Воздух заполнил легкие толчком, резко раскрывая их на полную, до боли, до стона. Из горла вырвался шумный вдох, эхом разнесшийся вокруг, кислород драл глотку, я хрипела и кашляла, задыхаясь от его количества. В груди гулко стучало сердце, набатом отдаваясь в голове и ушах, заглушая все остальные звуки. Чувствуя, как грудную клетку будто разрывает изнутри, я загребала руками землю, не видя перед собой ничего, кроме белого марева.

Не, умирать, конечно, больно. Но, если уж по-честному, то возвращаться к жизни намного больней. Мало того, что меня будто на американских горках прокатило, причем без страховочных ремней, так еще и об землю жахнуло так, что позвоночник чуть не сказал адью!

Так, Сашка, соберись. Давай, вдох-выдох, снова учимся дышать. Через нос вдох, через рот выдох, как учили на физкультуре. Медленно. Размеренно. Зараза, надеюсь Марена не имела в виду буквально вторую жизнь, и я не очнусь в теле какого-нибудь младенца. Я-ж рехнусь, пока взрослеть буду, е-мое! А потом еще учиться ходить, говорить, терпеть, пока тебе подтирают зад. Нахер такую жизнь!

Первым, что я смогла почувствовать окромя всепоглощающей боли, был холод. Не сверхъестественный могильный, какой исходил от Смерти, а самый обычный, утренний. По коже стекали ледяные капли, щекоча и вызывая табуны мурашек. Лежать было на удивление мягко и удобно, причем настолько, что если бы не обилие росы, я б прям тут и закемарила на пару часиков, пока окончательно не оклемаюсь. Настолько не хотелось вставать и куда-то идти, глаза отказывались открываться, а на травке так хорошо. Однако лежать было не только удобно, но еще и холодно и мокро, а получить воспаление легких в средневековом мире – все равно, что подписать себе смертный приговор. Так что, когда перед глазами немного прояснилось, я постаралась привстать.

Попытка была неудачной, локти соскользнули по мокрой траве и разъехались в разные стороны, уронив меня на землю-матушку, покрытую плотным ковром зелени. С самых высоких стебельков тут же сорвались капли росы, упавшие ни куда-нибудь, а именно мне на нос.

Что ж… обнадеживающее начало, ничего не скажешь. Лежу в траве, в чем мать родила, мокрая, наверняка холодная, при этом понятия не имею, где я нахожусь и куда мне надо идти! И неспособная встать даже на четвереньки. Ах да, еще перед глазами у меня все плывет и двоится, от чего моя головушка сильно кружится, а содержимое желудка просится наружу.

Великолепно! Десять из десяти, дамы и господа!

Правая рука сильно зудела, будто под кожей ползали сотни муравьев, щекоча изнутри своими крохотными лапками. На автомате пошкрябав ладошку ногтями, покорно осталась лежать, дожидаясь, пока телу надоест капризничать и оно даст мне, наконец, порулить. Взвесив все за и против, решила насладиться моментом. Еще неизвестно, когда я в следующий раз вот так на травке поваляюсь. Может и вовсе никогда – мир, в котором я нахожусь, довольно жесток. Хорошо хоть сразу к гулям не занесло.

Похоже, Смерть выбрала достаточно спокойное и безопасное место, где, если и попытаются откусить мне жопу, то не сразу. Спасибо ей.

Через несколько долгих минут боль схлынула окончательно, а белесая дымка перед глазами начала развеиваться. Контур за контуром, цвет за цветом, передо мной представал новый прекрасный мир, в котором мне предстояло прожить остаток своей жизни. Высоко над головой переплетались ветви деревьев, покачиваясь с легкими порывами ветра и шумя сочной зеленой листвой. Где-то вдалеке стучал дятел, и щебетали сойки.

Дышалось, на удивление, легко и с удовольствием. Смешавшиеся в воздухе запахи леса успокаивали и будили в душе давно забытый детский восторг, когда хочется прыгать на месте от переполняющего изнутри счастья. Дышать всегда было так приятно? Будто кислород, поступающий в легкие, наполнен самой жизнью и светом, свежестью горного ручья и терпкой горечью разнотравья.

По телу прошла приятная волна, сбросившая остатки оцепенения и наполнившая тело энергией. Плавно сев, опираясь руками в примятую мною траву, я огляделась. Стоящий стеной лес, с шумящими ветвями. Березы и тополи, ели и осины, то тут, то там попадались кустарники, цветущие и нет. Куда ни глянь, всюду была девственная природа, нетронутая человеком.

Да, на Земле такого не встретишь. Красиво, черт подери.

Встав на ноги, я отряхнула спину и зад от налипшей травы и опознала место, куда меня закинуло. Ну, худо-бедно. Хотя-бы примерная дислокация относительно местных стран так и осталась мне неизвестной, но зато удалось узнать тип места, куда меня занесло. На небольшом холме, слегка возвышающимся над землей и поросшим кислицей, стоял каменный обелиск. В сквозном отверстии на вершине, слегка разгоняя лесной полумрак, мягко сияло нечто магическое.

Место силы, однако. Теперь понятно, что это была за теплая волна, мигом поставившая меня на ноги.

Завороженно коснувшись ладонью прохладного, поросшего мхом камня, ощутила, исходящую от него, легкую вибрацию, слегка покалывающую пальцы. Приятно. Чуть розоватое свечение в отверстии на мгновение потускнело, после чего сразу же вернувшись в норму. Вновь прошедшая по телу теплая волна окончательно разогнала остатки недомогания и вызвала табун мурашек.

Ну, пора идти. Вот только куда? Всюду лес, кишащий чудовищами, дикими животными, бандитами и скоя’таэлями, причем еще неизвестно, что из этого хуже. С одной стороны, соваться нагишом в какую-нибудь деревню – верный способ нажить себе неприятностей. С другой же, оставаться в лесу тоже нельзя, как бы мне ни хотелось окопаться прямо под обелиском. Если я ничего не путаю, места силы часто привлекают монстров. И, подозреваю, что мое появление тут не осталось незамеченным для местных тварей, только и желающих куснуть человека за жопу с летальным исходом.

Смотри, Сашка, есть два стула…

Похуй. Между неминуемой гибелью и гибелью трудно избегаемой я выбираю второе. Сюда по любому придет какая-нибудь злобная ебака со специфическими гастрономическими пристрастиями, а так я хоть договориться попробую. Всякие клыкастые-мордастые существа обычно не очень разговорчивы, в отличие от разумных.

Правда, хождение в неглиже меня несколько удручает. Тяжела жизнь без одежки, но что поделать? В чаще одежды не найти. На крайняк прикинусь какой-нибудь дриадой, может шугану местных недоброжелателей. Хотя, если вспомнить, как они в каноне на Геральта кидались… учитывая, что он – тренированный и хорошо вооруженный ведьмак, а я просто голая девица - нет, лучше не стоит.

Ступая по прохладной траве и вслушиваясь в пение птиц, я медленно, но верно продвигалась по лесу. Порой перелезая через овраги и проползая под поваленными деревьями. А местность-то все не менялась. Как стояли вокруг исполинские деревья, так и продолжают стоять. В голове проскакивала мысль, что иду я явно куда-то не туда. И вообще брожу тут кругами. Но мне сейчас даже определение севера при помощи мха не поможет. Во-первых, потому что я понятия не имею, в какую сторону света мне нужно идти. А во-вторых, потому, что мох тут рос буквально везде. Со всех сторон. Можно было-бы пошутить про королевства севера, но вдруг меня на Скеллиге занесло? Или вообще на территорию Нильфгаарда, под крылышко к Эмгыру? И если островитянам я обрадуюсь, как родным, то вот черным – уже нет. Банально потому, что вся эта скандинавская тема мне более-менее знакома, а вот про Нильфов я знаю лишь то, что их называют черными. Ну и по мелочи из третьей части. Порядок вроде любят. Манеры там.

В сопровождении таких безрадостных мыслей я продолжала оптимистично топать вперед, продираясь через заросли и все больше вопрошая вселенную, да сколько вашу ж мать, можно?

Все лесное очарование схлынуло, стоило мне отойти лишь на пару метров от места силы. Будто магия, витающая вокруг обелиска, ограждала холмик от пауков, колючек, сухих веток и прочих неприятных вещей.

Босые стопы кололи постоянно попадающиеся на пути веточки и камушки, от чего я постоянно ойкала и спотыкалась. Больно хлестали по обнаженной коже ветви кустов и деревьев, мерзко жужжали комары и гнус, так и норовившие укусить в каком-нибудь пикантном месте и попить кровушки. Я постоянно падала, продиралась сквозь колючие кусты, получала по лицу ветками и, как вишенка на торте – мне на плечо насрала какая-то наглая птица.

С омерзением вытерев дерьмо первым попавшимся листиком, я окончательно пригорюнилась. На кой вообще согласилась на эту авантюру? Жить захотелось? Ну, я живу. Что дальше? Приключений каскад? Учитывая выданное мне техническое задание – там будет не просто каскад, а самый настоящий каскадище! И начались они уже сейчас, потому что солнышко уже склонилось к горизонту, где-то вдалеке завыли волки, а я все такая же голая и одинокая, в огромном лесу без шансов выйти из него живой или хотя-бы просто чуть-чуть надкусанной.

