Глава 14. Правду как ни прячь - наружу выйдет.

 

PovТимиэль

 

Гелосу и Селену уже по четырнадцать лет. По-хорошему, мне бы присутствовать на празднике в честь их дня рождения до самого конца, ведь с наступлением осени Гелоса придётся проводить в долгое плавание на три долгих года, а на роль будущего старшего супруга Селена и раньше приходили предложения, сейчас же их прибавилось в десятикратном размере. Не смотря на понимание этого, я всё же решил уйти раньше всех, ведь буквально пару часов назад я снова потерял ребёнка. С праздника ушёл тихо, предупредив лишь Диору с Мироном. Не хочу омрачать детям их день. Так же тихо Диора проводила меня до спальни и провела осмотр. Итог – неутешительный.

 

Нет ни сил, ни желания вставать с постели и хоть как-то двигаться. Уже даже не надеюсь на понимание со стороны Мирона. Я не могу выносить ему ещё хотя бы одного ребёнка. Чудо то, что Мирон до сих пор не развернул весь мой проект к самому началу или и вовсе не закрыл.

 

Все эти года Мирон пробует осеменить меня, изнуряя как физически, так и душевно. Я же просто устал терять то бесчисленное количество детей, которых мог бы родить. Ещё и кормить начал меня всякой дрянью, типа сырого сердца или непонятной не то жижи, не то блевотиной. Чем бы это ни было, на вкус одинаково тошнотворно. А он, уходя за этими "деликатесами", всегда тратит на дорогу от недели до месяца. А после всё по новой.

 

— Господин Тимиэль, вы не спите? — Тишину в спальне нарушает Пина. Он и по сей день остаётся под присмотром Гелоса и Селена. Встретившись с моими открытыми глазами, он делает неуверенный шаг внутрь комнаты. — Брат Алипий не смог сегодня прийти на праздник из-за окончания постройки и сдачи первой части Центра, но передал вам гостинцев и небольшой подарок. — В руках омеги две коробки, но в полутьме не рассмотрю, что именно. Да и открывать сейчас – не самое подходящее время.

 

Близнецы не поскупились, нарядили молодого атланта по последнему слову Атлантиды: от украшений до пошива бледно-голубого платья. Вижу, как этот зашуганный мальчик вырастает в прекрасного юношу. Он уже не так сильно стесняется увечья на своём лице, привык к платьям с открытыми плечами либо ключицами. Волосы ему помогают заплетать либо другая прислуга, либо сам Селен. Ему бы хорошую партию найти либо в центр отправить для спокойной жизни.

 

— Оставь всё на столе. Я днём посмотрю. — Сейчас даже встать не смогу. Нет ни сил, ни желания. До завтра всё подождёт.

 

— Вам полегчало? — Беспокоится Пина.

 

— Полегчало мне или нет, Мирон всё равно долго ждать не будет. — О том, что супруг может ещё и сорваться, разгромив всю спальню, как это было в прошлом году, предпочитаю умолчать.

 

— Может… может всё же вернётесь на праздник? Они заметили ваш уход. — Пине не нужно уточнять, кто эти "они". Понимаю, что это Гелос с Селеном.

 

— Не сегодня. Навещу их завтра и принесу свои извинения. — И пока Пина не сказал что-то ещё, гоню его. — Лучше сам вернись к ним. Обо мне не беспокойся. А им скажи, что уснул под действием снотворного.

 

Пина не перечит. Совершив поклон, удаляется из спальни, тихо пожелав мирной ночи. Оставшись в одиночестве, всё же позволяю себе всплакнуть. Совсем немного и тихо.

 

Мне нельзя расслабляться.

 

 

***

 

 

Мирон снова должен сегодня отправиться за "деликатесами", но в итоге проводы превращаются в неразбериху. А ведь мы с Мироном ещё только завтракать сели, даже не успели притронуться к еде, а дети так и вовсе ещё не спустились. Пина только-только закончил сервировать стол. Под предлогом "проводить своего господина", примерно треть гаремных омег, во главе с Элом, вместо прощальных речей и желания доброго плавания, подготовили явно иные речи. Их замыслы выдают их же лица, полные недовольства и некоего бесстрашия, уверенность в своей безнаказанности.

 

Первая часть Центра уже подготовлена для первых жителей, потому все омеги из гарема должны переехать туда для лучшей жизни. Каждый из них, как и я, уже давно потеряли юношескую красоту и лёгкость. Все они – омеги средних лет, от тридцати до сорока пяти. Эл, не смотря на свой возраст, единственный из всех пришедших выглядит моложе своих лет. И он так же единственный, чьё платье просвечивает тело. Если бы не длинный кардиган, какой носят все гаремные омеги, то и вовсе бы выставил своё тело напоказ всем присутствующим. Даже принюхиваться не нужно, чтобы понять – у некоторых из них течка на подходе. Совсем страх потеряли? А если бы их изнасиловали по пути сюда?

 

Моё беспокойство о них недолгое. Эл сначала с обидой смотрит в мою сторону, а после, с уже не то скорбью, не то печаль, переводит взгляд на Мирона. Его слова громкие, чёткие и полные уверенности в своей правоте:

 

— Тимиэль сам не рожает, и нам не даёт! Ограничивает вас в выборе тех, с кем проводить ночи! Смилуйтесь! Оставьте нас на Центральном острове и мы ещё пригодимся! Долой тиранию Тимиэля! — Кричит Эл громче всех, не высказывая хоть каплю уважения в мою сторону. Лишь презрение.

 

А после эти же фразы подхватывают и другие омеги. Привыкшие к беззаботной, праздной жизни, они не оценили мою идею, ведь в Центре придётся работать: кто в поле, кто лекарем, кто нянечкой для многодетных омег. Неужели моё решение переселить их из гарема, даровать им свободу, было неверным? Что я упустил из виду?

 

От их слов естественно пропадает аппетит. Укладываю столовые приборы, так и не успев толком ими воспользоваться. Я даже слов не нахожу на их речи, настолько опешил. Мирон же сразу действует, не проронив ни слова. Встав из-за стола, он стремительно направляется в сторону вмиг повеселевшего Эла. Секунда, и на всю столовую звучит пощёчина, которую я могу пропустить мимо ушей. Эл давно нарывался на оплеуху, ещё в мои первые годы жизни в Атлантиды, но никто, кроме Мирона, не имеет права трогать гаремных омег, пока их хозяин не даст иного приказа. Но после звучит звук ломающихся костей, который не получится проигнорировать, как бы сильно не хотелось. Из-за широкой спины Мирона мне не видно всего происходящего, но это не мешает слышать. Ещё до крика, пронзающего ушные перепонки, приходит осознание произошедшего.

 

Мирон в последние годы стал жестоким по отношению к тем, кто хочет как-то навредить мне или опозорить, но это первые тяжёлые травмы за последние года. Так и до убийства недалеко.

 

— Пина, встреть и уведи Селена с Гелосом обратно! — Первым дело беспокоюсь о детях. Мало ли Мирон и им решит навредить, или случайно заденет. Благо близнецы ещё не успели прийти.

