Девушка сидит на одном из стульчиков около учительской. Она слышит всё, что происходит внутри, ведь крики господина О и учителя Пак не слышать просто невозможно. Ее пробивает на страх, тело мелко подрагивает. Ей тяжело сидеть здесь и слышать все. Учитель настаивает, что Сынхи отвратительная ученица, которая совершенно не бережет отца и играет на его нервах, говорит, что девушка порочит имя умершей матери. Сынхи сдерживается, пытается, по крайней мере, но глаза щиплет от непрошеных слез. Она не должна позволить им выйти наружу.

— Да как вы смеете называть себя еще учителем?! — не сдерживается от очередного крика господин О.

Его в край достала эта ситуация и никчемный спор. Сынхи не могла играть, не может, она никогда не притворялась. Слова могут истощать ложь, но действия и эмоции — нет, хотя вторые можно прятать. Однако рано или поздно они все равно выйдут наружу. Кошмары и взгляд Сынхи в первый месяц после смерти добивали господина О. Он боялся, да и до сих пор боится, что с Сынхи может что-то произойти, и он ее потеряет. Поэтому мужчина и согласился на перевод, а парни только подтолкнули его в нужное направление.

— Еще как смею, потому что это моя профессия. И еще я смею называть О Сынхи безалаберной ученицей, которая спит на уроках, не ценит настоящее и готова на все, чтобы омрачить честное имя учителя, — выплевывает мужчина с легкой проседью на голове и жирным лицом.

— Тварь, — а после Сынхи слышит громкий удар пощечины. Она вся сжимается, даже перестает теребить подол отвратительной сине-фиолететовой юбки. — С меня хватит, я сегодня же забираю документы из этой школы.

Господин О договаривает и выходит из учительской, в которой стояла гробовая тишина, где каждый учитель следил за исходом яростного диалога. Они не смели вмешаться и не смеют даже после обсуждать, хотя некоторые смотрели на отца девушки с сочувствием, с радостью. О Сынхи была хорошей ученицей, пока что-то пошло не так, и она не начала скатываться. Некоторые учителя видели в ней побитого щенка, но не в их силах были помочь ей. Они только закрывали на это глаза и не встревали в противоречие. Себе дороже обойдется. Господин О и О Сынхи — одни из единиц, которые решили покинуть эту школу, перевестись. В основном такие ученики либо терпят и уходят с аттестатом, забитыми, уставшими, либо так и не дожидаются выпуска — заканчивают свою жизнь.

Девушка следует за папой в кабинет директора. Он молчит, а ей нечего сказать, но по мелким электрическим разрядам, царившим вокруг, Сынхи понимает, что и ей лучше молчать. Ее отец сейчас не в духе и, кажется, что в любой момент может взорваться, как уснувший вулкан или как бомба, у которой счетчик остановился, но она все еще действующая. Сынхи не хочет влезать, она и так на грани. Душа рвется на части от слов учителя, от еще большего осознания, что она никчемная, что с ней никто из учителей не считается, что молчат, отворачиваются, лишь бы не видеть ее страдания. Девушка сглатывает, хотя комок застревает в горловине и мешает сделать вдох. Но она перебарывает себя, старается утихомирить разбушевавшееся сердце, но это трудно, когда перед тобой дверь в кабинет директора, где точно Сынхи не услышит лестных слов. Она молчит, смотрит в пол, лишь бы не видеть секретаря и взглядов, которые впиваются в кожу иголками, которые колют, ранят, проникают до самых костей и открывают путь наружу крови. Сынхи молчит, идет следом за отцом, садится на кожаное кресло и снова теребит край юбки. Она чувствует на себе пристальный взгляд директора, в нем чувствуется насмешка, отвращение. Ей хочется убежать, но она прибита этим взглядом к креслу, и Сынхи остается только терпеть и еще больше вжиматься в сиденье.

— Что вас привело сюда, господин О? — учтиво говорит директор, наконец отведя взгляд от Сынхи, отчего девушка тихо выдохнула.

