Гермиона преодолевала один коридор за другим, едва сдерживаясь, чтобы не перейти на бег.

      Старосту девочек уже не просто трясло, а полноценно лихорадило, по пятам в тенях прятались отголоски брошенных фраз, спутанных с собственными мыслями.

      Ты хочешь.

      Тебя возбуждает.

      Еще немного и Грейнджер готова будет поверить в мозгошмыгов.

      Контролировать себя становилось все сложнее.

      Не поскользнись.

      Не оступись.

      Не испугайся.

      Не рухни вниз.

      Впереди замаячила винтовая лестница, ведущая прямиком на Астрономическую башню — пристанище для отчаявшихся сердец.

      Лишь теперь гриффиндорка позволила себе ускориться, перешагивая через одну ступеньку, чтобы как можно скорее оказаться в обдуваемом со всех сторон помещении.

      Переступив порог, Гермиона тут же подлетела к перилам, вцепившись в ненадежную, еще не восстановленную конструкцию, закрыла глаза, наконец делая полноценный вдох.

      Морозный воздух моментально проник в легкие, вызывая легкий тремор и мурашки на коже, но староста не шевелилась, продолжая пытаться выровнить дыхание.

      Она сошла с ума.

      Теперь это было очевидно.

      Война уничтожила все то, что она знала о себе, оставив внутри лишь жуткое пепелище, которое очевидно продолжало требовать насильно зажжённых искр.

      Осознав, что уже практически не чувствует пальцев из-за холода, Грейнджер отошла от окна, спрятавшись в глубине башни, скрытой от гуляющих тут сквозняков.

      Открыв школьную сумку, староста извлекла оттуда бутылку дешевого магловского вина, конфискованного у младшекурсников и, запретив себе думать, сделала несколько больших глотков из горла.

      Глотку тут же обожгло, Гермиона скорчилась, едва не выплевывая пойло, отдающие разбавленным спиртом с едва ощутимыми обещанными, судя по этикетке, фруктовыми нотками.

      Повторив очевидный жест отчаянья трижды, гриффиндорка наконец ощутила, как голова становится легче и мысли замедляют свой ход, теряя важность.

      Теперь она могла позволить себе признаться.

      Ей нравилось.

      Все, что вытворял гребанный хорек взращивала внутри ненормальное чувство удовлетворенности.

      Она хотела, чтобы Малфой продолжил и плевать на то, что в классе были ещё старосты, что она стояла перед ними, рассказывая о планах на ближайшее будущие. В тот момент для девушки существовала лишь его магия, блуждающая по телу, оглаживающая изгибы, вызывающая неконтролируемое желание. Она проникала глубже, заражала смертельно-опасным вирусом, вызывающим привыкание, обещала, что прежней Гермиона уже никогда не станет.

      Гриффиндорка осознавала, что нынешняя реальность извратила её сознание, вывернула наизнанку нутро, очевидно забыв вернуть всё на свои места, но отказывалась понимать насколько сильно это изменило мировосприятие.

      До сегодняшнего момента.

      Она ненормальная, больная, с ней явно что-то не так, если то, что осталось от души тянется к боли, к унижению и псевдопринуждению.

      Буквально пару лет назад Гермиона была милой, нежной, она мечтала о широких романтичных жестах, красивых букетах, прогулках на закате, невесомых неспешных поцелуях, трепетных прикосновениях, которые в нынешней ситуации вызывали отвращение.

      Зверь, мирно спавший в своей клетке, обреченный на погибель, внезапно ожил, обнажил клыки, подстроив восприятие старосты девочек под себя.

      То, что пробуждал в ней слизеринец не было похоже на страх и неприязнь, иное чувство будоражило, кормило, взращивало монстра.

      Грейнджер четко осознала, что прикосновения Малфоя с самого начала не вызывали в ней панику. Оставалось гадать, была ли причина в их связи, или помог аналог терапии, который они прошли по её вине, после попытки Уизли опоить девушку.