 

— Д-да! — Второпях ответил Пина, выбегая из столовой до перекрытия выхода.

 

Пока я отдавал приказ, Мирон успел оцепить своими хвостами гаремных омег. Звуки ломающихся костей и рвущейся плоти долетает до ушей без какого-либо сопротивления, а стража и моя личная охрана ничего не делают для того, чтобы остановить своего старшего повелителя: кто-то просто стоит у двери, следя за тем, чтобы больше никто не вошёл и не вышел; кто-то отвернулся, пожелавши стать немым соучастником. Да и кровь, окрашивающая белоснежный пол со стенами, долетает даже до меня, находящимся всё ещё за обеденным столом. Нет времени выяснять, чья это кровь. Нужно остановить Мирона, пока он всех тут не прибил.

 

Отчего-то встать на ноги чрезвычайно тяжко, ноги то и дело подкашиваются. Обхватив супруга сзади, кое-как огибая острые хвосты, поглаживаю его напряжённое тело, куда придётся. Говорю ему о том, что со мной всё хорошо, что я в безопасности и ему больше не стоит марать свои руки. В последнее время только это и помогало успокоить его буйный нрав и не довести дело до драки. Но сейчас и ситуация иная. "Драка" уже произошла. И я не уверен, что разодранные омежьи тела, лежащие на полу, всё ещё можно спасти. Только Эл пока и подаёт хоть какие-то признаки жизни, отползая уцелевшей рукой подальше. Лишь когда он отползает на достаточное расстояние от всех остальных тел, подмечаю, как сильно повыпадали его внутренности, оставляя кашеподобный след, и что нижняя часть тела, от пупка и ниже, осталась где-то позади.

 

Ноги всё же перестают держать. В пятках просыпается старая боль, так и не прошедшая после отравления ядом, убившим почти всех Доротеев. На мокрый пол упасть не успеваю, один из хвостов Мирона, не перепачканный в чужой крови, подхватывает под ягодицы, тем самым служа мне опорой.

 

— Они это заслужили, Тимиэль. Никто не имеет права унижать тебя, и уж тем более стыдить! — Тут же разрывается в отчаянном крике Мирон.

 

— Заслужили. И уже понесли наказание. Больше не трать на них свои силы. — Лучше согласиться сейчас с ним. В последние три года Мирон и так злее бродячей собаки. Но он впервые убил кого-то при мне вот так по-зверски. Мог побить, свирепо стрельнуть взглядом. Но не это… — Лучше пойдём в купальню. Тебе скоро отплывать, а ты весь в их крови.

 

Сам страшусь тому, насколько спокоен мой голос, тогда как внутри всё перевернулось, а тело без остановки дрожит. Но это единственное, что мне сейчас по силам.

 

Мирон всё же прислушивается ко мне. Впрочем, наверное, таковым это сложно назвать. Просто они все мертвы. Даже Эл не поднимает головы и более не двигается. Пустые стеклянные глаза запечатлели агонию боли и страха, которая ещё не раз придёт ко мне кошмарным сном.

 

— Приберите эту грязь. — Отдав приказ, Мирон уносит меня прочь из столовой.

 

Идя к купальне, Мирон ничего не говорит. И я молчу, лишь сильнее жмусь в его руках. Отчего-то мне думается, что если сейчас его отпущу, то этот бешенный обязательно убьёт кого-нибудь ещё.

 

До самой купальни доходим быстро, либо я снова потерялся в своих мыслях.

 

— Пошли вон! — Мирон прогоняет прислугу, крикнув им наказ.

 

Оставшись с ним наедине, чувствую себя по-прежнему скверно. Когда Мирон их прогоняет, то это значит одно – он снова решил заполнить меня. Снова вспоминаю слова Фиалки… Лучше сейчас вообще ни о чём не думать!

 

— Разработай себя сам. Боюсь, сегодня я буду груб. — Тише говорит Мирон, чтобы слышал лишь я один.

 

В супружеской жизни с Мироном я понял несколько вещей. И одна из них – если он просит по-хорошему, лучше уступить. Дождавшись, пока Мирон разденет меня догола, принимаюсь исполнять его просьбу. Пусть мне и больно, внутренние стенки раздражены после вчерашнего выкидыша, я всё равно продолжаю массировать пальцами, проталкивать их глубже. На Мирона не смотрю, знаю, что не увижу сейчас ничего хорошего.

 

Мирон же, избавив от одежды и себя, возвращается ко мне. Первым делом он припадает к шее, оставляет на ней грубые засосы. Пальцами проходится по метке на моей шее, словно ищет её. Укус становится неожиданным. Тут же легонько бью его по голове, куда придётся.

 

— Всё хорошо. Я рядом. — Не смотря на то, что я пытаюсь его успокоить, он продолжает кусаться. — Не дикарься!

 

Мирон не раскрывает зубы до тех пор, пока я полностью не расслабляюсь в его хватке. Послушание, чтоб тебя!

 

— Не думай об их словах. Думай только обо мне и наших детях. — Слова, больше похожие на мольбу, чем на приказ.

 

— Именно это я и делаю, Мирон. Иначе уже давно бы ушёл от тебя. — Поздно понимаю, что последнее было лишним.

 

Резко выдернув мои пальцы, он сразу же заменяет их своим членом. Моментально выгибаюсь в спине, желая уйти от напора. Но Мирон быстро находит точку во мне, из-за которой голова пустеет, а телу становиться лучше. Боль от резкого проникновения потихоньку уходит на второй план. Мы уже столько раз спали, столько раз он брал меня, что мы уже не просто успели изучить повадки друг друга, но и понять, как принести друг другу больше удовольствия от процесса. Вот и Мирон, не жалея ни себя, ни меня, долбиться под определённым углом. Как и всегда, Мирон не забывает про мои шрамы на спине, покрывает их поцелуями. В отличие от паха, губы проходятся по коже куда мягче, легче, почти невесомо. Сами толчки эхом отдаются от стен купальни. Слишком быстрые, слишком напористые. Ноги подгибаются, потому и по большей части сейчас висну на руках Мирона, нежели чем стою на своих двоих. До ушей доносится не то рычание, не то мурлыканье. Это значит, что Мирон почти на пределе и скоро кончит.

 

Он утоляет не только свой голод, но и вызывает оргазмы моего тела, изученного им вдоль и поперёк. Расслабиться и получить удовольствие, пока его приносят, – единственное верное решение в данной ситуации.

 

 

***

 

 

Не было мне покоя ни в купальне, ни сейчас, когда корабль с Мироном на борту уже отплыл. Стою на ногах, преодолевая боль и дрожь. По внутренней части бедра небольшими каплями стекает сперма Мирона. Противно, хочу отмыться. При Мироне решил этого не делать. Кто знает, как бы он отнёсся к подобному с моей стороны.

 

— Так… что случилось утром? Пина отказывается рассказывать. — Первым не выдерживает Гелос.

 

Смотрю на близнецов, что уже выше меня ростом на пару сантиметров, и обдумываю, как же лучше им рассказать о случившемся. А стоит ли вообще рассказывать о подобном?

