2
Майк не планировал возвращаться на следующий день домой слишком поздно, к примеру, к полудню. Сегодня суббота, а это значит, что нет школы и «всеми любимых» учителей, что делает день просто прекрасным. Майки обожал выходные, пожалуй, уже только потому, что в эти дни мог сказать школе «не сегодня» и после пролежать целый день в своей незаправленной кровати с комиксами в руках или с сериалом от Netflix, проигрывающимся на его личном стареньком ноутбуке, залепленном наклейками. Но…
Так было раньше. Сериалы уже не интересно смотреть одному, да и, кажется, все стоящие сериалы он уже посмотрел. Его любимые комиксы DC пылятся на полочках, потому что он больше не видит в них тоже необычайно интересного и захватывающего, что видел раньше. Его жизнь сейчас, его тайная жизнь с парнем-панком и друзьями с вредными привычками намного интереснее комиксов, эта жизнь будто сюжет сериала и лучше. Майк не вырос и не повзрослел, он не мог сделать бы этого так быстро, просто он движется вперед, уходит от старого к чему-то новому. И его интересы следуют за ним. Или это он идет за своими интересами? Неважно. Жизнь движется. И у него кружится голова и перехватывает дыхание от этого движения, от сумасшедшей скорости этого движения. В его жизни теперь столько много… жизни, хах… так много секретов, увлечений, желаний и прочего, что ему хочется бежать вперед еще быстрее, даже если это сулит опасностью разбиться, как на мотоцикле, в лепешку, от потери управления.
Сегодня нет школы, в общем. И Майк правда хочет вернуться от панков домой пораньше, чтобы отец снова не позвонил «другу», у которого Майк «ночевал». Блэк вне сети. Черт знает где, может, снова в том баре, может, на крыше какой-нибудь высотки или на лавочке в парке, а может в стриптиз-клубе, в который проходит по знакомству бесплатно. И потому ожидать, что Блэк снова отыграет для него роль друга Тони, с которым Майк даже не разговаривает в школе, бессмысленно. И поэтому почти в десять утра вместо того, чтобы сладко спать на диване в бывшем притоне, где супер комфортно, Майки открывает уютную по человеческим стандартам квартирку своими ключами, на которых висит брелок с рожком мороженного, и заходит внутрь. О, и да, все уже проснулись, конечно. Слышится звук телевизора, кажется, включен новостной канал, чуть тише — удары по груше в их небольшом «спортзале» или, как отец называет это место — додзе, доносится голос отца с кухни и шипение сковороды. Донни, как всегда, наверно тихо читает свои «интересные» книжки у себя, поскольку дверь в его спальню закрыта, указывая на то, что Донни не хочет, чтобы ему мешали. Все так пугающе спокойно и обыденно. Так мерзко нормально после ненормальной панковской обстановки, что Майку на миг приходит в голову чокнутая идея — а не разукрасить ли ему стены в их коридоре граффити или матными цитатами своих друзей. Хотя Ренди из их компашки ненормальных не самый начитанный или умный парень, но иногда из его рта вылетают крайне философские маты. И что-то из цитатника Ренди так и хочется записать.
Майк уже из коридора чувствует, что на кухне что-то ужасно пригорело, а ему, как истинному повару семейства, просто необходимо спасти ситуацию. Он спихивает со ступней черные кеды, бросает рюкзак, который пополнился припасами сигарет, в коридоре и спешит на кухню быстро как супермен, влетая на своем невидимом плаще.
— Микеланджело, хорошо, что ты уже вернулся, — встречает его отец с кружкой чая в руках с таким видом, будто ничего не тлеет на плите, не пищит сигналка на потолке от дыма. — Я думал уже сделать звонок родителям мальчика… Тони, верно?
— Тони, Тони, высотой как две губных гармони, — отмахивается Майки, одновременно отмахивая дым от своего лица.
Майк берет прихватку и убирает черную сковороду в раковину, включает холодную вод и заливает испорченную сковороду в тщетной попытке спасти. Все шипит, будто в колы щедро набросали ментоса, от сковороды поднимается белый пар. Ну нет. Утвари конец. И, если так и будет продолжаться дальше, квартире тоже когда-нибудь придет конец из-за пожара.