      Гриффиндорка сделала еще глоток, морщась проглотила напиток и обреченно зарылась пальцами в волосы, словно этот отчаянный жест поможет ей извлечь все то неправильное, что успело поселиться в голове.

      Мерлин, кто-нибудь, сделайте ей лоботомию, пока не стало слишком поздно.

      — Гермиона? — обескураженный голос в полумраке башни вынудил старосту школы вскочить со своего места, несмотря на слабость в теле и головокружение, девушка ловко вскинула палочку, направив кончик на незваного свидетеля.

      — Воу-воу, полегче, героиня! — «Люмус» наполнил помещение теплым светом, позволяя Грейнджер увидеть собеседника.

      — Эрни?

      — Хотел спросить в порядке ли ты, но вывод очевиден. — пуффендуец приблизился, бросив удивленный взгляд на полуопусташенную бутылку у ног однокурсницы.

      — Не в порядке. — зачем-то подтвердила Гермиона, спрятав лицо в ладонях.

      На плечи опустилась теплая мантия, староста девочек вздрогнула, поймав мягкую улыбку Макмиллана.

      — Тебя трясет. — пояснил парень, невольно осматривая сгорбленную физиономию гриффиндорки.

      Кажется, впервые Эрнест видел всегда воодушевленную и неугомонную Гермиону в таком состоянии: перепачканная в пыли юбка слегка задралась, являя взору красивые стройные ноги, ворот рубашки был расстегнут, и взгляд невольно зацепился за почти зашившие следы засосов.

      Пуффендуец отвернулся, это не его дело, он не имеет право лезть в её личную жизнь.

      — Если моя компания доставляет дискомфорт, и ты хотела бы побыть одна…

      — Нет, ты можешь остаться. — гриффиндорка не дала парню договорить, потянулась за бутылкой, снова делая глоток.

      — Можно? — проследив за взглядом Эрнеста, Грейнджер как-то странно хмыкнула, протянув собеседнику вино и, буквально через пару секунд, Макмиллан понял причину её реакции.

      Вкус дешёвого спирта моментально отозвался рвотными позывами, парень вскочил и рванул к окну, выплевывая напиток.

      — Мерзость, как ты это пьешь?

      Гриффиндорка не ответила, тихо посмеявшись, продолжила издевательство над собственным организмом.

      — Ты сам-то не замерзнешь?

      — Воспитание не позволяет мне наслаждаться комфортом, когда девушку трясёт от холода.

      — Прости за то, что видишь сейчас. — помолчав, Гермиона подняла глаза к потолку, на котором в своё время переливалась иллюзия звездного неба, сейчас же это был невзрачный серый купол. — Я просто запуталась, потерялась и не могу найти дорогу обратно. Не понимаю, как стать прежней собой.

      — И зачем тебе это? — улыбка Макмиллана в темноте башни показалась девушке весьма очаровательной. — Ты — Гермиона Грейнджер, была, есть и будешь, изменения неизбежны, но чего ты добьешься, если всегда будешь оборачиваться назад, в попытке вернуть то, что утрачено? — Пуффендуец поймал задумчивый взгляд собеседницы. — Ты прекрасна такой, какая ты есть, совершенствуй свою новую личность, вместо того, чтобы искать остатки прошлой себя. Движения назад — это почти всегда деградация.

      — Но мои друзья, окружающие ждут…

      — Гермиона, если твоё окружение не готово принять тебя такой, какой ты стала, то достойно ли оно твоего внимания? Зачем тебе под кого-то подстраиваться?

      Гриффиндорка поняла, что не может подобрать слов, слегка опьяненный взгляд скользил по светлым кудряшкам Макмиллана, подмечая ямочки в уголках губ и светлые глаза, смотрящие на неё с теплом и восхищением.

      Почему она раньше не замечала его?

      В какой момент жизни Гарри и Рон стали для неё всем?

