Между разного вида металлических ограждений двигалась темная высокая фигура. Кладбище встречало гостью холодом, идущим от самой земли, и тяжелым, густым воздухом с запахом старости и смерти. Саша не обращала внимания на занемевшие пальцы, продолжая удерживать в них две ярко-красные искусственные гвоздики.

      Чем ближе была нужная могила, тем отчетливей девушка слышала надрывный женский плач, понимая, что не атмосфера места вызывает слуховые галлюцинации. Четче становился силуэт, склонившийся над одним из надгробий. Саша с недовольством выдохнула, настраиваясь на неприятную встречу в столь значимый день, и прошла дальше.

      Услышав хруст снега под чужими ногами, женщина обернулась, и тут же принялась вытирать с морщинистых щек слезы сухими и постаревшими руками, чтобы дочь не видела ее слабости. Та, в свою очередь, проходя к могиле, бросила на нее равнодушный взгляд. Мать давно перестала вызывать эмоции, будь то любовь или ненависть. В этот момент девушка ее даже понимала. Они обе не могли смириться с потерей.

      Черно-белая фотография, что являлась для Саши кошмаром во сне и наяву. Подпись «Алексей Владимирович Ленский», годы несправедливо короткой жизни. И возложенные женской рукой цветы.

      Мать с покрасневшими глазами и дочь с тяжелым комом в горле, два некогда близких человека, что теперь боялись увидеть ненависть в глазах друг друга, но никогда бы не стали просить прощения, постояли плечом к плечу с минуту.

      — Ты мне так и не сказала, где похоронен отец, — произнесла Саша, ровно и уверенно, будто на душе не скребутся кошки, будто в этой земле не лежит последний, кто у нее был, и далеко не первый, кого она потеряла.

      — Дома, — коротко ответила женщина скрипучим голосом. — В Петербурге.

      После чего ушла, не оборачиваясь. Вдалеке, со стороны выхода, вновь послышались тяжелые, до горечи во рту болезненные рыдания.

      Саша осталась. Оперлась поясницей на узорчатый заборчик, почти не чувствуя сквозь куртку торчащую железку. Девушка была не из любителей поговорить с мертвыми, поэтому каждый раз приходя на могилу брата, просто стояла вот так, размышляя обо всем, что придет в голову, и позволяя себе хоть немного побыть меланхоличной. Мысли после таких мероприятий удивительным образом приводились в порядок, и становиться вечным шутом и спасателем было проще. На душе правда было паршиво, но это лишь побочный эффект.

      Девушка решила покинуть кладбище через неизвестный, но точно немаленький промежуток времени. Выйдя за ограждение, с недовольством заметила очень знакомую, но крайне неприятную личность. Такое количество посетителей кладбища объяснялось днем рождения брата, но все равно раздражало.

      — Ты-то здесь зачем? — спросила она, стараясь скрыть окатившую с ног до головы волну неприязни под нарочитым безразличием.

      — На могилу к другу пришел, — губы Данила расплылись в ухмылке, когда он указал на искусственные цветы, зажатые в ладони. Саша усмехнулась, приблизившись. Роста ей было не занимать, но он все равно смотрел даже не сверху-вниз, а свысока, до отвращения знакомым взглядом.

      — Какая же ты мразь, Смирнов, — эта фраза больше ощущалась как плевок в лицо, но парень выглядел так, будто его это больше веселит. Девушка направилась дальше, намеренно задев его плечом.

      — Мразь, не мразь, а сестер чужих не трахаю, — бросил Данил, не глядя ей вслед.

      — Догадываюсь, что братья больше нравятся, — парировала Саша. Смирновы. Не появилась еще в мире фамилия, которая вызывала у нее большее раздражение. Не хотелось думать, что по воле судьбы единственным человеком, который еще держал девушку на плаву, была одна из них.

      Она позволила себе закурить только тогда, когда вышла за территорию совсем.

