Жизнь Эймонда состояла из определённых моментов.

Он мог оглядываться на каждый из них отдельно, видя, как он превращается в нечто новое, как свежая глина.

В детстве его яйцо разбилось, пока он спал, и он проснулся в своей постели, пропитанной желтком, кровью и с деформированным мëртвым драконом рядом, который никогда ему не предназначался.

Он стал замкнутым, обиженным, жестоким. Завистливым.

Лейна Веларион сгорела, младенец всë ещë находился в её утробе, но в этом он увидел возможность.

Его глаз был рассечён, лезвие вошло достаточно глубоко, чтобы достигнуть черепа. Он потерял один из органов чувств, восприятие глубины, и все тренировки, которые ему требовались, нужно было повторять заново. Джейкейрис и Люцерис больше не смотрели на него как на члена семьи — нет, они презирали его, а он их.

Он стал мстительным, наблюдательным, гибким. У него была Вхагар. Зависть уступила место гордости. Они ничего для него не значили. Ему часто снилось, как он прижимает Люка к себе, отнимая у него всë. Дракона, глаз. Этого никогда не будет достаточно. Эймонд хотел его криков и смерти.

○ ○ ○

Люцерис не закричал, когда Вхагар укусила его, возможно, он просто не мог, поскольку его лëгкие были разорваны. Его тело было переломано, когда он падал, свет в его глазах угас. Эймонд протянул руку в тщетной попытке поймать его, вся ярость и боль спешно покинули его.

Он вспомнил тот момент, когда впервые увидел Люцериса, завëрнутого в красное одеяло, с головой в куче тëмных кудрей. Тогда Люк впервые рассмеялся, протянув маленькую пухлую руку, чтобы схватить Эймонда за палец. Небо точно так же окутало Люцериса, и Эймонд увидел, как его глаза закрылись.

Люцерис тянулся к нему в свои последние секунды.

Эймонд почувствовал, как что-то внутри него сломалось.

В честь его смерти был устроен пир. Никто больше не был прежним.

Его дорогая сестра погибла, упав с высоты, ещë один племянник был мëртв. Его мать сошла с ума. Его дед и его хитрость не смогли их спасти. Их семье не принадлежало это место, возможно, никому из них не принадлежало.

Эймонд был оголённым нервом для всего мира. Постоянная боль, которую он чувствовал в груди, не оставляла его ни на секунду.

Он стал монстром, которым они все его считали. Кусочки души, которые у него когда-то были, утекли как песок сквозь пальцы.

Ему было уже всë равно.

Он хотел, чтобы они все сгорели, пока у него под ногами не останется одно только стеклянное королевство.

Когда Эйгон был почти убит, покрытый ожогами и скрюченный, Эймонд ничего не почувствовал. Его брат не хотел быть королём, но всë это больше не имело значения. У них никогда не было того, чего они хотели.

В Харренхолле Эймонд увидел Алис Риверс, которая пряталась за столом, закрыв голову руками. Она была беременна и напугана. У неё были те же черты, что и у дома Стронгов, бастардка с тëмными волнами волос и карими глазами. Что-то в ней напоминало ему и о матери, и о Люцерисе Веларионе. Он не знал, почему остановил своих людей или почему позаботился о ней.

Возможно, он знал, что пути назад нет, и, возможно, нашëлся бы человек, который говорил о нём с нежностью. Возможно, он просто не хотел смотреть, как уничтожают ещë одну мать и убивают ещë одного ребëнка. Был отравлен собственной семьёй.

Ходили слухи, что Эймонд взял её в любовницы, что Алис имеет над ним какую-то тёмную власть. Сила, которой она обладала, была ничем иным, как собственными ошибками Эймонда, преследующими его. Он ничего не чувствовал к ней, не было сексуального влечения — но он хотел, чтобы оно было, потому что минута отдыха была крайне желанной.

Над Божьим Оком, когда Караксес спикировал на Вхагар, Эймонд не увидел Деймона над собой. Беловолосый мужчина в драконьих чëрных доспехах исчез как удар молнии.

Он почувствовал кратковременную боль, давление в голове, когда Тëмная Сестра пронзила его череп, но перед глазами Эймонд видел только маленького Люка, держащего окровавленный нож.