      На Святочный бал Гермиона пошла с Виктором, просто, чтобы утереть нос мальчишкам, показать, что она не бесполый друг, а девушка. Тогда всё закончилось ссорой и её слезами, праздник, к которому она так старательно готовилась был испорчен за считанные мгновения.

      Рон ведь даже не извинился, а она приняла это, как влюбленная идиотка.

      Потом была вечеринка у Слизнорта, куда она назло всё тому же Уизли, притащилась с Маклаггеном, от этих воспоминаний девушку замутило.

      Ограничив себя обществом двух мальчишек, Грейнджер совершенно перестала замечать других, так может пришло время всё изменить?

      Память, очевидно нащупав брешь в разуме, моментально напомнила о встрёпанных платиновых волосах, насмешливой ухмылке, которая больше не была злой, не источала отвращение.

      Нет! Нет! Нет!

      Стоп!

      — Спасибо. — Гриффиндорка в попытке отвлечься провела рукой по щеке, с удивлением обнаружив там влагу от слёз. — Мне стало легче.

      — Отлично! — Эрнест поднялся с пола, отряхнул брюки и протянул руку девушке, помогая ей встать. — Тогда пошли, пока нас не поймали дежурные, или мы не отморозили себе задницы.

      Староста школы кивнула, последовав за Макмилланом.

      В какой-то момент, отчаявшись, она уверовала в то, что внутри что-то перегорело, но неожиданный собеседник словно через шприц, внутривенно ввел ей дозу надежды.

      Темы, затронутые на Астрономической башне, больше не поднимались, Эрнест, смеясь рассказывал о какой-то ерунде из детства, и Гермиона улыбалась, в коем-то веке не скалясь, ощущая тепло и уют.

      — Миона?

      Гриффиндорка удивленно моргнула, словно появившийся перед ней Уизли мог быть миражом, но, увы, друг не рассеялся.

      Рон нахмурился, стремительно приближаясь к парочке, легкость, идущая за старостами по пятам, моментально испарилась, тяжелый взгляд парня зацепился за пуффендуйскую мантию, небрежно накинутую на плечи девушки, на юбку со следами пыли и на расстёгнутый ворот рубашки.

      — Ты, уёбок, да как ты…! — Уизли не разбираясь метнулся в сторону Эрнеста, но тот вовремя успел уклониться, вторую попытку ударить пресекла заслонившая собой Макмиллана староста школы.

      — Ты что вытворяешь?!

      — Твоя шея! — выплюнул Рон, испепеляя представителя жёлто-черного факультета взглядом.

      Пару мгновений в глазах Гермионы читалось непонимание, лишь после вспыхнуло осознание, и пальцы метнулись к вороту, спешно застегивая пуговицы.

      Как она могла допустить такую оплошность?

      Посмотрев на Эрни, Грейнджер отметила его абсолютное спокойствие, парень очевидно давно заметил синяки, но, проявив такт, ничего не сказал.

      Тем временем, недорыцарь в гриффиндорской форме попытался обойти подругу, явно намереваясь продолжить нападки на Макмиллана.

      — Рон. — непривычная сталь в голосе привлекла внимание обоих парней, вынудив их замереть в весьма нелепых позах. — ЧТО. ТЫ. ВЫТВОРЯЕШЬ? — Повторила вопрос, делая паузы после каждого слова, словно это поспособствует более точной и быстрой передачи информации тому, для кого она предназначалась, злостью вгоняя гвозди в крышку гроба их некогда вечной дружбы.

      — Я… я… — Уизли растерялся лишь на мгновение, почти моментально сменив тактику, кинувшись в комфортное ему обвинение. — Очевидно же! Этот ублюдок тебя напоил и…

      — Рональд Уизли! — Девушка не узнавала собственного голоса, он отдавал чем-то холодным, жутким, угрожающим, пахнувшем хвоей, яблоком и корицей. — Я не твоя собственность! Мы не в отношениях! И тебя не должно касаться чем и с кем я занимаюсь!

