Пальцы с силой сжимают керамические стенки раковины. Из крана одна за другой вытекают капли воды — зеленые глаза напряженно следят за каждой. Кажется, что она не замечает ничего, что сфокусирована на абсолютно неважной сейчас мелочи, но она чувствует даже движение воздуха за спиной.

      Саша резко разворачивается, выбрасывая вперед сжатую в кулак ладонь. Моментальная реакция, надоедливая привычка. Костяшки пронизывает болью, но она даже не морщится, в отличие от нарушительницы ее покоя.

      Оксана сгибается пополам с болезненным стоном, прижав руку к нижней части грудной клетки. Пытается посмеяться, но выходит лишь сдавленный кашель.

      — Не меняешься, — она старается сказать все быстро и найти формулировку покороче. — Сначала бьешь… потом спрашиваешь.

      Улыбка. Фирменная, будто приросшая к этому отвратительному лицу. Возьми хоть мыло, хоть щетку, хоть наждачную бумагу — не сотрешь. Вроде бы вот она, Оксана, беспомощная и безоружная, ей тяжело говорить и дышать, но смотрит так, что невольно ощущаешь себя существом низшим, человеком второго сорта.

      Саша эти мысли откидывает — теперь у пульта управления она, и никто этого не изменит.

      — Нет, — возражает девушка. — Просто бью.

      — Да ладно, солнце, — слышно, как Оксана сглатывает, после морщится и через силу выпрямляется, одергивая пиджак, — столько лет прошло, а ты все злишься?

      Непроглядный темный лес, бескрайняя тайга в зеленых глазах вспыхивает яростным пламенем. Саша запрокидывает голову, смеясь без намека на веселье.

      — Нет, что ты, пустяки. Ты всего лишь подсадила меня на эту дрянь, а потом свалила в закат, не оставив даже гребанного сообщения. Еще что-то такое было… Ах, да, забыла — это ведь так просто забыть — у нас был «просто хороший секс», но меня, малолетнюю влюбленную идиотку, об этом почему-то никто не предупредил, — девушка выдохнула, но вместо окончания своей речи, лишь переключилась с сарказма на искренность: — У меня никого не осталось. А ты, сука, меня бросила вместе с моей больной башкой и зависимостью, которая из-за тебя же и появилась. Если бы не ты и твоя «работа», у меня могло бы быть будущее, а не все это.

      — «Обвини в своих ошибках кого-то другого и двигайся дальше», да, солнце?

      — Еще раз так меня назовешь — ребро сломаю, — отчеканивает Саша с крайне решительным видом, кричащим о том, что нужно бежать, и как можно быстрее. Она действительно может, и при этом очень хочет — крайне опасное сочетание.

      — Ничего ты мне не сделаешь, — отвечает Оксана, делая шаг ближе, нагло врываясь в личное пространство — любимая обезоруживающая манипуляция из ее арсенала. — Я дала выбор, ты его сделала. В мою пользу. Ты выбрала стать наркоманкой. Ты выбрала трахаться с девушкой своего бра…

      Она не успевает договорить, спиной ударяясь о стенку ближайшей кабинки. На шее сжимаются пальцы. Не душат, лишь угрожающе удерживают на месте.

      — Заткнись, — стальной голос звучит более жутко, нежели смешанное с гневом откровение. — Оставь при себе эти попытки перекинуть на меня ответственность, я понимаю, как это работает. Мне было хреново, более чем, и ты это знала. Ничего личного, да?

      Оксана, наконец, молчит, но смотреть с вызовом, игнорируя свое положение в этой ситуации, не перестает. А Саша, не получившая и капли удовольствия от секундного чувства контроля, отпускает девушку с особым отвращением, собираясь уходить. Уже у двери задерживается, услышав останавливающий ее голос:

      — Та блондиночка, — Саша невольно оборачивается, сразу поняв о ком речь. — Сильно тебе важна?