От досады, не удержалась и пнула попавшийся на пути камень. Пальцы тут же болезненно хрустнули, заставив меня тоненько взвыть и схватиться за поврежденную конечность.

Природа. Красота, мать ее.

Наконец, где-то вдалеке послышались человеческие голоса. Уставшая, грязная, продрогшая и исцарапанная, я была сейчас готова идти на поклон хоть к самому дьяволу, так что зычный мужицкий хохот воспринялся не как потенциальная угроза, а как возможное спасение.

Пульсирующая болью нога была со мной полностью солидарна.

Мне было плевать, бандиты это или солдаты, насрать на собственную наготу, да я даже про свою недавнюю смерть забыла. За один только день я очень сильно замерзла, меня буквально колотило, аж зуб на зуб не попадал. Обхватив себя руками, я тщетно пыталась согреться, но куда там! Давно уже начало смеркаться, и ветер из приятно освежающего превратился в гребаный ледяной шквал, веющий, будто из самой тундры! По крайней мере, ощущался он именно так. Живот уже основательно так подводило от голода, кожа горела от царапин, а ноги так и норовили подкоситься, непривыкшие к долгим походам по пересеченной местности.

Ах да, не стоит забывать и про бурчащий от голода живот, в котором ничего не было еще с прошлой жизни.

Так что да, единственное чего мне сейчас хотелось – поесть, поспать и отогреться. И конкретно в данный момент, меня абсолютно не волнует, что там, у костра, могут оказаться бандиты. Учитывая довольно стремные звуки, доносившиеся из темноты – головорезы наименьшая из моих проблем. И, если выбирать между смертью от клыков и когтей чудищ, и перспективой изнасилования, я выбираю второе. Пускай и с огромным сожалением. Хоть жива останусь. Второй раз на тот свет не хочу, извините!

Похоже, из двух стульев я выбрала тот, что с хуями.

Быстренько взвесив все «за» и «против», и сдавшись под натиском пустого желудка, я с тяжким вздохом сунулась в кусты. Что-то со мной явно не так, раз я добровольно прусь в предположительный лагерь бандитов, имея при себе аж целое нихуя. Но, опять-же, альтернатива страшнее. Поэтому терпим.

В темноте ориентироваться стало намного сложнее, солнце за те несколько минут моего промедления, уже скрылось за горизонтом, погрузив лес в непроглядную тьму. Плюсы – вдалеке стал виднеться оранжевый огонек костра, что определило мой маршрут. Минусы – все остальное.

Упрямо двигаясь вперед, и очень стараясь не споткнуться о какой-нибудь корень, я напряженно вслушивалась в человеческие голоса и улавливая отдельные слова. Знание языка, похоже, приложилось, тут мне сильно повезло. Да и из обрывков фраз выходило, что у костра сидят вовсе не бандиты, а обычные лесорубы, оставшиеся ночевать на своей стоянке. А где лесорубы – там и деревня.

Похоже, госпожа удача все-таки решило повернуться ко мне лицом, а не филейной частью!

Нереально обрадовавшись, и подумав, что мне наконец-то повезло, я ускорила шаг, стремясь поскорее оказаться у теплого костра… и совершенно позабыв смотреть под ноги. Изначально я планировала тихо подойти, поздороваться и попросить помощи, наивно веря в то, что мне попадутся не моральные уроды, а кто-то адекватный. В случае чего – можно было бы быстро сбежать и забраться на дерево. Хрен бы меня в кроне нашли, ночью-то. Но жизнь, она, сука, непредсказуема, и очень любит вставлять палки в колеса.

Когда до столь желанного костра оставалось совсем чуть-чуть, я умудрилась зацепиться больной ногой о какой-то выступающий из земли корень. Не удержав равновесия, я, вскрикнув и нелепо взмахнув руками, кубарем скатилась с какого-то холмика и рухнула не куда-нибудь, а точнехонько в заросли крапивы.

Голую задницу тут же обожгло, как, впрочем, и остальные части обнаженного тела, вырвав из горла страдальческий вой. Что-то звякнуло, тенькнуло, послышалась зычная мужская ругань, а по воздуху поплыл тонкий аромат чего-то горелого. Кажись, я напугала местный контингент. Интересно, а это можно считать за ачивку?

Из крапивы я выскочила со скоростью звука, сдавленно визжа, и спотыкаясь. Больно было – жуть, кожа буквально огнем горела после столь близкого знакомства с жгучей травкой. Мало я тебя в детстве палкой била, крапива сраная! Или это месть?

Вывалилось мое бренное тело посреди небольшого лагеря, как раз под ясны очи двух перепуганных мужиков, стоящих у костра с топорами наперевес. Позади них, в огне, печально догорал нанизанный на ветку освежеванный заяц. Бедный косой… ну, мир твоему праху.

И вот смотрят эти двое на меня своими вытаращенными зенками, рты раскрывают, как рыба на суше, но нападать вроде не собираются. Левый, рослый и бородатый, покрепче перехватил топор, сверля меня абсолютно диким и враждебным взглядом, а от правого, лысого и рябого, послышалось очень интеллектуальное:

- Эээ… - Да ему только слюны, стекающей изо рта не хватает, настолько по-идиотски все выглядит.

Так, если я сейчас ничего не предприму, меня прямо тут и зарубят. Ну, действуем по старой, проверенной схеме. А именно – давим на жалость. Сделав свое лицо наиболее милым и несчастным, я, на всякий случай, не вставая, шмыгнула носом. Причем притворяться почти и не пришлось – крапива оказалась на редкость кусачей, кожу, будто кипятком ошпарило. Очень хотелось плюнуть на все и начать валяться в траве, потираясь об нее то одним боком, то другим, но, боюсь, местный контингент этого бы не оценил. Посчитают еще за сумасшедшую, и живи потом.

Мужики переглянулись, но оружие из рук не выпустили, хотя выглядеть стали чуточку менее враждебно. Лысый сделал шаг вперед, садясь передо мной на корточки и с интересом пялясь на… да, на мою покрасневшую филейную часть. Съежившись под этим, скажем прямо, не очень приятным взглядом, я предприняла попытку отползти. Ну, ладно, подумаешь, под кустом посплю, зато жопа целая останется.

Быстро я переобуваюсь, однако!

- Эээ… - теперь высокоинтеллектуальные звуки издавала уже я. Получилось на удивление, тоненько и жалобно, - Д-добрые люди, пустите у костра погреться. – Так, не выходить из образа. Глаза распахнуть, невинно похлопать ресницами! И улыбнуться. О да, эффект достигнут!

Вот теперь мужики решили опустить топоры. Лысый даже как-то смутился, резко перестав пялиться на мою задницу и вернувшись к костру. Бородач же напротив, как-то грозно чертыхнулся. Агрессивно раздувая ноздри, мужик тяжелой поступью удалился к тканевому навесу, скрывшись в тени и, судя по звукам, начав там что-то усиленно искать.

- Ты чей, ребенок? - Было мне ответом. Голос у Лысого был хриплым, будто прокуренным, и в нем сквозило ничем не скрываемое живое недоумение напополам с жалостью.

Так, погодите. Ребенок? Меня приняли за дите? Нет, я, конечно, все понимаю, лес, темно, и все такое, да и телосложение у меня не то что бы крупное, но… ребенок? Серьезно? Причем до того, как я заговорила, этот самый лысый чорт не скрываясь, пялился на мою задницу, с известными намерениями. Фу, блять! Фу, нахуй!

Неужели у меня настолько писклявый голос, что его можно принять за детский? Впору начать комплексовать, но… меня считают ребенком, а значит я в относительной, но безопасности. Неверлэнд, конечно, то еще отбитое место, но к детишкам тут отношение все-таки чуточку лучше, чем к взрослым. Хотя, учитывая те странные взгляды, что кидал на меня бородач, я что-то перестаю в это верить.

В любом случае, продолжаем ломать комедию.

- Да, потерялась я, добрый человек. – Еще один жалостный шмыг и наивный взгляд из-под ресниц. - Родители в лес увели, да так и бросили там. А обратно дойти до деревни не смогла – дороги не помню. – Чистейший блеф, собранный на коленке и вот никак не тянущий на сколько-нибудь рентабельную версию событий. Я-бы не повелась на такое, но моему невольному собеседнику, видимо, хватило. Рябое лицо вытянулось, после чего мужик сочувственно покивал и отчалил.

- Ну, проходи к костру, грейся. – Сев на поваленное бревно, лысый дружелюбно кивнул на танцующее пламя, - Меня Брыдля звать. А тот смурной – мой брат Гуверн. Лесорубы мы, значица.

Ха, да мне бы сам Станиславский поверил! Может, надо было в театральное училище поступать, а не на физмат идти? Ну да что уж теперь.