      Аккуратно сняв с плеч мантию, Гермиона отдала её владельцу, слишком контрастно нежно и тепло улыбнувшись:

      — Спасибо, Эрни. За всё. И, пожалуйста, прости, — брезгливым взглядом окинув гриффиндорца, — за это. Мне жаль, что тебе пришлось стать свидетелем.

      Макмиллан неловко улыбнулся, но развернувшаяся на каблуках Грейнджер уже не видела этого, спокойно, держа спину идеально ровно, она исчезла в полумраке коридора.

      — Это сделал не я. — зачем-то решил оправдаться пуффендуец, расправляя мантию и накидывая на плечи, в нос тут же ударил ненавязчивый сладковатый аромат, оставленный девушкой. — Когда мы встретились, она уже пила, и засосы на шее несвежие. — Немного подумав, представитель желто-черного факультета добавил: — Между нами вообще ничего не было кроме разговоров, я считаю, что использовать эмоциональную нестабильность и алкогольное опьянение в своих интересах — это низко.

      Рон не ответил, продолжая сверлить взглядом опустевший коридор, эхо шагов удаляющейся Гермионы дробило сердце на части, взращивая внутри беспомощную злость.

      Она же любит его.

      Всегда любила только его.

      Так почему же попытка сблизиться, перевести отношения на новый уровень, в итоге привела к полному краху?

      Откуда появились следы от засосов, как давно она их прячет?

      Подруга всегда предпочитала слишком скромную одежду, застегивала ворот рубашки до самой последней пуговицы, носила безразмерные толстовки и свитера, отследить в какой момент что-то поменялось было практически невозможно.

      Неужели её очередное «назло» вышло из-под контроля? Может именно это причина её отстраненности?

      Память гриффиндорца вспороло недавнее воспоминание, заставившее его сжать кулаки.

      Малфой.

      Слизеринский уёбок провожал её до башни в тот день.

      — Эй, ты в норме?

      Уизли обернулся, он совсем забыл, что рядом всё ещё находился этот смазливый пуффендуйский выродок.

      — Не приближайся к ней. — прошипел сквозь зубы. — Иначе, я за себя не ручаюсь.

      Ответ Макмиллана был заглушен звуком тяжелых, быстрых шагов.

      Рон узнает, кто посмел тронуть его Миону.

      Узнает и собственноручно выпотрошит эту сволочь.

***

      Драко подошёл к столу и, взяв бутылку огневиски, наполнил свой бокал, янтарная жидкость завораживающе переливалась, отражая блики от огня, горящего в камине, напоминая её глаза — почти золотые в отблесках факелов и обсидиановые в полумраке.

      Малфой неосознанно тряхнул головой, избавляясь от ненужных мыслей и вернулся в кресло, сидящая на подлокотнике Пэнси, тут же соскользнула ему на колени, обворожительно улыбаясь. Костяшки пальцев прошлись по девичьей спине, вызывая у слизеринки мурашки и блаженное выражение лица.

      — … и они мне отказали! — сокрушенно опустив голову, закончил свой рассказ Теодор. — Нет, вы представляете?! Он же мой отец! Но, нет! В связи с неспокойной обстановкой, они не могут позволить мне встретиться с ним.

      — Это было ожидаемо. — Забини переплел пальцы с сидящей рядом с ним на диване Дафной и ласково чмокнул её в макушку.

      — Но я мог помочь! — Нотт недовольно цокнул. — Если ему что-то известно о нападениях, возможно, он поделился бы со мной! Как нам проявлять лояльность, если эти «правильные» ублюдки даже шанса не дают?!

      В компании повисло молчание, которое длилось до тех пор, пока Теодор не осушил свой бокал.

      — Уёбки! — подытожил слизеринец, морщась от обжигающего горло алкоголя.