— До меня дошли слухи, что над моей дочерью здесь издеваются, гнобят. Вы не могли не заметить это по камерам, по слухам, по ее рейтингу, — в той же манере отвечает папа девушки, сложа руки в замок и смотря в глаза мужчины перед собой.

— Боюсь, что нет, — улыбается директор и принимает такую же позу, оперившись о стол. — Однако, разве это не детские шалости? И как этот маленький казус может влиять на рейтинг, если она сама ничего не делает, спит на уроках. Хотя еще год назад Сынхи была одной из лучших.

— Они не дети, господин директор, — с презрением говорит О Минсу, хотя его голос остается все таким же тихим и внушающим. — Они в выпускном классе, когда многие уже выбирают свои дальнейшие профессии. Скажите, разве таких людей можно назвать детьми? Сомневаюсь. Что же насчет учебы: Сынхи не может учиться в такой обстановке, на ней лица нет.

— Вы серьезно верите всем этим играм современных детей? — директор прислоняется к спинке своего кресла и смеется. Смеется так, что капли влаги скатываются из глаз, которые он же потом вытирает и принимают ту же позу. — Она же манипулирует вами.

— Послушайте меня, директор, — господин О понижает голос, который становится на несколько тембров ниже, злее. Он проникают под кожу, давит, заставляет кожный покров покрываться мелкими мурашками. — Мне плевать, что вы думаете о моей дочери. Я пришел не спорить с вами, я понял, что здесь нормальные разговоры не ведутся. Сейчас же принесите мне дело О Сынхи с чистым листком. Я ее перевожу в другую школу.

— Вы хоть знаете, что по закону я должен сначала узнать, в какую именно школу вы собираетесь ее перевести?

— А вы знаете, где я работаю? — парирует О Минсу и продолжает, видя перепуганного и сжавшегося мужчину перед собой. — Думаю, что знаете. Мне плевать сейчас на закон. Тем более тогда, когда дело касается жизни моей дочери. Если она покончит с собой, я найму лучших адвокатов страны, чтобы закрыть эту школу. Я ясно выразился?

— Очень, — севшим голосом отвечает директор.

Сынхи слушала весь диалог, и в ее голове не могло уложиться, что сейчас с главой этой школы разговаривает ее отец, что ее отцу принадлежит этот голос и эта манера речи. Если девушка не знала бы, то точно бы тряслась от страха, молила о прощении. Сейчас перед ней был не господин О, а помощник многоуважаемой компании в Корее. Девушка продолжает сидеть так же, пока ее отец пишет заявление и просматривает пакет документов. И именно пока мужчина тщательно вчитывался в каждое слово, Сынхи хотела, чтобы всё побыстрее закончилось. Она не могла усидеться на месте, ей не терпелось покинуть это ужасное здание, где в коридорах для нее стекает свежая кровь, и выйти на свежий прохладный воздух, где пахнет чистотой и надеждой. Ей не терпится покинуть стены, которые не оставили ничего хорошего в ее душе, ничего, что могло бы принести радость или улыбку на лицо от воспоминаний. Вот уже скоро. Девушка видит, как ее отец засовывает все документы в пакет и запечатывает его. Она наконец может выдохнуть спокойно и расслабиться, потому что все уже закончилось. Осталось только выйти за ворота школы, выбросить бейджик, и жизнь станет лучше.

