Чонгук разглядывает свое отражение в зеркале, проводит рукой по темным волосам, слегка взъерошивая их. Он чертовски устал. Устал ожидания, устал быть там, где всё уже осточертело, устал слушать неродную речь, которую он всё равно понимает, устал вести важные переговоры с высокопоставленными людьми, устал ждать Чан Еын и устал быть в ссылке, в которую себя же и сослал. Мужчина думает, вспоминает утро, сообщения девушки и Юнги. Они не дают ему покоя на пятьдесят процентов. С одной стороны — Чонгук рад слышать, что Еын возвращается через какой-то месяц, через какие-то три-четыре недели, но с другой — Чонгук не может выкинуть из головы слова Юнги, что за его отсутствие произошло нечто такое, что нельзя рассказать по телефону. Мужчина тот час сорвался бы и поехал в аэропорт, но у него здесь незавершенные дела, которые надо решить.

Он сначала не планировал все это, не думал даже об этом. Он хотел просто провести время в Китае, пробовать новые вкусы, сочетания, разговаривать с теми, кто разбирается в чае, перенимать у них знания и пытаться вклинить это в варку кофе, чтобы создавать новые вкусовые сочетания. Но потом Чонгук нашел тех, кто искал сеть кофеен, чтобы позволить им расшириться в другом городе или стране. Мужчина не смог пройти мимо, не смог отказаться от такой возможности, которая сама попала в его руки. Не смог устоять. И поэтому последние месяцев пять Чонгук занимается тем, что рекламирует свою кофейню, выступает на конференциях, сам варит кофе и угощает спонсоров, которые готовы предоставить деньги на аренду помещения, ремонт, обучение будущих бариста. И поэтому Чонгук сейчас одевается в темно-синий костюм и снова приглаживает волосы у зеркала, чтобы встретиться с одним из спонсоров в чужом офисе и подписать договор о сотрудничестве. Мужчина просто не может упустить такую возможность, хотя и понимает, что станет частым гостем Китая, но сейчас его это не заботит. Ему надо было чем-нибудь занять свою голову, а то постоянные мысли о Чан Еын угнетали и напрягали порой. Чону нужна была эмоциональная разрядка и занятие.

Высокое здание, отражающее всё вокруг в синем цвете, встречает Чонгука с распростертыми объятиями, но мужчина только окидывает стекла цвета пасмурного неба хмурым взглядом и проходит внутрь через крутящиеся двери. Мужчины в черных строгих костюмах, женщины в юбках и белых блузках проносятся мимо Чона, но он забивает на них. Ему бы встретиться со своим спонсором и поставить все точки над «и», да закончить все это. Ему бы забронировать билет в Корею, но пока не заключит взаимовыгодную сделку, не сможет это сделать.

Просторный кабинет с окном во всю высоту, сидящий мужчина лет сорока в кожаном кресле, просматривающий бумаги в папке. Чонгук тихо проходит, садится напротив и ждет, пока на него обратят внимания.

— Чон Чонгук, двадцать шесть лет, значит? — наконец проговаривает мужчина перед бариста. — Не рановато ли для владельца кофейни?

— В самый раз, господин Ван, — учтиво отвечает Чонгук, наблюдая, как Ван убирает папку и смотрит на него пронзительным взглядом.

— Я слышал, что ваш любимый кофе — мокачино, я прав?

— Да, так и есть.

— Раз так, то я могу угостить вас, — улыбается Ван и заказывает чашку мокачино для «гостя».

Чонгук не рад такому раскладу от слова «совсем». Он знает, что напиток будет приготовлен в кофе-машине, что в нем будет много шоколада и сахара не в меру. Чон вытягивает улыбку, хотя мечтает подписать всё до того, как принесут кофе, или пока он не выпьет всё. Но его желанию не суждено сбыться. Ван упорно молчит вплоть до того, пока миловидная девушка в короткой черной юбке не приносит мокачино и не ставит его перед Чонгуком. Бариста снова улыбается, отпивает и давит в себе желание выплюнуть, даже не проглатывает. Очень много шоколада. Его никогда не должно быть так много, существуют определенные пропорции, которые надо соблюдать. Но Чонук пьет, кивает, как бы говоря, что напиток вкусный, хотя сдерживает рвотные позывы. Однако еще больше ему тяжелее пить потому, что вспоминает Еын. А за то время, что Чон живет в другой стране, он не прикасался к мокачино. Это только их напиток. Только их воспоминания.