      Малфой устало потер виски, энтузиазм друга поражал его, сам парень даже не пытался сделать запрос в Азкабан, заведомо зная, что это будет бесполезной тратой времени.

      Не смотря на неприятную тему, каждый из присутствующих сейчас в гостиной башни старост, чувствовал особую атмосферу уюта, осознавая, что находится в компании тех, кто никогда не придаст и всегда поддержит.

      Слегка покачивающейся походкой, Тео приблизился к столу, потряс полупустой бутылкой и разочаровано плюхнулся в кресло, приняв решение пить дальше прямо из горла.

      Со стороны входа раздался характерный скрежет, под аккомпанемент нелестных комментариев от горгульи, в помещение вошла Грейнджер.

      Драко крепче обхватил бокал, моментально ощутив, что с гриффиндоркой что-то не так, чувство пустоты, почти вакуума, зародилось где-то ниже затылка и распространилось по телу, делая и без того не особо яркий внутренний мир слизеринца почти монохромным.

      Взгляд невольно подметил холод, отстраненность и легкое отвращение, приправленное завистью в карих глазах, ворот рубашки грязнокровки был застегнут небрежно и явно впопыхах, одна из пуговиц оказалась пропущена, вынуждая ткань топорщиться, но старосту девочек это, видимо, не волновало.

      Вновь пришедшая сжала руки в кулаки и, не сказав ни слова, торопливо зашагала к лестнице, ведущей в спальни, однако, на пол пути остановилась.

      Малфой чувствовал на языке горечь разочарования и мрачную, совершенно не подходящую ей решимость.

      — У кого-нибудь из вас есть зелье трезвости?

      Вопрос грязнокровки ввел в ступор всю слизеринскую компанию, Блейз даже оторвался от Дафны, перекинув руку через спинку дивана, чтобы легче было удерживать корпус, повернутый в сторону девчонки.

      Грейнджер выгнула бровь, обведя взглядом всех присутствующих.

      Тео поднялся со своего места, похлопал по карманам брюк и, с раздражающе довольным выражением лица, извлек флакон с мутно-серой жидкостью, поднеся его к свету, он слегка стукнул пальцами по стеклу, и содержимое заиграло радужными переливами, доказывая подлинность зелья.

      — Что ты за него хочешь?

      — Грейнджер! — прыснул Забини, осуждающе качая головой. — Нельзя так говорить слизеринцам, ты, что забыла, что мы все подлые и злые? Мало ли какая грязь может прийти нам в голову. Да и посмотри на Нотта, он без пяти минут в говно.

      Грязнокровка проигнорировала темнокожего однокурсника, всё свое внимание уделяя задумавшемуся на пару мгновений Теодору.

       — Поцелуй. — Губы старосты Слизерина растянулись в наглой смеющейся ухмылке. — Я хочу, чтобы ты меня поцеловала.

      Безмолвие обрушилось на гостиную, смысл брошенных слов медленно проникал в мысли всех присутствующих, пять пар глаз с изумлением смотрели на горделиво задравшего нос Нотта.

      Во взглядах женских представителей змеиного факультета читалось отвращение, Забини же с интересом, как бы невзначай, поглядывал то на Малфоя, то на охмелевшего безумца.

      Непривычно тихий Драко с каждой секундой всё сильнее сжимал бокал, ощущая, как долбит в его сознание разрастающаяся решимость гребанной гриффиндорки.

      Кажется, всех слизеринцев сейчас объединяла уверенность в том, что грязнокровка откажет, струсит, сбежит.

      Тишина в помещении становилась все более угнетающей, тяжелой, почти вязкой, её шепот касался сознания Грейнджер, пытаясь убедить в том, что сейчас идеальное время для того, чтобы поднять белый флаг и отступить.

      Но староста школы храбро встретилась взглядом с каждым из присутствующих, лишь на мгновение дольше удержав контакт с Малфоем, её губы дернулись в совершенно неуместной насмешке, точно парадируя Драко.

