«День 125: Все тело болело, кровоподтеки были по всему телу, но именно там, где не увидишь, за слоем одежды. Они знали, куда бить. У меня не было желания вставать. Еще несколько дней до конца семестра. Мне надо как-то дотерпеть до этого, а потом немного отдохнуть. Эти месяцы были тяжелыми. Я надеюсь, что Еын-онни сможет приехать. Ну или хотя бы освободиться, чтобы поговорить со мной. Я не хочу ей жаловаться, потому что сейчас воспринимаю ее как друга, а не как психолога. Только поэтому. Но если она попросит, я не смогу сдержаться. Я не смогу ей врать и говорить, что все в порядке тогда, когда это совершенно не так.

День 130: Первый день каникул, которые продлятся чуть больше месяца. Хах, снова это «чуть». Оно меня преследует? Скорее да, чем нет. Забавно. Но сегодня первый день, когда я рада тому, что могу не идти в школу и не видеть лицо Санни и ее подружек. С того дня они только насмехались надо мной, но не прикасались ко мне. Они ничего не делали. Это пугало и успокаивало одновременно. Но я смогла немного расслабиться, хотя внутренне все еще тряслась от воспоминаний о том случае. Этот день я провела в одиночестве: не выходила из дома, только сидела в интернете и читала какие-то статьи. И именно сегодня я задумалась, что за всю мою жизнь у меня практически не было друзей. Были только знакомые, которые звали гулять. Но когда мама умерла, никто из них не написал сообщение с коротким «соболезную». Тогда я на это не обратила внимание, но сейчас картина проясняется. Они никогда и не были моими друзьями. Когда Санни начала издеваться, они просто стояли в стороне и ничего не делали. Я уверена, что они бы приняли участие во всем этом, если бы у них не сохранились воспоминания о нашей мнимой дружбе. Хотя, возможно, они стояли в стороне по другой причине. Сейчас я даже не хочу узнавать это. Это прошло уже, осталось только настоящее.

День 132: Впервые я вышла на улицу, но делать этого мне не хотелось. Меня заставил папа, сказав, что мне надо освежиться. Хотя слово «освежиться» здесь не совсем уместно. «Не стухни» — больше подходит. Я гуляла по району, купила маленький стаканчик кофе, хотя не особо его люблю. Но на удивление мне он понравился. Надо будет снова его купить. Только проблема в том, что я ткнула наугад, поэтому не знаю, что это было. Но мне нравится, что этот кофе был нежным, со сливками и приятной слабой горечью. Этот напиток немного успокоил меня сегодня. Не знаю, но мне кажется, что это сочетания олицетворяет этот мир (по крайней мере, мой): кофе — горечь и трагичные моменты в жизни человека, а сливки — приятная нега и счастливые моменты. Мне нравится такое сравнение. Еще я купила блокнот с чистыми листами в надежде, что я в нем буду рисовать что-нибудь, потому что надо себя чем-то занять. Особенно сейчас, когда мне некуда и некому выразить свои мысли и эмоции. Они переполняют меня, они захлестывают, и, кажется, будто я задыхаюсь. Мне нужно место, куда я смогу их куда-нибудь излить.

День 133: Весь день я провела, рисуя. Мне нравится, хотя выходит пока не очень. Я рисую чертей, смерть с косой, черепа, черные розы. Они так красиво смотрятся на белой бумаге. Сложно оторвать глаз. Папа вечером заглянул ко мне в комнату и поразился тому, что я так и не открыла шторы на окне и весь день просидела с настольной лампой и включенным компьютером. Я даже не обратила на это внимание, потому что без дневного света мне было комфортнее сидеть. Никто не может наблюдать за тобой, ничто не проникает в твою комнату. Наверное, я вряд ли снова открою шторы…