— Вкусно, — говорит Чонгук, ставя чашку на блюдце и смотря на Вана с ожиданием.

— Рад, что понравилось, — отвечает мужчина и снова открывает ту папку, которая всё это время лежала перед ним закрытой.

Бариста чуть не сдает себя громким облегченным вздохом, что рад началу официальной части встречи. Они полтора часа обсуждали концепцию кофейни, ее месторасположение, площадь, штат работников. Чонгук долго обдумывал, самому ли проводить обучение или приехать только тогда, когда будущие ученики будут знать азы. Он настаивал всё время на новичках, на тех, кто в жизни не держал джезве. Но одно единственное условие, которое было у него: чтобы ученики любили кофе и готовы были учиться. Чонгуку проще научить с нуля человека, подготовить для себя, для своего стиля, под свою систему, чем переучивать того, кто в этом профессионал. Ведь у каждого бариста все равно свой стиль варки, свой вкусовой набор, и для каждого понятие «вкусный кофе» отличается. Ван долго не идет на условия Чонгука, старается вклинить свое мнение и свои правила, но Чон не сдается, настаивает на своем, чуть ли не готов сам поручить Мин Юнги обучение новичков. Но всё-таки Ван сдается и готов выделить деньги на обучение. И Чонгук считает это своей победой, когда видит все условия сделки, всё, даже самые мелкие вопросы на договорных листах.

Мужчина бронирует билет на рейс до Кореи на конец апреля и выдыхает. У него есть время закончить все начатые дела с открытием кофейни в Китае, а потом вернуться на родину, навести там порядок к приезду Еын и дождаться ее. Главное для него — не сойти с ума за это время. Сейчас он сидит в кресле в своей маленькой комнатушке, смотрит за погасающий экран смартфона с забронированным билетом и вспоминает, как решил бросить образование и пойти работать в кофейню.

Мужчина помнит тот день очень отчетливо. Тогда он сбежал с оставшихся уроков, еле сдерживал слезы, чтобы не разрыдаться на улице. В тот день парень восемнадцати лет был подавлен результатом промежуточного теста. Чонгук готовился очень усердно, не спал ночами, учил весь объём информации, который мог встретиться, он был уверен, что напишет тест хорошо или даже отлично, даже задания были такими же, какие он видел сто раз и решал столько же. Но его учительнице не понравилось, что вечно отстающий Чон Чонгук решил тест почти на максимальный балл. Она аннулировала его работу без права пересдачи и назвала лгуном, якобы списал. Чонгук тогда не сказал бы, что являлся образцовым учеником: прогуливал, просыпал некоторые уроки, спорил с учителями, но всё же он старался учиться и совмещать спорт с занятиями. В тот холодный день, когда по прогнозам синоптиков обещали снег, парень почти что бежал в неизвестном направлении, ледяной воздух сдерживал его эмоции и клокочущую обиду, что распространялась по его грудной клетке и сдавливала всё там. Тогда он не знал, что делать, как ему быть. Он был честен перед собой, перед другими учениками, одноклассниками, но одна старая учительница оскорбила его несправедливо, а Чон не может даже предъявить притензии в ее сторону или хоть как-нибудь защитить себя.

Он бежал по людной улице, видел витрины магазинов, лавок, но именно одно место заставило его сбавить свой шаг и посмотреть на вывеску. Пожилой мужчина в черном фартуке стоял в такой холод и клеил объявление о наборе работников в свое заведение. Тот старичок по-доброму улыбнулся Чонгуку и пригласил того в кофейню, как позже понял парень. Обида всё еще прибывала внутри него, она кричала и требовала спора, крови, но ученик старшей школы подавлял его, проглатывал слезы и шел к прилавку, куда пожилой мужчина зашел, устремив свой взор на Чонгука. Он не знал, что заказывать, он был впервые в таком заведении. Чон просто заказал что-нибудь теплое и успокаивающе, на что пожилой бариста добро улыбнулся и принял заказ.