— Пап, ну сколько можно? Третья сковорода за месяц. А она противопригарная, между прочим. И очень классная. Не порть мои классные сковороды, пожалуйста.
Майк разворачивается к отцу, а тот смотрит в ответ таким невиновным взглядом, а-ля, я не при делах, что Майки вспоминает про Лео, их второго калеку-повара и, да, конечно.
— В этот раз это был не я, — как уже и понял подросток, начинает отец, — твой брат хотел сделать завтрак, но, кажется, ему позвонила Караи. И ты знаешь, как легко она увлекает твоего брата на долгие разговоры. Я хотел снять сковороду. Но мне стало интересно проверить реакцию твоего брата… Как и ожидалось, она оставляет желать лучшего в моменты, когда Лео немного отвлекается.
— Немного? — Майк смотрит на угольки, что остались от сковородки, теперь они мелодично плавают в раковине, которая, конечно же, еще и засорилась. Прекрасно просто. Почему-то у него такое чувство, что уборку на кухне спихнут снова на него. Словно у него нет других дел и предназначения, кроме как за всеми убираться.
Пытаясь скрыть раздражение, Майк вздыхает:
— Ладно, ничего страшного. Но вы должны мне новую классную сковородку. Я не смогу ничего сделать с тем медным тазиком, что вы откопали в «Richard & Son». Кто вообще покупает сковороды по скидке в подобных магазинах, пап? Неужели не было понятно, что сковородка за пять долларов — это обман? Проще было тогда найти одну на мусорке где-нибудь возле башни, в которой живет куча богатых. Богатые вечно выкидывают новые хорошие вещи. Как-то…
Майки осекается, прикусывая себе язык и не давая закончить «как-то с Ренди мы нашли…». Знать отцу, что как-то раз он копался с Ренди в мусорке, тому не обязательно. Чтобы заминка не выглядела подозрительно, Майк заканчивает: «Как-то странно» и садится за стол, тащит по столу к себе вазочку с овсяным печеньем. Печенье то же, что и всегда. Лео уже несколько лет покупает одно и то же. Но в этот раз вкус печенья Майку пресен и неприятен. Слишком сладкое и детское. Но Майк все равно его грызет. Ибо боится сказать что-то не то.
Не успевая съесть и половины печеньки, Майк замечает, как брови отца медленно принимают форму «домиком». Майк знает эту фишку. Блин, блин, блин… Незаметно делая вдох поглубже, Майк тоже чувствует это. Запах. Вонь от курева, которой несет от него. От его одежды и, может, волос. Пробыв всю ночь и утро среди этого запаха, Майк к нему привык и поверил Ренди, что от него не пахнет. Но отец, никогда не курящий и умеющий отличать сорта зеленого чая на нюх, просто не мог не заметить запаха яда.
Идиот. Ругает себя Майк, закусывая язык сильнее, чем нужно и чувствуя еле заметный привкус меди, крови. Надо было оставить «завтрак» тлеть на плите и дальше, а самому переодеться и сгонять в душ для начала. Но зато он спас кухню от пожара. Это ведь стоило того? Боже, ведь стоило, да?
— Микеланджело, где ты был ночью? — голос отца грубеет. Появляется характерный отцовский тон и прищур, отдалено напоминающий крысиный.
Майк проглатывает печенье, которое пережевал. Горло пересохло. И любимое хрустящее лакомство просто раздирает ему горло своими крошками как стеклянная пыль. Может, стеклянную пыль он и проглотил, когда его розовые очки разбились стеклами внутрь и осколки залетели в его рот. Майки надеется, что он не начнет кашлять кровью сейчас, потому что вдруг ощущает себя от волнения и боли так, будто вот-вот это сделает. Хотя… может быть тогда бы отец перенес это разговор на потом? Может, ему действительно стоит себя ранить, чтобы отец оставил его в покое, как в детстве?
— У Тони. Физика, пап, мы делали эксперимент, но у нас тоже что-то подгорело, — любимый отрепетованный тон «все нормально, в это раз я не лгу, верь мне» не понятно срабатывает или нет на отце снова.
Отец смотрит своими темно-карими азиатскими глазами так пристально и долго, что Майки кажется, что еще секунда и в нем просто дыру прожгут, а сам он все выболтает. Но тут отец первый отводит взгляд. Крысиный прищур уходит. И Майки незаметно выдыхает, чуть сгорбив спину.