День 136: Я снова вышла из дома, только на этот раз причиной был приезд Еын-онни. Как же была рада, когда вчера она мне написала, что уже в Сеуле и хочет встретиться. Хоть было жарко, я все равно надела тонкую шапку и толстовку. Онни ждала меня в кафе недалеко от ее бывшего офиса. Я ждала этого дня, и вот он настал. Когда я ее увидела, не смогла сдержать улыбку и бросилась ей на шею. Еын-онни только смеялась с моего поведения. Она немного изменилась: ее волосы отрасли на пару сантиметров, макияжа стала меньше. Но ее улыбка и ее голос остались таким же. Она расспрашивала меня о моей жизни в те месяцы, когда ее не было. Я рассказала все: о своем состоянии, о том сильном избиении, об экзаменах. Она молча слушала, но все же достала свой блокнот и сделала там пометки. «Скажи, Сынхи, ты наблюдала потерю веса или его прибавление?» — резко спросила меня Еын-онни, когда я закончила. Я ответила, что ничего такого не замечала. — «Я не знаю, что тебе посоветовать. То есть я понимаю, что с тобой, но для лечения нужно больше времени, мне надо наблюдать за тобой, за твоим поведением. Меня не было слишком долго рядом с тобой, поэтому я не знаю, какие изменения были внутри тебя. Скажи, ты хотела умереть? Только честно». Я ответила, что да, у меня были такие мысли. «Это плохо. Сынхи, пообещай, что будешь бороться, пока я не закончу обучение и не вернусь в Корею. Я постараюсь помогать тебе и не бросать. Но тебе надо будет писать мне часто, даже если у меня не будет возможности отвечать. Я все прочту». «Еын-онни, что со мной?» Она отводила взгляд, смотрела в кружку и молчала. Это не могло означать что-то хорошее. «У тебя депрессия. Я пока не могу определить, какой степени. Мне не хватает знаний в этой области. Пожалуйста, Сынхи, не сдавайся. Не позволь погрузнуть и утонуть в этом еще сильнее. Ты говорила, что ты начала рисовать. Отлично, продолжай. Ты сильная!» Я кивала, но после последней фразы я добавила, что нет, у меня нет сил бороться. «Ты прошла через многое. Если бы со мной произошло то же самое в твоем возрасте, я бы не выдержала. Но ты борешься. У тебя есть силы». Я киваю, хотя у меня сильные сомнения по этому поводу. Да, я прошла через многое, но я не знаю, что будет в новом семестре. И от этого еще больше страшно. Но я только улыбаюсь, хотя улыбка дается с трудом. Еын-онни заметила это, и поэтому тогда взяла меня за руку. «Ты сможешь». Это единственное, что она сказала перед уходом. Я смотрела, как она скрывается в черной машине, а потом уезжает с парнем. Дома я снова плакала, а потом умывалась холодной водой, чтобы скрыть следы, но папа все равно заметил. Весь вечер мы провели вместе, смотря разные фильмы. Я не особо вникала в сюжет, но это хотя бы какое-то время отвлекло меня и успокоило. Но сейчас все вернулось. Ужасно!

День 140: Четыре дня, когда я не выходила из дома, рисовала в своем блокноте все время и ничем больше не занималась. Мои мысли будто уходили прочь, когда я брала в руки карандаш. Мне нравилось это чувство. И рисование немного отвлекало меня от угнетающих мыслей. Но только на время. Стоило мне прекратить рисовать, стоило лечь в кровать, как волна отвращения к себе накрывала с головы до ног. Я только прижимала колени к своей груди и беззвучно плакала. Я не хотела расстраивать папу. Конечно, сейчас я уже свыклась с мыслью, что мамы нет и больше никогда не будет. Но это не означает, что-то состояние не перекочевало в мое нынешнее. Из-за рисования я практически перестала выходить из комнаты и даже начала забывать что-либо есть. Вспоминаю об этом только, когда приходит отец, и мне надо срочно что-нибудь приготовить. Но не более. Перед ним я улыбаюсь, смеюсь, но порой мне кажется, что эта маска может в любой момент пасть».

— Ким Тэхён, я прекрасно понимаю, что вам не интересен предмет, но, может, все-таки вы отвлечетесь от своего телефона и начнете слушать меня? — доносится до шатена как сквозь толщу воды голос классного.

— Простите, я зачитался, — отвечает Тэ, продолжая смотреть в темнеющий экран телефона.

— Что же вы такое читаете, что не слушаете мой урок?

— Ничего, — Тэхён тут же убирает телефон в карман брюк и смотрит в лицо классного руководителя, который уже направлялся к его столу. — Простите, такое больше не повторится.

— Очень надеюсь, Ким Тэхён. Я не хочу портить вам характеристику.