Они идут по коридору, вокруг них много других учеников. Некоторые провожают девушку заинтересованным взглядом, так как никогда ее раньше не видели; другие с улыбкой на лице, потому что знают, что она сняла с себя тяжелые оковы этой школы и нашла силы, чтобы уйти; еще часть смотрит с омерзением и ненавистью. Они не готовы признать, что их груша для битья так просто покидает стены, и им придется искать новую жертву. Сынхи сдерживает улыбку. Ей не надо сейчас смеяться и улыбаться. Она сделает это, когда выйдет за ворота школы, но пока девушка все еще внутри — Сынхи не может позволить себе радоваться, потому что это может обернуться несчастьем или повернет ее жизнь в еще ужасную сторону, чем сейчас. Она наконец идет с поднятой головой, рассматривает учеников, некогда тех, кто издевался над ней, некогда тех, кто учились вместе с ней. В ее взгляде нет ненависти, потому что смысл держать злобу на тех, кто был мелкими шавками в стае? У них не было права выбора, они примкнули к тому, кто был сильнее, кто точно не станет гнобить и унижать их. Девушка идет и считает шаги. На пятидесятом шаге она чувствует резкий холод, воду, которая стекает по волосам и заливает лицо, мешая открыть глаза и посмотреть, кто это сделал. Но ей и так незачем определять этого человека: смех Ли Санни раздается очень близко. Он заливистый, сочащийся ядом, похож на смех сумасшедшего, который не понимает, что творит.

— О Сынхи, посмела уйти из школы? И куда же? В какую, блять, школу ты решила свалить от меня, а? — девушка наконец открывает глаза и видит перед собой рыжеволосую, которая стоит слишком близко и выплевывает слова прямо в лицо Сынхи. — Тебя разве не понравилась наша веселая игра? Мне будет тебя не хватать. Маленькая дрянь посмела кинуть меня и уйти. Что б ты знала, меня никто и никогда не кидал!

— Да, верно, никто не кидал, — подает голос Сынхи, размеренно дыша и смотря на Санни. — Они все уходили от тебя, как песок сквозь пальцы. Ты их подталкивала к смерти, ломала их, а потом наслаждалась, как их увозили из школы.

Рыжеволосая молчит, она обескуражена. Она слышала все собственными ушами, смотрела на эту девку и видела, как ее губы шевелились, а потом шли слова. Но тогда почему так сложно поверить, что эта мелкая тварь, О Сынхи, посмела сказать эти слова, сказать правду, о которой мало кто знает, прямо в лицо. Почему она решила сменить школу? Ведь никто раньше не уходил от нее на своих двоих и с пакетом документов. Никто до этого.

— Ах ты, мелкая сука, — гримаса ненависти расцветает на лице Санни. Она готова хоть сейчас начать битву с Сынхи, но ее перехватывают мощные мужские руки.

— Ли Санни, оставь ее! — кричит директор, пытаясь успокоить рыжеволосую. — Пусть уходит.

Девушка отворачивается и бьется в истерике уже в руках господина директора, но тот держит ее сильно и не выпускает из рук. Сынхи все-таки уходит с отцом из этой школы. Они идут по тротуару, девушка рассматривает так знакомые цветы и ежится от холода. Хорошо, что пальто она надела до произошедшего с Санни, иначе бы она точно заболела. Хотя и сейчас шанс очень велик, ее волосы все еще мокрые, как и школьная форма.

— Это была она? — спрашивает господин О, стоило им выйти за ворота школы.

— Да.

— Дальше я сам разберусь с переводом. Ты можешь пока побыть дома, — говорит мужчина, смотря как Сынхи снимает бейджик и выбрасывает его в урну. — Господи, что же она с тобой сделала? До дома далеко идти.

— Кофейня находится рядом, — говорит девушка, а после смотрит на отца, который кивает.

Они медленно идут по дороге, разглядывают дома, проезжающие машины, витрины магазинов, людей, но продолжают молчать. Им обоим неловко: отец, который вовремя не смог оказать помощь дочери и привел всё к этому, и дочь, которая молчала целый год вместо того, чтобы своевременно предотвратить ужасающие последствия. Однако Сынхи, если ее спросить об этом, ответит, что не сожалеет. Так она познакомилась с прекрасными людьми, начала рисовать, приобрела друзей. Девушка не отступит от принятого решения, как бы сложно не было. Она не будет идти до конца, чего бы этого не стоило. Сынхи доверилась людям, открылась им, подпустила их близко, она просто так от них не откажется.

