У Лены дома пахло несладкой выпечкой, тяжелым, но явно дорогим мужским парфюмом и чем-то еще. Когда ее мама заботливо поинтересовалась, будут ли они есть, а отец с улыбкой потрепал дочь по голове, прежде чем уйти по делам, Карина поняла — любовью. Семейной и теплой. Укол зависти оказался чуть больнее, чем ожидалось.

Лена, вероятно, такое чувство вызывала у многих. Она была «одобрена» всеми. Обществом взрослых — ее уважали учителя, любили собственные родители, ставили в пример детям чужие. И обществом сверстников — ее часто замечали в больших компаниях, на школьных дискотеках, алкогольных тусовках, не обделяли мужским вниманием, к ней тянулись, как к маяку посреди моря. У нее были подруги, парень, хорошие оценки и авторитет — все, что нужно среднестатистическому подростку по мнению сценаристов молодежных фильмов и издателей журналов из 2010-х годов.

— Ничего, что я сказала маме, что мы не будем есть, — побеспокоилась девушка, пододвигая компьютерное кресло к учебному столу, — ты же не хочешь? Садись.

Карина неуверенно приземлилась на мягкую обивку, параллельно кивая в качестве ответа на явно риторический вопрос. Лена указала на задание в учебнике. Поначалу, как и всегда, оно казалось набором не связанных друг с другом слов и странных знаков из книги по оккультизму, но после сравнительно недолгих объяснений и нескольких протяжных «а», в беспорядочных записях наконец появился смысл.

А потом ответ. За ним несколько других. Взглянув на результат своих и чужих трудов, Карина выразила удивление весьма хлестким словом. Это было проще, чем она думала, даже мозг не вскипел внутри черепной коробки.

— В педагогический не хочешь пойти? — спросила она, пытаясь сделать комплимент способности одноклассницы объяснять необъяснимое. Та посмеялась, отрицательно покачав головой.

— Нет, я в МВД, как сестра.

Вторую, аккуратно застеленную кровать Карина заметила сразу, но не заострила внимания. Мысленно комнату можно было разделить на две неравные части — скорее всего, большую часть пространства забрала себе младшая из сестер после отъезда старшей. Тем не менее, слабые, будто померкшие отголоски прошлого, прослеживались в потертых плакатах рок-групп, уже утративших популярность, в аккуратно составленных на полке наградах и развешенных рядом грамотах и фотографиях.

— Где она сейчас?

— В Питере.

Вероятно, горящие глаза при названии этого города — что-то общее для подростков из провинции. Северная столица с ее разводными мостами, хмурым небом и неспешно шагающими по улицам горожанами, обязательно в черных пальто. Идеализированная картинка, которую изо всех сил старались разрушить коренные жители. Карине хотелось уехать куда угодно, главное, подальше отсюда. Но Петербург вызывал особую страсть с щекочущим в груди чувством, сродни влюбленности.

— Она снимает квартиру с подругой, — Лена странно неловко кашлянула и резко сменила тему: — Слушай, помнишь Диану?

«Забудешь тут».

— Помню, — в голосе послышались напряженные вибрации. — Вы еще общаетесь?

— Списываемся иногда, — отмахнулась девушка, а потом выпалила: — То, что она говорила про тебя — правда?

Намек очевидный. Мысли судорожно забегали по извилинам в поисках достаточного количества оправданий под красивым словом «аргументы». Притвориться, что не понимает, напомнить про Смирнова, отрицать до последнего.

— Она много чего про меня говорила, — Карина как можно более расслабленно пожала плечами.

— Что она тебе нравилась. Как это называется? Романтически?

Что-то было не так. Это не провокация, не попытка загнать в угол, лишь интерес. Простой вопрос, который в их реалиях таковым быть не должен. Возможно, Карина ошиблась в выводах, возможно, потеряет подругу, даже не успев обрести, но невозможно вечно лгать и оправдываться за свое же рождение. Очень уж изматывает.

— Правда.

Лена кивнула. В силу собственной тактильности, подалась вперед и излишне сближающим жестом легко сжала в руке ладонь подруги.

— Спасибо за честность. И за шанс отреагировать правильно, а не… — она задумалась, потом разжала пальцы, поднимаясь с места. — Неважно. Уже темно, пойдем, провожу.

Она двинулась к двери, Карина, пребывая в недоумении — за ней. Реакция на ее искренность казалась одновременно удивительной и вполне ожидаемой. Именно на такую девушка рассчитывала, когда признавалась Диане. Лена создавала похожее впечатление доброй, понимающей подруги, только доверия уже не вызывала. Но люди — это не всегда волки в овечьих шкурах, не всем нужны маски, как не всем нужно скрывать собственное нутро. Некоторые книги соответствуют своим обложкам.