Здраво рассудив, что ни убивать, ни насиловать меня вроде как не собираются, я встала на ноги. Стыдливо прикрывая ручками пикантные места и, бочком придвигаясь поближе к костру, я с опаской поглядывала на лысого. Одет просто, рубаха с поясом, портки да башмаки. При себе топор, кошель и небольшой нож.

- Саша. – В свою очередь представилась я, нервно почесывая раскрасневшееся плечо. Подумала, и добавила. – Спасибо за приют.

Вообще, сам лагерь был небольшой. Две палатки у кустов, несколько ящиков между ними, поваленное замшелое бревно да костер. С догорающим зайцем.

Остановившись примерно в метре от очага, я продолжала с опаской коситься в сторону мужика, но тот не предпринимал никаких враждебных действий. Просто сидел и со скорбью смотрел на косого, превратившегося в угольки. Прижав колени к груди, и тем самым загородив обзор на свои груди, я предпочла сосредоточиться на языках пламени, медленно пожирающих ветки. Было не то что бы страшно, но все же несколько некомфортно.

- Да ты подходи ближе, не стесняйся! – Продолжил призывно балакать Брыдля, - Сейчас Гуверн тебе что-нибудь принесет из одежки. Ты как-то с голым задом- то осталась? Неужто родня даже рубахи не оставила?

- Увы. – Позволила себе натянутую улыбку. В груди ворочалось какое-то странное нервное ощущение, похожее на предчувствие надвигающейся жопы. Как перед сессией, когда уже нужно заходить в кабинет, а в голове вместо мыслей дурацкая песенка играет. – Выставили меня из дома с голым гузном.

Ага. Буквально.

Что-то было не так. Определенно не так. Только вот что – хрен его поймешь, особенно, когда кожа горит и чешется, желудок урчит от голода, а глаза так и норовят закрыться, отправив сознание в глубокий нокаут. Дико хотелось есть. Еще больше – спать.

Последнему сопротивляться было практически невозможно, накопившаяся за день усталость брала свое, и теперь, в тепле от горящего костра, веки сами начали смыкаться. Я честно старалась не спать, одергивая себя. Это опасно – спать голой в компании двух незнакомых мужиков, но организм был явно не на моей стороне. Решив, что на сегодня с меня хватит напряжения, мозг быстренько отдал команду телу, заставив то рухнуть на поросшую травкой землю. Сознание тут же сказало адью, и я буквально выключилась, как перегревшийся компьютер.

Понятия не имею, сколько я так пролежала, но снилось мне что-то мерзкое, липкое и смердящее. То по мне ползали слизни, то какое-то страшное и отвратительное чудовище хватало, силясь утащить в свою берлогу. Отвратительно. Мерзко. Неправильно. Что-то не так. Определенно что-то не так!

Ощущение реальности вернулось вместе с наимерзейшим ощущением чужих ладоней, жадно шарящих по обнаженным грудям. Сверху раздавалось сдавленное пыхтение, смешанное с запахом чеснока и перегаром, пышущим мне прямо в лицо. Поморщившись от отвратительного ощущения, я рывком открыла глаза, стоило только осознать, ЧТО происходит.

Мне, пардон, пытаются присунуть против моей воли. И это при том, что изначально меня как-бы приняли за ребенка. Это… это как, блять? Вы что, совсем, сука, тут все охуели? Педофилы сраные, извращенцы ебучие!

Я что-то говорила про новый прекрасный мир? Забудьте! Этот мир отвратителен.

Надо мной скалой возвышался Гуверн, с лихорадочно блестящими глазами и очень нехорошими намерениями. Его мерзкие, потные руки шарили по моей коже, щупая, сжимая и наглаживая, а колено уже настойчиво раздвигало бедра. От насильника несло перегаром, чесноком и потом, это отвратительное амбре въедалось в кожу и волосы, забивалось в легкие так, что стало тяжко дышать.

В груди поселилась паника, тело задеревенело от ужаса и ощущения беспомощности. Собравшееся где-то в кишках отвращение грозилось вырваться наружу криком и плачем, но я молчала, будто парализованная. Лишь мелкая дрожь сотрясала мое тело, по щекам текли обжигающие слезы.

Если он сейчас поймет, что я проснулась – мне не жить. Сука, меня же убьют прям щас, прям тут, прям вот этими вот грязными ручищами!

С чувством прикусив щеку, заставила себя отвлечься от происходящего и прийти в себя. Так, Сашка, давай, действуй! Неверлэнд это не Средиземье, я знала, на что шла, когда соглашалась на сделку со Смертью. Я осознавала, что мне придется нелегко, что меня не раз попытаются сожрать, изнасиловать, и убить. Иногда одновременно. Но, одно дело осознавать. И совсем другое – сталкиваться с этим воочию.

Я – домашний человек. Я мирная. Люблю сказки, компьютерные игры и котиков. Да я в жизни никого и пальцем не тронула, ни специально, ни случайно! Даже пауков я просто на улицу выгоняла, а не хладнокровно давила! Тоже ведь живые твари!

Но это Неверлэнд. Не мой родной мир, где за изнасилование можно получить срок в тюрьме. Тут каждый сам за себя, и если ты не можешь защититься – ты умираешь.

Я умирать не хочу.

А потому…

Гуверн уже пристраивался возле моих разведенных ног, когда я нащупала в траве камень от давно погасшего кострища. Цепко сжав его дрожащими пальцами и зажмурившись, я с силой саданула мужчину в висок. Послышался неприятный хруст, тяжелое тело тут же обмякло и повалилось на меня, истекая слюной напополам с кровью и источая отвратительное амбре. В панике выползая из-под Гуверна, я чувствовала, как по груди стекает что-то горячее и липкое. Опускать взгляд, чтобы убедиться в догадке не хотелось.

Во все глаза пялясь на мертвеца, я пыталась осознать, что только что произошло. Убила. Я убила человека. Да, он хотел меня изнасиловать, но он был живым. Живым, мать его за ногу. Ходил, дышал, семью свою любил… и вот его нет. Всего одно мгновение, единственный взмах рукой – и все. Труп.

Все еще судорожно сжимая камень, я отползала все дальше и дальше от тела, пока случайно не наткнулась на что-то теплое, мягкое и… живое. Вскрикнув, в панике откатилась подальше, стремясь оказаться на расстоянии от разбуженного дровосека, спросонья схватившегося за топор.

- Что за? – Заорал перепуганный Брыдля, вскакивая с лежанки и осматриваясь. Загнанно дыша, я постаралась встать на ноги и отойти, но коленки сразу же подкосились, вернув меня на землю-матушку. Сердце колотилось, как бешеное, от страха и шока я уже почти ничего не соображала. Мне оставалось только продолжать ползти назад, наблюдая за тем, как в ужасе перекашивается лицо дровосека. – Гуверн!

Лысый метнулся к брату, тормоша его и пытаясь привести в себя, но тщетно. На виске у бородача было темное кровавое пятно, в темноте ночи казавшееся почти черным. Стоило Брыдле сообразить, что случилось и кто виновен в смерти его брата, как он тут же с силой сжал топор. В тусклом свете тлеющих углей я разглядела перекошенное от гнева лицо мужика, кинувшегося на меня с оружием.

- Зарублю! – Взвопил он, налетая на меня и размахивая топором. – Чертова малолетняя сука!

У меня аж вся жизнь перед глазами пронеслась. Не придумав ничего лучше, я бросилась Брыдле под ноги, уворачиваясь от ржавого лезвия, и почувствовала, как чужие стопы запинаются об мое тело. Тихонько пискнув от боли в ребрах, я повалилась на траву. С тяжелым звуком дровосек рухнул на траву, а я, наскоро выпутавшись из его ног, резво вскочила на свои. Не успел мужчина встать, как на его голову обрушилось несколько тяжелых ударов камнем.

Брызнула кровь, череп хрустел и чавкал, алые капли испачкали мне лицо и ладони. Брыдля скончался еще на четвертом ударе, но я продолжала бить, не в силах остановиться. Казалось, если я прекращу, то мужик поднимется, и снова кинется на меня с топором, а то и хуже – попытается закончить то, что начал Гуверн.

В глазах потемнело, не было ничего видно сквозь пелену слез и паники, завладевших моим телом.

Остановилась я лишь тогда, когда камень выскользнул из сведенных судорогой, скользких от крови пальцев и укатился куда-то в кусты. Сойдя с остывающего тела дровосека, я обессиленно рухнула на землю, вцепившись в помятую траву ладонями. Сердце гулко ухало в груди, дышалось тяжко, будто воздух внезапно стал вязким и холодным.

Я убила двух людей. В первый же день пребывания в новом мире.

Пиздец.

Меня затрясло, но далеко не от холода. Ладони с силой впились в несчастную траву, выдирая ее с корнем, пальцы снова свело судорогой, а из горла вырвался сиплый всхлип. Рядом со мной два трупа. Два убитых мной человека. Как жить-то с этим, а?