 

— Ваш отец защищал мою честь и достоинство. — Если это можно так назвать. Но этого уже не озвучиваю. Мирон должен быть хорошим отцом и любящим мужем в их глазах, если хочу, чтобы эти двое в будущем создали нормальные отношения со своими партнёрами.

 

— А я слышал, что Старший повелитель даже кого-то убил, да не одного. — Не ожидаю услышать голос Алипия. Повернув голову назад, я и правда вижу его собственной персоной.

 

— Алипий, не нужно в это встревать. Это должно остаться только между мной и Мироном. — Хоть я и за многое ему благодарен, ему всё же не стоит вмешиваться в нашу семью.

 

— Вижу, вы ещё не открывали мой подарок? — Спрашивает Алипий, осмотрев мою голову.

 

— Вчера моё самочувствие оставляло желать лучшего. Руки не дошли. Приношу свои извинения.

 

— Не стоит. Это даже к лучшему, если откроете вы один, без посторонних или при Мироне. — Говорит уже на моём языке Алипий.

 

— О чём речь? — Синхронно спрашивают близнецы.

 

— О благой вести, мои юные господа. — Уже на языке атлантов проговаривает Алипий.

 

— Как там центр? — Перевожу тему.

 

— Дома подготовлены! Лекари начинают свою работу с сегодняшнего дня. Так же я распорядился о том, чтобы выбрали лекарей омег для преподавания тем, кто из прибывших в этом заинтересуется.

 

— Благодарю за проделанную работу.

 

— Рад стараться.

 

— Папенька, пойдём. На тебе совсем лица нет. — Беспокоиться Селен. Подхватив под руку, он мягко подталкивает в сторону пирамиды. Слушаюсь его, позволяю вести.

 

— Это просто усталость, милый. Ничего необычного или смертельного.

 

— Обязательно откройте мой подарок. Я буду ждать. — В след кричит Алипий на моём языке.

 

Понятия не имею что там такого, что Алипий весь, как на иголках. Ещё и такая скрытность, что перестаёт говорить на языке атлантов. Интерес всё же берёт вверх.

 

С детьми и Пиной проходим сразу в мою спальню. Не сажусь на постель, продолжаю стоять у столика, куда Пина положил вчера подарки. Признаться честно, только сейчас обращаю на них внимание. Яблоки уже не становятся чем-то удивительным за столько то лет. Одна коробка плотно закрыта, тогда как другая – стеклянная. Это украшения, набор состоит из цепочки и серёжек, выполненные в виде лиловых висящих цветов. К украшениям даже не притрагиваюсь. Руки тяну к закрытой коробке.

 

Открыв, я вижу то, что и не думал больше узреть. Внизу коробки большая ветвь дерева, с такими же висящими цветками. Поверх лежит записка, написанная на моём родном языке.

 

 

"В свои последние дни на Лиле я искал источник силы тех, кто начал охоту на атлантов. И я добился успеха не только в этом, но и в том, чтобы вырастить похожее здесь, в Атлантиде. Люди Лиля именно этим цветком травили атлантов. Сделав из его лепестков ядовитый порошок, вы навсегда освободитесь от Мирона в одно мгновение. Я же вас поддержу.

 

И не беспокойтесь, цветы ядовиты только при попадании внутрь.

 

Ваш верный слуга, Алипий Герасим Ириней"

 

 

— Что тут написано? — Синхронно интересуются близнецы.

 

— Кое-что на моём родном языке. — Отвечаю растерянно и без конкретики. Я не знаю, как отреагируют на это мои дети. Да и Мирона я не собирался травить, как бы сильно не презирал и ненавидел его за содеянное в прошлом.

 

— Ну так что там написано? — Более требовательно спрашивает Гелос. И в кого он такой нетерпеливый?

 

— Пина, тебе известно сколько таких деревьев растёт у твоего старшего брата? — Игнорирую вопрос Гелоса, спешно рву записку и закрываю коробку. Хоть Алипий и написал о его безвредности, на деле проверять не хочу.

 

— Простите… — Тут же извиняется Пина с поклоном головы.

 

— Ха… Не извиняйся. Ты ведь просто передал.

 

Всё же решаюсь посмотреть на украшения. И не зря. Тут тоже лежит записка, всё так же на моём родном языке.

 

 

"Лепестки залиты слоем смолы, оттого и безвредны как для их носителя, так и для окружающих. Мне будет лестно знать, что вы носите то, что сделано моими руками.

 

Ваш верный слуга, Алипий Герасим Ириней"

 

 

Невольно ассоциирую это с тем, как Мирон одаривал меня украшениями на сорванной свадьбе с Юнгином. Тот тоже желал, чтобы я носил то, что сделал он сам. И по сей день Мирон продолжает это делать. Тогда я был неопытным, ничего не знающим юнцом, дав своё согласие. Теперь же я не могу допустить одну ошибку дважды. Если у меня нет намерений принимать предложение Алипия, то должен ответить ему отказом и вернуть всё то, что он подарил. И если украшения я готов хоть сейчас отдать их создателю, то от ветки не готов отказаться вот так просто. Алипий дал ясно понять, что готов убить Мирона. Ещё и таким трусливым способом.

 

Алипий… Чего же ты добиваешься?

 

— Мне нужно отдохнуть. Покиньте мою спальню.

 

— Может, позвать Диору?

 

— Да, позови. И пусть сразу возьмёт что-нибудь от головной боли. — Пользуюсь беспокойством детей о себе. Но это единственное, что заставляет их покинуть мою спальню.

 

— Господин Тимиэль… — тихо зовёт Пина, но больше ничего не говорит. Хранит молчание, словно боится потревожить лишний раз, сказать что-то не то, неуместное.

 

— Говори. — Простой приказ. Я боюсь спугнуть его мысли, его слова.

 

— Это… — Он вроде начал, но стоит ему посмотреть мне в глаза, как тут же пугается и опускает голову, пряча заслезившийся глаз. Вчера ночью он был куда сговорчивее.

 

— Я не буду тебя наказывать, если беспокоишься об этом. Ты ведь просто передал посылку от брата, ничего не знал. И Мирону пока ничего не сообщу. Он и без этого весь на нервах.

 

— Нет, я не об этом… Я… П-простите мою вольность! — Схватив со стола коробку с яблоками, Пина спешит к выходу из моей спальни, словно пойманный вор на месте преступления. — П-пока не родите, никаких яблок! Ничего не берите от Алипия!

 

— А? Что это было? — Пина убегает настолько быстро, что даже понять толком ничего не успеваю.

 

И эта его фраза… Неужели… в яблоках что-то было? Сорвавшись с места, быстрым шагом иду к двери, но утро в купальне даёт о себе знать. Шаг моментально сбавляю.

 

— Пина! — Окрикиваю его, но юнца и след уже простыл.

 

Догнать уже не успею, ноги уже не те, что в молодости, да и Мирон не был сегодня нежным от начала и до конца. Внизу всё ещё отдаётся болью и дискомфортом. Сперма снова вытекает, как бы сильно я не сжимался.

 

— Ты чем так сильно мальчика напугал? — В конце коридора торопливо идёт пожилая Диора в сопровождении близнецов.