      Первое впечатление — она опять выводит на эмоции, пытается найти больное место. Но ее слова не звучат как провокация, а в почти черных в таком освещении глазах нет и намека на привычное веселье. Слишком серьезно. Девушку едва ли не прошибает холодным потом от догадки. Она слишком прониклась Кариной, так похожей на нее саму, она неосознанно подкинула самой себе очередной груз ответственности, и она ни за что не допустит полного повторения своей же истории с кем-то еще. Все сделает, чтобы не допустить.

      — Не думай даже.

      — Боже, да я после рехаба не участвую в этом всем, и вообще замуж выхожу, — Оксана демонстрирует кольцо на безымянном пальце, будто замужество является главным доказательством ее слов, и у нее над головой должен загореться нимб. — Но если бы участвовала, то на нее особое внимание бы обратила.

      Саша кивает с нечитаемым выражением лица и мысленным вопросом «зачем?», и дергает ручку двери.

***

      Голубые глаза долго гипнотизировали дверь и дурацкую букву «Ж». Причем, чем дольше — тем более кривой она казалась. У Карины в голове, подобно рою пчел, жужжало огромное количество вопросов.

      Для начала Саша призналась в своей ориентации. Причем, очень просто, будто не жила в богом забытом городке на бескрайних просторах России. Она принимала этот факт, как должное, как то, что просто есть и является неизменным. Она, скорее всего, не пыталась заглушить в себе свою же суть, и не мечтала ударить себя по голове, когда та транслировала картинки женских губ, изящных запястий, гибких шей, прочих частей тела и тел в целом. Или когда она смотрела на девушку и думала о том, чтобы задарить ее цветами, сводить на свидание, смотреть по вечерам фильмы, закутавшись в плед, и отмечать в календаре ее цикл вместе со своим. Если Саша вообще о таком думала. Потому что Карина думала, и не раз, хотя очень старалась эту сентиментальщину заглушить.

      Тем не менее, в ее мыслях всегда был тот самый идеальный образ, очень размытый и абстрактный. Он постоянно менялся, но чем конкретно — уловить невозможно. Раньше идеал в ее голове был похож на Диану. Сейчас, каждый раз перед сном, Карина пыталась понять, кого же он ей напоминает, и никак не могла. Или не хотела.

      Она знала, что Саша не одна — видела, как в дверь прошмыгнула Оксана. На языке крутилось слово «бывшая», вытанцовывая чечетку. Не хотелось, чтобы они были вдвоем. Наедине. Там, где никого больше нет. Сама Карина объяснила это беспокойством, мол, кто вообще хочет видеться с бывшими?

      Беспокойство сменилось злостью, ибо девушка здесь впервые, а ее все бросили. Один пропал бесследно среди толпы, другая с бывшей в туалете воркует.

      — Ты совсем потерянно выглядишь, — донеслось из-за стойки. Карина чуть приободрилась, вспомнив о присутствии рядом Алины, которую до этого успел сменить приятного вида парень, а потом она вернулась на прежнее место. — Еще налить, может? По-дружески.

      — Я так привыкну, что ты мне по-дружески наливаешь. Ну, давай.

      Барменша, пожав плечами, наполнила стакан примерно на треть.

      Саша вернулась в еще более испорченном настроении — это чувствовалось за версту, а расположившуюся на соседнем стуле девушку едва ли не сносило волной негатива. На лакированную поверхность приземлилась — причем, так, что не позавидуешь, — еще одна купюра.

      — На все.

      Карина с осторожностью посмотрела на девушку периферическим зрением, делая глоток обжигающей жидкости. Помимо очевидного раздражения и недовольства, объект ее наблюдения выглядел задумчивым, что запутывало окончательно. Младшая хотела бы понимать людей так же, как Саша, читать или чувствовать, но все что у нее для этого было — единственная книжка по психологии где-то в куче учебников, и разборы личностей серийных убийц. Поэтому девушка могла лишь вздохнуть, и уставиться на оставшийся на стеклянном дне напиток.

      — Уже почти одиннадцать, — предупредила старшая, и Карина, наконец, взглянула на нее открыто. — Домой со мной поедешь или дружка своего ждать будешь?

      — Если бы я еще знала, где он, и нужно ли его ждать. Напишу потом ему, что уехала.

      Саша залпом выпила последнюю порцию алкоголя, и поставила стакан на место, ударив им о барную стойку.