      Она шла медленно, выпрямив спину, расправив плечи, но алкоголь в крови выдавал намеренья и мысли, сглаживая движения, заставляя бедра соблазнительно покачиваться.

      Гриффиндорская зазнайка замерла напротив растерявшегося Теодора, встав так, чтобы её лицо из-за плеча парня мог видеть только расположившийся в кресле напротив староста школы.

      Малфой был прав, отражение огня в камине играло в её глаз практически так же завораживающе, как в бокале с огневиски.

      Драко осознавал, что сейчас самое время отвернуться, выплюнуть что-то мерзкое, сглаживая рвущееся изнутри непонятно откуда взявшееся чувство собственности. Смеющийся потемневший взгляд Грейнджер вспарывал его черепную коробку, извлекая оттуда весь здравый смысл, словно в замедленной съемке он наблюдал за тем, как она приподнимается на носочки, кладет руки на плечи Нотта и тянется к нему.

      Ёбанная гриффиндорская шлюха.

      Уже знакомые ему губы касаются щеки друга, пока ставшие почти обсидиановыми глаза неотрывно следят за реакцией Малфоя.

      Словно ему не должно быть похуй.

      Будто это тупая детская провокация могла вызвать у него хоть что-то кроме отвращения.

      Но парень продолжал сидеть, сжимая всё ещё чудом не лопнувший в руках бокал, позволяя грязнокровке любоваться своим отражением в его расширившихся зрачках.

      То, что казалось вечность на деле пронеслось за миг, Грейнджер звонко чмокнула Теодора в щёку и, воспользовавшись его замешательством, выхватила из рук флакон, метнувшись в сторону лестницы, ведущей к спальням.

      — Эээ! — воспротивился пришедший в себя Нотт, всем корпусом поворачиваясь к не скрывающей триумфа гриффиндорке. — Так не честно!

      — Мы не оговаривали место поцелуя. — пожала плечами староста школы. — Условия сделки я выполнила, спасибо за зелье.

      Не смея больше оборачиваться, представительница красно-золотого факультета исчезла на втором этаже.

      — Уууух! — Теодор расхохотался, падая в кресло и расплываясь в до безобразия довольной улыбке. — А у Грейнджер оказывается есть коготки.

      — Мерзость. — наконец выдавил из себя Малфой, закрыв глаза и залпом осушив свой бокал.

      Он был зол и сам не понимал почему, ситуация бесила, выводила из равновесия, он тщательно пытался найти оправдание своей реакции, но натыкаясь на очевидные факты, сворачивал, игнорируя их.

      Раздражал слизеринца и притихший, о чем-то задумавшийся Забини, после того, как Блейз застукал выползающую из комнаты Малфоя грязнокровку, староста школы был готов к допросу с пристрастием, но друг молчал, не поднимая тему.

      Сокурсник был слишком умел, чтобы упустить из вида тот факт, что у девчонки есть допуск в спальню и не сопоставить это со внезапно появившимися на шее Драко засосами.

      — Да бросьте вы рожи корчить, — Нотт потряс бутылкой, проверяя остался ли там алкоголь, — Грейнджер красотка.

      — И давно тебя на фригидных сук тянет? — почти сочувствующе поинтересовался Малфой.

      — А так ли она фригидна? — Тео расплылся в мечтательной улыбке. — Может ей просто мужик нормальный нужен, подтолкнуть, научить, раскрепостить.

      — Гадость, хватит! — не выдержала Дафна, выскальзывая из уютных объятий Блейза и садясь ровно.

      — Почем гадость-то? — очевидно не замечая всеобщего напряжения, продолжал рассуждать староста Слизерина. — В нашем положении, даже мимолетная связь с Героиней войны благотворно повлияет на репутацию.

      — Она грязнокровка. — скривив лицо, напомнила Пэнси.

