Василию Сигноеву рано пришлось потерять мать. Екатерина умерла, когда мальчику едва исполнилось три года. Смутно Василий помнил руки мамы, её голос и ослепительно белое платье. Помнил, как отказывался принять тот факт, что мама больше не вернётся, просто не хотел, не мог в это поверить.

За воспитание мальчика взялась мать Екатерины. Евдокия Афанасьевна была очень требовательна к внуку и стремилась воспитать из Василия «достойного человека и талантливого волшебника».

А отца у него не было. Василий не пытался выведать что-то у бабушки. В доме Евдокии Афанасьевны поднимать эту тему было запрещено.

Всё это Сигноев рассказал Эйлин в один из ноябрьских дней, когда с моря дул холодный ветер, а небо было затянуто густыми тучами. Они прогуливались по аллее за школой. Эйлин провожала задумчивым взглядом каждый лист, спадавший с осиротевших ветвей деревьев. Листья, в октябре приятно шуршавшие под ногами, теперь лежали влажным, тяжёлым ковром.

– Неужели ты ничего не пытался узнать о своём отце? – спросила она, когда они сели на скамейку.

– Бабушка запретила что-либо об этом спрашивать. Но прошлым летом я нашёл на чердаке одно из писем, которые мама писала ему. Вообще, бабушка их все сожгла, но, похоже, одно уцелело. Я написал по обратному адресу, предложил встретиться.

Эйлин взволнованно выдохнула.

– И что?

Ворона прыгала по земле и пыталась клювом поймать какого-то жучка. Василий помолчал, наблюдая за ней.

– Он сказал, что ему не нужен сын ведьмы. Сейчас у него есть нормальная семья и нормальные дети. А ещё потребовал, чтобы я больше не появлялся в его жизни.

– Это так ужасно! – воскликнула Эйлин.

Василий передёрнул плечами.

– Его можно понять. Он – магл, мама не сказала ему, что она волшебница, они поженились, родился я, а потом они расстались незадолго до...

Он оборвал свою речь и отвернулся. Эйлин поняла: незадолго до того, как Екатерины не стало. Она дотронулась до плеча Сигноева.

– Вась...

– Я в порядке, – поспешно сказал он и сделал вид, будто убирает что-то, попавшее в глаз.

– Это ужасно, – повторила Эйлин. – Он бросил твою маму только из-за того, что она волшебница. Неужели он её не любил?

– Видимо, происхождение для него важнее любви. Бабушка вообще была против их брака. Разве можно! Магл – и волшебница из древнего рода...

– Я думала, только в Британии существуют такие предрассудки.

Василий махнул рукой.

– Эта чушь везде есть.

– Моя фамилия тоже очень древняя, – сказала Эйлин, – но в нашей семье никогда не считали это чем-то исключительным и отличающим от других.

– Повезло, – улыбнулся Сигноев. – А вот моя бабушка очень трясётся над нашей родословной.

Эйлин не удержалась и хмыкнула.

– Она хорошая, – сказал Василий. – Просто для неё очень важны старые порядки. Понимаешь, она родилась в дворянской семье...

– Похоже, старые порядки для неё важнее, чем счастье дочери.

Сигноев вздохнул и отвернулся. Эйлин стало стыдно за свой выпад.

– Прости. Я не хотела.

– Ничего страшного, – он усмехнулся. – Я привык. До тебя, знаешь ли, никто особо не беспокоился о моих чувствах.

Эйлин удивилась. Неужели Сигноева тоже не любили в классе? Но он же такой общительный.

– Меня здесь не особо жалуют, – он словно прочитал её мысли. – Считают затычкой в каждой бочке. Пожалуй, я и правда слишком деятелен в своём стремлении сплотить коллектив. Да ты помнишь игру в фанты. Ты и сама мысленно назвала меня генератором дурацких идей.

– Нет!

– Да ладно тебе! По твоим глазам всё видно было, – он поднялся на ноги и стал прогуливаться возле скамейки, спрятав руки глубоко в карманы.

– Понимаешь, – сказал он, помолчав, – я считаю, что это очень важно. Ну, чтобы все были вместе, поддерживали друг друга. Дурмстранг – такое уникальное место! Здесь учатся волшебники со всего мира! Где ещё налаживать международные связи, если не здесь?

Эйлин вздохнула:

– Ну да. Попробуй, наладь их с Джейн и Каркаровым!

– Так в этом всё и дело. Если бы мы не замыкались в себе, не упивались своей гордостью, нам было бы намного проще общаться.