Так до рассвета и просидела в компании трупов, дрожа, словно осиновый лист. Когда солнце начало освещать лес меня все еще ощутимо перетряхивало, но мысли перестали представлять собой одно сплошное «Помогите!», так что думать я начала относительно здраво.

Кое-как собрав мысли в кучку, я рассудила, что нужно уходить. Запах крови мог привлечь трупоедов. Но голышом я больше никуда не поковыляю. Нет, нет и еще раз, нет!

На душе и так было мерзко, а от моих последующих действий вообще потянуло проблеваться где-нибудь в кустах. Но желание жить показало здоровенный кукиш моим моральным принципам, а потому, спустя пять минут после рассвета, я уже во всю копалась в пожитках дровосеков, пытаясь отыскать там хоть что-то, что сможет облегчить мне жизнь.

Быстро я до мародерства опустилась, однако. Аж самой от себя тошно, но сверкать голым задом направо и налево довольно опасно. Тут не Земля, где при виде голой девушки, куда большая вероятность получить одежду и помощь, чем пиздюли и изнасилование. Тут в Неверлэнде все в точности до наоборот! Меня скорее поимеют всем селом, чем предложат хотя-бы мешок из под картошки.

В небольшом ящике обнаружились серая рубаха и штаны. Судя по богатырским размерам, одежда принадлежала Гуверну. И, пускай, надевать одежду моего несостоявшегося насильника было мерзко, выбора у меня особо и не было. Штаны пришлось оставить, как и башмаки, а вот рубаха была для меня, как платье. Подпоясавшись найденным в том же ящике мотком веревки, я засунула за нее нож и привязала кошель Брыдли, в котором насчиталось двадцать пять монет. Валюту определить с ходу не удалось, но если судить по криво напечатанному профилю с одной стороны и трем загогулинам, смутно похожим на лилии с другой – это орены.

Значит, я в Темерии. Ну, уже хоть что-то.

Забрав монеты еще и у Гуверна, я ссыпала их в, теперь уже мой, кошель и вздохнула. Всего получился ровно полтинник. Понятия не имею, много это или мало, но все же лучше, чем ничего. На тарелку каши и комнату в трактире должно хватить, а там работу поищу. Хотя, какая работа, с моим-то заданием?

Итак, лесорубы. Обернувшись через плечо, окинула взглядом два хладных трупа. Можно было-бы их похоронить. По крайней мере, так говорит моя, пока еще не загнувшаяся, совесть. Но трогать этих двоих, откровенно говоря, не хочется. Да, возможно у них были семьи. Наверное, даже, любящие. И наврятли бы они согласились оставить братьев гнить, но… хоронить их я все равно не буду.

Не только из-за общего отвращения к трупам и тому, что они сделали. Лопаты нет.

Брезгливо сморщившись, отвернулась к кустам. Среди бузины притаилась неприметная тропка, вытоптанная недавно. Примятая трава уже не распрямлялась, но еще не пожухла окончательно, желтея лишь в нескольких особо пострадавших местах.

С тихим шелестом с ветки на ветку перепрыгнула белка. Над ухом противно прожужжал здоровенный комар, а откуда-то издалека донесся совсем уж неприличный по уровню крипоты рык.

Так, если я сейчас же не потороплюсь, трупов на этой полянке станет три.

***

При взгляде на представшее моему взору поселение, почему-то вспомнился стишок про прекрасную принцессу и ужасную погоду. И это при том, что было солнечно.

Деревенька была… так себе. Сильно так себе, я бы сказала. Расположившаяся на берегу бурной речки, жалкая пародия на населенный пункт внушала лишь отвращение и всепоглощающее желание свалить подальше. На покосившемся старом указателе среди полуистлевших символов мне удалось разобрать слово «Твердыня». Под сим гордым названием были построены четыре покосившиеся хаты, древний, как шутки про Чебурашку, трактир и, как апофеоз – храм Вечного Огня. Что показательно – единственное приличное здание на всю округу. Каменные беленые стены, добротная черепица… на фоне полусгнивших халуп и дышащего на ладан моста через речку.

Прям, как дома.

Еще одним примечательным ориентиром было дерево на том берегу, у самого моста. Насколько я могу судить – вяз. Раскидистый, огромный, с узловатыми прочными ветками. Мертвый. С висельником.

Отличное место, чтобы заночевать, не правда ли?

Я даже заходить не хотела. В голове поселилась крамольная мысль просто пройти дальше по тракту и найти что-нибудь менее… м-мм… мрачное. Но утробное рычание, то и дело, доносившееся из леса позади, заглушило возникшее внезапно желание позорно сбежать.

Сгинуть в когтях трупоедов не хотелось. Хотелось жрать. И сильно. В лагере лесорубов окромя сгоревшего зайца никакой еды не было.

Ступив на прогнившие, скользкие от плесени и слизи, доски моста, я почувствовала, как внутри меня что-то в мучениях умерло. От отвратительных ощущений оседающей на ступнях мерзости хотелось проблеваться, и поскорее освоить левитацию. Желательно вот прям щас. Отсутствие магического таланта меня вот вообще не смущало. Альтернативой служила пара хороших сапог, но в этой дыре и с моими финансами рассчитывать оставалось разве что на портянки, отобранные у какого-нибудь крестьянина в честном бою.

Мост скрипел, стонал и качался, но разваливаться не спешил. Хотя несчастные сваи и трещали, но вес относительно небольшой девчонки выдержали. Речка была узкой, но достаточно быстрой и глубокой – дно скрывалось где-то в темноте смердящего тухлятиной водоема.

Интересно, тут рыба еще водится? Или давно свалила, не выдержав соседства с вонючими двуногими? Я-бы свалила.

Когда я подошла к сухому вязу, желание проблеваться достигло апогея, но гордость не позволяла мне проявить слабость. Однако, стоило мне перевести взгляд на висельника, как эта самая гордость, вместе со смелостью и самолюбием, резво сделала ручкой и меня, наконец, вывернуло. Прямо на корни несчастного дерева.

Посиневшее лицо с вылезшими из орбит красными глазами, разбухший язык, показавшийся мне просто гигантским, вывалившийся изо рта, изогнутая под неправильным углом шея. И запах. Непередаваемое амбре из дерьма, мочи и разложения, смешанное с вонью из реки и деревни.

А, может, действительно, лучше вернуться обратно в лес? Что-то мне совсем не хочется тут находиться.

Трупоеды, Саша. Помни о трупоедах.

Проблевавшись желчью, и вытерев рукавом изгвазданный рот, поспешила к трактиру. Причем стараясь особо не дышать, чтобы не вдыхать этот мерзкий букет из миазмов всех типов разложения, к которым прибавился еще и запах моей собственной рвоты. Есть уже не хотелось. После произошедшего сильно мутило. Одна только мысль запихать в себя хоть что-нибудь казалась крамольной и отдавала спазмами в животе. Но последний прием пищи был в прошлой жизни, причем буквально, так что, если я не поем – будет ой как плохо.

Еще хуже будет, если я отравлюсь, но тут либо купить что-нибудь в трактире, либо брать в руки лук и идти на охоту. А я, мало того, что животных люблю сверх всякой меры, так еще и стрелять не умею. Серьезно, у меня есть все шансы попасть самой себе в глаз. Это при том, что лука у меня с собой нет.

У меня вообще ничего с собой нет, кроме украденных рубашки, ножика и пятидесяти оренов!

Местные отреагировали на мое появление достаточно спокойно. Пара женщин, несущих к реке корзины с бельем одарила меня долгим презрительным взглядом, после чего с гордым видом удалились. За спиной послышались перешептывания. Судя по успевшим донестись до меня интонациям – эти две деревенские жительницы нелестно высказывались в мой адрес.

А вот рубящий дрова у трактира мужик оглядел меня скорее заинтересованно, за что и получил от своей жены по хребту свежевыстиранными портками. Меня снова одарили неприязненным взглядом, который спустя несколько минут сменился на сочувственный. Стало страшно.

Втянув голову в плечи и съежившись, стараясь стать как можно более незаметной, я продолжила путь к трактиру. Постоянно казалось, что на меня кто-то пялится, причем враждебно. Будто они знают. Знают, что я сделала с их друзьями и родичами. По спине прошлась волна мурашек и я, нервно сглотнув, ускорила шаг.

Куплю хлеба и уйду. В задницу эту деревню!

В трактире амбре с улицы перебивал аромат скисшего пива и немытых тел. Полупустой зал с грязными, немытыми, заблеванными полами, парой столов и тучным старым трактирщиком за стойкой. В углу была лестница наверх, но, видит бог, я не хочу тут оставаться. Буквально все внутри меня восстает против необходимости задерживаться в этой деревне даже ради еды. Уже и желудок подозрительно умолк и не оглашал окрестности протяжным воем умирающего кита. Это при том, что покушать я люблю.

Кроме меня были еще два посетителя, сидящие за дальним столом и о чем-то негромко разговаривающие. Двое мужчин. Один – худощавый седой старик с плешивой бородой и трясущимися руками. Одет немного лучше, чем все остальные жители этой богом забытой дыры, предположительно является ее старостой.