Дверь открывается, и они входят в помещение, где играет ненавязчивая музыка. Девушка смотрит за барную стойку и тут же улыбается. За ней стоит Юнги, любезничая с какой-то девушкой, отдавая ей заказ. Рукава его рубашки закатаны, и на руках видны многочисленные узоры его татуировок. Сынхи нечасто видела их, но когда замечала, то не могла отвести взгляда. Они притягивали, манили и завораживали. Ей бы хотелось взглянуть на татуировки лилий, однако девушка понимает, что они слишком личные, вряд ли бариста раскроет эту завесу и позволит ей увидеть цветы. Юнги оборачивается и смотрит на дверь.

— Здравствуйте, господин О. Привет, О Сынхи, — говорит парень, протирая стойку белой тряпочкой. — Что случилось?

— Санни облила водой, — девушка берет меню и просматривает список напитков. Хотя делать это ей незачем, ведь она и так прекрасно знает весь ассортимент.

— Похоже, мне придется хранить всегда запасную рубашку для тебя. Спасибо, что вчера вернула мне ее, — вновь улыбается Юнги и тут же уходит вглубь кофейни.

— Кстати, почему он тебе одолжил рубашку? — господин О откладывает меню, поворачиваясь к дочери.

— Санни постаралась, — срывается голос, отчего Сынхи снова почувствовала укол совести и чувства жалости к себе. Она вообще сможет когда-нибудь преодолеть это? Сейчас она хотела бы поблагодарить папу, ведь он не стал задавать вопросы, которые хотел — передумал.

Юнги возвращается, неся в руке белую рубашку, и протягивает ее Сынхи. Девушка уходит, оставляя отца делать заказ. Ей нет смысла оставаться или говорить, ведь она уверена, что Юнги и так знает, что ей необходимо. Сынхи старается не смотреть в зеркало, не смотреть на синяки, кровоподтеки. Они напоминают о ее положении за последний год, напоминают обо всем, что произошло, и что не произошло, благодаря Хансоль. Она столько раз спасла ее, помогла, что, несмотря на предательство, Сынхи не может злиться на бывшую подругу. Девушка умывает лицо прохладной водой, чтобы привести мысли в порядок, а после выходит из туалета. Ее отец уже сидит за одним из столиков, просматривая что-то в телефоне.

— Мин Юнги сказал, что знает, что принести, — говорит господин О, разглядывая Сынхи, которая присаживается напротив него.

— Что ты заказал?

— Так как я точно не поеду на работу сегодня, да и утро выдалось так себе, то я заказал себе фарисей*. Не знаю, что это, но там ром, — уголки О Минсу растягиваются в улыбке, а его глаза излучают тепло. Сынхи не может не улыбнуться.

Бариста подходит и ставит перед ними их напитки. Перед мужчиной оказывается высокий стакан с хрустальной ручкой. Сквозь стекло просвечивается кофейного цвета напиток, а на самой верхушке взбитая пенка, поднимающая выше высоты стакана, и на которой виднеются крошки корицы. Сынхи хочет попробовать, но подавляет свое желание: ей просто напросто не дадут это сделать. Она смотрит на капучино, на пенке которого нарисована мордочка довольного котика. Девушка смеется и фотографирует принесенный кофе. Вот в этом она не могла себе отказать. Краем глаза Сынхи наблюдает за папой, который медленно отпивает кофе сквозь слой сливок, а потом кивает, как бы говоря, что напиток чудесен.

— Вкусно?

— Не думал, что кофе может быть таким своеобразным. Кажется, я понимаю, почему ты здесь пропадаешь, — говорит господин О, рассматривая помещение и людей. Хоть мужчина здесь каких-то полчаса, ему уже здесь нравится. Это место притягивает, оставляет после себя приятное впечатление. Находясь здесь, уже хочется снова прийти и не уходить. Все бариста вежливые, приятные, а люди спокойные. Они отдыхают или делает свою работу. Видно, что для каждого это место стало родным. — Ту девушку с красными волосами и ту группу как ты… эм… заметила?