Шатен улыбается и открывает тетрадь, хотя он совершенно не понимает, о чем рассказывает учитель. Что это за тема? Это как-то относится к корейского языку и литературе? Парень замечает краем глаза, как в его сторону поворачивается Сынхи. У нее обеспокоенное лицо с немым вопросом в глазах. Тэхён говорит губами простое «дневник», но Сынхи, будто понимая, кивает, а после отворачивается. У него есть вопросы, которые надо задать. Четыре. Четвертая попытка восстать из пепла. Четвертый раз. Парень не может поверить. Он успел прочитать шесть записок, но таких, от которых вопросов стало в разы больше. Хотя все наоборот должно было проясниться, ведь он стал на еще несколько шагов ближе к концу. Однако этого конца все нет и нет, а вопросов о мире Сынхи становится все больше и больше. Она молчит, не рассказывает или дает только что-то маленькое, невесомое. У нее есть свои тайны, которые девушка доверила Тэхёну, но парень не может их разгадать, они сложны, они не дают собрать пазл в одну картинку. У него голова начинает болеть от потока мыслей, они заполняют всю его голову, не дают просочиться голосу учителя и не позволяют впитать новую информацию с урока. Ким Тэхён еле сдерживается, чтобы не завыть от происходящего. Ведь так не может быть!

***

Приближается время большого перерыва, время обеда. Время, которое Сынхи боится. В прошлой школе оно всегда было ужасным и порой даже унизительным, но что ожидать от сегодняшнего дня и последующих — девушка просто не знает. Да, она познакомилась в Чан Сынён и Чхве Юджин, но у нее все также остался страх заводить новые знакомства и доверять кому-то еще. Тэхён и Юнги уже не в счет. Но вот две девушки, которые сидят рядом с ней, заставляют напрячь нервы, ведь все ее предательства исходили от девушек. Резкая трель звонка. Сынхи слышит, как учитель пытается что-то договорить шумному классу, но потом прекращает свои попытки, прощается и уходит. Девушка слышит, как впереди сидящая Сынён оборачивается и говорит Юджин:

— Пойдем, поедим?

— Да! — радостно кричит брюнетка. Сынхи открывает глаза и смотрит на Юджин, у которой глаза стали похожи на маленькие щелочки, а лицо — на мордочку маленького мышонка. Она не могла не улыбнуться. — Сынхи, пойдем с нами? Мы покажем тебе школу, только сначала поедим. Я умираю, как хочу есть.

— Пошли, Джин-и. Пошли, Сынхи, — встает с места Сынён и протягивает ладони двум брюнеткам. Чхве тут же хватает чужую руку и встает. Сынхи мнется, но сдается под очаровательно-милой улыбкой Юджин.

Они втроем идут на выход. Сынхи чувствует на себе взгляд Тэхёна и других парней, но она не успевает обернуться, как оказывается в коридоре, а после между Сынён и Юджин, которые сжимают ее ладони и идут по коридору. Ей непривычно находиться в таком положении, чувство, будто на нее направленно все внимание. Девушка старается смотреть прямо, разглядывать бежевые стены школы, слушать, о чем говорят Сынён с Юджин, но внутренний голос, который кричит: «Убегай!», заглушает все вокруг.

— Сынхи, расслабься! Мы тебя не тронем, — резко говорит Чан, останавливаясь. — Чем ты так напугана? Не знаю, что с тобой было в Синянг, но здесь тебя никто не тронет, по крайней мере, когда мы рядом?

— Вы? — осторожно спрашивает девушка. Вот оно, то, что напрягало ее. Не могло же быть все так гладко.

Сынён молчит, смотрит на Сынхи, заглядывает в каждую щель, старательно замазанную, но все равно проникает и видит, читает. Синяки под глазами, покусанные губы, слегка впалые щеки, страх, собранные волосы, челка, идеально сидящая форма, отсутствие макияжа, синяки на коленях и ногах. Сынхи выдерживает взгляд, но она с удовольствием отвернулась бы и убежала. Взгляд, который разъедает кожу и проникает в самые внутренности.

— Кажется, я поняла. Только давай сначала поедим, а потом уже поговорим? Если Юджин не поест, то разъест и мне, и тебе мозг. А я тоже умираю, да и ты, скорее всего.

— Ладно, — соглашается Сынхи. Девушка перед ней права: пусть сначала они поедят, а после поговорят. Ей все равно уже нечего терять — через столько прошла, что, кажется, любое другое издевательство или насилие будет как привычное. Но только физически. Морально она снова умрет, а потом будет обвинять Тэхёна и молить о смерти, потому что дала обещание да и сама не решится на него уже. Странный парень по имени Ким Тэхен оттолкнул ее от пропасти и заставил сделать шаг назад.

Сынхи выбирает рис с овощами, немного мяса и холодный чай. Она следует за новыми знакомыми, которые выбирают столик почти в центре. Сынён садится напротив Сынхи, а Юджин справа. Несколько минут молчания, которые прекращаются только стуканьем металла и керамики. Сынхи в напряжении, не может успокоиться, а девушки рядом просто молчат и едят.

— Сынён, что ты поняла?