— Я помню Тони, он был однажды со своими родителями в школе в день открытых дверей. Мисс Морелл похвалила его тогда за успеваемость перед его родителями, я случайно это подслушал… Хороший мальчик. Тоже невысокий и маленький, как и ты. Это хорошо, что вы сдружились.
— Ага, — Майки натянуто улыбается и спешит встать из-за стола, чтобы побыстрее спрятаться от отцовской проницательности, что в этот раз благодарно отвернулась от пропитанного сигаретным дымом Майки в другую сторону. — Ну, я пойду, приму душ, доброе утро остальным скажу!
Майк уходит с кухни. А его отец снова отпивает чая, продолжая вспоминать Тони и его таких же хороших родителей на школьном собрании в попытке вспомнить — а было ли тогда что-то в Тони такого, из-за чего можно было бы сейчас усомниться в том, что запах дыма от Майка не из-за эксперимента по физике, а из-за чего-то иного. Но отцу Майка так не хочется верить в то, что его сын связался с нехорошим мальчиком, что плохие предположения вянут, подобно розам на морозе, когда отец Майка открывает окно, чтобы проветрить, и когда запах дыма окончательно развеивается.
В узком коридоре их Нью-Йоркской квартирки Майки тащит ткань воротника к носу и принюхивается, чтобы удостовериться, что его вонь достигает девятки по десятибалльной шкале. Быстрее вещи в стирку и тело в душ, говорит мысленно он себе. Быстрее!!!
╰──────╮⌬╭──────╯
В душе, скинув всю одежду с себя и запихав ее в стиралку, Майк включает «быструю стирку», которая управится с заметанием следов его преступления всего за 15 минут. Уберет все следы начисто и быстро, так сказать. И все станет отлично.
Включая воду в душе, с телефоном в руках, Майк стоит на коврике голый. Он садится на бортик ванной и нажимает единицу. Высвечивается «Блэк» на плоском экране смартфона и размазанная фотка чего-то тела со светлыми волосами. Лица не видно. Ракурс не тот. Но Майку и не нужно, чтобы на фотографии было видно лицо Блэка, чтобы бабочки затрепетали у него за ребрами.
≫ От кого: Вы
«Я насквозь пропах тобой.
Индюк, пари меньше, легкие скоро в унитаз смоешь, что я делать буду?».
Майк ждет пару минут, ванная комната заполняется влажным горячим паром, а на светлом кафеле появляются капельки, но ответ так и не приходит. Сдерживаясь, чтобы не послать Блэка куда подальше по СМС, Майк блокирует телефон, кладет его на стиральную машинку экраном вниз, забирается под горячие струи душа, закрывая глаза, и совсем не представляет, что сейчас один панк с белой шевелюрой затаптывает об асфальт недокуренную — последнюю в пачке сигарету.
╰──────╮⌬╭──────╯
После душа Майк выходит в одном своем халате из ванной комнаты и тут же встречается лицом к лицу с темной грозовой тучей. Быком. Или все же тучей. Майк не решил, какое сравнение больше подходит Рафу, его брату. Но вид у того грозный и говорящий, что сейчас кто-то точно получит рогами в зад или ливнем в лицо. У Рафа слишком хороший хук правой, поэтому у Майки есть право бояться. Опасность реальна. Даже если есть место преувеличению.
— Майки…
— Вау, ты выучил мое имя? Всего лишь понадобилось 16 лет.
Майки пытается телепортироваться через Рафа и скрыться у себя в комнате, но брат как гора. Хрен сдвинешь.
— Сколько гребаных раз я говорил тебе не соваться к моим вещам? — Раф краснеет, а Майк откидывает вариант с грозовой тучкой подальше. Перед ним бычарка, без вариантов.
— Сто один? Двести два? Не знаю. Я перестал считать после шестидесяти…
И снова попытка улизнуть под рукой не заканчивается успехом. Раф захватывает его за шею, не больно, но крепко и неприятно, и тащит в сторону своей комнаты. Майку впервые жаль, что он неверующий атеист-буддист. Может быть молитвы Господу не такая плохая вещь? Помогают же другим и от рака вылечится, и любовь найти свою, если верить всем этим сомнительным книгам и статьям в интернете. Чего, ему от брата спастись не помогут? Нет. Не помогут. В этой квартире тесно для бога. Четыре брата и отец. Мест нет.