Как сейчас помнит Чонгук, тогда ему принесли капучино и зефирку за счет заведения. С того дня парень начал часто приходить в это место, чуть ли уроки делал ни здесь. Но с каждым днем он всё понимал, что не хочет заниматься научной деятельностью, ведь таких мразей, как его учительница, очень много в этой сфере. Как же Чон Чонгук был рад, когда эту женщину уволили за завышение характеристик «любимчикам». После последних экзаменов парень начал работать в этом заведении и учиться мастерству бариста. Кофейня была незаметная, в нее ходили только те, кто знал об этом месте, она практически не приносила прибыли, но Чонгуку было плевать. Он полюбил это место, эти стены, стеллажи, он хотел жить здесь, хотел рассказать об этом месте каждому жителю Сеула или даже всей Кореи. Но пожилой владелец кофейни не хотел всего этого, он просто поддерживал это место и обитал тут же. Но парень не хотел останавливаться, он начал копить, откладывать, почти не ел, питался только тем, что оставалось в кофейне. Он знал, что скоро пожилой мужчина уйдет, оставит или продаст это место, и Чонгук ждал этого дня, просто для того, чтобы поднять это место, показать в будущем, что это место станет известным. Он хотел таким образом отблагодарить своего наставника за всё, что тот сделал для него.

Парень уже давно знал Мин Юнги, общался с ним, но пересекались редко, и их разговоры заканчивались на уровне: «Как прошла тренировка?», «Вы смогли выиграть соревнования?». На этом всё. Когда Чонгуку исполнилось двадцать два, пожилой владелец объявил, что выставит помещение на продажу, и что скоро им придется закрыть это место. Тогда же Чонгук и высказал свою идею, которую хранил в своей голове всё это время. Но владелец только снисходительно улыбнулся, кивнул, и на этом дело и закончилось. Но Чон выкупил это место, немного подправил интерьер кофейни, сделал ее более светлой и уютной и начал непосильную работу над ней. Он раскручивал ее, обучал новых бариста. В то же время Мин Юнги начал ходить сюда и учиться. Постепенно все старые работники ушли, и они остались вдвоем. Чон настолько был погружен заботами о поднятии кофейни, что узнал о смерти бывшего владельца этого места совершенно случайно. Он не смог выполнить своего обещания. В тот день Чонгуку было настолько паршиво на душе, что парень впервые напился так сильно, что Юнги пришлось тащить наставника и друга по совместительстве на собственной спине. И тогда-то Чон и понял, что может доверять только Мин Юнги, и с того дня тот стал его правой рукой, напарником по делу и просто лучшим другом.

Спустя год парень и не заметил, как в их скромный дует влилось трио шумных ребят из той же школы, что и он с Юнги. Они просто появились и стали важной частью кофейни. Иногда, бывало, когда Чонгук приходил в заведение после деловых встреч, уставший, и в это время Тэхён, Хосок и Намджун сидели там же, то на его душе становилось так тепло и хорошо, что было только, когда кофейня была не его. Хоть Чон и поднял это заведение, открыл еще одну точку, но он так и не смог показать своему учителю, чего добился, и что представляет детище старого владельца сейчас. Чонгуку грустно временами от этого, он чувствует невыполненный долг. Он желал всё это только ради одного человека, чтобы тот сказал: «Молодец, Чонгук, ты сделал то, чего не смог я». Мужчина искренне желал этого, ведь считал этого пожилого владельца своим отцом и учителем с большой буквы, ведь его собственные родители не захотели видеть и знать сына, когда тот отказался поступать в престижный университет, хоть и сдал экзамены почти что на «отлично». Для них поступление сына было главной целью, но Чонгук выбрал другой путь и добился того, чего вряд ли смог сделать, если бы не остановился около вывески и около пожилого владельца кофейни, которая является его домом и семьей.

***

Сынхи начинает дышать чуть спокойней и свободней после разговора с Тэхёном на следующий день, но все равно в какие-то редкие моменты ее настигает апатия, и девушка подавляет ее. Она не может дать слабину, когда вне дома, вне стен родной комнаты, не тогда, когда рядом нет Тэхёна. Но Сынхи соврет, если скажет, что не чувствует к нему благодарность, что не чувствует признательность к парню, который всё время рядом с ней. Еще ни один из ее знакомых или друзей не делал так много, как Тэхён, как Сынён с Юджин. Не успела девушка проснуться, как Ким уже сыпал ее вопросами о самочувствии, о состояние, и Сынхи отвечала. Она и хотела отвечать, ведь еще ни один из ее друзей не расспрашивал так подробно. Девушка была благодарна Тэхёну, как и новым подругам, которые не покидали ее надолго, но не лезли в прошлое, которое Сынхи не хотела вспоминать. Оно всё еще было болезненным для нее, особенно, второй семестр, до куда Тэхён еще не дошел, но знает, что там было.