— А, да, точно! Прости, я думала, что ты не готова начать это разговор, — девушка откладывает приборы и выравнивает. Ее ясные глаза смотрят прямо внутрь, туда, куда постороннему вход воспрещен. Сынхи чувствует и видит, она хочет отвернуться, закрыть двери, но Сынён уже начинает говорить, и девушка отвернуться уже не смеет. Слушает, затаив дыхание. — Ты боишься сидеть сзади, там, где мало людей. Однако, ты сомневалась сесть позади меня. Тебе было страшно, да и до сих пор тебе не по себе. Это видно. Ты боишься людей, особенно, довериться им. Синяки на коленях и ногах точно не от падения. Ну, может, и от падения, но точно не случайных, а насильственных. Весь твой вид говорит, что тебе страшно, особенно, когда нет кого-то знакомого рядом. Плюс, ты из Синянг, где очень хорошо процветает насилие, которое замалчивается. Что с тобой произошло?

— Почему вы сказали, что с вами мне безопасно? — вторит Сынён Сынхи. Она знает. Она знает и чего-то добивается, О уверенна.

— Давай вопрос на вопрос? Сначала ответь ты.

— Надо мной издевались.

— Хорошо, — девушка кивает и отпивает чай. — В этой школе нет насилия, а если есть, то его тут же пресекают. Здесь тихо и хорошо. Главное оружие здесь не сила, а слова. В прошлом году ко мне приставал один парень, я долго молчала, терпела, игнорировала. А потом просто дождалась нужного момента, когда он начнет «представление» в коридоре. Он начал, а я начала свою игру. Я открыто флиртовала с ним, заигрывала. Ему нравилось вплоть до того, пока я не сказала одну единственную фразу: «Твоя задница так и манит, только жаль, что твой член маленький». А потом я убежала. После этого он отстал, а затем вообще перевелся. Но было весело.

— Когда Сынён сказала, что тебя с нами никто не тронет, она имела в виду, что тогда точно не найдутся индивиды, кто захочет посмотреть на новенькую и довести ее. Сынён многих так спасла.

— Но не всех. Некоторые все равно ушли, — Чан опускает взгляд на еду.

— Ты что-то вроде добродетеля здесь? — спрашивает Сынхи.

— Нет, просто я хочу познакомиться со всеми и найти милых и славных людей. Ну и мне нравится читать людей. Это весело, — слегка улыбается, но улыбка тут же меркнет. — Не расскажешь, что с тобой там произошло? Если можешь, конечно.

— Хорошо, — Сынхи делает глоток чая, смотрит на девушек и кивает своим мыслям. Ей хочется и не хочется рассказывать им одновременно. Но она не может упустить момент и не познакомиться с теми, кто хочет этого, кто может ей помочь, или стать подругами. Настоящими, а не теми, кто уходят, стоит узнать о проблеме. — Год назад у меня умерла мама. Автокатастрофа. Я месяц не могла ходить в школу, а когда пришла, то все на меня накинулись. Они начали издеваться. Главной была Ли Санни, хотя имя вряд ли дает очень много. Один раз меня закидали мячами, потом меня они избивали. В конце прошлого семестра начал ползти слух, что я лесбиянка, хотя это не так. Далеко не так. Тогда меня впервые чуть не изнасиловали. Это были девушки. Потом повторялось, только были уже парни. Мне помогала подруга, которая меня предала и сдала. Из-за нее и пошел слух, что я лесбиянка, хотя все было в том, что мне нравится одна к-поп женская группа. Потом я познакомилась с Ким Тэхёном, и вот теперь я здесь.

Сынён с Юджин молчали, им нечего было сказать. Они догадывались и знали, что издевательства могут быть разными по форме, по объему, но все услышанное было ужасно и отвратительно. Каждое следующее предложение вселяло страх и заставляло кровь холодеть, а сердце сжиматься. Юджин не смогла удержаться и обняла Сынхи, прижала к себе, чтобы поделиться теплом. Ей оно нужнее.

— Как ты еще держишься? Я бы уже давно спрыгнула с крыши или с моста, — отмирает Сынён. — Прости, мне не следовало говорить такое.

— Ничего. Ты права. Я и хотела умереть. Почти сделала это, но Тэхён нашел мой телефон, нагло залез в мой твиттер и написал мне, — смеется. Сейчас ей кажется, что это было так давно, что те мысли о смерти были как сон. Однако прошло всего лишь неделя-две, но она уже снова рисует, перевелась в другую школу и не думает о смерти практически.