Эйлин вспомнила Хогвартс, где Слизерин обособился от всех. Если между тремя остальными факультетами были тёплые отношения, то от Слизерина старались держаться подальше.

– То есть, ты хочешь сказать, что, если вдруг случится конец света или что-то подобное, мы не сможем этому противостоять, потому что мы якобы недостаточно дружны?

Василий покачал головой.

– Не совсем. Если мы будем недостаточно дружны, это и будет конец света.

* * *

Сириус ждал отработки, как казни. Сердце замирало, стоило посмотреть на часы; на ужине он без энтузиазма поковырял вилкой в тарелке, так и не притронувшись к еде. Джеймс пытался отвлечь друга от тягостных мыслей, но все его попытки были тщетны.

Один раз Регулус попытался поговорить с Сириусом, но Джеймс довольно грубо бросил ему:

– Не лезь. Мало тебе было?

Ровно в восемь часов братья спустились в подземелье. Работали молча, если не считать момента, когда Сириус случайно залез пальцем в жевательную резинку, прилепленную к внутренней стороне столешницы, и с полчаса пытался от неё избавиться под злорадный смех Регулуса. Когда парты были очищены, а мальчики едва держались на ногах, профессор отпустил их, сопроводив напутственными словами о дружественных отношениях в общении друг с другом и напомнив прийти завтра в это же время.

На обратном пути Регулус споткнулся о развязавшиеся шнурки и упал. Сириус не остановился, чтобы помочь брату.

– Что только Эйлин в тебе нашла?

Сириус замер и недоумённо посмотрел на Регулуса. Тот справился со шнурками и выпрямился.

– Ты же ни на что не годен. Ты не знаешь цену нашей фамилии, водишься с кем попало. Почему Эйлин влюбилась в тебя? Почему она отправила открытку именно тебе? Я даже в квиддич стал играть, чтобы она обратила на меня внимание. А ты? Почему ты всегда впереди? Тебе всё достаётся легко. У тебя много друзей, девчонки за тобой бегают. Но ты же ничем не лучше меня. Ничем!

Сириус потрясённо слушал речь младшего брата. Он и представить себе не мог, что Регулус ему завидует. Чему завидовать? Тому, что в семье ему постоянно указывают на его никчёмность? Это ведь он, Регулус, – гордость семьи.

– Слушай, Регулус, – Сириус старался говорить спокойно, – я и сам не знаю, почему Велл влюбилась именно в меня. Может, я показался ей красивым, или она увидела во мне что-то...

– Что?! – выкрикнул Регулус. – Что в тебе можно увидеть? Твоё наплевательское отношение к традициям чистокровных семей? Твою дружбу с полукровками и...

– Дружбу с полукровками? – переспросил Сириус и усмехнулся. От появившейся было жалости к брату не осталось и следа. – А ты разве не знал, что твоя обожаемая Велл – тоже полукровка?

Регулус был ошарашен. Он не знал.

– Неправда, – слабо попытался он возразить. – Ты всё лжёшь! Веллы – древний и уважаемый род.

– Я лгу? – Сириус засмеялся. – Так спроси у неё сам.

Он сделал несколько шагов по коридору и снова обернулся.

– Слушай, а не потому ли ты увивался за ней, что Веллы – древний и уважаемый род?

Регулусу понадобилась доля секунды, чтобы осмыслить сказанное. Он бросился к Сириусу и схватил его за воротник мантии. Новая драка была готова вот-вот разразиться, если бы не прозвучавшее рядом:

– Опять?

Сириус оттолкнул от себя притихшего Регулуса. Лили стояла, уперев руки в бока и нахмурив брови.

– Вам было мало прошлого раза?

Регулус зло сверкнул глазами:

– Без тебя разберёмся. Иди, куда шла, грязнокровка!

– Как ты её назвал? – рыкнул Сириус и сделал движение в сторону слизеринца. Лили остановила его за руку.

– Оставь, – коротко бросила она и повернулась к Регулусу. – Если ты сейчас не уйдёшь к себе в гостиную, я сообщу о твоём поведении профессору Слизнорту. Я не шучу.

Регулус взглянул на неё исподлобья и удалился восвояси.

– Тебя это тоже касается, – сказала Лили Сириусу. – Скоро десять часов, а у тебя ещё незаконченное эссе по трансфигурации.

– Неначатое, – угрюмо поправил тот. – И как ты умудряешься всё помнить?