 

— Это пока только догадка, но в яблоках Алипия что-то было. Пина их схватил и убежал. — Тут же торопливо рассказываю Диоре.

 

— Я догоню его! Селен, присмотри за папенькой. — Произносит Гелос, прежде чем убежать.

 

— Возвращайся в спальню, Тимиэль. Тебе следует принять лекарство. — Тут же просит Диора, заталкивая обратно в спальню. Послушно возвращаюсь обратно.

 

— На него нет времени. Лучше посмотрите на это. — Уже хотел было открыть коробку, но вовремя вспоминаю про своего ребёнка. — Селен, отойди подальше.

 

— Но почему?

 

— Те цветы на ветке ядовиты для атлантов. Не хочу рисковать тобой.

 

— Это то, из-за чего ты тогда так долго спал? — Тут же догадывается Селен.

 

— Да.

 

— Тогда и тебе нельзя. — Обвив меня тремя хвостами и руками, Селен отводит и меня в сторонку. — Пусть Диора сама смотрит. Она – человек, ей точно ничего не будет.

 

— Не беспокойся, Тимиэль, я и сама гляну. Это? — С лёгкой усмешкой и умилением, спрашивает Диора, продолжая смотреть на нас.

 

— Верно.

 

Открыв коробку, она замолкает. Усмешка переходит в удивление. Руками трогать не спешит. Прикрыв коробку крышкой, Диора поняла, что именно лежит перед ней.

 

— И кто тебе это прислал? — Диора первая нарушает молчание.

 

— Алипий. — Простой ответ.

 

— И когда он успел вырастить нечто столь смертоносное для атлантов у них же под боком?

 

— В записке было указано, что привёз с Лиля.

 

— Опять Лиль… Не в обиду тебе будет сказано, но лильцы уже успели столько бед принести в Атлантиду.

 

— Мирон сам виноват. — Всё же обижаюсь. Лильцы невиноваты в том, что им приходится защищаться.

 

— Не буду спорить, он не без вины. Что планируешь делать с этим?

 

— Можешь понять, как его вырастить?

 

— Смотря для каких целей.

 

— Ты тогда не успела создать противоядие. Но если у тебя будет целый сад из этих деревьев, то о времени и количестве можно не беспокоиться.

 

— Верно… — Диора соглашается. Я оказался прав, когда надавил именно на эту тему. — Попробую найти семена. Схожу только за инструментами.

 

— А это не будет опасно для папеньки? — Единственное, о чём беспокоиться Селен.

 

— Если не будет снова делать из него чай или не придумает что-то новое, то всё обойдётся. — Тут же язвит Диора, напоминая мне о моей же глупости, по её мнению.

 

— Я привёл его. — В дверях появляется Гелос. В его хвостах висит, надеюсь, что не вырубленный, Пина. В руках же та самая коробка с яблоками. — Диора, проверь яблоки. Каждое из них. И Пину тоже. Он успел съесть одно.

 

— Съел? Но если там яд, то Пина, ты ведь тоже мог отравиться! — Всё так же беспокоится Селен.

 

— Н-не яд…

 

— Тогда что там? — Спрашиваю уже я, стараясь говорить мягко, без давления со своей стороны. Но в ответ молчание.

 

— Говори, Пина. — Требовательно просит Гелос, напоминая своим поведением и голосом Мирона.

 

— Ч-ч-ч-чтобы… не было… — Мальчишка совсем напуган, походя на себя прежнего, когда только-только начал жить здесь. Начав говорить, он снова замолкает, прикусив нижнюю губу.

 

— Не было чего?

 

— Б-беременности… — Совсем тихо отвечает Пина, прежде чем начать громко извиняться. — П-простите! — Мальчишка и без того висел головой вниз, а тут ещё и извиняясь, хотел было опустить голову. Вместо этого, он всё так же висит, но руки его сжаты в замок и подняты к голове.

 

До меня же только сейчас доходит то, что я терял плод каждый раз лишь по прихоти Алипия. Но для чего ему это? Что принесут ему мои мучения?

 

В одно мгновение становится трудно дышать. Перед глазами понемногу темнеет, тогда как сама голова кружится с такой силой, что точно не устою на своих ногах. Схватившись за Селена, стараюсь устоять. Голоса детей слышу, словно издалека. Пол неожиданно близко к моему лицу, но боли от падения не чувствую, только крепкую хватку хвостов и рук. Учащённое сердцебиение эхом отражается в моей голове, стуча прямо по вискам.

 

Терпеть это – выше моих сил.

 

 

PovГелос

 

Папа снова уснул непробудным сном. Сколько бы дней не прошло, как бы сильно мы его не будили, он всё не просыпается. Селен вообще не отходит от постели родителя, а я отлучаюсь. Без отца все дела должны были лечь на папеньку с советом, но когда и он слёг, его место занимаю я. А дел много, особенно в отсутствии Алипия, который выполнял большую часть обязанностей. Отец уже начинал обучать меня, как обходиться с документами, объяснял основы, но опыта в управлении целой страной – у меня нет, поэтому стараюсь хотя бы не сделать хуже к его прибытию. А приплыть он должен скоро. Весть о том, что случилось, уже дошла до него, и мы получили ответ о его возвращении.

 

Нам нужно просто дождаться отца.

 

— Алипия поймали? — Спрашиваю сразу же, стоит одноглазому альфе зайти в кабинет отца.

 

Он не скрывает свои шрамы на руках и голове, только пустую глазницу. Откуда у него такие ранения – мне не известно. Я знаю лишь только то, что он старается не попадаться папе на глаза лишний раз, а если такое и случается, то всегда низко опускает свою голову, чтобы не было видно лица. Сам мужчина был мне учителем в детстве не только в маскировке, но и в уроках ведения боя. Теперь же он вполне послушно выполняет мои приказы, какими бы они не были.

 

— Ещё нет. Его нигде не могут найти.

 

— В том месте искали?

 

— Да. Там есть та хижина, но внутри давно никого не было. Всё покрыто пылью и паутиной.

 

Ещё когда Доротеи похищали меня с Селеном, Алипий пробовал увести нас одним тайным путём. Увы, тогда нас поймали. Меня с Селеном не тронули, а паршивцу пару костей сломали. Видимо, после этого или ещё раньше, он успел подготовить другие варианты побега в случае неудачи. Знать бы ещё, где именно искать. У парня треть Атлантиды в собственности после уничтожения рода Доротей, и каждый его дом успели обойти.

 

— Разрешаю убить его без разбирательств сразу же, как только найдёте. — Не щадить предателей – это то, чему я научился у родителей сам, наблюдая за ними.

 

— Будет исполнено.

 

Альфа покидает меня. Оставшись наедине, снова забиваю голову мыслями, всеми подряд. Я не знаю ни где прячется Алипий, ни как разбудить родителя. В прошлый раз нам повезло. Тот юноша из моря помог нам. Может ли он и в этот раз помочь? Наверное, мог бы, да только где его искать?