— Ай. Ай. Ай. Ай, Раф, косяк же! — кричит Майки и потирает плечо, когда Раф отпускает его и впинывает в свою комнату как бухого котенка.
По правде говоря, Майк даже не сразу вспомнил, что сделал на это раз. Но, увидев рассыпанные ярко-розовые тени (одолженные у Эйприл), которые сейчас были по всему полу, на кровати, даже немного на стенах, Майки вспоминает, как планировал отомстить Рафу неделю так назад… И он отомстил? Он совсем забыл об этом. Может, он был, когда делал это, немного пьян? Или просто устал из-за бессонницы. Как знать.
Майки усмехается и смотрит искоса в сторону старшего брата.
— Розовый твой цвет. Тебе к лицу. Хорошо сочетается с твоими глазами. Говорю как художник и эстет.
Майки знает, что сам нарывается, но что поделать. Это же весело. Или же он просто в душе законченный мазохист, ищущий острых ощущений. Может, у него адреналиновая зависимость? У него сейчас дрожат пальцы. Явно адреналин повысился. Но ему весело и нравится то, что происходит. Его мозг явно бракован.
Раф, кажется, не настроен сегодня убивать брата. Либо он очень сильно сдерживается, чтобы не придушить его, так как, цитируя отца: «Еще одна драка в доме и никаких ночных боксерских игр». Рафу каким-то образом перепало два билета на бокс, который проходит по ночам в клубе. И, конечно, пришлось настраивать отца за несколько недель заранее, чтобы тот разрешил темпераментному сыночку пойти посмотреть на такую жестокую игру.
Но Майк даже рад, что Рафу что-то перепало. Ведь у него благодаря этим билетам есть еще неделя для розыгрышей над Рафом и гарантия, что эту неделю он переживет в целости и сохранности из-за ультиматума их отца.
И не будем думать о потом.
Потом Раф точно отыграется на Майке. Это ясно как день.
Раф куда-то уходит. Майки остается в его комнате в предвкушении чего-то. Он озирается вокруг, крутясь на одном месте. Стопы ног уже все розовые, как у розовой пантеры, да и комната выглядит так, будто в ней очень сильно чихнула Барби. Спустя минуту Раф возвращается обратно. И Майки кое-как успевает запихать телефон, на который запечатлел «памятный момент», в карман халата.
— Чтобы через час все было как раньше, — Рафаэль кидает Майку швабру и пододвигает ногой зеленое ведерко с мыльной водой.
— Раньше… — Майки облокачивается на швабру, все еще любуясь «розовой страной», — раньше здесь были голые стены, Рафинья.
— Знаешь, я же могу тебя и карандашом заколоть, а потом скажу, что так и было. У меня репутация лучше твоей, мне поверят.
Майки садится на корточки перед ведерком, смачивая и отжимая тряпку в воде. Он смотрит на Рафа снизу-вверх и улыбается.
— Ну, мадам, где ваши манеры?
— Сейчас окажутся у тебя в заднице, если не заткнешься, — сквозь зубы проговаривает Рафаэль.
Раф весь как пылающий уголек, задень, сгорит. Он дрожит от пылающей злости и раздражения внутри, но терпит и побыстрее уходит, пока не поздно. Билеты слишком дорого ему обошлись. И, может, в словах отца о том, что им стоит перестать так часто грызться с Майком, потому что это перерастает в что-то разрушительное, была доля правды.
Майк тихо посмеивается вслед уходящему брату.
╰──────╮⌬╭──────╯
Целый день Майки провел в комнате Рафа. Кто же знал, что пудра такая ядерная фигня, что простой водой хрен с пола вытрешь. Пришлось оттирать со средством. А от моющего остаются ужасные белые разводы. А эти разводы еще хрен ототрешь тряпкой… К шести Майк выполз в коридор, чтобы попытаться доползти до кухни и налить себе воды. Поясница ныла, ступни горели, а мозг гудел.
— Закончил? Быстро ты. Даже года не прошло.
Майк хмуро смотрит на Рафа.