Эймонд улыбнулся, наконец освобожденный, когда они с Вхагар упали в воду под ними.

У него был ещё один шанс.

○ ○ ○

Эймонд проверил свой телефон и увидел сообщение от отца. Ему не нужно было напоминать, какой сегодня день. Годовщина смерти всё ещё была свежа в его памяти, даже спустя десять лет. В какой-то момент он навестил бы её могилу, купил цветы, которые был обязан купить, но это не вернуло бы его мать.

«Мёртвые не возвращаются» — подумал Эймонд с иронией. Ушедшая жизнь по-прежнему оставалась таковой. Он вышел из машины и, накинув белый халат, вошёл в музей. Проверил свой бейдж, кивнув охраннику у входа. Он работал здесь с тех пор, как выпустился из университета и закончил стажировку в Валирии.

— Rytsas, Вхагар, ^[1] — небрежно бросил Эймонд, проходя мимо выставленного черепа. Никто ничего не заподозрил, он, в конце концов, специализировался на валирийских артефактах. Нет, если он и был чем-то похож, то только цветом волос и родимым пятном.

Его собственные кости лежали под стеклом в главном выставочном зале, но Эймонд теперь редко вспоминал о них. В задних залах музея было бесчисленное множество останков тех, кто когда-то был его семьёй. Алисента Хайтауэр была в коробке, более полная, чем большинство других. Правая бедренная кость Рейниры была в ящике на втором этаже. Он был рад избавиться от сапфира, это было самым главным, из того что отчасти его волновало.

Единственное, что его беспокоило, находилось в дальнем конце комнаты. Оно гласило «Неизвестный Таргариен», но Эймонд знал, кто это был. В конце концов, это он нашёл его. Он всё ещё видел его падение. Запах крови на соли.

В его жизни были определённые моменты, которые в корне изменили то, кем он был.

Перед тем, как его мать умерла, она водила его совсем маленьким мальчиком в руины Замка. Он был очарован им, драконами, и мечтами, которые у него тогда были. Его родители не думали, что с ним что-то не так, даже когда Эймонд начал говорить что-то на языке, которого они не знали. Он был просто тихим мальчиком с богатым воображением, застенчивым и чувствительным. Не было ничего странного в создании фантастических миров для побега из реального. Эймонд не чувствовал, что он от чего-то убегает, когда входил в склеп Замка. Нет, это наоборот было похоже на возвращение домой. Он заметил кирпич в стене и вспомнил очень далёкое воспоминание.

Эйгон насмехался над ним, потому что у него не было дракона, но его игрушки были в центре всего самого нелепого. Большинство из них были уничтожены Эйгоном или его племянниками. Резной дракон, которого он взял с модели Валирии своего отца, был любимым драконом Эймонда, поэтому он спрятал его. Он спрятал его здесь, в стене, за расшатанным кирпичом. Он так и не вернулся за ним.

Только спустя почти тысячу лет он прошёл мимо.

Эймонд вытащил кирпич и с благоговением посмотрел на маленькую фигурку дракона в своей руке.

Всё было по-настоящему.

В то время о нём писали все местные газеты города, были сделаны фотографии его в склепе рядом с артефактом. Это помогло ему выглядеть Таргариеном благодаря газетам. Возможно, он был потомком, сказали они. Его спрашивали, откуда он знал, что нужно искать именно в том месте.

Он почувствовал, как на него снизошло новое спокойствие, уступающее только тому моменту, когда он заявил права на Вхагар.

Он знал, кто он.

○ ○ ○

Его первая девушка, с которой он встречался долгое время, разорвала отношения, когда ему было всего восемнадцать, бросив в него стакан, который разбился о стену, осколки от которого застряли в его руке. Ему нужно было наложить швы, но в тот момент он едва ли чувствовал боль.

— Ты чёртов психопат! Уродливый грёбаный Тарг! — кричала она на него, когда он не отреагировал так, как ей хотелось. Это не он швырялся вещами, и не она истекала кровью.

— Проваливай, — прошипел Эймонд, потащив её к выходу, и захлопнул за ней дверь.

○ ○ ○

Его бывший парень встал с кровати, взял полотенце, чтобы вытереть сперму и смазку, стекающие по его бёдрам, пока Эймонд смотрел.