— Ким Тэхён? Его твитты, случайно, были не про красивый глаз, ты можешь жить и так далее? — Сынён чуть не накидывается на девушку, но она помнит эти твитты, помнит, как смотрела на них, и в ее голове стояла картинка с «404 founded».

— Откуда ты знаешь?

— Я видела его ответы на чьи-то твитты, на закрытый аккаунт. Это была ты?

— Да.

— С ума сойти! — у Сынён глаза широко распахнуты, и только редкое моргание говорит, что девушка еще здесь и не ушла в свои мысли.

— У вас, что, у всех твиттер? — спрашивает Сынхи, продолжая лежать в мягких объятиях Юджин. Ей так комфортнее, удобнее. Она чувствует так нехватавшее тепло.

— Да. А что? Почему бы и нет. Мне же вот интересно, что у этих пидоров там происходит.

— Пидоров? — Сынхи слышит, как сверху Юджин давится смехом, но та продолжает молчать.

— Ким Намджун, Ким Тэхён и Чон Хосок. Хотя все в баскетбольной команде пидоры.

— Почему? — Сынхи освобождается из мягких рук Юджин, но продолжает слышать, как Чхве еле сдерживает смех.

— Так они же душ вместе принимают!

Сначала Сынхи смотрит на Юджин, которая смеется очень громко и прикрывается ладонями; затем смотрит на Сынён, хлопающая в ладоши и смеющаяся. Сынхи переводит взгляд с одной на другую и честно не понимает, в чем причина, и что не так с баскетбольной командой.

— Прости, — доносится справа. Юджин вытирает слезы и обмахивается салфеткой. — У нее специфичный юмор. Тебе стоит привыкнуть.

— Хорошо, — Сынхи кивает, хотя понимает ровными счетом ничего. Но, кажется, бить ее здесь не собираются, что радует. Она видит Тэхёна с двумя парнями. Он ей кивает, а после уходит.

— С чего они смеются? — спрашивает Ким, глядя на девушек.

— Надеюсь, не с того, что все баскетболисты пидоры, — отвечает Хосок, но сам слегка улыбается. Шутка появилась давно, но засела прочно и надолго, что радует не первый год.

***

Сынхи потягивается и разминает шею после окончания последнего урока. Все ее новые одноклассники за весь день успели подойти, познакомиться и пожелать «удачи». Губы так и норовят расплыться в улыбке, стоит вспомнить эти моменты. К ней было такое мягкое и теплое отношение, что она в какой-то момент чуть не засомневалась, не во сне ли она, а все происходящее дело рук ловца снов. Однако Сынён и Юджин были всегда рядом, показывали школу, рассказывали о ней. Сынхи невольно тянулась к ним. Ей было приятно и комфортно рядом с девушками настолько, что начинала улыбаться и смеяться, стоило услышать или увидеть чужую улыбку или очередную шутку Сынён. Сынхи не хотела убрать чужие обвивающие ее тело руки, она сама тянулась к ним, когда Юджин снова лезла обниматься.

— Джин-и, почему ты не обнимаешь меня?! — резко воскликнула Сынён, когда Чхве прижала к себе Сынхи.

— Ты хочешь, чтоб я тебя тоже обняла? — притворно удивилась Юджин, но отошла от Сынхи и полезла к Чан, которая начала убегать и смеяться.

Это был забавный момент, который Сынхи постарается не забыть. Он искрится беззаботностью, мгновением, когда все взрослое кажется таким далеким и неизведанным. Для Сынхи этот эпизод напоминает ее прошлое, до смерти мамы, до насилия, до мыслей о самоубийстве. Только разница между тем и сейчас велика. Разница настолько ощутима, что режет по сердцу и напоминает. Говорит, что тебе хорошо именно здесь и сейчас, а не тогда, когда ты практически не жила. Ты живешь сейчас. Сынхи слышит этот голос, он внутри нее, повторяет эту фразу по несколько раз, то усиливаясь, то заглушаясь, но девушка слышит этот голос. Он говорит, что она живет сейчас, и девушка соглашается. Ведь Сынхи впервые спокойно, она рада здесь находиться, рада видеть новые лица, новые стены, чувствовать новые эмоции и просто жить без всего темного, что ее окружало последний год.

— Как дела? — слышит где-то над ухом. Оборачивается и встает с места. Перед ней Ким Тэхён. В его глазах не скрытый интерес, толика задора и веселости, и Сынхи немного подвисает. Этот странный парень никогда перед ней не был таким.

— Хорошо, — говорит, смотря в глаза.

— Серьезно?

— Да.