— Ой, давай без иронии только. У меня весь запас творческого начала остался в том ведре с грязной водой, — Майк остановился, чтобы осушить стакан воды. — Кстати, ведро все еще в твоей комнате. Оставил, так сказать, тебе вишенку от торта.
Раф усмехается, а Майки приземляется (падает без сил) на стул рядом и устало разваливается на белом столе, закрывая глаза. Майк весь потный. Ему стало жарко еще часа так четыре назад. И потому он переоделся в что-то более легкое, чем халат, в большую футболку с круглым вырезом, все время спадающим с его плеча. Как некстати.
— Майк, что это?
Голос у Рафа звучит как у отца. И Майки второй раз за день понимает, что в чем-то прокололся. Боже, он правда умственно отсталый, как говорят ему учителя.
— Что где? — он выпрямляется, невинно смотря на Рафа и поправляя футболку в нелепой попытке прикрыть шею рукой. И, конечно, Раф смотрит ему на шею. Черт.
Майк скатывается по стулу ниже и прикрывает шею рукой примерно там, где, как помнит, ему оставили блядский засос. Но он совсем не уверен в том, что вообще закрывает ту сторону. Память не лучшая его способность. У него СДВГ и он, как наркоман, сидит на Аддеролле. Нет, память и мозг — не его лучшие друзья.
— Идиотом не прикидывайся. У тебя на шее. Что это? — Раф скрещивает руки на груди и откидывается назад, а Майки смотрит Рафу в глаза, ведь так тебе больше верят. Майк пытается понять те эмоции, что исходят от брата, но слишком старательно придумывает правдоподобную отмазку и раскрывание настроя Рафа уходит на второй далекий план. Все выходит из-под контроля так быстро. И паника нарастает.
— Это… ну… шутка? — Майки хочет дать себе подзатыльник за неуверенность в голосе.
— Шутка? Так ты засосы называешь? Колись давай.
— Ок`е-ей, колюсь. Это правда шутка. Ну, знаешь, подростки в десятом классе иногда делают разные глупости. И вчера у Тони мы хотели… попробовать, вроде, как это делается? Знаешь, та фигня, когда учатся целоваться на помидорах? Ну, вот, я был в роли его помидора… я думаю.
Майк знает, что тараторит как тарахтелка, но главное, что он делает это убедительно. Дайте ему оскар. Он убедителен даже когда волнуется до дрожи в коленках. Два один.
— Что за Тони? — что-то меняется в лице Рафа.
Майки закатывает глаза:
— Парень, очевидно. Папа говорит, он хороший. И мы с ним одного роста. Что редкость. Таких карликов в школе еще поискать надо.
— Ох, — Раф намеренно расслабляется, — ну раз папа одобряет, то, конечно, голубитесь дальше. И когда свадьба?
— Ну и придурок же ты, — Майки встает из-за стола. Вроде все хорошо, Раф поверил, но гомофобные порывы старшего брата просто… неприятная штука. Типа как болезненно-неприятная, ибо задевает больные места.
Майки очень невовремя представляет, как он знакомит семью с Блэком. Как они с семьей посылают друг друга из-за этого, а потом случается Конец Света, ибо все вконец плохо и Майк все видит конец всего мира, когда думает о личном крахе. И все происходит под красивую музыку, конечно же. Без саундтреков в наши дни никуда.
— Тони просто попросил. И я согласился. По-дружески.
— Под венец тоже по-дружески пойдешь? — сухо смеется Раф. За его словами слышится осудительный подтекст.
Майки стоит в дверном проеме и хмуро смотрит на брата, сдержанно улыбаясь несколько детски и глупо как обычно.
— Тебя я на свадьбу не позову.
Потом Майк уходит к себе, мысленно усмехаясь, когда в его голове невольно всплывает картинка Рафа в розовом платье подружки-невесты. Все же Рафу идет розовый.
╰──────╮⌬╭──────╯
Когда на улице начинает смеркаться, а время приближаться к восьми, Майки медленно и осторожно, как перышко, скользит к додзе. Отец сейчас там медитирует с палочками благовония, по запаху которых можно узнать в каком настроении сейчас отец. Например, если пахнет лавандой или розмарином, отец отдыхает и находится «в сознании». Если же запах более мускусный и «твердый» — сандаловое масло или кедр, то в дзюдо лучше не заходить, отец в глубоком трансе.