 

Пришедшая в голову идея дурная, максимально до ужаса, но я в отчаянии и не знаю, что ещё могу сделать. Выпрыгнув из окна, приземляюсь поближе к берегу. Увидь папенька такие мои прыжки, то точно бы принялся причитать и отчитывать, больше от беспокойства за мою сохранность, нежели чем от злости.

 

Вода, согретая летним солнцем, приятна для освободившихся от обуви ног и расслабляет. Я и не замечал до этого, насколько сильно напряжено моё тело. А может, это говорит об усталости за недельную работу без перерывов? Помню, что отец садился на колени, поэтому и я тоже сажусь. Мокро, песок так и лезет под одежду, но я терпеливо жду.

 

Правда, жду немного, терпением никогда не отличался.

 

— Мой папа снова уснул. Ты тогда помог. Может… поможешь и в этот раз? — В ответ тишина. Только волны прибоя да ветер. — Можешь просить всё, что угодно: золото, драгоценности, ткани или еду. Я постараюсь тебе это дать. Что бы ни попросил, не обделю.

 

И снова в ответ ничего.

 

 

 

Сижу так до захода солнца, продолжая терпеливо ждать. Впервые на своей памяти. Но увы, чуда не происходит. И чем я только занимаюсь? Ополаскиваю лицо солёной водой, в ней же пряча накопившиеся слезинки. Чувствую себя дураком. Встаю, отряхивая от себя мокрый песок. И краем глаза подмечаю тёмную макушку, выплывающую из воды. Аккуратное лицо, словно время и не трогало его, по-прежнему молодое. Только выглядит парень уставшим, вымотанным и немного похудевшим, в отличие от первой встречи.

 

— Прежде чем просить, ты должен дать, а не просто предлагать. Не слушал наставления Тимиэля, прежде чем идти ко мне? — Неожиданно слышу ворчливый голос. Неужели он всё это время прятался под водой и тоже ждал?

 

Подождите! Должен что-то сперва дать? Боясь спугнуть морского жителя, наспех снимаю с себя золотые браслеты-нарукавники и протягиваю их юноше. Он же не спешит брать предложенное, но ко мне всё же подплывает поближе настолько, что теперь и сам стоит передо мной. Вода ему почти по пояс, но я успею дотянуться до него хвостами, в случае, если он снова захочет сбежать. Единственное, что делаю в этот раз иначе - стараюсь не смотреть на его полунагое тело, к которому плотно прилипла единственная полупрозрачная тряпка.

 

— Если нужно больше, я принесу. Только скажи. — Мне абсолютно всё равно, как много он попросит для себя взамен на спасение родителя.

 

— Не нужно золота, им сыт не будешь. — Он отказывается, смотря на меня с неким презрением, сощурив глаза.

 

— Тогда каково твоё требование?

 

— Пусть охота, устроенная твоим отцом на мой народ и мне подобных, прекратиться. Нас и раньше было немного, а теперь ещё меньше! — Гневно почти кричит морской житель.

 

— Охоту? — Я лишь мельком слышал от служанок, что "деликатесы", привезённые отцом, явно не от простых животных. Но чтобы это было от тех, кого люди зовут божествами! Такого от отца я не ожидал.

 

— Только не говори, что не знал.

 

— Разве отец привозит не лекарство для папы? Ни о какой охоте и речи не шло в его разговорах. — Не хочу говорить, что не знал. Я даже не догадывался, слепо верю словам родителя.

 

— Лекарство? — Кажется, я рассердил того единственного, кто может помочь папе. Поджав губы и сведя брови вместе, он набирает побольше воздуха в лёгкие, прежде чем начать кричать. — Это теперь так называется выпотрошение других рас? Твой отец ещё в юные годы убил моего дядю и забрал у того жениха, Тимиэля, прямо со свадьбы! Убил его лучших воинов! А теперь вырывает моим сородичам органы, чтобы скормить их Тимиэлю и продлить ему жизнь! Хорошее такое лекарство. Ничего не скажешь! — Понимаю, что последнее – это сарказм.

 

— Стой. Я ничего не понимаю из твоих речей. — Как-то потерял я линию сути, пока юноша гневно сокрушается на отца, обвиняя его.

 

— А что непонятного? Я и сам в прошлый раз дал ему выпить крови дяди, сохранившейся в его сердце. Если бы не сделал этого, то и этот изверг ни о чём бы не догадался!

 

— А твоя кровь поможет? — Часть ответа я уже получил. Осталось получить ответ на этот вопрос, ведь сейчас не подмечаю ничего, что напоминало бы то сердце.

 

— Что? — Думаю, он поздно понял, что проболтался. Я иду к нему навстречу, а он делает в два раза больше назад. И пока он снова не удрал, ловлю его хвостами, оплетая сначала стопы ног под водой, а после и всё тело. От резкого разворота назад, юноша почти падает, плюхаясь в воду, но я держу крепко, притягивая к себе. В итоге, мне удаётся закинуть его к себе на плечо, прижав его руки к собственному телу. Ноги приходится скрутить отдельно, чтобы не пинался. Он выше меня, почти на целую голову, так что нужно постараться, чтобы удержать. — Эй, ты чего это задумал? Пусти! Кому говорю, отпусти!

 

— Сначала вылечим моего папу, потом выслушаю тебя и отблагодарю. А пока полежи спокойно. — Я должен спешить к папе. У меня нет времени на чужие капризы.

 

— Куда понёс? Поставь на место! Туда, откуда взял! — Кричит омега мне прямо в правое ухо.

 

Благо хвостам, до спальни добираюсь быстро. Селен всё так же у постели родителя, уже все глаза проплакал. Но, увидев меня с ругающимся юношей, соскакивает с кресла. Зелёный платок с расшитыми золотыми цветами почти падает с его плеч, открывая взор на бледно-зелёное домашнее платье.

 

— Кто это? — Тут же спрашивает Селен, смотря на незнакомца.

 

— Тот, кто в прошлый раз вылечил папу. — Вижу, что он снова хочет возразить и поспорить, но я договариваю свою фразу быстрее. — И сейчас вылечит, коль хочет, чтобы я уговорил отца пойти на уступки.

 

— Наглец! Каков наглец! Что Мирон, что ты! Одной грязной крови! — Он только не плюётся ядом, желая задеть меня словами побольнее. Но отец-то для меня хороший, я не понимаю смысла его оскорблений, не принимаю близко к сердцу.

 

— Пусть так. Сейчас папа – важнее. — Отвечаю спокойно, хотя нервы уже на пределе. Поставив чужака на ноги, демонстрирую ему родителя, в каком он состоянии. Только руки за его спиной удерживаю, чтобы он не удрал.

 

— Что с ним случилось? Он что, снова яда напился? — Юноша всё же обращает внимание на нашего родителя.

 

— Скорее, наелся. — Отвечает Селен. — Диора, наш придворный лекарь, пока изучает, что именно было подложено. Всё, что нам известно, так это то, что яд сводил к минимуму шансы на беременность. Когда папенька узнал, то упал без чувств. Так глаза и не открывал.

 

— Ну что за дурак. — Снова ругается морской житель. Только в этот раз на папу, смотря на него не то с разочарованием, не то как на предателя.