Одноклассницы покинули теплую квартиру. Мелкие крупинки снега, почти невесомые, в свете немногочисленных фонарей напоминали пыль в солнечных столбах и медленно опускались на землю. Карина накинула на голову капюшон. Отсутствие дурацкого помпона на голове вызывало исключительно положительные эмоции, несмотря на то, что шапку она оставила именно у бывшего друга.

Лена говорила на отвлеченные темы донельзя умиротворяющим голосом. В темноте, тепле от куртки и тишине создавалось впечатление сна, нереальности. Карина даже зевнула, повыше натянув воротник.

— Дойдешь дальше сама? — резко оборвала весьма односторонний разговор подруга, получив в ответ кивок.

Карина поторопилась миновать знакомый путь, хотелось побыстрее оказаться дома. Ее остановили приглушенные голоса. Она осмотрелась. В арке, откуда ранее выходил побитый Саванов, можно было разглядеть три смутных силуэта, два из которых казались знакомыми. Даже слишком. Чтобы узнать высокую фигуру соседки, пусть и со спины, особо напрягать зрение не пришлось, а вот слух, чтобы расслышать разговор — пожалуй.

***

Саша уже перестала считать, сколько раз за сегодня она зашла домой и вышла обратно. Солнце каждый раз меняло свое положение на голубом фоне неба, появлялись новые следы на одних и тех же дорогах, люди, похожие друг на друга, но не одни и те же, ходили каждый по своим делам. Но кое-что оставалось неизменным.

Девушка приметила этих двоих еще в полдень, когда вернулась с учебы значительно раньше — такое сейчас было редкостью, но не могло не радовать. Уже потемнело, время близилось к вечеру, а они не спешили никуда уходить, только круги наворачивали по двору и озирались по сторонам.

День был неплохим, но слишком динамичным, ужасно хотелось проигнорировать шестое чувство — или наоборот, прислушаться к нему — и наконец отдохнуть. Но любопытство пересилило усталость.

Она порылась в сумке, нашла старую добрую перцовку, надавила на крышку. Баллончик издал тихий жалобный пшик и ничего больше. Еще один знак, кричащий о том, что стоит остаться. Саша не сдалась, в конце концов, у нее было еще одно средство самообороны, появившееся благодаря новой подруге.

Нож девушка с собой не носила, да и о защите в последнее время мало задумывалась. Выменяв его - впрочем, Карина бы и просто так его отдала - на бутылку водки, она немного себя поненавидела за спаивание несовершеннолетних, а потом закинула его куда-то в органайзер для различных ручек, карандашей и прочей канцелярии, и благополучно забыла. Отыскав его среди всего безобразия, она взвесила металлический предмет в руке и сунула в карман наскоро накинутой куртки, которую уже не было сил застегивать.

Парочка все также топтала снег, по очереди выглядывая из арки между домами. Саша решительно двинулась к ним, набросив на голову капюшон.

— Кого ждем? — спросила она, прислонившись плечом к стене. Один парень, совсем невысокий, сверкнул на нее глазами исподлобья.

— Тебе что? — ответил он, явно желая нагрубить.

— Ну, живу здесь, может, помогу чем, а то жаль вас уже, целый день стоите на холоде, — ответила девушка, сверху-вниз глядя на пару раз хлопнувшего глазами вынужденного собеседника.

— Смирнягу знаешь? — спросил тот с подозрительным видом. Она кивнула, сжав губы в тонкую полоску.

— Ну, вот бывшая его нож мой сперла, сука. Такая где-то, — он поднял ладонь примерно на уровень своего же роста. — Блондиночка, ничего такая, только борзая шибко. Да и у таких, как он, бывших не бывает, только общие, — он противно посмеялся, переглянувшись с ухмыльнувшимся одними глазами дружком.

Саша сжала челюсть едва ли не до скрипа зубов. Отвращение и раздражение физически ощущались прокатившейся по телу волной. Она вытащила из кармана нож, открыв и провернув между подушечками пальцев.

— Не этот?

— Откуда? — удивился парень, тут же потянувшись за своей вещью, но девушка отступила назад, сжав рукоять сильнее.

Наконец, голос подал второй:

— Ленская? — он присмотрелся к ее лицу, частично скрытому волосами. — Точно. А я думаю, кто же еще мог со Смирновской связаться. Всех баб вокруг него перетрахать хочешь?

— Насчет баб не знаю, но женщины вокруг него так ко мне и липнут, — Саша усмехнулась. Конечно, она узнала старого знакомого из прошлой беспамятной жизни, воспоминания о которой возникали в голове отрывками и вспышками. — И вокруг тебя тоже, да? Простил ее?

— Простил, — сквозь зубы ответил он. — Сама ушла.

— Значит, я лучше.