Майк принюхивается и чувствует нежную лаванду, от которой вязко на языке и чешется в носу, поэтому, скользит внутрь.
В тренировочной комнате нет ламп и светильников, отец сидит среди свеч, которые откидывают на лицо мужчины тени. Хамато старший сидит в позе лотоса и не подает знаков, что хоть как-то заметил нарушение покоя. Но нет сомнений, что отец услышал гостя еще когда тот подходил к двери.
— Пап?
— Да.
Майк закусывает губу и чуть молчит, думая, как лучше начать.
— Знаешь, я знаю, что уже вроде поздно и я еще вроде несовершеннолетний, да и оценки у меня так себе все еще, но…
— Микеланджело, давай ближе к делу, — отец медленно открывает глаза. — Ты же знаешь, как я не люблю, когда ходят вокруг да около.
— Можно сегодня придти заполночь? Ну, к часу. Максимум, в два.
Майки видит, как отец смотрит на него взглядом, кричащим «ни-за-что», поэтому, подросток продолжает, все еще пытаясь найти свой четырехлистник в поле обычного не волшебного клевера.
— Просто знаешь, сегодня в городе проходит небольшое представление, в клубе на Авеню-25, ну ты знаешь же, там еще боксерский клуб Рафа рядом…
— Нет.
Отец закрывает глаза.
— Что? Но почему? Там будет много народу… — Майк не может совладать с обидой в голосе. — Ты даже не дослушал меня!
— Нет, потому что это слишком поздно. Комендантский час никто не отменял, сын.
Майки разочарованно взмахивает руками.
— Да ладно! Какой комендантский час в Нью-Йоке? Всем плевать на разгуливающих ночью подростков. Ничего не будет. Ну па-ап…
Но отец молчит. Майки смотрит своим щенячьим взглядом на отца, который, конечно же, очень умно сидит с закрытыми глазами, зная своих сыновей, как облупленных.
Майки надувает щеки, как ребенок, когда дальше ничего не происходит и выходит, злостно закрывая громко дверь. Ну и чего он, собственно, ожидал? Ах да! Он ожидал небольшую вольность и понимание от отца. Думал, что заслужил этого, если заслужили другие. А вот хрен.
Майки в какой-то степени и не ожидал, что отец скажет что-то в духе «да, конечно, иди на всю ночь куда хочешь, я полностью тебе доверяю, сынок». Но услышать отрицательный ответ уже тогда, когда он еще даже НЕ ДОГОВОРИЛ — это разбивает его сердце. Отец абсолютно не видит в нем ни взрослого, ни человека, он видит в нем, определенно, просто робота-пылесоса, которому не нужно насыщать свою душу эмоциями и которому место всегда на станции в углу.
Майки слышит говорящий телевизор из гостиной и идет на звук, раздраженно скользя пятками по полу. На диване сидит Раф. Прекрасно. Сегодня судьба решила поиздеваться над бедным Майки?
— Эй, бестолочь, на тебе лица нет, что случилось? — Раф секундно отрывает свой взгляд от экрана и смотрит на брата, после снова возвращается к телевизору.
Майки неохотно садится на диван недалеко от брата. По телевизору идет какое-то глупое ток-шоу с падениями людей в воду… «Фактор страха»?
— Я слышал ты заходил к отцу. Что, он не дал согласия на твою свадьбу?
Майки раздраженно вздыхает:
— Отвали.
Но Раф индюк, такой же упрямый индюк, что любит нарываться, как и Майки. У них определенно одни гены. Интересно только чьи, матери или отца.
— Э-эй, — Рафаэль подвигается ближе, обхватывая наигранно мягко и нежно Майки за плечи. — Ну, ты чего, не печалься, девочка, еще несколько лет и ты сможешь жениться на ком захочешь даже без согласия отца.
Обычно бы Майки пропустил слова мимо ушей или бы отмахнулся шуткой в ответ, но сейчас, простите, у него нет настроения. Чертов Блэк посылает его всем своим видом уже вторую неделю, хотя и не открыто. Он просто… Майк не знает, потому что его парень не рассказывает ему НИЧЕРТА, а просто с крутым видом уходит в закат, оставляя его как какую-то мамочку нянчится с двумя своими детьми-переростками. Дети-панки и муж-гуляка, ох, это то, о чем Майки мечтал всю жизнь! Не хватает еще собаки и дерева возле дома, ну, для целостности картины.