— Я приходила сюда в прошлом году, когда и начала рисовать. Иногда она тоже приходила. Однажды я не сдержалась и начала ее рисовать тайком. Я знала, что она айдол, но не знала, какой группы. Мне просто нравилось смотреть на нее. Потом я познакомилась с Чхве Хансоль, у нее я и спросила про красноволосую девушку-айдол. Она долго искала, а потом нашла и сказала. Так я и начала интересоваться Dreamcatcher.* Голос Минджи не может не цеплять.

— Минджи?

— Ее настоящее имя. Но на сцене она Джию, — отпивает кофе Сынхи, вспоминая те далекие дни, когда ей было хорошо, и она наслаждалась днями без Санни. Она хотела бы повторить их как-нибудь, но лучше девушка построит новые кубики воспоминаний, а эти будет хранить и лелеять.

— Да, я помню, как мы их слушали во время Рождества, — тихо говорит О Минсу, вспоминая один из немногих вечеров, когда ему хорошо после той трагедии. Тот вечер отвлек его от негативных мыслей. У девушек на экране была своя история, которые они рассказывали, а они, сидя на диване, слушали ее и впитывали. Они двигались на экране, очаровывали своим мистическим концептом, а он с Сынхи отдыхали и следили за ними. — Прекрасный был вечер. Может, повторим?

— Ты серьезно?

— Конечно. Чего терять. Только ты, я и Dreamcatcher, — смеется мужчина, даря дочери заразительную улыбку. Он так давно ее не видел, что боялся, что не увидит и вовсе. Однако сейчас все его сомнения постепенно отходят на второй план. Сынхи не могла притворяться тогда, когда ей было плохо. Но сейчас господин О уверен, что его дочь сможет стать прежней, а, может, даже лучшей версии себя.

***

Сынхи как сейчас помнит тот далекий день в Рождество. Она лежала на коленях отца, слушала какие-то песни, которые крутили по телевизору, но девушке было плевать на них. А потом папа переключил на клипы, и Сынхи пропала: она следила только за Джию, только за ее красными волосами, за музыкой, ритмом в ней, басами, гитарным звучанием и фортепьяно. Девушка хочет снова повторить тот день. Хоть сейчас и не новый год, не Рождество, но она хочет снова лежать на коленях отца, смотреть в телевизор и наслаждаться девушками из кошмаров.* Сынхи редко их включает, в основном это только Faded, но сейчас ей хочется снова просмотреть все клипы, все каверы девушек. Ей не терпится уже. Не терпится снова увидеть Джию или Ким Минджи, хотя кого именно — уже не важно, не терпится снова увидеть ее лицо, яркие и солнечные глаза. В кофейне ее уже давно не видно, и Сынхи скучает. Ей приятна мысль, что она может просто смотреть на нее, любоваться, находиться в одном помещении. За все это время девушка так и не сделала ни одной ее фотографии, только тайком рисовала. Так она запоминала красноволосую, и воспоминания о ней становились еще крепче.

Девушка наконец оказалась дома. Господин О пошел готовить горячий шоколад, а она переодеваться. Сынхи не может сдержать улыбку: она этот день запомнит надолго. День, когда она сняла с себя оковы школы, где ее унижали. День, когда она улыбалась чаще, чем за весь прошедший год. День, когда она еще не проронила ни слезинки. День, когда она будет лежать на диване и смотреть клипы семи прекрасных девушек.

— Сынхи, горячий шоколад готов, как и гренки. Спускайся, — доносится сквозь приоткрытую дверь голос мужчины. Девушка спускается и вдыхает воздух полной грудью: давно забытые запахи, которые были больше года назад. Брюнетка скучает по ним, ведь она так и не научилась готовить так, как мама. Этот запах навевает воспоминания, но Сынхи старается не думать о них, старается, потому что знает, что они причинят боль, что сотрут улыбку и радость с ее лица, что она испортит настроение не только себе, но и папе. Девушка хоть и не хочет забывать те далекие и прекрасные воспоминания, но она лучше предастся ими в тайне ото всех, закрывшись в своей комнате, где ей не помешают, и где она сможет поплакать, а потом выйдет и начнет жить тем, что есть сейчас. А сейчас у нее есть только отец, Тэхён, Мин Юнги, их друзья, новая школа, новые воспоминания, новые рисунки и вкусный кофе.