 

— Не смей оскорблять его! — Шиплю, сжимая пальцы на его руках.

 

— Не то что? — Повернув ко мне голову, продолжает язвить омега. — Выпотрошишь мне органы, как это делает твой отец? Или принудишь к браку, убив при этом жениха на собственной свадьбе и половину жителей родного острова? А? — Понимаю, что это всё ещё камень претензий в моего отца, но не припомню, чтобы он творил хоть что-то из выше перечисленного. — Что? Что ты на меня так смотришь? Отец ваш что, не хвастался тем, как Тимиэля с Лиля забрал? Как опорочил его, змеюка проклятая! Или как убил не только его любимого, но и членов семьи? — Первый пинок в живот пропускаю, но второй ловлю хвостами. Прыгая на одной ноге, парень пытается вырваться, пусть и безрезультатно. — Тоже поплывёшь убивать моих родных?

 

— О чём вы говорите? — Всё ещё не понимает Селен.

 

Я же, кажется, начинаю догадываться. У родителей не всё так просто в отношениях, так было всегда. Но отец всегда хорошо относился к папе, продолжает это делать и сейчас, балует и защищает. Я не должен слепо верить незнакомцу. Кто знает, может он просто так желает позлить меня, настроить против своего родителя.

 

— Братец, я наверное ошибся. Этот только непонятную белиберду городить и может. Ни капли сочувствия или же помощи. — Я уже понял, что чем выше берут его эмоции, тем больше он говорит. Но не могу не съязвить в ответ.

 

— Помогать тому, чей отец медленно, но верно уничтожает твой род? Не слишком ли много ты просишь, наглец малолетний? — Так и не выбравшись из моей хватки, он всё же решается пнуть свободной ногой. Ожидая от него удар, перехватываю и эту ногу. Теперь он висит над полом и сыплет ругательствами в мой адрес на причудливом акценте.

 

— Гелос, я совсем запутался. О чём он говорит? — Продолжает беспокоиться Селен.

 

Пока отец не вернулся, я должен оставаться верным своим родителям, своему роду. И рождать сомнения в брате не желаю. А вот папе помочь проснуться не просто должен, но и обязан.

 

— Селен, открой папе рот пошире. — Прошу близнеца, но встречаю лишь непонимание в его глазах.

 

— Что? Что ты делаешь? — Пока они оба в замешательстве, я режу своим хвостом ровно по руке морского жителя. Из неглубокой ранки сочится кровь, не заставляя себя ждать. Омега тут же начинает прятать крик, скрепив зубы. Подношу поближе к папе, но Селен как стоял на месте, так и стоит, посильнее вцепившись в платок. Чужак же начинает ругаться, словно других слов больше не знает. — Подлая змеюка! Такой же, как твой проклятый отец! Ни стыда, ни совести, ни чувства морали!

 

— Либо помогай, либо позови Диору! — Никому неизвестно, когда папа может сделать последний вздох, а потому мы должны торопиться.

 

— Я… — Селен слишком долго думает. У нас каждая секунда на счету!

 

— Ты хочешь, чтобы папа проснулся? — Селен положительно кивает головой. — Тогда либо помоги мне, либо зови Диору.

 

Недолго думая, всё же собравшись с духом, Селен решает раскрыть рот папы. Придерживая ещё и его язык, Селен удерживает всё своими тонкими пальчиками. Я же, успев собрать часть крови в своих хвостах, понемногу вливаю в рот папы.

 

— Как много нужно? — Снова беспокоится Селен, смотря то на папу, то на рану незнакомца.

 

Я же жду, пока бледное лицо папы не зарозовеет. Лишь после этого зажимаю рану рукой. Водный житель уже ничего не говорит, молча терпит.

 

— Думаю, пока на этом остановимся.

 

Продолжая удерживать омегу, наблюдаю за папой. Сначала на всю спальню слышен тяжёлый и глубокий вдох, за ним выдох. Ресницы дёргаются, прежде чем подняться и открыть веки. Серо-голубые глаза неуверенно, словно в тумане, разглядывают пространство вокруг. Как и в прошлый раз, часть волос родителя стремительно бледнеют, ровно зеркально друг от друга. Теперь половина его головы покрыта седыми волосами.

 

— Папенька! — Тут же кидается Селен на родителя, обнимая того в районе груди. Папа на это лишь что-то хрипит, пытается поднять руки для ответных объятий, но он пока слаб, потому и получается не очень удачно, неуклюже и неуверенно.

 

— Ему нужно попить воды.

 

Несмотря на мои слова, Селен не отлипает от родителя. Приходится делать это самому. Голова папы послушно поднимается, он сам отпивает пару глотков, а после давит затылком назад, тем самым давая знать – ему достаточно. И он снова закрывает глаза. В этот раз не боимся за него, ведь дыхание родителя ровное, спокойное. Лицо не бледнеет, и тело уже не такое холодное. Согревается под одеялами и Селеном.

 

— Теперь-то отпустишь, изверг несчастный? — Всё же подаёт голос спаситель нашего папы.

 

— Пока нет.

 

— Что значит "нет"? Тимиэль проснулся! Я тебе больше ни к чему! — С новой волной возмущения сокрушается парень.

 

— Я ещё не выполнил часть своего уговора. А чтобы я это сделал, следует дождаться отца. И ты будешь ждать с нами. — Не могу просто так отпустить его не только по этой причине.

 

Что, если папе снова потребуется его кровь? А если он не выплывет в следующий раз, скрывшись в морских глубинах? Где нам его искать, если он намеренно начнёт прятаться после такого отношения к нему? Что нам тогда делать?

 

Я должен удержать его рядом.

 

— Не буду я ждать с вами! Не хватало мне ещё того, чтобы звали не просто предателем, а… — Он резко замолкает. Сначала бросает на меня взгляд, а после решает не продолжать ту брошенную в гневе фразу. — Аргх, забудь. Просто отпусти меня по-хорошему!

 

— Нужно залечить твою рану. — Тяну юношу за собой, ведь он просто так не следует за мной. — Пошли к Диоре. Заодно потом отправлю её к папе.

 

— Нечего беспокоиться, когда сам же рану и нанёс!

 

— Это было необходимо. — О том, что он мог просто согласиться и не убегать – умалчиваю. Он и без этого громкий.

 

— Все вы, змеюки подлые, оправдания находите своим бесчинствам!

 

— Кстати о бесчинствах. Я бы хотел, чтобы ты прекратил наговаривать на отца. Они с папой – истинные, их пару никто не может оспорить. Поэтому то, что ты сказал ранее… Такого точно не могло произойти с ними.

 

— Наговаривать? Это я тут наговариваю? Да ты хоть раз был на родине Тимиэля, на Лиле, чтобы сметь так нагло разговаривать со мной? Истинные или нет, думаешь, это помешало твоему отцу бесчинствовать на Лиле?

 

— Тогда расскажешь, что же там такого случилось? — Видя, как он набирает побольше воздуха, и помня, какой крик за этим следует, прерываю его очередную гневную триаду. — Только нормально! Без крика и визга. Иначе ничего не понятно из твоей какофонии звуков.