— Отвали, Раф, — повторяет тверже Майк и сбрасывает руку брата с себя, после чего все же разворачивается и смотрит прямо на Рафаэля злобным взглядом. — Если у тебя под вечер сарказм так и блещет, можешь посмотреть на себя в зеркало и высказать себе все. Но от меня отвали. Задрал. Гомофоб хренов.
Раф все еще весело усмехается:
— Что мешало тебе тренироваться целоваться на помидорах?
— Это не я тренировался! И отъебись от меня, — стонет Майк в глухой попытке добиться понимания.
Майки закрывает уши руками и начинает наивно делать вид, что ничего не слышит. Но даже через закрытые уши ладонями звук проходит хорошо. И слова Рафа звучат будто под самым ухом. Хотя почему «будто». Раф и вправду вот, под самым ухом. Может ему локтем дать по лицу? Это должно быть результативным. Грубая сила, если не понимают слов, это же хороший вариант.
— Где ты вообще насмотрелся этой гейской фигни? В своих глупых сериалах? Надо сказать отцу, чтобы провел с тобой беседу о том, что хорошо, а что плохо. Ты явно пошел по наклонной.
— Нет, Раф, — Майк убирает руки от ушей, его лицо красное, а дыхание частое от стресса гребенного, — гомосексуальные отношения — это не плохо. Это нормально. НОРМАЛЬНО. Если тебе не дано это понять, то это твои проблемы. А не мои. Не лезь в мою жизнь.
— Все геи мерзкие, — хмыкает Раф спокойно и отводя взгляд на экран. — Разносчики спида и прочих инфекций. Тебе лучше не общаться больше с этим Тони, если он такой.
Майки вскакивает с дивана. Все его нутро нервно дрожит, будто в его животе и грудной клетке скопилось электричество, требующее выхода. Мерзкие, значит. Майку так и хочется закричать сейчас во все горло «а я гей, прикинь? Что, тоже мерзко?». Но вместо этого Майки по-детски сдерживает вдруг поступающие слезы, закусывая щеку изнутри и едким громки шепотом произносит:
— Кто дал тебе право винить меня в уродстве?
Вместо «их» каким-то макаром выходит «меня». И Майк замечает это позже Рафа.
— Что? — Раф выглядит немного дезинтегрировано, а сарказм довольно быстро угасает в Рафаэле. Он всегда был слаб к слезам братьев, особенно, когда слезы были пролиты из-за него. Он никогда не желал намеренно обидеть свою родную кровь. Но отчего-то часто это делал.
Майки молча разворачивается и быстрым шагом, почти бегом, уходит в коридор, осознав свою ошибку и чувствуя треск швов, которые усердно накладывал на свое разбитое сердце годами. Майки быстро впихивает ноги в кеды, хватает ключи и убегает из квартиры, когда слышит шаги Рафа в коридоре. Уже сбегая по лестнице, Майки чувствует, что в нем просто все разрывается от обиды и жалкого желания провалиться под землю. Он не знает от чего убегает и куда. Ему просто нужно бежать. Иначе электричество в теле разорвет его.
╰──────╮⌬╭──────╯
Солнце уже село. Майки идет по темной улице в знакомый район. Он тяжело дышит, так как бежал бегом через пару улиц, после чего перешел на шаг, а потом почти на ковыляние. Глаза еще влажные, но уже без слез. Майки шмыгает и достает телефон в надежде, что экран перед глазами не расплывется, а пес, которому он собирается написать, ответит. Для разнообразия.
≫ От кого: Вы
«Я хочу встретиться на нашем месте
Сейчас».
Майк убирает телефон обратно в задний карман и растирает руки. Он забыл надеть куртку, а весной в одном джемпере холодно. Еще и чертов ветер… Проходя еще через одну улицу, Майки сворачивает за угол одного небоскреба.