На стеклянном столике покоятся две пустые кружки из-под горячего шоколада, рядом с ними пустая тарелка, на которой остались крошки гренок и остатки чесночного соуса. Сынхи лежит на коленях отца и смотрит на Джию, как она ловит паука и любуется им. Девушка примерно понимает сюжет, но все же есть вещи, которые ей не понятны. Однако сейчас ей не до разгадывания загадок в клипах, ей просто хочется лежать, наслаждаться музыкой. Ведь Сынхи сейчас хорошо, она там, где ей комфортно, где ей нравится быть. Она не вспоминает Тэхёна, который ей так и не писал. Ей просто хорошо находиться в таком горизонтальном положении и наслаждаться минутами, которых еще долго может не быть.

Так девушка проводит оставшуюся неделю до занятий. Господин О уладил все дела с переводом уже на следующий день, но договорился, чтобы Сынхи отдохнула до начала новой недели. За это девушка была безмерно счастлива, ведь у нее нет запала куда-то выходить, что-то делать. Однако ей пришлось в пятницу выйти из дома в ателье. Школьная форма. Сынхи интересно, какая она, какого цвета, какая по ощущениям. Ведь старая ей жутко не нравилась. Да и от ее цвета хотелось тут же скрыться: сине-фиолетовая юбка, такого же цвета пиджак, сшитый будто из той же скользкой ткани.

Сынхи входит в светло освещенное помещение, вокруг нее бегают женщины с кусками материи, на больших столах лежат рулоны, а рядом с ними бежевого цвета манекены. Девушка невольно начинает озаряться, разглядывать их. Атмосфера, царившая в этом помещении, не могла не цеплять. Здесь кипела жизнь, каждая женщина что-то да делала, будь то телефонный звонок, то выкройка нового изделия.

— Девушка, вам что-то здесь надо? — слышит Сынхи позади себя. Она оборачивается и видит миловидную девушку, лет тридцати, с волосами цвета латте и в очках.

— Здравствуйте, я О Сынхи, новая ученица школы…

— А, да точно. Меня предупреждали о тебе. Пойдем, — говорит и взмахивает руками девушка, уходя к одному из столов, на котором уже лежит почти готовая школьная форма. Белая рубашка с небольшим черным галстуком, красный пиджак в клетку, на котором видны вставки из черного материала, и иссиня-черная юбка. — Мы всегда шьем форму на запас, поэтому всегда есть запасные модели. Тебе надо будет померить, чтобы я сняла мерки, а потом подождать, пока я подправлю униформу. Понятно, О Сынхи?

— Да, — кивает девушка, тут же приступая к примерке. Красная ткань привлекает, приковывает взгляд, а к более грубому материалу так и хочется прикоснуться. Сынхи уже не терпится примерить ее.

***

В классе царит шум и гам, парни носятся, кричат, девушки смеются и что-то увлеченно рассказывают друг другу. Каждый ученик делится новостями, которые произошли за короткие выходные. Хоть и последний учебный год, но они стараются не унывать, ведь это их золотое время, когда они могут быть теми, кем сейчас являются. Их смех заражает других, глядя на них, невозможно сдержать улыбку. Они открыты, делятся своими мыслями и желаниями. Ким Тэхён один из них. Он сидит за своей партой и разговаривает с Ким Намджуном и Чон Хосок. И даже на их лицах видна улыбка, в глазах горят огни и звезды, которые освещают эту комнату, этот момент, выбранный путь.

— Сынхи писала, когда придет? — спрашивает Хосок, не снимая заразительную улыбку с лица.