Девушка, в обеденный перерыв, молча подошла к Тэхёну с двумя баночками бананового молока, протянула одну и села рядом на скамейку в коридоре. Ким улыбнулся и принял напиток. Плата за списанное домашнее задание по корейскому. Сынхи устала, полубесонные ночи, кошмары, напоминающие о своем существовании каждый раз, постоянная угнетенность. Но девушка не собирается прекращать, не собирается прекращать такой ритм, он для нее стал привычный, обыденный. Разве что, она с удовольствием исключит из этого списка депрессию со всеми вытекающими последствиями. Но не сейчас. Она только на пути, чтобы избавиться от нее, и только Тэхён достигает успеха, чтобы вытянуть ее из этого.

— Вкусно? — шепотом спрашивает Тэхён, пытаясь не нарушить умиротворенную атмосферу между ними.

— У нас же одинаковое молоко, — в ответку шепчет Сынхи, прислоняясь головой к плечу Тэхёна. Удобно. Чертовски удобно.

— Но у тебя же оно отличается.

— Чем?

— Его пьешь ты, — отвечает парень, на что Сынхи резко поднимается и смотрит на него, стараясь найти что-то противорящее реплике, но не находит. Там только серьезность и правдивость.

— Тогда оно должно быть отвратительным.

— Неправда. Оно должно быть вкуснее моего, — снова противоречиво отвечает парень, притягивая девушку к своему плечу, как она лежала до этого. А Сынхи ничего больше не остается, кроме как повиноваться. Ведь ей удобно, и она может на время расслабиться и подумать над своей жизнью.

Ей тяжело, порой в ее голове проскальзывает мысль сорваться и умереть, но ее сдерживает обещание, любящие ее люди, желание учиться. Да, она устала, истощена, у нее нет сил, чтобы жить и существовать, но Сынхи хочет учиться, хочет закончить школу с хорошими оценками и поступить в хороший вуз. У нее было всё, чтобы сделать это до прошлого года, когда одно маленькое происшествие перевернуло всю ее жизнь. И именно Сынхи старается подняться, не позволить себе потянуться до лезвия, не засматриваться на проезжающие машины, на мосты и железные дороги. Если она посмотрит и подумает о них, то не бывать желанию получить образование.

Тэхён допивает свое молоко, когда замечает, что девушка уснула с недопитым напитком. Она обвила правую руку парня своими и прижимается к ней, как к спасательному кругу. Хотя Ким такую бы параллель и провел, ведь у нее больше нет никого, кто смог бы ей помочь, зная всё, что творится у той на душе, в прошлом и сейчас. Он знает, что Сынён с Юджин вкурсе о прошлом, но они не могут помочь ей в полной мере, как он сам. Что они могут сделать? Развеселить? Поговорить о том, о чем Сынхи сама не хочет? Не дать в обиду? Не позволить девушке кинуться под машину? Так мало вариаций, что могут сделать Чан с Чхве, но всё же кое-что они и могут. Ведь Ким не может постоянно быть рядом с Сынхи.

***

«Сегодня тренировка после занятий», — слышит первое девушка, стоит ей проснуться после короткого сна на плече Тэхёна. Ким ее разбудил, сказал слова и ушел.

Сынхи не зацикливается на них, не вспоминает о словах вплоть до окончания последнего урока, до шумных Сынён и Юджин. Они о чем-то разговаривают, смеются, а потом спрашивают у брюнетки: «Ты с нами?», а Сынхи искренне не понимает, о чем речь, о чем ее спрашивают, а потом вспоминает слова Тэхёна перед его уходом.

— Тренировка баскетболистов? — спрашивает.

— Ну, а кого же еще? — смеется Юджин, повиснув на Сынхи. И девушка соглашается, ведь ей все равно надо провести время где-нибудь в ближайшие несколько часов курсов, на которых она не появлялась относительно давно.