Их место — крыша этого небоскреба. Тридцать шесть этажей. Не самое высокое здание в Нью-Йорке, но довольно высокое в этом районе города. Блэк рассказал ему об этом местечке. Сказал как-то вечером: «Хочешь посмотреть на звезды?». И Майк хотел. Они вошли в дом, прикинувшись жителями перед консьержем, поднялись на лифте с чистыми зеркалами, открыли дверь на крышу, которую Блэк взломал уже давно и которую до сих пор не починили (а может просто не заметили поломку).
И вот, снова дождавшись, когда кто-то выйдет из небоскреба, чтобы суметь зайти внутрь здания, Майки проскальзывает в открытые двери и идет к лифту, проскальзывая мимо сонного консьержа. Уже как раз стемнело и видно звезды.
Отец его убьет, когда Майки вернется.
Но к черту все это сейчас. Если семья не понимает его, то он не хочет понимать их.
Майк нажимает последний этаж — 36. И едет. Долго. Так долго, что успевает вспомнить весь сегодняшний пиздец. И пиздец в целом. За год, за два, за всю жизнь. Вспоминается так много неловких моментов и обидных фраз, что Майки практически вновь начинает реветь. Он чувствует, словно в лифте кончается кислород. И сжимает ткань одежды на груди, когда щемит сердце. По краям его зрения подступает тьма. И так страшно, что если упадешь — уже не встанешь.
Но вот лифт «звякает» и двери открываются.
Майки выходит и идет по чистому бежевому коридору до конца, слыша, как в чьей-то квартире лает пес, а в другой играет рок. Потом он сворачивает в коридор поменьше и заходит на лестницу с запрещающим знаком. И как всегда, дверь на конце лестницы, ведущая на крышу, не заперта.
Снова проверяя телефон, Майки улыбается, видя: +1 новое сообщение.
≫ От кого: Блэк
«Жди меня».
И Майки ждет. Возле самого края. Ему безумно холодно на такой высоте, будто он в космосе или сидит на Луне, волосы на его руках встали дыбом, по спине бегут мурашки, зубы стучат от холода и немеют мизинцы на ногах. Но этот мороз унимает горячую лаву внутри. Успокаивает его. А сообщение от панка греет душу Майка как чашка теплого какао с зефирками.
Ответил же.
╰──────╮⌬╭──────╯
— Ты похож на суицидника, — голос за спиной Майк узнает сразу, отчего не может сдержать улыбки. Он все еще стоит у края крыши, голова немного кружится, но Майки надеется, что оградка — этот серебряный «заборчик» и сетка ниже убережет его от падания. А если не убережет… ну и ладно.
— Я хотя бы красивый суицидник?
Майк чувствует, как Блэк закатывает глаза, а потом подходит ближе. Тяжелые кожаные ботинки с металлическим носком издают скрипящий-звякающий звук при ходьбе.
— Безумно, — Блэк обнимает его со спины. Крепко. Майки чувствует как сразу становится теплее. Ему хочется раствориться в этом приятном чувстве как сахару в кофе. Поэтому подросток прижимается спиной к панку и поднимает голову.
— Если бы ты не закатил глаза, я бы даже поверил.
— Отойди от края, Кей.
Блэк буквально тащит его на пару шагов назад, после чего Майки разворачивается к парню передом. Снова порыв ветра, от которого скрипят антенны. Майки начинает трястись как листок на ветру. И облизывает бледные губы. Блэк снимает джинсовку и «закидывает» ее подростку на плечи.
— И что ты устроил? Нравится на нервах моих играть? Я не скрипка.
— Ты не отвечал.
— И ты сразу кидаться пошел?
Майки шумно вздыхает и идет к стене, сползает по ней и сильнее кутается в джинсовку, в которой теплее. Блэк вынужденно подходит и тоже скользит по стене вниз, оставаясь на корточках.
— Сдался ты мне. Я не из-за тебя. И вообще… Я бы не стал.
Блэк смотрит на него, а Майки теребит торчащую веревочку на джинсовке.
— Ну, я не стал бы делать это здесь. Это место слишком прекрасное, чтобы убивать себя. Как минимум.
Майки чувствует тяжелую руку, обнимающую его за плечи и прижимающую к себе. От прикосновений так тепло.
И вовсе это не мерзко, Раф.
Просто ты индюк.
ПРОДОЛЖЕНИЕ СЛЕДУЕТ…