— Эй, давай закончим это, ладно? — сказал он, не оборачиваясь к Эймонду, сидящему на кровати. У него были тёмные волосы. — Секс хорош, но на этом всё. Единственное, что тебя интересует — это твои камни и кости.

Он оглянулся на Эймонда. У него были голубые глаза, и Эймонд редко трахался с ним лицом к лицу.

— Не похоже, что тебе действительно нравлюсь я, не так ли?

Все они приходили к одному и тому же выводу. Он редко проводил время со своими партнёрами, только в моменты, чтобы найти разрядку. Он предпочитал работу, ему было легче проводить время в обеих своих жизнях, когда он был там. Отношения были сложными.

Они все ему нравились, но по-своему. Эймонд просто не знал, как наладить отношения, как быть хорошим парнем. Он не знал, как быть хорошим сыном для своего отца.

Но зато он знал прошлое.

○ ○ ○

Мир изменился за столько лет, никакой магии больше не было — большинство на самом деле не верило, что она когда-либо существовала. Драконов теперь считали ныне вымершим видом крупных рептилий. Чардрев больше не существовало. Старые Боги были мертвы. Семеро пока выдерживали испытание временем, но верующих оставалось всё меньше и меньше. Возникли ответвления, которые с течением веков становились всё более искусственными. Восставали и падали целые королевства.

Во время своей первой стажировки на раскопках части Драконьего камня Эймонд нашёл могилу. У него было подозрение, что она должна быть именно здесь, если она вообще где-либо была. Кости были сложены в потёртый от времени гроб Веларионов, не то чтобы кто-то ещё в мире знал, как они выглядят. Археологических свидетельств не сохранилось, но он знал. Эймонд видел их. Эймонд открыл его и увидел кости разбившегося молодого парня.

Эймонд протянул руку, чтобы провести пальцами вниз по черепу, вокруг глазницы.

— Племянник.

○ ○ ○

Молодой человек столкнулся с ним в коридоре перед основными экспонатами, когда он выходил из офиса. Эймонд не собирался его ловить, это был просто рефлекс. Он почувствовал, как пальцы впились в его руку, как парень напрягся. Звуки и ощущения музея вокруг них, казалось, исчезли, когда он встретился с ним взглядом. Как будто он слышал раскаты грома и дождь позади них.

У Эймонда были отличительные черты, всегда были. В его первой жизни это было признаком его права на рождение. Он был Таргариеном, никто не мог этого отрицать, даже без его дракона. В этой жизни быть Таргариеном было скорее проклятием. Его детство снова было полно насмешек и травли. Валирийские черты стали тем, чего следовало избегать. Фиолетовые глаза являлись редкостью, и распространённым суеверием после правления Таргариенов считалось, что они появились в результате кровосмешения. Независимо от генетических исследований и понимания того, как передавался цвет глаз, это оставалось распространенным слухом в народе.

У него же были карие глаза и почти чёрные волосы. Мягкое лицо, нос горбинкой. Ничто в нём не должно было выделяться, Эймонд видел миллион подростков с набором этих специфических черт.

Но это, несомненно, был Люцерис Веларион.

То, как изогнулись его брови в удивлении, шоке, замешательстве — он открыл рот так, будто не знал, что сказать.

Он выглядел испуганным.

Когда он побежал, Эймонд не последовал за ним. Он до сих пор видел его как в тот день, покидающего Штормовой Предел, в красном плаще, тёмном от дождевой воды.

Он узнал Эймонда, он был уверен. И снова Люк решил сбежать.

Эймонд поднял руку, чтобы коснуться своего родимого пятна, улыбаясь самому себе.

○ ○ ○

Он ждал возвращения Люка, но не ожидал найти его перед костями «Неизвестного Таргариена», которые раскопал Эймонд. Он разговаривал сам с собой — привычка, которую Эймонд помнил слишком хорошо.

Когда они снова посмотрели друг на друга, Эймонд заметил, как настроение изменилось. Ему бросали вызов.

— Дядя, — одними губами произнёс Люк.

Когда Эймонд пригласил Люцериса пройти в дальние помещения, он уже знал, каким будет ответ.

— Я… очень хотел бы, да, — сказал Люк, руки, по бокам сжав руки в кулаки.

Эймонду было интересно, что принесёт этот момент.