Спортивный зал, который девушка видит в первый раз в жизни, находится в другом крыле здания. Большое светлое помещение в цвете морских волн, яркими полосами на полу, высокие трибуны по стенам спортивного зала. Сынхи озирается по сторонам, запоминает помещение, разглядывает его. В ее прошлой школе спортзал был гораздо меньше по размерам и темнее по освещению. Он ей никогда не нравился, особенно, после всех издевательств. Юджин окликает ее и указывает на места, куда они с Сынён присаживаются. Девушка присоединяется к ним. Баскетболисты еще не вышли, но Сынхи отчего-то начинает нервничать. Она еще никогда не была на тренировках спортивной команды по баскетболу или вообще на баскетбольном матче. Всё это так необычно и странно для нее.

Тэхён надеялся, что Сынхи придет, хотя и сомневался. Он сказал о тренировке небрежно, как бы невзначай, но все же парень хотел бы, чтобы она пришла. Тэ не мог объяснить свое желание, ему просто захотелось, чтобы Сынхи пришла и посмотрела на его игру. Он выходит из раздевалки вместе с Намом и Хосоком. Парень слышит, как те оживляются, и поворачивается сам. Сначала он видит Сынён с Юджин, а потом его взгляд перемещается к фигуре, которая отличается от подруг: распущенные волосы, восторженные глаза. Она заметила. Смотрит прямо на него. Тэхён улыбается, машет рукой, а потом отворачивается. Ему просто необходимо сосредоточиться на тренировке, она сейчас важнее для него. Ведь он один из тех, кто отстаивают честь школы, кто занимает призовые места.

Сынхи наблюдает за всем процессом игры, смотрит, как парни на поле выполняют указания тренера, бегают, передают мяч на время, закидывают в корзину, вырисовывают только им понятные фигуры на поле. Она не может оторвать взгляд, их передвижения завораживают, особенно, Тэхёна. Девушка ни за что не подумала бы, что под школьной формой у него есть рельефы на руках и ногах, но сейчас на поле она видит перекатывающиеся мышца на руках и ногах. Завораживает. Рядом с ней восхищенно кричат Сынён с Юджин, подбадривают Хосока и Намджуна, когда те ведут мяч. А Сынхи молчит, потому что язык прилип к нёбу, и смотрит заворожено-восторженно. Она думает, что рядом с Тэхёном всё для нее в новинку, в первый раз: в первый раз позволила узнать о себе больше, чем той же самой Хансоль; в первый раз рассказала о своих чувствах кому-то, кроме Еын-онни; в первый раз решила перевестись в новую школу; в первый раз завела новых друзей, которые знают о ней основное, и кто вряд ли бросит; в первый раз пришла на баскетбольную тренировку. С Тэхёном всегда так? Задается вопросом Сынхи, следя за передвижениями парня.

Полтора часа проходят настолько быстро, что девушка с легкой грустью спускается с трибун, не обращая внимания на возгласы подруг. Они идут позади, что-то яростно обсуждают, а Сынхи чувствует сильное смущение, подходя ближе к уставшим Намджуну, Тэхёну и Хосоку. Парни жадно пьют воду, вытирают шею полотенцем и показывают светлую улыбку.

— Как вам игра? — спрашивает Намджун, отставляя бутылку с водой в стороны.

— Просто восхитительно! — чуть ли не пищит Юджин, пытаясь сдерживаться, но ее горящие глаза и дрожащий голос выдают ее.

— Вы были бесподобны! — вторит подруге Сынён, смотря только на Хосока, который откидывает мокрую челку назад.

Сынхи же смотрит в глаза Тэхёна, улыбается и не знает, что сказать. Все слова кончились, когда она только вошла в зал и села на трибуны. Они для нее сейчас пустой звук, отдающий где-то там вдалеке, на несколько километров от нее. Ким же молчит, ждет ответа, но не давит. Видит блеск в глазах, легкое смущение и невысказанные слова.

— Это была твоя первая игра? — спрашивает Тэхён, продолжая стоять на том же месте и не сводя взгляда с девушки.

— Да.

— Тебе понравилось?

— Очень.

Одно слово, которое переворачивает все внутренности парня. Он не может сдержать глупую улыбку до ушей, но сейчас ему плевать, что он выглядит как идиот. Сынхи сказала, что ей очень сильно понравилась игра. ЕГО ИГРА.

— Ты сейчас домой? — спрашивает снова. Он хочет продлить момент их общения, но, кажется, что вряд ли сможет это сделать.

— Нет, у меня курсы через сорок минут, — отвечает девушка, прерывая зрительный контакт и встряхивая головой. Ведь только поэтому она и пошла на тренировку. Не более.

— Можно тебя проводить?

