весомую причину, почему мне следует перевестись.

Тэхён молчит. Причины нет. Тем более весомой. Что он ей скажет? В голове пусто. Девушка смотрит ожидающе, ей нужен ответ, хотя сама понимает, что его нет.

— Тогда… я любой ценой стану твоим другом.

Единственное, что говорит парень, а после отдает телефон, где его номер, установлен Какао Толк и еще несколько важных приложений.

— Только не отталкивай меня. Прошу, Сынхи. Я хочу помочь, — говорит, нет, шепчет Ким, заглядывая в саму глубь зрачков девушки. Там он видит недоумение, легкий страх и обескураживание. Тэхён проиграл в этой битве, у него нет шансов для борьбы с суицидальными мыслями Сынхи сейчас, но у него есть время до 365 дня, когда он закончит читать ее дневник. А пока можно делать все возможное, чтобы девушка ему доверилась.