      — Да похуй, — Нотт пожал плечами, — так уж вышло, что у меня в семье не осталось тех, кто будет навязывать брак с чистокровной, — выпрямившись и внезапно став слишком серьёзным для обсуждения данной темы, — а ведь, если задуматься, мы были бы неплохой партией, я красив, богат, щедр, ласков…

      — Скромен! — перебил его откровенно хохочущий Блейз.

      Кажется, Забини был единственным в башне, кого вся эта ситуация забавляла.

      — В любом случае, получше, чем таскающийся за ней нищеброд Уизли.

      Драко повернулся к камину, участвовать в обсуждении грязнокровки ему совсем не хотелось, перед глазами всё еще стоял её наглый, бросающий ему вызов, провоцирующий взгляд.

      Или он это выдумал?

      Мог ли выпитый алкоголь так исказить его восприятие?

      Периодически до парня долетали обрывки фраз: девчонки заняли позицию защитниц и пытались доказать, что играть на чувствах, даже если это ненавистная им всем Грейнджер — мерзко и неправильно, Блейз веселился, подкидывая «палки в огонь», Теодор оборонялся, перечисляя преимущества союза с ним, рисуя идеальную картину совместного с гриффиндоркой будущего.

      Вскоре компания начала закругляться, уроки утром никто не отменял, Дафна и Блейз под руки увели совсем захмелевшего Теодора, Пэнси же предпочла задержаться.

      Взгляд Малфоя оценивающе заскользил по девушке, Паркинсон была прекрасна, отрицать это было бы абсолютным идиотизмом, произошедшее в прошлом году повлияло на слизеринку куда в большей степени, чем та хотела показать.

      Драко не единожды неосознанно сравнивал её обновленную версию с той, кем она была раньше.

      Прошлая откровенная вульгарность, создающая образ ветрености и даже лёгкой дешевизны была похоронена вместе с детскими мечтами. Пэнси всё так же умело подчеркивала пусть и не худую, но отточенную и подтянутую фигуру, однако, больше не стремилась выставить всё напоказ; по-прежнему использовала чары гламура, пряча несовершенства кожи, но явно в меньшем количестве, по крайне мере, сейчас она выглядела более «живой». Губы, которые раньше привлекали внимание ярко-алым цветом, теперь были лишь слегка подчёркнуты более темным оттенком; глаза выделялись за счет аккуратно нарисованных черных стрелок.

      Девушка прижалась к Малфою грудью, положила его руку себе на талию и прогнулась, словно кошка, соблазняя.

      Драко не без удовольствия поддался, пальцы пробежалась по позвоночнику слизеринки, ощущая её тепло и срывая с губ вздох наслаждения.

      От подруги приятно пахло чем-то свежим с лёгким шлейфом ненавязчивой сладости, и это нравилось парню куда больше, чем её прошлые буквально душащие дорогущие духи, которые преследовали его ещё несколько дней после их совместного времяпровождения.

      Сегодняшняя Пэнси Паркинсон не стремилась «пометить его» как нечто принадлежащие только ей, и, порой казалось, что она действовала лишь по привычке, на инстинктах.

      Конечно, предложи Малфой ей обручиться, девушка была бы счастлива, однако, это больше не было её «идеей фикс».

      Слизеринка, сидящая сейчас на его коленях и ласково касающаяся губами кожи на шее, без сожаления отказалась бы от него, если бы Драко того попросил.

      Но он не просил.

      Она умела отвлечь.

      Всегда лишь отвлечь.

      Но никогда не влюбить.

      Ловкие девичьи пальцы избавились от ремня на брюках, звякнула расстегнувшаяся ширинка и Пэнси, перекинув ногу через колени парня и заняв более удобное положение, лицом к Малфою, медленно опустилась на него, срывая с уст обоих тихий синхронный стон.

      Драко зарылся пальцами в короткие тёмные волосы, притягивая подругу ближе, то целуя, то покусывая кожу, расстегнул блузку, высвобождая грудь из красивого ажурного бюстгальтера, несомненно выбранного с целью понравится ему.