— Я рад это слышать, — Тэхён смотрит на девушку, видит в ней незаметные изменения, которых еще утром не было. Она выглядит другой, более свежей. Ее глаза слегка улыбаются, и Тэ рад их видеть. Он хотел этого, он ждал, и теперь почти узрел. — Пойдем в кофейню? Заодно я тебя познакомлю с Ким Намджуном и Чон Хосоком.

— Три парня и одна девушка? Тэхён, вы там с ума сошли? — подходит Сынён к Сынхи и кладет руку ей на плечо. — Мы пойдем с ней. Мне плевать, что я вас знаю, и Сынхи знает тебя, Тэхён. Но одну я ее не отпущу! Бин-и, ты пойдешь?

— Конечно, — подлетает Юджин с другой стороны и с вызовом смотрит на баскетболистов, двое из которых как раз подошли.

— Ладно, — говорит Тэхён, продолжая смотреть на Сынхи в ожидании ответа. Девушка кивает, и камень с души парня падает куда-то в бездну.

***

Тэхён ждал весь день, чтобы поговорить с Сынхи, чтобы посидеть в кофейне с ней и с друзьями, но теперь планы поменялись. Чан Сынён и Чхве Юджин не отлипали от нее весь день, а теперь увязались еще в кофейню. Тэхёну не нравится такой расклад от слова совсем. Он хотел поговорить, задать свои вопросы, но теперь все это откладывается. Парень ждал сегодняшний день, он скучал по О Сынхи, не говорил с ней в школе, а теперь ему остается поглядывать на девушку и разговаривать с Намом и Хосоком. Мысли Кима настораживают его же, он постоянно смотрит на Сынхи, хочет увидеть ее взгляд на себе, прислушивается к каждому ее слову и отголоску голоса. Тэхён трясет головой, пытается избавиться от лишних мыслей, но они все так и норовят проникнуть в голову и занять там свое место. Ему бы выкинуть их оттуда, желательно навсегда, но они сопротивляются, не сдаются, не проигрывают бой.

— Что с тобой? — спрашивает Намджун. Он видит все метания друга, его нервный вид.

— Ничего, — отвечает, но продолжает кусать губы и пытается переключиться, уйти от назойливых мыслей.

— Это из-за О Сынхи?

— Нет. Не спрашивай ни о чем больше, пожалуйста, — говорит и смотрит на друга. Ему не нужны вопросы, ему бы самому разобраться в себе. Но как это сделать, когда рядом слишком шумно, и парень не понимает, откуда у него такие мысли, почему он постоянно думает об О Сынхи.

Группа учеников заходит в кофейню и садится за столик. Их приветствует бариста, подает меню. Тэхён садится напротив Сынхи, рядом с девушкой оказывается Юджин с Хосоком, а рядом с Кимом Сынён с Намджуном. Они разговаривают, смеются. Сынхи старается рассказывать что-то о себе, говорит о рисовании, о женской группе, которая ей нравится. Никто не затрагивает тему самоубийства, но девушка чувствует ее нахождение здесь. Она витает рядом, дышит в лицо и смеется над Сынхи, говорит, что, вот, она тут, и у тебя нет выбора. Девушка игнорирует ее, продолжает улыбаться, но внутри нее уже давно нет этого тепла, которое было «до». Сейчас в ее теле царит холод, пришедший от женщины с именем «суицид». Она снова напомнила о себе, улыбнулась коварно и оставила после себя след. Сынхи знает, что она может появиться в любой момент, поэтому продолжает поддерживать напускную радость, но Тэхён не верит, он видит, что что-то поменялось. Девушка слегка и изредка озирается, словно ищет кого-то, теребит пальцы и чашку. Что-то ее тревожит, но он не будет спрашивать сейчас. Подождет, а потом спросит.

Они начинают расходиться. Толпа школьников стоит около кофейни и продолжает разговаривать. Сынён как обычно подтрунивает над баскетболистами, Юджин мило смеется с поведения подруги, Хосок злится. Сынхи хорошо в этой компании, она чувствует себя славно, если бы не мысли о самоубийстве, которые так и продолжают кружить где-то рядом. Эти люди на время избавляют ее от этих раздумий, заставляют жить, а не существовать. С ними она чувствует себя просто хорошо, ей не надо напрягаться, волноваться, что кто-то навредит ей или предаст. Девушка просто живет сейчас.

— Мне надо идти, — говорит Сынхи, смотря на часы. Время близится к семи часам, а идти уже поздно.

— Можно, мы пойдем с тобой? — Юджин начинает строить свое милое выражение лица и смотреть на Сынхи щеночком.