— На прошлой неделе она забрала школьную форму. Она сказала, что сегодня должна прийти, — отвечает Тэхён и смотрит время на телефоне. Скоро будет звонок на урок. Ему самому не терпится увидеть Сынхи, посмотреть на нее в форме. Прошло уже столько дней, как он ее видел в последний раз и полноценно разговаривал, и парень скучает. Порой его настораживают собственные мысли, от которых он так и норовит избавиться, но не может. Они прочно засели в его голове.

Звонок. Он распространяется по всей школе, оглушая и говоря, что сейчас начнутся занятий и новый учебный день. Тэхён нервничает, и только похлопывание по плечу помогает ему сдерживаться и не начать разносить здесь все. Он смотрит, как входит их классный руководитель. Мужчина в очках размеренно раскладывает вещи, а после осматривает класс своими чуткими глазами.

— Сегодня у нас особый день. В вашем классе появилась новая ученица. Входи.

Только учитель заканчивает говорить, как дверь снова открывается и входит девушка. Она ступает неуверенно, вид слегка напуганный, но девушка не опускает голову, ученица смотрит прямо. Идеально сидящий пиджак обтягивает ее фигуру и подчеркивает изгибы. А собранные волосы в хвостик открывает вид на лицо и шею. Тэхён чуть не давится воздухом от созерцания. Перед ним не та О Сынхи, которую он столько раз видел, не та, которая боится и на грани самоубийства. Перед ним новая одноклассница, которая очаровывает и заставляет не отрывать взгляд от нее. Сынхи осматривает класс в поисках знакомого лица, ей нужна поддержка единственного знакомого в этой школе и в этом классе. Девушка находит. На нее смотрит Ким Тэхён, на его лице написаны шок, недоумение, но и восторг. Парень кивает, невербально говорит, что все хорошо, ты молодец. И Сынхи верит.

— Здравствуйте, меня зовут О Сынхи. Я из школы Синянг.* Позаботьтесь обо мне, — кланяется и слегка кусает нижнюю губу.

— Спасибо, О Сынхи. Можешь присесть на свободное место.

Новая ученица снова осматривает класс. Места свободны в основном в конце класса, и нет ни одного около Тэхёна, есть только одно посередине второго ряда позади девушки, которая с интересом ее разглядывает. Сынхи не знает, что делать, она устала сидеть в самом конце класса, быть изгоем, но с другой стороны ей страшно снова довериться и сесть сзади девушки с темно-каштановыми волосами. Она истерично оглядывает класс, пока вновь не натыкается на пронзительный взгляд той ученицы. Та опускает глаза, о чем-то думает, а потом встает с места и идет к Сынхи.

— Можешь сесть позади меня, Сынхи, — улыбается и протягивает руку. Новая ученица сжимает теплую ладонь и идет следом. Ей протянули руку, и она доверилась. Девушка присаживается и достает учебные принадлежности. Спина незнакомки находится очень близко, от нее исходит энергия тепла, радости и спокойствия. Ученица давно не испытывала такие чувства от человека, которого знает минут десять от силы. Даже с Тэхёном. Сынхи оборачивается к Киму, но тот только одобрительно кивает и улыбается. Раз странный парень говорит, что все в порядке, значит, так и есть. Она может выдохнуть.

— Кстати, мы не познакомились, — оборачивается незнакомка, излучая позитив. — Меня зовут Чан Сынён, а вон ту, которая сидит слева от тебя, Чхве Юджин. И мы точно тебя в обиду не дадим. Добро пожаловать!

Она улыбнулась напоследок и отвернулась от Сынхи. Брюнетка осторожно поворачивает голову влево и видит девушку с распущенными черными волосами. Она машет и улыбается кроличьей улыбкой, от которой тоже возникает желания растянуть губы. Ученица милая, в ее глазах нескрываемый восторг. Сынхи кивает только и отворачивается. Ей не по себе, ей жутко неловко. Все в этом месте приветливы ей, доброжелательны. Она настолько отвыкла от такого отношения, что все кажется в новинку. Однако почему же так хорошо, будто она и должна быть здесь? Почему ей хочется довериться этим людям? Почему она готова поверить им, несмотря на негативный опыт в заведении новых знакомых?