Лили улыбнулась. Они пошли по коридору.

– Из-за чего вы опять поцапались?

– Не важно, – буркнул Сириус. – По крайней мере, тебя это не касается.

– Вообще-то, касается, если это влияет на рейтинг нашего факультета. Ещё пара-тройка таких выходок, и Гриффиндор по очкам уйдёт в минус.

– Ой, прям тебя это волнует!

– Представь себе.

Какое-то время шли молча.

– Кажется, я слышала имя Эйлин Велл, когда подошла к вам, – осторожно начала Лили.

– Эванс, мне и так тошно. Хоть ты не начинай.

– Ты пробовал писать ей?

– Нет, – соврал Сириус.

А он пробовал. Несколько раз за лето садился перед листом пергамента и пытался написать Эйлин Велл письмо. Нет, не признание в любви – ещё чего не хватало! Просто хотел извиниться за своё поведение, ведь он прекрасно понимал, что Эйлин сбежала из Хогвартса из-за него. Но, с каких слов он ни начинал, ему не удавалось собрать в кучу свои мысли и перенести их на бумагу.

– Ты хоть попросил у неё прощения в прошлом году?

– Попросил, – снова соврал он. – Слушай, Эванс, что ты так переживаешь? Велл уже давно забыла меня. Учится себе в Дурмстранге, овладевает навыками тёмной магии.

– Ты думаешь, она изучает тёмные искусства? – брови Лили изящно приподнялись вверх.

– Естественно. Она же слизеринка! Да и всем известно, что Дурмстранг...

– А её отец – мракоборец.

– Ты откуда знаешь?

– Читай «Пророк», Блэк, – посоветовала Лили. – Год назад Джейсон Велл дал интервью, в котором обвинил Министерство в потакании влиятельным волшебникам, которые воротят, что хотят, а потом откупаются деньгами. Он даже назвал несколько конкретных фамилий. А, ещё он назвал их «мошенниками благородных кровей». Так что, полагаю, его сейчас не особо жалуют в знатных кругах. Кажется, даже угрожали, но это уже слухи.

Сириуса как обухом по голове ударило.

– Погоди, погоди, значит... Значит, она... Они уехали, потому что им угрожали?

– Я же говорю, это не точно.

– Если он так высказался, то вполне может быть... Эванс, а у тебя не сохранился тот выпуск?

– Ещё газеты я не складировала, – пожала она плечами. – Напиши ей и спроси.

Они подошли к портрету Полной дамы.

– Если так, то я не виноват в том, что она перевелась, – задумчиво протянул Сириус.

Лили косо на него посмотрела.

– Знаешь, Блэк... Не пиши ей. Велл лучше забыть идиота, в которого она была влюблена.

* * *

– Господин Велл, вы идёте пить чай?

– Нет, благодарю, – сквозь зубы процедил Джейсон, с трудом сдерживая раздражение.

Его подчинённые переглянулись, пожали плечами и скрылись за дверью. Джейсон остался в кабинете один. Окружающая обстановка давила на него со всех сторон. Его раздражали разбросанные на рабочих столах коллег бумаги, кружки со следами засохшего кофе, пыльные полки архивов и Проявитель врагов, который молодые маркоборцы приспособили под вешалку для мантий.

Он попытался сосредоточиться на чтении книги, которую одолжил у Нормы, но мысли всё время уходили не туда. От тоски хотелось выть. Бездействие для Джейсона было медленной пыткой. Он готов был прямо сейчас сорваться с места и вернуться в родную Англию и так бы и сделал, если бы не одно обстоятельство...

Не прошло ещё и недели с того момента, когда Луиза сообщила в своём письме, которое отправила лично сыну, о том, что не далее, как вчера, в их поместье приходил Абраксас Малфой, якобы с намерением обсудить с Джейсоном некоторые дела. Луиза холодно объяснила незваному гостю, что её сына на данный момент нет в стране и не будет ближайшие годы. Малфой со свойственной только ему нарочитой вежливостью, в которой крылась угроза, пояснил, что дело очень важное и не терпит отсрочки.

– Никаких дел мой сын с вашим семейством не имеет и иметь не может, – не выдержала Луиза. – Прекратите ходить вокруг да около и признайтесь, что вы пришли из-за того злосчастного интервью, в котором Джейсон сказал правду, не пришедшуюся по душе зажиточным волшебникам.

Малфой прищурился. Его улыбка мигом растаяла.