Ситуация начинала ее откровенно смешить. Ноздри парня гневно раздувались, выпуская теплый пар в холодный зимний воздух. Пожалуй, это единственное, что выдавало его злость. Прошло столько времени, а он никак не мог забыть, что однажды ему предпочли девушку, и не такую, какой она стала теперь, а вечно пьяную наркоманку, не думавшую ни о внешнем виде, ни о будущем, ни о том, с кем спать.

Саша посмеялась. Едва ли она помнила подробности той ночи, едва ли, будучи под кайфом, была способна на то, что решила показать. И тем не менее высунула кончик языка. Провела между зубами. Влево-вправо. Медленно и провокационно, не переставая улыбаться.

Знакомый двинулся к ней резко и без предупреждения, вжав в покатую стену и ударив кулаком по осыпающемуся бетону. До содранной кожи и крови на костяшках.

А потом судорожно выдохнул. Грудная клетка странно шевельнулась, будто при икоте. Из уголка губ вытекла струйка, темная при отсутствии света, но Саша мысленно окрасила ее в красный. Тепло свежей крови особенно хорошо ощущалось продрогшими пальцами.

Парень сделал шаг назад, и она выпустила нож из руки — нельзя вытаскивать его из раны. Его друг перевел взгляд на торчащую из плоти и ткани рукоять, понял все быстро и, округлив глаза, бросился бежать, пару раз поскользнувшись на снегу.

У Саши в голове стало пусто и шумно. К горлу подступил ком. Она понимала, что должна собраться, что первую помощь оказывать умеет и что жизни спасать хочет в будущем, но сделать с собой ничего не могла. Это снова случилось. Хотелось, чтобы все оказалось очередным ночным кошмаром, что мучили ее ночами. Но проснуться не получалось.

В стороне что-то шевельнулось. Девушка дернулась, оборачиваясь, и встретила взгляд знакомых голубых глаз — на них едва попадал отблеск фонарного света.

Карина произошедшее оценила быстрее. Подбежала сначала к уже опустившемуся на землю раненому, потом к подруге. Твердо схватила ее за руку и потянула за собой.

Саша более или менее пришла в себя, уже оказавшись в подъезде. Она сидела на полу, опираясь спиной на стену, и рассматривала свои трясущиеся ладони. Теперь красное на них было отчетливо видно. Она подняла голову ровно в момент, когда младшая убирала в карман куртки какой-то сверток.

— Что там? — поинтересовалась девушка не своим голосом.

— Нож.

Сердце Саши, до этого будто выключенное, забилось чаще.

— Прости? — переспросила она, поднимаясь с места. — Он… я оставила его в ране, я помню. Я облажалась, но не настолько, чтобы забыть об основном правиле ножевых ранений, да?

— Так ты намеренно его оставила? Издеваешься? — Карина шумно выдохнула. — Ты в курсе, что на нем отпечатки твои, что это уголовка, что тебе, блять, не отвертеться было бы, если бы я не сообразила?

— А ты в курсе, что человек может умереть?

— Плевать мне на левого отморозка, — легко и честно ответила младшая. — Мне ты важна.

В уголках зеленых глаз собрались слезы. Саша не знала, что было их причиной — тот факт, что она, возможно, убила еще одного человека, или что она кому-то настолько важна. Что ее благополучие кому-то дороже человеческой жизни.

Она вернулась на прежнее место, в то же положение, пытаясь проглотить отвратительный ком в горле. Первая горячая слеза капнула на раскрытую ладонь, смешиваясь с чужой кровью. Все это злило. Что она не может сдержать эмоции, что ее жизнь похожа на замкнутый круг бесконечных ошибок, одних и тех же, каждый чертов раз, что ей страшно, до невозможности страшно, стоит подумать о «завтра». Ее медленно, но верно, затягивало в смоляную яму отчаянья.

Саша поняла, что плачет, слишком по-простому, без криков, швыряния вещей и насилия, когда коленями почувствовала мокрую ткань брюк. Потом к ее плечу прикоснулись. Она подняла покрасневшие глаза — перед ней ожидаемо была Карина, присевшая, чтобы их взгляды были на одном уровне. Старшая поняла, что ее собираются успокаивать ее же методами, почти сразу. Позволила себя обнять, но в ответ этого делать не стала — не хотела запачкать чужую куртку.

Саше стало легче. Потому что к ней прижималась ее подруга. Ее плечи тоже дрожали. Ей тоже было страшно. Ее судьба тоже ее не жалела. Но сейчас она, девушка с бесконечно закатывающимися глазами и глубоко запрятанными чувствами, перешагнула через себя просто по причине ее, Сашиных, слез.

— Почему опять? — на выдохе прошептала старшая, уткнувшись лбом в фиолетовую ткань.

— Опять? — послышалось рядом с ухом. Шею обожгло горячим дыханием.

Девушка вздохнула, понимая, что разговор будет долгим.