      — Значит, едем.

***

      Ночью стало холоднее. Особенно после бара, наполненного людьми и алкоголем. Карина куталась в куртку и пыталась максимально втянуть шею, но черепахой, к сожалению, не являлась. Как бы она ни старалась, откуда-то постоянно дуло, и какая-то часть тела обязательно мерзла. А автобус не спешил. Он, вообще-то, никогда не спешил, но чем сильнее он был нужен, тем сильнее это ощущалось.

      — Холодно? — заботливо поинтересовалась Саша, которая выглядела так, будто на улице не мороз, а легкий летний заморозок. Открытое горло, шапка, запрятанная в бездонный карман — видимо, грело количество выпитого спиртного. Зато настроение ее явно улучшилось.

      — А у тебя прямо в данный момент есть предложения, как меня согреть? — с долей пассивной агрессии ответила Карина, но, осознав двусмысленность собственных слов, предпочла еще глубже забраться в воротник, явно преувеличивая его способности.

      — Есть, но с тобой не прокатит, — помпон на шапке младшей должен был вспыхнуть от такого, но, к счастью, этого не произошло. Саша поспешила объяснить: — Я имею в виду обнимашки. Боюсь, укусишь.

      Карина бы с удовольствием показала ей какой-нибудь неприличный жест, но руки из карманов доставать не хотелось, поэтому она выразительно закатила глаза.

      А потом оказалась скована чужими руками, и зудящей от мороза щекой прижата к черной ткани куртки. Слишком спонтанно. Возможно, роль играло количество выпитого Сашей алкоголя. Поэтому Карина осторожно, словно ее обнимает хрустальная статуя, что обратится в гору осколков от любого прикосновения, сцепила руки за спиной девушки.

      Физически теплее не стало, морально — с верхушки души закапала талая вода. Эти объятья были чем-то новым, связанным не с попыткой успокоить или поддержать, а с собственным желанием, импульсом и легкостью.

      — Мне все равно холодно, — разрушила идиллию Карина, после чего Саша спокойно отстранилась, не давая никаких комментариев. Опять.

      Подъехал автобус, оказавшийся почти пустым. Девушки заняли места, на этот раз рядом друг с другом. И снова дорога, подскакивающие на каждом камне колеса, дребезжание каких-то деталей и быстро сменяющиеся пейзажи за окном. Пока старшая без умолку говорила на различные темы, младшая старалась ей отвечать, но была отвлечена на собственные мысли. Раньше, если бы отвлеклась — показала бы незаинтересованность в разговоре, но сейчас слишком хотела хотя бы слушать. Реакция на совершенно обычные действия, нежелание оставлять девушку наедине с кем-то, попытки избегать, но при этом нужда в ее присутствии. Думать о ней, даже когда речь совсем о другом, постоянно вспоминать и добавлять «а вот у меня соседка» — уже вошло в привычку. Слишком странно и слишком знакомо. Но вывод Карина сделать не решилась, и отложила эту идею на время более позднее, желательно на никогда.

      Когда транспорт остановился у знакомого киоска, Саша вышла первая, оставляя водителю деньги за двоих. Карина порадовалась тому, что все вокруг за нее платят, но радость ее длилась недолго, ибо скользкие ботинки нашли родственную душу в виде заледеневшего бордюра. От падения девушку остановила только перехватившая ее под локоть рука.

      — Ну, кто из нас пьяный? — наигранно возмутилась Саша, закатив глаза, чем очень кого-то напомнила.

      Карина выпрямилась, выдернула руку из чужой хватки, и двинулась в сторону дома. Старшая ее, разумеется, догнала, и по дороге даже каким-то чудом умудрилась рассмешить, поэтому уже возле подъезда, обе остановились, чтобы добавить деталей к очередной шутке, и в один момент создать раскол вселенной.

      Из арки между домами показался пошатывающийся силуэт. Карина сначала взглянула на него лишь мельком, а потом с удивлением узнала друга. Его лицо скрывал капюшон и темнота, а походку она списала на алкоголь. Оказавшись под светом фонаря, парень сплюнул в сторону.

      Снег окрасили красные брызги.