      Это вошло в привычку — не курить на могиле брата, даже если он уже никогда не увидит, не курить на балконе в квартире, даже если он уже никогда не перейдет ее порог. После переезда все стало чуть проще, свободнее. Саша могла пить пиво, когда ей захочется, пропадать хоть на всю ночь, приводить кого-то в приступах особой скуки. Но после ночных кошмаров не могла отделаться от ощущения присутствия, поэтому за зовом зависимости следовала на лестничную клетку.

      Потом у нее появилась почти постоянная спутница с вечно хмурым видом. Карину Саша находила забавной, если так можно назвать человека, у которого в руках побывал нож, не кухонный и не канцелярский, а настоящее холодное оружие, хотя кровь может быть и на любом другом — уж об этом девушка знала не понаслышке.

      Саша с самого первого дня их знакомства пыталась понять, кого же ей напоминает юная соседка с вечно хмурым видом. Когда смотришь в тихий омут, не видишь всей нечисти, что водится на дне, не видишь водорослей-щупалец, что душат по ночам, ничего не видишь, только собственное покрытое рябью отражение в воде.

      И Саша тоже, наконец. увидела. Семнадцатилетнюю девочку, что была вынуждена повзрослеть слишком рано. Ту, чей страх превратился в гнев. Разница была лишь в том, что на стороне старшей всегда была возможность защититься физически, а Карина драться не умела — это бы заметил любой, кто умел, при наличии внимательности.

      Оставаться равнодушной к человеку, вид и поведение которого кричат о помощи, хоть сам он до последнего стойко молчит, Саша не могла, как бы ни старалась.

***

      Выходя из школы в последний учебный день перед каникулами, ученики обычно чувствуют себя птицами в небе. Зимние каникулы к тому же предвещают праздник, предновогоднюю суету и мандариновый запой. Даже Карина в такой день на время стала обычной школьницей, которую дома ждет подарок в виде мешка конфет, а не дышащий перегаром отец и постоянно нервная мать.

      Под надзором Саванова до дома девушка дошла спокойно, не шугаясь каждого шороха и звука шагов за спиной. Денис создавал чувство безопасности, так было всегда, даже до того, как из коротышки на голову ниже подруги он превратился в коротышку побольше, уже — хоть и ненамного — перегнав ее ростом. Самое надежное плечо. Самый верный друг.

      У подъезда они попрощались и разошлись. Карина поднялась в квартиру, где ее, на удивление, ожидала мать в окружении разбросанных по полу веток от искусственной елки. Девушка первым делом поинтересовалась, почему женщина не на работе, на что получила рассказ, переплетенный со множеством других, но так ничего и не поняла. Решив, что, видимо, так суждено, она собралась скрыться побыстрее в своей комнате — единственном клочке этого дома, где чувствовала себя комфортно. Не считая лестничной клетки по ночам.

      Женщина остановила, попросив помощи в таком невероятно трудном деле, как собирание елки. Вопреки желанию отказать, Карина согласилась, о чем быстро пожалела, ибо оставаться с матерью один на один и пытаться поддерживать отвлеченный разговор, точно не было ее любимым занятием.

      К вечеру подобие вечнозеленого дерева красовалось на тумбочке в углу комнаты, обернутое старой, но все еще блестящей мишурой. Карина, напоминающая запутавшегося в нитках кота, расправляла гирлянду, а мать ретировалась на кухню готовить что-то на ужин. Экран лежащего на ковре телефона засветился, демонстрируя новое сообщение, которое девушка прочитала, не открывая, ожидая вместо текста увидеть слово «фотография». Но вместо очередного мема, Саванов звал гулять.

      В последнее время они редко просто гуляли, больше шастали по местам, где могут бесплатно налить, а виделись в основном в школе и по дороге домой. Дома Карине тухнуть не хотелось, поэтому выпутавшись из кучи проводов и лампочек, и накинув гирлянду на елку в качестве последнего штриха, она напечатала положительный ответ и скрылась за дверью своей комнаты.