— Юджин, я хотел ее проводить. Извини, — вот он момент, когда Тэхён поговорит с ней наедине.

— Да, Юджин, извини. Я Тэхёну пообещала, — Сынхи смотрит на парня и кивает ему.

— Мышка, пойдем! — кричит Намджун Чхве, которая продолжает стоять и смотреть щенячьими глазками на подругу. Парень с секунду ждет, а потом подходит к ней, берет за руку и уводит. Юджин пытается вырваться, но Нам не дает и уводит к остальным, оставляя Тэхёна с Сынхи наедине. Они медленно идут по дороге, рядом с ними много людей, которые куда-то спешат.

— Я посчитал. Рисование — это четвертая твоя попытка встать на ноги, — начинает разговор Тэхён. — И я, кажется, понял, когда ты говорила про «мнимых друзей». Они наглым образом тебя кинули, и ты перестала доверять людям.

— Да. Скажи, Намджун с Хосоком знают о моем неудавшемся самоубийстве?

— Да, они сидели рядом со мной, когда я нашел твой телефон, — отвечает Тэ, вспоминая тот далекий день, в который он реально испугался за другого и незнакомого человека.

— Сынён с Юджин тоже знают. Я им все рассказала. Даже то, что ты еще не прочитал.

— Почему ты не хочешь мне все рассказать? — Тэхён задает один из тех вопросов, которые крутятся у него в голове постоянно.

— Ты первый и единственный человек, который начал читать мой дневник. Первый, кто так настырно добивался моего решения не совершать суицид. Ты единственный, кому я могу доверить свои мысли и дневник. Там расписано все, что я чувствовала, о чем думала. Коротко мне не рассказать о тех вещах. Одно дело сказать несколько фактов, но совершенно другое дело рассказать и описать то, что происходило. А для этого мне придется погружаться в воспоминания, и для меня они все еще болезненные. Извини, но я не смогу, тем более тебе, Тэхён, — спокойно говорит девушка, а после смотрит на парня. В чужих глазах видно недоумение, которое перерастает в недоверие. — Если так хочешь знать, то ладно, но я не буду все рассказывать. Я рисовала, ходила в кофейню. Начался учебный год, пришла новая ученица. Она пыталась со мной подружиться, у нее не выходило, но потом все же получилось. Она увлекалась к-попом, и я у нее спросила про девушку с красными волосами. Она искала, кто это, а потом нашла. Джию из Dreamcatcher. На следующий день я прихожу в школу, но уже ходит слух, что я лесбиянка. Издевательств стало больше. Меня чуть не изнасиловали девочки из моей школы в школьном туалете, но Хансоль меня спасла. Это повторялось несколько раз, но она мне помогала. Но с новым семестром я узнала, что Хансоль притворялась моей подругой, она рассказывала обо мне все Санни. Это сломало меня. И это и привело к самой последней записке, и почему я захотела умереть.

Сынхи замолчала. Ей больше нечего сказать, точнее есть, но она не хочет вываливать на Тэхёна все то, что она похоронила глубоко в себе, а теперь разворошила. Воспоминания настигают ее, кружатся и мельтешат перед глазами, ей не избавиться от них просто так. Те ужасные дни, когда она чувствовала себя ничтожеством, когда думала о смерти постоянно и хотела только этого. Сынхи не хотела все это поднимать и вновь вспоминать, но ей пришлось. Тэхён не отстал бы.

— Если хочешь, то можешь дальше читать. Но если нет, то не заставляю. Хотя я тебя и не заставляла, вроде, — нервный смешок вырывается с уст девушки. Как это иронично. Она думала, что больше не будет рассказывать эту историю, вспоминать ее, но в итоге сама рассказала ее два раза за день.

Тэхён молчит, ему нечего сказать. Насилие. Почти изнасилование. Не единожды. Предательство подруги. Эти слова горят синим пламенем перед глазами парня. Он смотрит на них и не может поверить. Хочет отрицать, но смысл, если это самая настоящая правда, которая только может быть. Сынхи бы не обманула о таком. Кажется, Тэхён начинает понимать, почему ей было страшно, почему боялась переходить, почему не доверяет людям. Она была одна, когда все это происходило. Она сама пыталась справиться с тем, что испытала. Но ничего из этого не привело к положительному результату. Сынхи стало только хуже. Причины. Тэхён вспоминает их, причин может быть много, бесчисленное количество, но повод может быть только один. Предательство. Слово высвечивается в подсознании, кричит, дает о себе знать, и Тэхён смотрит, слушает. Появившаяся подруга предала Сынхи, лично подтолкнула к обрыву, от которого Ким так старательно отодвигает девушку, не дает ей туда упасть. Он не позволит ей.