 

— Вот теперь специально больше ни словом не обмолвлюсь! Пусть сам Тимиэль рассказывает. — Чтож, он действительно стал говорить тише. Только совсем не то, что я желал услышать.

 

— Что за крики вы устроили у моего кабинета? — Мы почти доходим до кабинета Диоры, когда старушка выходит к нам на встречу. Пусть она и стара, но зрение у неё отменное, издалека она уже видит, что иду не один. — Юный господин, что это за гость рядом с вами?

 

— Гость? Так значит в Атлантиде нормально резать гостей и лакомиться их кровью? Ну и нравы! — Всё же не удерживается парниша от сарказма и колкой речи.

 

— Это… — А ведь он представлялся, ещё в первую встречу. — Если правильно запомнил с прошлой встречи, то имя его – Рода. Посмотришь его рану?

 

— Так что там за "лакомиться кровью". — С неким сомнением переспрашивает Диора. — За столь долгую жизнь в Атлантиде впервые слышу о подобной культурной особенности.

 

— Мы папу разбудили так же, как он это сделал в прошлый раз. — Отвечаю прямо, без утайки.

 

— Тимиэль проснулся?

 

— Да. Но пока снова спит. Уже нормально спит. Осмотри его, как закончишь с его раной.

 

— С таким пустяком и мой сын управится. А я побежала к Тимиэлю. — Так толком ничего и не сделав, даже не взгляну на рану, Диора принялась складывать в небольшую сумку всё, что только может ей сейчас пригодиться.

 

— Так ты не шутил и не издевался, когда говорил про лечение раны? — Неспокойно спрашивает морской житель, поёживаясь. В его глазах – недоумение и неверие происходящему. И оно не прекращается, пока Леоний не приступает к ране.

 

— Почему я должен так поступать? — А я не понимаю, почему он решил, что я не отблагодарю его за жертву? — Пусть и насильно, но ты помог моему родителю. Я должен ответить тебе такой же благодарностью.

 

— Ну, знаешь… Атланты прилюдно отрубали головы людям Лиля и моим сородичам, а после демонстрировали их трупы оставшимся выжившим, воткнув в них глазницы неизвестные мне цветы. Саму трагедию не видел, да и из наших альф тогда никто не вернулся. Уже после, когда всё закончилось, видел, как омеги хоронили своих альф и наших. Точнее то, что от них осталось. Такого количества лодок с пеплом и частично сгоревшими частями тела никто никогда не видел. Даже самые старшие из нас. Да и тело дяди Юнгина… Он был убит без жалости и сочувствия, а голову так до сих пор и не нашли: не на Лиле, ни в водах. Одному Мирону известно, что с ней стало.

 

— Что ты сказал? — Диора ещё не успела уйти. Она остановилась, так и не закрыв сумку. Видимо, она была погружена в собственные мысли, раз не сразу начала возмущаться.

 

— Это неразумное дитя просило рассказать про Лиль больше. Вот и рассказываю, пока мою руку лечат.

 

— Не смей ничего говорить. Не вноси раздор в их семью! — Жёстко, с металлом в голосе приказывает Диора.

 

— Значит то, что он говорит – правда? — Не хочу в это верить, но то, как искренне Рода негодует, и как остро реагирует Диора, говорит об истинности слов чужака.

 

— Тебе знать не положено. — В мою сторону Диора говорит куда мягче и спокойнее. Более ничего не говоря, она спешит удалиться, в последний раз сверкнув укоризненным взглядом в сторону чужака.

 

— Диора! — Останавливаю женщину, выкрикнув её имя. — Почему я не могу это знать?

 

— Тимиэль и так многого натерпелся за свою недолгую жизнь. Думаешь, он обрадуется, когда узнает, что ты слушаешь бредни чужака, принимая их за чистую монету?

 

— Нет, не обрадуется.

 

— Тогда ни слова больше о Лиле при Тимиэле.

 

Диора всё же покидает свой кабинет, тихо прикрыв дверь за собой. Мне только и остаётся, что сжимать кулаки от бессилия. Она мне как бабушка, всегда была в моей жизни. И куда ближе и роднее кровной бабушки, которую видел однажды. Но сейчас, когда она намеренно выстроила стену, я не знаю, что мне чувствовать.

 

— Значит, я услышал правду… — Говорю уже сам себе, не ожидая ни от кого ответа.

 

— Она же человек, да? — Вдруг спрашивает Рода.

 

— И что с того?

 

— Просто удивительно, как она защищает хрупкое спокойствие твоего отца. Твоему папе и правда было бы проще умереть, но наверняка, чтобы больше не мучатся.

 

Слова чужака злят. Но я не могу его ударить. Бью хвостами в стену. Естественно, своею несдержанностью я пугаю и Леония, и Роду. Стеклянка с лекарственной мазью тут же разбивается об пол, осколки разлетаются в разные стороны. Леоний спешит собрать осколки, взяв в руки метёлку.

 

— Больше не смей так говорить о папе! — Почти шиплю, стараясь успокоиться. Слишком многое на меня свалилось за последние дни, в эмоциональном плане.

 

— Тц. Змеёныш. — Закатив глаза, Рода продолжает сидеть на месте в ожидании, когда Леоний вернётся к его ране.

 

О том, что было на Лиле, решаю не спрашивать папу. Тут Диора была права, папа многое успел вынести в Атландине. О таком решаю спросить отца, когда тот вернётся домой. Если Рода не врёт, то его рассказ многое объясняет: и частый задумчиво-печальный взгляд папы, и его редкие капризы в сторону отца, и просто отвратительное поведение тёти Фиалки, и почему родственники со стороны папы навещали нас всего один раз, и даже саму папину задумку с его центром по защите омег.

 

Он не смог защитить себя, своих близких, но желает защитить других.

 

 

PovТимиэль

 

Не успел очнуться, а окружение успело поднять в моей спальне такой шум, что с удовольствием бы упал в ту тьму и тишину, в которой был до этого. В этот раз в полном одиночестве. Из всех присутствующих, Селен как обнимал меня, так и продолжает, не отлипнув от меня ни на сантиметр, тихо шмыгая носом. Держу свои руки на Селене, приобнимая его в ответ, но куда легче. Сил нет для крепкой хватки.

 

То, чего я никак не ожидал, так это прибытие представителя морского рода. Чёрные волосы слегка подсохли, с них не капает вода, значит, он уже достаточно давно не был в воде. Кожа немногим бледнее в своей голубизне, чем у Юна. Да и глаза больше человеческие, чем иные. Но он всё равно похож на представителя своего рода, ни с кем другим не перепутаю.

 

— Значит, ты его родственник… — Гелос успел представить мне незнакомого юношу, пока Диора осматривала моё тело. Рода, морской житель. Племянник Юна. Надеюсь, он ничего не успел рассказать детям. И напрямую не спросить о таком. Диора тоже молчит, смотря на всех нечитаемым тяжёлым взглядом. — Надеюсь, мои дети оказали радушный приём.

 

— Радушный, не то слово. На всю жизнь шрам останется. — Проговорив всё сарказмом, юноша показывает забинтованную руку. Гелос на это спешит убрать руку гостя за его же спину, невольно скрутив, согнув корпус. Рода тут же начал брыкаться и пинаться в попытках освободиться. — Не подходи, изверг несчастный!