А вот второй… у второго была лысина, слегка светящиеся в полумраке желтые глаза, да два меча за спиной. И этого было достаточно, чтобы мысленно перекреститься, учитывая, что я сделала этой ночью. Если пропажу лесорубов заметили, то могли подумать, что их задрало чудище. И отправить ведьмака. А ведьмак, не будь дураком, точно поймет, что поработали там точно не лесные монстрики, а одна вполне конкретная человеческая девица. И тогда останется надеяться только на чужое милосердие, ибо, если местные действительно все узнают – мне точно каюк.

Ведьмак что-то негромко сказал, вставая из-за стола, и вышел на улицу, бросив на меня один единственный тяжелый взгляд, буквально пригвоздивший меня к полу. А я вдруг вспомнила, что у ведьмаков сильно обострены органы чувств. И, пускай, уловить идущий от меня шлейф крови было трудно, учитывая окружающие благоухания, но, я уверена, не невозможно.

Нет, сам Геральт, что в книгах, что в играх, мне нравится. Ровно, как и остальные волки, исключая Беренгара. Да и Лето вроде вполне нормальный мужик, учитывая то, что нам успели показать во второй и третьей частях. Но судить всех ведьмаков по этой славной компании – все равно, что считать всех блондинок тупыми, а рыжих – бездушными. В той же третьей игре были два негодяйских представителя сей неблагодарной профессии. Один деревню вырезал, а второй… кажется убил друга Ламберта. У обоих были причины так поступать. Особенно я сочувствовала первому, его вообще ни за что через хуй опрокинули. Однако, как бы херово тебе не было, это не повод вести себя настолько по мудачному. Так что закупаемся едой и валим.

- Доброго дня. – Я честно постаралась улыбнуться как можно дружелюбнее, но трактирщику это не особо понравилось. С ног до головы облив меня отрешенно-брезгливым взглядом покрасневших с похмелья глаз, толстяк неприятно улыбнулся, обнажив единственный гнилой зуб. Желание любезничать тут же увяло. – Мне бы булку хлеба. С собой.

- Пятьдесят оренов. – Таков был вердикт.

Сколько? Нет, СКОЛЬКО? Это же все, что у меня есть! Это реальная стоимость двух буханок или меня наебывают? Ладно, попробуем с другой стороны. Сделав лицо пожалостливей, я наивно распахнула глаза и для верности похлопала ресничками.

- Понимаете, я девочка-сиротка. Родителей разбойники зарубили. Пятьдесят это все, что у меня есть… - Улыбаемся и машем, давай, Сашка, улыбаемся и машем!

- Плати или проваливай. – Либо я недостаточно старалась, либо у трактирщика иммунитет.

С сожалением выложив на стойку пятьдесят монет, я получила старую и черствую буханку ржаного хлеба, которой можно ломать не только себе зубы, но и лица недругам. С сомнением оглядев сей… хм, продукт, решила, что все лучше чем ничего и поспешила на выход из таверны.

Что хотите со мной делайте, но ночевать я тут не останусь. Эту деревню даже ясный солнечный день не спасает, настолько она убога. И контингент здесь не лучше. Покосившись на довольного трактирщика, увлеченно пересчитывающего деньги, подавила желание сплюнуть. Не стоит ссориться с местными. Не в моем положении.

Однако, стоило мне выйти за порог таверны, как я тут же в кого-то смачно врезалась. Тихонько ойкнув от неожиданности, рухнула пятой точкой прямиком в лужу. Рубаха сразу-же промокла, противно прилипнув к коже, а хлеб, будь он неладен, чуть не улетел в неведомые дали, выпав из дрожащих рук.

- Смотри, куда прешь, девка! – Плюнул мне под ноги старик, обряженный в красно-белое одеяние. Его длинная борода свисала аж до самых колен, а лицо было изъедено оспинами. – Раскрой глаза во имя Вечного Огня. – Жрец буквально шипел, как рассерженная змея, после чего скрылся в трактире, хлопнув дверью так, что мне на голову посыпалась труха с крыши.

Не прекрасный. Этот мир даже иронично НЕ ПРЕКРАСНЫЙ!

Не став пререкаться с дедом, я собрала остатки своего благодушия в кулак и вылезла из вонючей лужи. Узнать бы еще, что в мире твориться, но сюда новости, похоже, доходят с огромным опозданием. Учитывая, что у Твердыни рядом вместо нормальной дороги какая-то хилая тропинка, поросшая ковылем.

Занесло же в самую жопу мира. Спасибо, что не к гулям в логово!

Вернувшись к дереву, и стараясь не смотреть на покачивающегося, на ветру, висельника, я уверенно ступила на замшелый мост. Намереваясь снова перейти реку и добраться до подобия дороги, я прикидывала свой последующий маршрут. Моя цель – Флотзам, Вызимы или Белый сад, в зависимости от происходящего в мире.

Вообще, если верить Смерти, я вольна топать куда душе угодно. На пути мне так и так попадутся нужные проблемы, которые следует решить до сопряжения сфер. Только как понять, что это то самое? И как узнать, сколько дыр еще осталось не залатанными?

Где-то на середине моста у меня закружилась голова. Сутки без нормального сна и еды, полные потрясений все-таки взяли свое. Обессиленно опустившись на гнилые доски и облокачиваясь о перила, я усиленно старалась справиться с головокружением и слабостью в теле. Прикрыв глаза, я с силой потерла лицо правой ладонью, пытаясь отогнать накатившую вдруг сонливость.

Ох, как отойду от этого гадюшника – влезу на дерево и хорошенько отосплюсь. А перед этим схомячу этот гребаный сухарь, как бы тяжко мне это не далось! Осторожно помассировав глаза, со вздохом отняла руку от лица, да так и застыла, словно громом пораженная.

Я отчетливо помню, что никаких татуировок себе не делала. Во-первых, дорого, во-вторых больно, в третьих – было вот вообще не до этого. Внимание, вопрос: какого хрена у меня на ладони красуется цифра девять? Выведенная аккуратным каллиграфическим почерком?

Полностью погрузившись в свое негодование, я не заметила движения сзади, а потому, произошедшее дальше стало полной неожиданностью. Меня, просто и нетривиально схватили за распущенные волосы и куда-то потащили. Упав на спину и выпустив хлеб из рук, я завизжала от боли, рефлекторно вцепилась в чужую руку, силясь разжать сильные пальцы. На глаза выступили болезненные слезы, закрывшие обзор.

Я брыкалась, кричала, царапалась, старалась уцепиться ногами за что угодно, чтобы только лишь вырваться из мертвой хватки. Что вообще происходит? Куда меня тащат? Кожа на голове болезненно натянулась, кажется, из нее выдрали несколько клочков волос, я чуть ли не слышала хруст собственной шеи, вывернутой под болезненным углом.

Меня проволокли через всю деревню, после чего грубо швырнули у порога трактира. Волосы жалобно скрипнули, а руки тут же угодили в липкую смердящую грязь, тут же забившуюся под ногти. Приподнявшись, все еще морщась от остаточной боли в голове, я затравленно огляделась по сторонам. На мои визги собралась вся деревня. И женщины, и мужчины, и старики и дети. Знакомый трактирщик, выползший на свет божий, рассматривал меня с толикой интереса и брезгливости, скаля свой единственный зуб.

Что происходит? Почему меня сюда приволокли? Нервно сглотнув, я переводила взгляд с одного человека на другого, стараясь понять, а какого собственно хрена. Но все, как один, смотрели на меня, как на насекомое с оторванными крылышками – поползет или нет.

- Нашел. – Сзади, как приговор, прогремел голос ведьмака. – Вот она, ваша убийца.

Вот оно что. Как он так быстро вернулся? Я пробыла в деревне минут десять от силы, а ведьмак умудрился за это время найти стоянку, осмотреть ее, вычислить меня и приволочь на суд! Да как? Как он умудрился?

По телу прошлась волна страха, сковавшая конечности и перехватившая спазмом горло. Хотелось закричать. Буквально проорать, что у меня не было выбора, что я не хотела! Но изо рта слышалось лишь сиплое дыхание, сбитое, неровное. Затравленное.

Толпа загалдела. Женщины смотрели на меня выпученными глазами, плевались и кричали. Всюду стоял шум, гам, ругань и вой. Чужая злоба и ненависть захлестнули меня, погребая, будто под тяжелой могильной плитой. Давя, не давая шевелиться. Я как можно сильнее сжалась в комочек, стараясь стать маленькой и незаметной. Как мышка. Как маленькая милая мышка, которая никому ничего плохого не делала.

- Девка-то? – С сомнением протянул жрец, тоже выглянувший посмотреть, что за сыр-бор. - Да больно уж мала. Ничего не напутал, ведьмак? – В груди заворочалась робкая надежда, что, может, всего удастся избежать. Вот сейчас народ прислушается к священнику, подумает, что я действительно слишком маленькая и слабая, чтобы завалить двух здоровенных мужиков. И отстанет. Но все мои чаяния разбились о дикий женский визг:

- Она! Точно она! На ней рубаха Гуверна! – Сука, но вот знала же, что мародерство до добра не доведет. Вздрогнув всем телом, я шокировано опустила голову, вслушиваясь в крики крестьян, но не находя в себе силы ответить.