      Собравшись и даже натянув на голову шапку с дурацким помпоном, девушка предупредила мать, возмущенную тем, что никто не попробует ее только сварившийся суп, и двинулась на улицу. Возле подъезда топтался Денис. Подойдя ближе, Карина увидела, что топтался не просто так, а занимался стрит-артом. Видимо, слово из трех букв на снегу несло в себе сакральный смысл и протест обществу.

      — Да ты Пикассо, — похвалила девушка, безжалостно добавив: — Обратно затаптывай, у меня у соседей тонкая душевная организация.

      Парень пожал плечами, и без особых страданий поводил ботинком по рисунку и присыпал снегом.

      — Сырок будешь? — спросил Саванов, вытаскивая из кармана глазированное изделие в бумажной упаковке. Отказываться Карина, конечно, не стала.

      Пока ноги вели их в неизвестном направлении, Денис все не мог перестать шутить про помпон на шапке подруги. Потом все же успокоился, начав рассказ о том, как кот порвал и без того видавшую виды штору. С сумасшедшего животного темы менялись как всегда быстро и каким-то путем пришли к Саше. Саванов был знаком с ней лишь косвенно.

      — Девушка, — сказал он с легкой задумчивостью, будто сам себе. И, вернув себе веселье, улыбнулся во все тридцать два. — Как ты любишь.

      Денис не мог не знать об ориентации подруги, как и отвергнуть ее из-за этого знания. Он все время шутил и подкалывал ее на эту тему, отправлял мемы с радужным и розовым флагами, даже не зная их значения, и скидывал ссылки, по которым после одного раза девушка больше не переходила. Но не бросал и не распространялся об этом в обществе.

      — Иди ты, — Карина толкнула друга в плечо. — Она старше и, может, вообще гетеро.

      — Видел я этих гетеро. Каждый раз новая, — в голосе будто едва послышалось некое подобие раздражения, но девушка решила, что ей показалось. Улыбка с лица никуда не делась — значит, все в порядке. — Я иногда думаю, что вы все лесбиянки на самом деле, просто скрываетесь.

      — Бедный, — с наигранным сочувствием ответила Карина, положив руку парню на плечо, — Очередная девушка отшила?

      — Да уж, — Денис с нечитаемым выражением лица потянулся в карман за сигаретой. По тону, которым он это сказал, девушка догадалась о какой-то любовной драме в его личной жизни, но предпочла обойтись без допроса.

      Они попетляли по району, поговорили о важном и не слишком, вернулись в ту же точку, из которой вышли, и, выкурив еще по сигарете вдали от света фонаря, разошлись.

***

      Один из предновогодних вечеров начинался с пачки чипсов, которые мать, придя с работы, всучила удивленной таким жестом доброй воли дочери, и просмотра видео про очередного маньяка. За время каникул Карина рисковала стать экспертом в сфере криминалистики, ибо буквально питалась такими документалками, иногда разбавляя их юмористическими шоу и самым обычным тик-током.

      Из дома выходила в основном на лестничную клетку по ночам, где встречала уже привычное лицо. Как они синхронизировались, никто из девушек не понимал, Саша лишь коротко обмолвилась о кошмарах, что снятся преимущественно в то же время, когда организм младшей напоминает о зависимости. Не пожаловалась, сказала как факт, пожав плечами и тут же переведя тему. К слову, если Карина даже с таким режимом чудесно высыпалась, то ее соседка впервые за все время стала выглядеть действительно уставшей, как бы ни старалась прикинуться веселой и довольной жизнью. Вероятно, это объяснялось сессией и недосыпом.

      Когда голос диктора в наушниках повествовал о третьей жертве Теда Банди, вверху экрана высветилось уведомление. Многословное «выходи» от Саванова. Карина перешла в переписку с целью послать его куда подальше, но парень слишком заинтриговал ее сообщением о том, что это очень важно и вообще подарок.