      Паркинсон двигалась медленно, растягивая удовольствия, наполняя помещения восхищенными вздохами и хлюпающими звуками.

      Это было хорошо.

      Так правильно.

      Староста школы любовался девушкой, но мысли снова и снова делали нелепые попытки сорваться, сбежать на второй этаж башни, туда, куда свалила ебанная грязнокровка.

      Легла ли она спать, выпив зелье?

      Металась ли теперь по кровати, путаясь во влажных простынях?

      Или решила засесть за очередную книженция и теперь лежала на убогом красно-золотом пледе, одурманенная похотью, раздвигая ноги шири, размазывая влагу по бедрам, нашептывая его имя?

      Картина, просочившаяся сквозь сомкнутые веки была настолько четкой и живой, что вполне могла быть воспринята за реальность.

      Малфой перестал себя контролировать, упустил момент, когда руки сжали девичьи бедра сильнее, чем нужно, когда движения стали резче, злее.

      Губы блуждали по шеи сокурсницы, но слизеринец видел перед собой другую, плод его измученной фантазии нагло ухмылялся, снова провоцируя, пальцы с аккуратными короткими ногтями оглаживали бедра, рот шептал прямо в одержимое сознание:

      — Смотри, чистокровный, это то, что ты никогда не сможешь заполучить!

      Пэнси всхлипнула от очередного слишком резкого движения, впившихся в плечо зубов, она старательно подстраивалась под темп Драко, стараясь игнорировать резкую смену его настроения.

      Удовольствие достигла своего апогея, сконцентрировалось в одной точке и хлынуло, разносясь по венам, Паркинсон прогнулась в спине, замирая на несколько мгновений, а после устало прижалась к тяжело вздымающей груди парня.

      Малфой поцеловал её в макушку, словно извиняясь, провел пальцами по спине и Пэнси едва не разрыдалась, обреченно осознавая, что до сих пор готова на всё, ради такого незначительного проявления нежности.

      Они оба знали, что она заслуживает лучшего.

      Но оба молчали, смиренно принимая реальность.

      — Ты останешься на ночь? — нехотя, скорее выказывая уважение к подруге, поинтересовался слизеринец.

      — Прости, — Паркинсон привстала, резко выдохнув, когда ощущение наполненности покинуло тело, — не сегодня. У меня на завтра куча дел и я бы предпочла выспаться, а не бегать среди ночи по Хогвартсу, пытаясь добраться до гостиной незамеченной.

      Драко наблюдал за тем, как девушка ловко привела себя в порядок с помощью заклинания, поправила волосы, оценивающе посмотрела в карманное зеркальце, удовлетворенно улыбнулась.

      — Это не упрек, ты не подумай, — спохватилась, неуверенно отведя взгляд, — я понимаю, ты много пережил, и…

      — Мы все многое пережили, Пэнс. — Малфой последовав примеру девушки, привел себя в порядок.

      — Но никого из нас не тренировали как наследника Темного Лорда. — слизеринка осеклась, заметив, как недобро потемнели глаза парня.

      В их компании как-то само собой сформировалось негласное правило никогда не упоминать об этом факте, осознавая, что переступила черту, Паркинсон скомкано попрощалась и поспешила покинуть башню.

      Староста школы прикрыл глаза, устало растирая переносицу.

      Наследник ебанного Темного Лорда.

      Слава Слазару, этому не суждено было случиться.

      Взмахнув волшебной палочкой, Драко избавился от следов их посиделки, возвращая гостиную в изначальное состояние и побрел в спальню, замедлившись лишь на секунду, зачем-то бросив взгляд на запертую дверь в комнату гриффиндорки.

      Сегодня был последний день их проклятой связи, уже завтра он снова станет самим собой.

      Уже завтра эта мерзкая одержимость исчезнет.

 Редактировать часть