- Она убила Брыдлю! – Вопила другая женщина. Надрывно, отчаянно и зло. - Она убила моего мужа!

- На сук ее! – Вторил ей другой, тоже женский. В нем я узнала голос одной из прачек. - Пускай повисит!

На сук. На сук, мать его. В памяти всплыл недавно виденный висельник. Выпученные глаза, посиневшее лицо. Меня вот так вот повесят? Рядом? Руки сами потянулись к шее, обхватывая ее ладонями и потирая. Нет. Я не хочу умирать. Я только новую жизнь начала! Не надо!

- А девка-то ладная. – Мерзко протянул трактирщик, подступая ближе. - Может, попользуем, раз на сук?

П-попользуем? Вы чего… эй? Вы ж люди, мать вашу за ногу! Вы не звери, и не варвары какие! Вы, сука, цивилизованные люди, живущие в деревне, блять! Какой, нахер попользовать? Теперь в памяти всплыл Гуверн. Его отвратительные, потные руки, шарящие по моему телу, мерзкое амбре изо рта и это поганое чувство беспомощности.

- Ты что окаянный, - Вмешался староста, огрев толстяка по спине, - она твоих братьев к праотцам отправила!

- Ну, так и пусть помучается! – И трактирщик засмеялся. Громко, зычно, мерзко. Предвкушающе.

Нет, нет! Ну не может же все быть… так. Не может. Это просто нечестно!

Но все именно так, как происходит. Разъяренные люди надвигались на меня, как лавина, грозя смести и погрести под собой. В меня швырялись всем, что попадалось под руку, кто-то попал камнем прямо в лоб. Из рассеченной брови сразу же хлынула кровь, застилая левый глаз. В отчаянии я повернулась к ведьмаку, моля всех богов на свете, чтобы у него нашлось хоть немного сочувствия.

На меня смотрели два безразличных желтых глаза с вертикальным зрачком. Ни сочувствия, ни каких либо эмоций в них не было. И теперь, при свете дня, я его узнала. В голове само всплыло имя. Гаэтан. Не лысый, а бритоголовый, со шрамом, пересекающим левую щеку и висящим на шее медальоном школы кота. Тот, кто перережет целую деревню, оставив в живых лишь одну маленькую девочку.

Вот свезло же встретить именно его. Ну, почему мне не попался Геральт, с его обостренным чувством справедливости? Или Вессемир? Или Эскель? Сука, да я даже на Ламберта согласна, ну почему он?!

- С ней делайте что хотите. – Я почувствовала, как земля уходит из-под ног. Голову повело и я чуть не упала обратно в грязь, вовремя оперевшись о землю руками. Ну да. От этого уебка помощи ждать не следовало. – Где моя награда?

Судя по звуку, ведьмаку кинули кошель. Не отрывая взгляда о земли, я будто задеревенела, чувствуя лишь катящиеся по лицу горячие слезы и крупную дрожь, бьющую тело. Нужно было бежать со всех ног, спасаться, когтями выцарапывать себе жизнь, но меня будто парализовало.

Дальше все слилось в один сплошной поток ужаса, боли и отчаяния. Стоило только заветным оренам оказаться в руках Кота, как тот поспешил уйти в трактир. А на меня нахлынули люди. Их было немного, человек пять – вот и все мужчины в деревне. Женщины улюлюкали и ругались, когда меня в несколько пар рук скрутили и потащили к старому вязу.

Удары приходились везде. Меня били по голове, по спине, в живот и по ребрам. Выворачивали руки, дергали за волосы. Они рвали на мне одежду, плевали на меня, пинали и насмехались. Но, стоило только остаткам рубахи сгинуть в руках крестьян, как на меня навалился один из мужчин.

Глаза заволокло красной переной от адских, болезненных толчков, будто рвущих меня изнутри. По щекам текли слезы, из горла вырывались рыдания и крики, мне казалось, я сейчас задохнусь от ужаса и боли. Силясь вырваться на одних рефлексах, я цеплялась за корни вяза, ноги несчастного висельника, стараясь уползти, но каждый раз получала пинок под ребра. Меня держали. Крепко, до черных синяков. И меняли. Раз за разом. Ублюдок за ублюдком.

А они смеялись. Смеялись и продолжали, веселясь, наблюдая за тем, как я кричу и корчусь. Насмехались, плевали на меня, пинали и били. А когда мой организм настолько устал и износился, что я даже стонать перестала, накинули на шею петлю. Я успела только краем сознания понять происходящее, как меня резко дернуло вверх. Шея болезненно выгнулась, веревка до крови впилась в кожу, перекрывая доступ к воздуху и не давая дышать.

Красная пелена сменилась знакомым белым туманом, легкие горели огнем, тело дергалось и выгибалось во все стороны. Из передавленного горла вырывались лишь хрипы. Я старалась, силилась сделать вдох, но чертова веревка все сильнее впивалась в горло, пока меня, наконец, не выгнуло в финальной судороге, и мир не заволокла тьма.

***

Сознание вернулось рывком. Меня выдернуло из тьмы и белого тумана так резко, что я и опомниться не успела. Болезненно расправившиеся легкие с жадностью поглощали кислород, обогащая им кровь, текущую по холодным венам. Все мое тело будто охватило пламя, пожирающее плоть и кожу, жрущее изнутри, испепеляющее органы. Особенно сильно полыхала шея, сдавленная и переломленная веревкой. Задергавшись, я болезненно выгнулась, тут же свалившись на бренную землю.

Не выдержав, я завопила во всю мощь вновь раскрывшихся легких, и собственный вой мне показался леденящим и пугающе потусторонним.

Все закончилось также внезапно, как и началось. Я осознала себя лежащей у корней засохшего вяза, под проливным дождем. Со старых скрюченных ветвей несчастного дерева все также свисал вздернутый бедолага. Ветер трепал его волосы и одежду, со скрипом раскачивая тело из стороны в сторону. Вяз страдальчески скрипел, будто оплакивая незадачливого человека, которому не посчастливилось найти на нем последний приют.

Пространство осветила яркая молния, всего на мгновение, показав омытое грозой лицо молодого юноши и более не скрываемое волосами острое ухо. Вот так я и познакомилась с представителем эльфийского народа, составив ему компанию на раскидистом мертвом вязе.

Прости, парень.

Я заставила себя встать. На удивление, боль отсутствовала вообще. Даже в шее. Будто и не было тех страшных минут побоев и насилия. Тело ощущалось полностью здоровым и полным сил, как при пробуждении на месте силы. Единственная странность – дико чесалась правая ладонь. Не удержавшись, я с любопытством глянула на свою руку и чуть обратно не села.

Вместо девятки на бледной ладони была цифра восемь. Выведенная все там же каллиграфическим почерком. Это… счетчик жизней такой? Марена вроде говорила, что-то про подарок от пушистых друзей. Девять жизней. Как у кошки. И одну я потеряла в первый же день пребывания в новом мире.

Я судорожно сглотнула, прижимая правую ладонь к груди и переводя дыхание и мысленно возводя хвалы всем котам на свете, не забыв при этом и про Смерть. Воистину, это королевский подарок. Спасибо. Спасибо огромное.

А теперь, займемся делом.

Подойдя поближе к дереву, я вцепилась руками в одну из нижних веток и подтянулась. Мокрая от дождя кора постоянно выскальзывала из рук, царапая ладони и мешая взобраться наверх. Но у меня получилось. Оседлав здоровенную, крючковатую ветвь, я оказалась напротив раздувшегося посиневшего лица с вывалившимся фиолетовым языком и впалыми, закатившимися глазами. Меня передернуло от отвращения и жалости, но я все равно протянула руку к порядочно поистрепавшемуся узлу на ветке выше.

Мертвое тело с глухим стуком свалилось у корней старого вяза. Казалось, дерево вздохнуло с облегчением. Спустившись вниз, покрепче ухватила труп за одежду и оттащила к мосту. Гнилые доски натужено скрипели, еле выдерживая вес двух тел. С трудом приподняв тяжеленого эльфа, я перекинула его через жалобно хрустнувшие поручни, и с тихим страдальческим стоном скинула в реку. С громким всплеском тело ушло под воду, уносимое бурным течением куда-то вдаль.

Уж не знаю, кому от этого будет лучше… но пускай уж так, чем висеть на дереве, на потеху воронам. В голове всплывали одно за другим прощальные слова Смерти.

«С того момента, как очнешься, у тебя будет ровно восемь возможностей избежать встречи со мной»

Восемь возможностей уйти. Одна – просрана. И если я не хочу растерять оставшиеся шансы, нужно как можно быстрее валить. Но, не успела я сделать и шага, как мне в волосы снова вцепилась сильная рука, больно дергая голову назад.

Сука, ну вот опять! Я даже догадываюсь, кто это!