— Прости, мне не стоило такое спрашивать, — наконец отмирает парень. Он останавливается и смотрит на девушку. Глаза в глаза. Тэхён смотрит, но в его голове только одна мысль. Он хочет ее обнять. И он делает это. Подходит и прижимает к себе. Сынхи выдыхает и расслабляется. Ей хотелось этого. Объятия Юджин только на время спасали, но, оказывается, ей нужны были руки Тэхёна. Сынхи сама прижимается, позволяет ладоням парня поглаживать спину. Девушка закрывает глаза и отдается мягким и теплым ощущениям.

***

Тэхён решил, что продолжит читать дневник Сынхи. Хоть она все рассказала, Ким уверен, что есть еще много, чего девушка не известила. Факты. В дневнике он хочет увидеть ее душу. То, что было на самом деле, то, что она чувствовала, о чем думала. Это намного сокровеннее того, о чем рассказала Сынхи. И он хочет найти те моменты, о которых девушка рассказала. Если она страдала, то Тэхён не может позволить самому не пройти через то, о чем написала Сынхи. Просто не может. Тот дневник единственная вещь, которая расскажет о девушке все. Хоть Ким знает, что есть ее альбомы для рисования. Но они слишком личные, они для него под семью замками.

«День 141: Еын-онни вчера ночью отправила сообщение, что сегодня у нее рейс на самолет. Я, конечно же, отправилась ее провожать. С той последней встречи у нее не было времени встретиться со мной и поговорить, но она мне писала каждый день и интересовалась моим самочувствием. Мне было стыдно ей врать, но и говорить всю правду я не хотела. Я не хотела, чтобы она переживала за меня. Но я уверена, что она знает об этом, ведь последние ее слова в аэропорте говорили об этом: «Сынхи, даже если очень тяжело, ты можешь мне все рассказать. Если я на другом континенте, это не означает, что я тебя не услышу и не предприму попыток помочь тебе». Я тогда кивнула и сдержала порывы расплакаться. Рядом был папа, я не могла позволить себе такую роскошь. С Еын-онни прощался ее парень. Он даже не смотрел в мою сторону, но я уверена, что он знает, кем я прихожусь онни. Только меня до сих пор удивляет, почему Еын-онни никогда еще не провожали родители на рейс. Но задать этот вопрос я вряд ли когда-нибудь решусь. Он, наверное, слишком личный.

День 149: 149 дней. Красивое число. Оно мне нравится, хотя день был так себе. Не знала, что выйду из дома только через восемь дней, но я снова заперлась и рисовала. Мне приносит это удовольствие, и я могу ни о чем не думать. Температура пространства нагревалась, и мне было непривычно. Не люблю жару. Холод мне нравится больше. Он ближе ко мне, чем невыносимая жара. Поскорее жду осень и зиму. Можно носить пальто, теплый шарф, шапку и стараться не привлекать внимания. Летом это сделать трудно, потому что ты как на ладони перед каждым человеком. Ощущение будто они сверлят тебя взглядом, читая. Такие мысли посещали мою голову, пока я не завернула в ту же кофейню. В ней было так спокойно! Отныне это мое любимое место. Кофе я выбрала наугад, и на этот раз оно было немного горьким, но таким же вкусным. Хотя я вряд ли забуду тот первый напиток, который попробовала.

День 150: Весь день шел дождь, и на улице было мало людей и так свежо. Мне нравилось это. Мне нравилось идти под дождем, слушать песни по радио и идти в ту кофейню. Сегодня было много людей, многие сидели со своими парочками и пили кофе. В меню было так много напитков, что мне хотелось попробовать каждый из них и найти тот самый, который запал мне в душу. Я начала с самого первого в списке. Я собираюсь пить один каждый день, чтобы растянуть удовольствие и сделать хоть на мгновение мою жизнь с какой-нибудь целью. Несколько часов я сидела в этой кофейне и рисовала. Я пыталась делать зарисовки людей, но так, чтобы они меня не заметили. Но все же одна девушка сказала: «На что уставилась?». Мне пришлось извиниться и отвернуться. Мне было жутко неудобно, я была смущена. Мне не хотелось, чтобы меня вообще заметили за этим. Поэтому я смогла выдохнуть только тогда, когда эта девушка со своим парнем ушли. Но я не видела смысла дальше оставаться в этом месте, поэтому тут же ушла».