— Если хочешь, я не настаиваю, — Сынхи удивляется. Она всегда ходила одна, даже «мнимые друзья» никогда ее не провожали. Хотя девушка тут же вспоминает вчерашний вечер, когда Тэхён провожал ее до дома, вспоминает их теплые объятия. Она хотела бы повторить все это снова. Только поэтому. Не более.

***

— Ты не раз писала в своем дневнике о своих рисунках. Ты кому-нибудь их показывала, кроме господина О? — старается невзначай спросить Тэхён, хотя вряд ли у него это получается достойным образом. Одно дело читать дневник и урывками разговаривать с Сынхи, и другое дело узнавать ее здесь и сейчас. Такой, какая она есть в данное время.

— Не помню, показывала ли я их Хансоль или нет. Все те дни смешались и стали одной серой массой, — отвечает. — Я, скорее всего, писала об этом.

— Кто такая Хансоль?

— Бывшая одноклассница, которая втерлась в мое доверие, чтобы докладывать Санни обо мне и спасти свою шкуру. Про нее ты тоже прочитаешь всё.

— Почему бывшая?

— Она перешла в другую школу в тот день, когда я хотела совершить суицид, но я увидела твои ответы на мои твитты через мой же аккаунт, — глухо смеется девушка, вспоминая тот далекий день. Кажется, будто это было так давно, но прошел всего лишь месяц. Месяц.

— Получается, что я тебя спас даже в тот день?

— Да, — уголки губ подрагивают и слегка тянутся вверх еле заметно, что, глядя на ее лицо, не скажешь, что Сынхи улыбается.

— Вау, — всё, что говорит Тэхён, ошарашено хлопая глазами. Он написал, ждал почти сутки, и Сынхи ответила, когда… А собственно когда? — Но ты же не хотела удалять твиттер!

— Не хотела, но потом решила окончательно замести следы. Вошла в твиттер, чтобы удалить аккаунт, но увидела еще три твитта, которые не писала.

— То есть, если бы ты не решила удалить его, то сейчас бы ты была мертва, новости гудели об очередном самоубийстве, а я не знал бы себе места, потому что невольно был втянут в это? Как же хорошо, что ты решила удалить твиттер! — чуть ли не кричит на всю улицу парень, обнимая остолбеневшую девушку. В других бы обстоятельствах последняя фраза звучала бы противоречиво, но не здесь и не сейчас. Тэхён счастлив, что Сынхи в тот день захотела удалить аккаунт, что увидела прибавление твиттов, что решила подождать и посмотреть, что выйдет из этого. — Я не знаю, о чем ты думала, когда я написал, но как же я рад, что ты не умерла и находишься здесь.

Последние слова парень шепчет в темные волосы Сынхи, зарываясь в них пальцами, и крепко прижимает к себе. Они дошли до ее курсов и стоят около входа, но Тэхён не хотел уходить: не хочет оставлять ее одну, хоть и по таким объективным обстоятельствам. За этот месяц она стала значить очень много для него, он даже не хочет представлять, что было бы с ним, узнай о ее смерти. В те ужасные двадцать девять-тридцать часов. Ким не находил себе места, не мог успокоиться. А сейчас стоит на многолюдной улице, прижимает Сынхи к себе и не хочет отпускать.

— Ты чувствуешь одиночество?

— Возможно, — глухо отвечает Сынхи, выдыхая куда-то в его грудь и прижимаясь сильнее. Ей хорошо в объятиях Тэхёна, ей давно не было так хорошо. Спокойно.

— Больше или меньше до оставления телефона в кофейне?

— Меньше.

— Хорошо.

И больше Тэхёну не нужно. Ему достаточно и этого. Ему хватает того, что девушка начинает выкарабкиваться, что принимает его и его друзей, что перестает чувствовать себя одинокой. Киму достаточно и этого, хотя он хотел бы, чтобы Сынхи оправилась бы от своего недуга, но знает, что пока это сделать довольно-таки трудно.

— Это точно?

— Да, — говорит Сынхи, поднимая голову и смотря в глаза Тэхёна. Он не видит там лжи, а девушка и не скрывает своей истинности. С ним ей не одиноко, с ним ей хорошо, с ним и с его компанией она может жить и не думать о своих проблемх. «Всегда бы так», — думает Сынхи, слегка отстраняясь и уходя в здание, где проведет несколько часов непрерывной учебы.