      Девушка тяжело вздохнула, обведя взглядом свой уютный уголок, и поднялась с кровати. Коленный сустав протестующе хрустнул, но остался проигнорированным. Облачившись в сто одежек, как лук из известной загадки, Карина выполнила столь срочную просьбу друга.

      Он ожидал у подъезда, с угрожающим видом стоя за кругом света от фонаря.

      — Ты всех соседок моих перепугаешь, — вместо приветствия заявила девушка, после добавила тише, будто мысля вслух: — Кроме одной, та сама кого хочешь напугает.

      — Дело важное, пойдем, — сказал Денис с необычайно серьезным видом, Карина даже решила не расспрашивать и просто двинулась следом.

      Чем дальше они шли, тем подозрительней становилась ситуация. Карина узнавала дорогу, каждый поворот был наполнен кадрами воспоминаний, что неизменно навевали тревогу и желание непременно развернуться.

      Показались до боли знакомые железные коробки. Гаражи. Девушка сглотнула, надеясь, что хруст снега скроет этот звук, указывающий на страх. Рядом с одной из дверей собралось множество темных силуэтов — считать Карина не стала. Саванов выдвинул руку, останавливая подругу. Обернулся.

      — Стой тут, и вообще близко не подходи.

      И двинулся к силуэтам. Пожал руку одному, тоже смутно знакомому, после прошел между двумя рядами и настойчиво постучал по металлу. Дверь открылась, являя миру крайне недовольного Данила, выкрикивающего что-то нецензурное и не слишком разборчивое пьяным голосом.

      Она видела, как Денис хватает его за воротник наскоро накинутой куртки. Видела, как та отлетает в сторону, а Смирнов падает на землю лицом вниз. Видела, как его окружает толпа. Видела, но слышала все очень приглушенно — уши заложило, будто где-то поблизости шумит старый телевизор. Смотрела. Без жалости и без удовольствия. С разрастающейся дырой в груди и плохим предчувствием, острым пером засевшим под ребром.

      От толпы единого убивающего механизма оторвался знакомый кусочек. Парень жестом подозвал подругу. Пока она на ватных, но не подкосившихся ногах дошла, Смирнова, побитого, опухшего и харкающего кровью, подняли за подмышки. Он, стоя на коленях перед той, кому знатно подпортил жизнь, поднял голову. На лице появилось что-то, что, видимо, должно было быть ухмылкой. Его фирменной, мерзкой и самодовольной. Даже сейчас, будучи униженным и избитым, он считал себя выше всех, а тем более выше нее. Парень собрался сплюнуть кровь, но, сверкнув единственным открытым глазом в сторону девушки, сделал это в сторону, не ей под ноги.

      — Не хочу испортить, — сказал парень, обнажая зубы, побагровевшие у десен.

      — Извиняться будешь? — послышался непривычно ровный и требовательный голос Саванова. Данил перевел взгляд на него.

      — За то, — тот то ли заикнулся из-за своего состояния, то ли прервался на короткий смешок, — что эта сука передо мной ноги раздвигала?

      Денис с угрозой двинулся к нему, явно собираясь ударить еще раз, а может, и больше. Карина остановила его необыкновенно настойчивым для себя жестом. Вернула внимание Смирнову, склонилась над его смеющимся лицом, пошевелила языком во рту, собирая слюну. И, когда все уже ясно поняли, что она сделает, плюнула. Жидкость стекла по переносице, смешиваясь с кровью, а в голубых глазах не отразилось ни одной эмоции.

      Девушка разогнулась, и, сказав, что пойдет домой, собралась уходить. Друг придержал ее за плечо, на прощание поздравив:

      — С наступающим, Карин.

      Она выдавила слабую улыбку в ответ, уже не понимая, должен ли ей нравиться такой подарок.