– Знаете, а так даже лучше, – проговорил он. – Приятно иметь дело с умными людьми, миссис Велл. Да, я действительно хочу видеть вашего сына именно из-за этого интервью. Видите ли, я был оскорблён столь неприкрытым презрением, которое выразил мистер Велл. Если каждый начнёт так относиться к уважаемым фамилиям, что же будет?

– Хорошо будет, – отрезала Луиза. – По крайней мере, люди станут оцениваться по заслугам, а не по происхождению.

Малфой покачал головой.

– Похоже, миссис Велл, наши взгляды на жизнь расходятся.

– Верно. И с моим сыном они у вас тоже не сойдутся, имейте ввиду.

Абраксас сдерживал себя изо всех сил, но Луиза заметила, как посерело его лицо.

– Итак, мистер Малфой, – произнесла она после продолжительной паузы, – вы можете отправляться к себе домой. Здесь вам делать нечего. Даже если бы Джейсон сейчас находился в стране, он не захотел бы с вами разговаривать.

– Напрасно вы так, миссис Велл, – тонкие губы Малфоя изобразили усмешку. – Всё же, ваша внучка, если не ошибаюсь, учится в Хогвартсе?

– Ошибаетесь, мистер Малфой, – в тон ему ответила Луиза. – Моя внучка учится в другой школе.

– Где? – быстро спросил Абраксас.

Она не ответила. Малфоя трясло от злости.

– Неприятно проигрывать, верно? – произнесла Луиза. – Особенно, если получать всё незаконным путём уже вошло в привычку.

– Вы ещё пожалеете, – бросил Абраксас через плечо, уходя, – о своей глупости. Всего хорошего.

– И вам того же, – кивнула Луиза.

Когда за гостем захлопнулась входная дверь, женщина вздохнула и опустилась в кресло.

В письме она несколько сгладила некоторые моменты, однако Джейсон всё равно был встревожен. Он уговаривал мать переехать к ним, но она наотрез отказалась покидать родной дом.

«Выходит, что именно там, где я нужен, меня нет, – удручённо думал он, – а здесь моё присутствие требуется, хотя пользы от меня, как... Вон от той пепельницы в виде головы дракона, в которую складывают фантики от конфет, больше пользы, чем от меня».

Осознание собственного бессилия против реальных проблем не хуже дементора вселяло тревогу и отчаяние, забирая последние надежды на то, что всё наладится.

«Если бы мы только остались в Англии, – вертелась навязчивая мысль, – я бы смог их защитить. Они были бы в безопасности, а я был бы полезен...»

Только надежда на то, что у Эйлин всё хорошо, удерживала Джейсона. Он утешал себя тем, что в Дурмстранге Эйлин может спокойно учиться, ничего не опасаясь.

«И всё же... Почему она так легко оставила Хогвартс?»

Услышь его мысли Луиза, она сказала бы: «Вспомни себя в её годы». О, Джейсон прекрасно помнил свой подростковый возраст, когда был уверен, что ему всё по плечу, и каждая неудача казалась трагедией! Помнил он и первую девчонку, от мимолётного взгляда и улыбки которой сердце колотилось, как бешеное, и свои замки из песка, которые он строил для этой девчонки, и, наконец, страдания, когда сердце разбилось вдребезги. Сейчас смешно вспоминать те терзания, но тогда это казалось таким значительным...

«Так неужели, первая любовь? – предположил Джейсон и, немного подумав, вынес вердикт: – Да, похоже, именно она».

Сердце Джейсона сжалось. Почему, ну, почему Эйлин ничего не рассказала? Она ведь раньше делилась своими проблемами и маленькими тайнами. Неужели что-то изменилось, и между ним и дочерью нет больше того безотчётного доверия?

Гнетущие мысли прервал громкий хлопок. На пороге кабинета возник высокий человек с седеющими волосами.

– Кажется, господин Ванчлок, мы договорились, что вы будете трансгрессировать перед дверью и стучаться, прежде чем войти, – холодно проговорил Джейсон. – И снимайте, пожалуйста, шляпу, находясь в помещении! Это дурной тон!

– Вы ведь хотели, господин Велл, чтобы вам дали настоящее дело, – Ванчлок пропустил замечания Джейсона мимо ушей. – Так вот, поздравляю! Дело появилось. Причём, довольно серьёзное.

– Что случилось? – спросила Леонтия, войдя в кабинет с чайником.

– Убийство, – равнодушно ответил Ванчлок.

Девушка ахнула и уронила чайник на пол.