***

«День 156: Так ярко. Солнце светило очень сильно. Я опускала козырек кепки все ниже, пока шла. Забыла взять солнечные очки. Но зато в кофейне я смогла выдохнуть. Я не представляла, что оказаться здесь спустя день — такое чудесное настроение. Бариста мне улыбнулся, когда я сделала заказ. За столом я разложила купленные карандаши, чтобы сделать в цвете дракона. Мне ужасно сильно хотелось это сделать. Он смотрел на меня пронзительными глазами, и я хотела сделать их еще более выразительными. «Я надеялся увидеть вас здесь вчера, » — сказал бариста, когда принес кофе. По идее сделать это должен был официант, но ладно. Я ответила, что вчера не могла прийти. Впервые кто-то заговорил со мной за этот период вне дома и школы. Были противоречивые чувства. Бариста перед уходом сказал, что дракон — красивый, и синий ему лучше подойдет. Это было так… необычно. Кто-то, не родной человек, совершенно незнакомый оценил мое творчество, причем, только начинающее. Так странно и взволнованно. Однако этот день не перестал меня удивлять и радовать. Я нашла тот напиток, который искала. Не думала, что будет это так легко. Капучино. Кофе с пенкой, похожий на латте, но чуть более терпкий. И именно в эту противоречивость напитка я влюбилась. А эта пенка — она так приятно оседает во рту. Незабываемо!

День 157: Только сегодня я смогла закончить дракона. Я пыталась доделать его дома, но не могла. Будто мне чего-то не хватало. Атмосферы? Света? Не могу ответить. Но стоило мне прийти в кофейню, как дракон был закончен так быстро, будто это не я его рисовала, а он себя. Но я была довольна результатом, несмотря на усталость. Холодный кофе или фрапучино. Когда я сделала первый глоток, то на секунду опешила. Он был холодным и воздушным! И таким вкусным. Он таял во рту. Бариста даже в шутку спросил, не собираюсь ли я попробовать все виды кофе, когда я заказала еще один стакан. На что я ответила, что это действительно так. Это было забавно.

День 158: Мокко. Кофе в бокале с обильной пенкой, шоколадом и посыпанной сверху корицей. Кофе и шоколад — необычное соединение. И мокко уже имеет все права, чтобы вытиснуть капучино из моих фаворитов. Я снова заметила ту компанию парней, которые когда-то делали селфи. На этот раз они что-то обсуждали, а потом смеялись. Я могла видеть каждого из них, и мне безумно хотелось их нарисовать. Рисовала я долго, потому что их было человека три, и они не могли остановиться примерно в одной позе. Мне приходилось вспоминать их движения, чтобы зарисовать их оптимально приближенно. Они пребывали в кофейне достаточно долго, чтобы я смогла зарисовать каждого и начать работать в цвете. Я не особо их запоминала, даже лица вышли смазанными. У меня не было и нет цели рисовать их портреты. Мне хочется передать атмосферу и эмоции того мгновения, когда люди испытывали их. Это гораздо интереснее, чем фокусироваться на конкретных людях и их лицах. По крайней мере, сейчас».

Кофейня. Летний день. Июль. Три парня. Селфи. Шумная компания. Слова проносятся в голове Тэхёна, он хочет и не хочет, чтобы это было правдой. Не хочет верить, что мог встретить Сынхи раньше. Селка, которую Намджун не хотел делать, но в итоге согласился. Ким дрожащими пальцами листает галерею в поисках той единственной фотографии, которая была сделана в тот день по описаниям. Почему он не догадался до этого раньше? Он находит, смотрит на уменьшенную копию. За ними как раз на фоне виден столик, за которым Сынхи любит сидеть, а перед ней блокнот и карандаши. Темные волосы, которые Тэхён узнает из тысячи, знакомая кофта, словно он уже видел Сынхи в ней, опущенная голова, которая встретила его в тот судьбоносный день. Тогда у него еще были рыжие волосы, пока не перекрасился перед новым учебным днем. Парень ошарашено разглядывает фотографию, их счастливые лица, отвернутую Сынхи, недопитый кофе перед ней и проносящуюся фигуру Юнги, который кому-то относил напитки. Все на одной фотографии. Тэхёну трудно поверить в это, но доказательство находится в его руках, и он сейчас смотрит на него.

— Невозможно, — шепчет в темноту, а после выключает телефон. Всё завтра, думает, завтра, на свежую голову.