В этот раз меня никуда не потащили, всего лишь грубо швырнув на гнилые склизкие доски. Упав на спину, и больно ударившись локтем, я успела разглядеть лишь два фосфоресцирующих желтых глаза и блеск вынутого из ножен меча, прежде чем мост, не выдержав, с протяжным скрипом обвалился.

Холодная река объяла меня со всех сторон, подхватывая и унося с собой. Следом с оглушительным всплеском и руганью рухнул ведьмак. Искренне пожелав ему напороться на собственный меч, я рванулась наверх, изо всех сил загребая ледяную воду задубевшими конечностями. Громкая ведьмачья ругань потонула в плеске реки и шуме течения.

Мокрую голову обдало холодным ветром, а влажный от дождя воздух, проник в легкие, словно ком слизи. Глаза заливало, вода была везде, в носу, по рту, набилась в уши. Дышать получалось урывками. Меня то и дело утягивало обратно под воду, мотало из стороны в сторону течением, било о камни и уносило все дальше от проклятой деревни, в которую мне не посчастливилось попасть.

Загребая руками воду, беспорядочно дрыгая оледеневшими ногами и стараясь урвать хоть глоток живительного, пахнущего озоном воздуха, я не сразу поняла, что что-то не так. Только окончательно потеряв ориентацию в пространстве, я поняла, что не плыву, а падаю, подхваченная огромной массой воды, несущейся вниз.

Река просто внезапно кончилась, поставив жирную точку и превратившись в огромный шумный водопад.

Меня с силой приложило о дно, придавив сверху потоком воды. В спине что-то хрустнуло, голова отозвалась тупой болью, застилающей взор. Из горла вырвался крик, приглушенный водой и забравший с собой остатки воздуха. Только усилием воли мне удалось не вдохнуть воды, резко рванув с места и, оттолкнувшись босыми ступнями от дна, ринуться наверх.

Вынырнув, аки Ариэль из моря, я сделала шумный жадный вдох и, удерживаясь на поверхности воды, ошалело огляделась. Река. Широкая. Похожа на Волгу. Больше ничего не разглядеть, мешает стена дождя. Крупные капли барабанили по поверхности воды, больно били по моей макушке и всеми силами мешали мне существовать.

Шум грозы слился с гулом от водопада, глаза горели, во рту был стойкий вкус речной воды, а руки уже устали грести. Тяжело дыша и стараясь держать голову как можно выше, я из последних сил плыла к берегу, темной полосой маячащему перед глазами. Пальцы задубели, было адски холодно, аж зуб на зуб не попадал. Дико хотелось плакать.

Меня хватило лишь на то, чтобы добраться до берега. Стоило только ладоням коснуться мокрой травы, как конечности подкосились, и я рухнула на землю, дрожа под холодными каплями дождя и тяжело втягивая воздух в легкие. Руки и ноги казались неподъемными, а голова и вовсе, будто свинцом налитой. Вставать не хотелось. Хотелось спать. Просто лечь, свернуться клубочком и закрыть глаза, оставив все проблемы завтрашней мне.

Отрезвил меня, как ни странно, ведьмак. Не своим непосредственным присутствием, а тревожным ощущением, что он где-то рядом. В одну реку все-таки свалились, у Кота есть все шансы всплыть где-нибудь рядом, как говно в проруби, и дать мне эпических пиздюлей с летальным исходом. А мои жизни ценные – их надо беречь. Неверлэнд уже показал, что ошибок не прощает и при первой же возможности отхерачит меня крапивой по голой заднице.

Было уже один раз. Повторения не хочется.

Либо я их, либо они меня, да? Можно было как-то менее жестко сообщить об этом, гребаная жизнь. Мне ж теперь кошмары будут сниться до конца всех оставшихся восьми жизней!

От воспоминаний о произошедшем к горлу подкатил ком. Дико хотелось прям тут лечь и разреветься, выплеснуть всю боль и отчаяние от пережитого ужаса. Меня вело, мутило, я чувствовала себя оскверненной и грязной даже после долгого пребывания в реке и под дождем. Ничто не в силах смыть с меня следы их мерзких тел, ни водопад, ни ливень, ни само время. Память о произошедшем кошмаре будет со мной до конца дней.

Не выдержав, я все-таки сжалась в один маленький комок горя и тихо заплакала, дрожа от холода под проливным дождем. Голая, избитая, без гроша. Грязная и уставшая, с мерзкой липкой дрянью на душе. Совершенно одна.

Во всем гребаном мире.

Сраный ведьмак, сраные лесорубы, сраный дождь! Ну почему я не могла оказаться под крылышком у Геральта, как это делают все нормальные попаданки? Можно было бы появиться в Туссенте, где народ хоть немного, но все же, более цивилизован! Нет же, надо было свалиться в лес, убить двух человек, после чего оказаться пущенной по кругу и вздернутой рядом с эльфом!

Охренительные приключения, скажу я вам! Десять из десяти, блять!

Господи, как же херово…

Кое-как встав на дрожащие ноги, я выпрямилась, отлепляя налипшие на лицо волосы. Слезы уже не душили. Текшие по щекам горячие капли просто смешивались с дождем, и воспринимались каким-то неотъемлемым фоном. Ноющая спина только добавляла мне сил, напоминая, что я еще жива. И что мне нужно идти, если я не хочу по этой самой спине получить.

Двинувшись медленным шагом вдоль берега, я бездумно глядела себя под ноги, почти не замечая ничего вокруг. Мокрая трава холодила босые ступни, тихо шлепавшие по ней с неприятным чавканьем. Сквозь пелену дождя было видно, как гнутся на ветру деревья, треща и пригибаясь аж к самой земле. Обдуваемая ледяными порывами, я брела вдоль берега, крупно дрожа от холода и страха, вслушиваясь в зловещие завывания.

Казалось, из ближайших кустов на меня выпрыгнет чудовище, с острыми когтями и пастью, полной клыков. Учует, своим полусгнившим носом, утробно зарычит и кинется, вгрызаясь в податливую плоть, разрывая на части мясо и упиваясь кровью.

Но это был всего лишь ветер. Ледяной, громкий и безжалостный, смешанный с дождем и листьями. В такую погоду даже черт носа наружу не покажет, не то, что гули или бандиты. Хотя, трупоедам вроде побоку, когда нападать. Но я могу ошибаться.

Идти становилось все трудней, каждый шаг отдавался ноющей болью в ушибленной спине. Было дико холодно. Судорожно обнимая себя руками, я инстинктивно старалась спрятаться от ветра, съеживаясь все сильней, но безрезультатно.

В какой-то момент мир просто поплыл, смешавшись в одну сплошную серую кляксу. Ослабевшие ноги тут же подкосились, отказываясь и дальше нести меня в неведомые дали, после чего наступила темнота.

***

Сваи. Деревянные. Со свисающими сверху пучками ароматных трав, чесночными и луковыми косичками и соломенными оберегами. Вверху, под самой крышей целые полотна паутины с занимающимися своими делами пауками. Пахнет пижмой и чем-то горьковато-свежим, тоже травянистым. Мне хорошо и тепло, спина не болит, а из окна надо мной бьют яркие солнечные лучи.

Так. Я определенно в чьей-то хате. Узнать бы еще, в чьей. И не нужно ли мне будет платить за гостеприимство еще одной жизнью. Снова умирать не хотелось, больно уж ощущения поганые. А от воскрешения и того хуже – будто заживо в огне горишь. Удивительно, что при переносе в мир ничего подобного не было – меня все равно колбасило, но немного по-другому. Либо тут дело в месте силы, либо Марена решила меня пожалеть и немного сгладила ощущения.

Лично я ставлю на место силы.

Приподнявшись на локтях, я осторожно села, придерживая сползающий кусок льняной ткани, служащий мне одеялом. Огляделась. Взору предстала небольшая комнатка, примерно два на три метра, с большой каменной печкой, судя по еще не налипшей гари, недавно выбеленной. У двери, прямо под кучей деревянных полочек, заставленных посудой, находился стол. Поверхность его почти полностью покрывали склянки, пучки трав и грибов, да несколько ступок. В углу сиротливо ютился глиняный кувшин. У самой дальней стены я заметила вторую кровать с приставленным сбоку кованым сундуком. Старым, но добротным.

Вообще, хата была довольно чистой. Та же выбеленная печка, чисто подметенные полы. Да и стол был, хоть и захламленный, но грязных пятен на поверхности не наблюдалось.

Судя по обилию трав – я у местной знахарки. Понять бы еще, как я сюда попала. Последнее, что помню – как рухнула без сил прямо на берегу, под проливным дождем, после увлекательных приключений в Твердыне. От невеселых воспоминаний меня снова хорошо так тряхнуло, и я поспешила загнать их подальше в сознание.

Завернувшись в ткань, как в полотенце, чтобы не сверкать голыми сиськами, выглянула в незастекленное окно. Нехорошо без спроса шариться по чужому дому, но лучше уж сейчас обговорить все нюансы с хозяйкой, чем потом биться башкой о стену и орать «Помогите!».

Небольшой плетеный забор, огораживающий миленький маленький огородик, в котором растут не привычные огурцы и помидоры, а какие-то травы и цветы, запах от которых доносился аж до меня. Сколоченная из половинки бревна скамейка у каменного колодца и виднеющиеся вдалеке поля – вот и весь пейзаж. Красивый, надо сказать. Тут мне нравится куда больше, чем в Твердыне.

Впрочем, в любом месте будет лучше, чем в Твердыне. Ставлю на то, что даже в логове черта куда приятней находиться, чем в той проклятой деревеньке.

По телу снова прошла неприятная дрожь. Воспоминания так и норовили вылезти наружу и испоганить мне день.

- О, ты проснулась! – Подпрыгнув от неожиданности, обернулась, инстинктивно прячась поглубже в ткань. – Как себя чувствуешь?

В дверном проеме стояла высокая женщина, просто одетая, но, тем не менее, довольно красивая. Черные волосы были заплетены в две толстые косы и перевязаны на лбу узорчатой алой лентой, за которую были заправлены несколько колосков пшеницы. Некогда белый передник, надетый поверх темно-коричневого платья, перемазан землей и травяным соком. Сдвинув рукой несколько склянок с неизвестным содержимым, знахарка поставила на освободившееся место корзинку с травами и поспешила ко мне. Вид у нее был при этом настолько решительный, что можно было бойцов вдохновлять. Слегка съежившись под цепким взглядом голубых глаз, я нехотя поежилась.

- Чудесно. – Искренне, пусть и немного нервно, улыбнувшись, я, рефлекторно отстраняясь приближающейся ко мне руки. Женщина на это лишь хмыкнула и стала действовать куда более решительно, хотя, казалось бы – куда еще-то? Теплая ладонь аккуратно легла на мой лоб, по-видимому, измеряя температуру. – Спасибо за помощь… - Женщина отстранилась, окидывая меня оценивающим взглядом, особо задержавшимся на шее. Голубые глаза нехорошо блеснули сталью. – Эм… - Я снова съежилась, рефлекторно потирая шею и натыкаясь пальцами на чуть выпирающий рубец. А. Вот в чем дело. Отодвинувшись подальше, почти к самой стене, и продолжая прикрывать шею, нервно сглотнула и отвела взгляд. Послышался усталый вздох, и скрип половиц.

- Арья. – донеслось откуда-то слева очень недовольным тоном. Будто я нашкодивший ребенок, которого вроде и наказать надо, но с другой стороны как-то жалко.

- Что? – Не поняла я, отрываясь от увлекательного рассматривания стены. На мгновение пропавшая из поля зрения женщина обнаружилась у второй кровати. Откинув кованую крышку у сундука, травница сосредоточенно копалась внутри. То и дело, вытаскивая из сундука какую-то ткань, знахарка морщилась и качала головой.

- Я – Арья, травница местная. – Откинув с плеча черную косу, пояснила женщина, не прерывая своего занятия. У нее был странный акцент, слова выговаривались грубо, будто гвозди забивались. Но голос приятный. Низкий, грудной. – А тебя утром рыбаки принесли. Нашли на берегу, недалеко от Белого Моста, да и пожалели. – Наконец, вытянув из сундука нечто сине-серое и бесформенное, кинула его мне. – Давай одевайся. Раз очухалась, с травами мне поможешь. В уплату.

Ну, хоть сразу сказала, что от меня требуется за помощь. Травы – подумаешь. Из горла вырвался облегченный стон, на который Арья лишь выразительно выгнула бровь, мигом напомнив мне Северуса Снейпа из небезызвестного романа. И взгляд такой… тяжелый и цепкий, будто меня сейчас глазами препарируют. По-своему истолковав мое замешательство, травница снисходительно закатила глаза и отвернулась, позволяя мне одеться.

Во это деликатность! По сравнению с остальными людьми – Арья просто королева такта!

Бегло оглядев предоставленный мне элемент одежды, опознала в нем рубашку и платье. Все старое, потасканное, но добротное. С таким же серым передником спереди, как и у знахарки. Благодарно вздохнув, высвободилась из одеяла и быстро натянула рубашку. Сразу стало намного комфортней. Буд-то это не ткань на мне, а тяжелая броня, защищающая от страшного внешнего мира.

- Белый Мост? – переспросила я, натягивая платье через голову. Ушибленная спина отозвалась слабой тянущей болью, но не критично. Отпустив сине-серую ткань, я наткнулась на странный взгляд Арьи, не удержавшейся и обернувшейся ко мне. Видимо, вопрос был из ряда вон, так как теперь на меня смотрели не только с настороженным интересом, но и с плохо скрываемой жалостью.

- Деревня-порт на реке Понтар. – А еще женщина как-то непонятно таращилась на мою голову, будто выискивая там признаки ушиба или черепно-мозговой травмы. Ага. Понятно. Меня считают за пришибленную.

Закрепив завязки передника сзади, я, наконец, облегченно выдохнула. Да, на мне все еще одежка с чужого плеча. Да, она старая и несколько мне велика – ворот рубашки, которому следует находиться на ключице, резво скатился мне на плечи, та так там и остался, а платьем я спокойно могла подметать пол при ходьбе. Но, боже мой, я наконец-то не сверкаю голым задом направо и налево! По-моему, это как минимум достижение!

- Я не местная. – Выдавив из себя подобие вежливой улыбки, я слегка поклонилась, складывая руки перед собой. – Спасибо за помощь, Арья.

Взгляд холодных, как антарктические льды, глаз чуть смягчился. Чуть дернув уголками губ, знахарка чему-то хмыкнула и вывела меня на улицу, сразу же проводив в сад.

- Тут отблагодаришь. – Мне вручили корзинку и указали пальцем на огромный разросшийся куст, с маленькими белыми цветами. – Срываешь бутоны, кладешь в корзинку. Повторяешь, пока не закончатся либо место в корзине, либо цветы. Вперед. – Меня настойчиво подтолкнули в спину, после чего женщина сама направилась к клумбам, сразу же с корнем выдергивая какой-то сорняк. Пожав плечами, решила последовать указаниям знахарки.

Подойдя к огромному благоухающему кусту, я осторожно протянула руку и отщипнула первый цветок, очень похожий на обыкновенную ромашку. С сомнением понюхав и сравнив, решила, что запах тоже достаточно похож, хотя и отдает какими-то странными нотами. Положив цветочек на дно корзинки, и подивившись тому, какой же он маленький, я мысленно прикинула фронт работ.

Много. Но да делать нечего.

Срывая бутон за бутоном, и упорно отгоняя от себя неприятные мысли, я невольно втянулась в процесс. Протянуть руку, отщипнуть бутон, положить в корзинку. Повторить. И так снова и снова. Монотонный процесс успокаивал, а головокружительное благоухание лишь усиливало эффект, привнося в сердце тот самый мир и покой, которого мне так не хватало последние сутки.

От увлекательного обдирания куста меня отвлек тихий настороженный вопрос:

- Даже на Скеллиге знают про главный торговый порт Понтара. – Обернувшись, я наткнулась на колючий взгляд льдистых глаз, просвечивающий меня будто рентгеном. Рядом с Арьей уже образовалась небольшая кучка из вырванной сорной травы, а клумба с цветами стала выглядеть куда более ухоженной, чем до этого.

Нда, косяк однако. Нельзя упомнить все. Прикинув перспективы, решила, что в будущем нужно быть поосторожнее с вопросами, если я не хочу привлекать внимание. Ну, а пока…

- Я очень не местная. – Жизнерадостно улыбнувшись, пожала плечами и отщипнула еще один белый бутон, вернувшись к прерванному занятию. Со стороны Арьи послышался многозначительный хмык, но я не слишком обратила на него внимание. Пускай считает меня ушибленной на голову сумасшедшей, если ей так хочется. А я пока отработаю долг, приду в себя и поразмыслю над тем, что же мне делать дальше.

- И как же зовут тебя, не местная? – В глубоком низком голосе не было слышно враждебности. Да и Арья – по сути первый человек, отнесшийся ко мне с искренней добротой. Она могла оставить меня на милость рыбаков, могла затребовать более высокую цену за лечение. Даже просто выставить на улицу нагишом, велев убираться, как только бы я очнулась.

Но она не только поставила меня на ноги и не выгнала, но и не потребовала ничего сверх того, что я могла бы ей дать. Даже одежду предоставила. Так что, думаю, я могу ей представиться и поверить. Хоть немного, но поверить, что этот сраный мир не без добрых людей.

- Саша. – Отойдя от куста с полной корзинкой цветов, я приблизилась к копающейся в земле знахарке. – Меня зовут Саша.

Арья отвлеклась от прополки и, оглядев наполненную до краев корзинку, довольно ухмыльнулась. Встав, и вытерев руки о передник, она забрала у меня ношу и отправилась в хату, жестом велев следовать за мной.

- Ну, добро пожаловать в Белый Мост, Саша. – Корзинка была водружена рядом с предыдущей. – А теперь помоги мне ощипать собранную тобой чемерицу. А я пока займусь ласточкиной травой.