 

— Кто-нибудь мне объяснит, в чём дело? И Гелос, может, отпустишь его? — Мне жаль этого паренька. И стыдно за поведение сына.

 

— Он побудет с нами, пока отец не вернётся. А это – чтобы не наделал глупостей. — Гелос полон уверенности в праведности своих действий, и даже ни на секунду не задумывается, что может причинить физическую боль собеседнику.

 

— Разве я так учил тебя обходиться с омегами? — Ещё толком не придя в себя, уже отчитываю сына. Ещё и не наедине, а прилюдно. — А если бы кто-то так скручивал Селена или меня, тебе было бы приятно смотреть на это?

 

— …нет, не было бы. — Проговаривает сквозь зубы Гелос, слегка опустив голову. Когда ему стыдно, то он никогда не смотрит мне в глаза.

 

— Тогда почему позволяешь себе подобное поведение к другим омегам?

 

— Потому что иначе он либо драку со мной начнёт, либо сбежит. А может, и ещё какую глупость придумает.

 

— Если кто-то себя так ведёт рядом с тобой и по отношению к тебе, то что это значит?

 

— Я сделал что-то не так. И могу исправить это, спросив причину. Если же собеседник не желает идти на диалог, то и мне стоит отступить. — Нехотя отвечает сын.

 

— Всё ты знаешь. Поступаешь только по-своему. — Всё же смягчаюсь в лице. Селен всё так же рядом, так что его и глажу по волосам.

 

— Но я исправил. Его руку залечил Леоний. А он как вёл себя нахально, так и продолжает. — Всё же Гелос предпринимает попытку оправдаться в моих глазах, показать, что он прав. Возможно, так и есть, только пока мне не расскажут обо всём, как есть, я не смогу понять или хотя бы попытаться это сделать.

 

— Зачем тебе вообще понадобилось его ранить? Откуда такое зверство? — Хоть я и уверен в том, что никто из моих детей не будет делать что-либо просто так, но в то же время я боюсь услышать то, что мог сказать и Мирон, боюсь увидеть его действия в поступках детей.

 

Меня страшит их схожесть не столько во внешности, сколько в мышлении и поступках.

 

— Иначе ты бы не проснулся… — Намного тише произносит Гелос, наконец-то отпустив паренька. Рода тут же растирает наливающийся синяк.

 

По лицу вижу, что из Гелоса буду вытягивать и вытягивать полный ответ, а тот всё равно толком ничего не расскажет. Селен же в таких случаях играет в молчанку, потупив взгляд. Да и сейчас он крепче вцепился в меня, уткнувшись лицом, всё равно, что спрятался. Толкового или хоть немного правдивого ответа от близнецов не дождусь – это точно.

 

— Рода, о чём говорит мой сын? — Спрашиваю гостя, надеясь получить ответ хотя бы от него.

 

— Только не говори, что и ты не знаешь! — Мне нечего на это ответить. Продолжаю смотреть на гостя, ничего не отвечая. Лишь слегка отрицательно мотаю головой. Кто-то ещё не знал? Но что именно? Неужели он про мои пробуждения? — Правда не знаешь?

 

— Мирон сказал, что я проснулся самостоятельно, стоило окунуть меня в морские воды. Но, учитывая весь этот переполох, я снова беспробудно спал. И могу лишь догадываться, что мне стоит благодарить тебя в своём пробуждении. Дважды. Но я не знаю, за что именно.

 

— Тц… Ты проснулся, потому что… — Гелос не даёт ему договорить. Закрыв ему рот своею рукой, обвивает его хвостами, заранее пресекая попытки сопротивления. Парень даже ногами толком пола не достаёт, хоть и тянет носочки.

 

— Не рассказывай! — Почти кричит Гелос, уже готовый унести гостя прочь из моей спальни.

 

— ГЕЛОС! Что ты себе позволяешь? — От моего крика хвосты сына расслабляются, и парнишке удаётся сначала упасть на жёсткий пол, а после и отскочить в угол комнаты. Его тело чуть дрожит, не то от страха, не то от ещё чего.

 

Редко кричу на кого-то из детей, стараясь воспитывать их в мирных условиях. Да и криком мало что могу решить в Атлантиде. Но сейчас я и сам удивился, испугался за паренька. От собственного крика голова разваливается на части. Схватившись за виски, чуть склоняю голову.

 

— Папенька! Что-то болит? — Беспокоиться Селен, подняв на меня взгляд.

 

— Тимиэль, вот от головной боли. — Тут же подскочила ко мне Диора, держа в руках бутыль с лекарством.

 

— Выйдите все, кроме Роды. Мы с ним немного поговорим наедине. — Говорю уже тише.

 

— Но папенька! Ты только проснулся. Отдохни хорошенько. А о Роде позаботимся мы с Гелосом. — Хнычет Селен, не желая отпускать меня из своих крепких объятий. Как же он тогда собирается присматривать? Отсюда? Нет уж. Так не пойдёт.

 

— Селен, мне нужно поговорить с ним наедине. Для меня это важно.

 

— Нельзя! — Прикрикивает Гелос в моей манере, пусть и не так громко, как я до этого. — Прости, пап, но у тебя и без этого наглеца хватает забот. Диора, убедись, что с папой всё хорошо.

 

— Оставь мальчишку в покое. — Говорю одновременно с тем, как Гелос направляется в сторону гостя. — Посмеешь меня ослушаться?

 

— В-вот именно! Слушайся Тимиэля! — Произносит Рода, вжимаясь в угол сильнее. Но увидев, что Гелос всё равно тянет к нему руки, нависнув тяжёлой тенью, снова пинается и машет руками. Только Гелоса это не останавливает. — Не трогай меня!

 

— Да что с тобой сегодня, Гелос? — Пробую вразумить сына словами, хоть и начинаю осознавать бесполезность данного действия.

 

— Я предоставлю гостю покои и велю приготовить ему приличную одежду. — Гелос будто и не слышит меня вовсе.

 

— Гелос! — Раз слова не помогают, то мне нужно встать с постели и лично прикрыть мальчика своим телом. Только я не сдвигаюсь с места. Сынишка удерживает на месте. — И ты туда же, Селен? — Делаю ещё одну попытку встать, но Селен продолжает крепко держать, теперь помогая себе ещё и хвостами, обвившие мне ноги с бёдрами. Естественно у меня рука не поднимается ни оттолкнуть сына, ни ударить его. — Ну что за мальчишки? В кого такие упрямые?

 

— У них оба родители упрямы, потому есть в кого быть таким. — Не успеваю возмутиться словам Диоры, как она уже обращается к держащему меня сыну. — Селен, будь так добр, иди и проследи, чтобы твой брат не наделал глупостей похуже нашего гостя.

 

— Не хочу. — Тут же капризничает Селен, снова пряча лицо в моих одеждах.

 

— Иди, Селен. Мне так спокойнее будет. — Поглаживаю по голове, показывая тем самым то, что я не злюсь на него. — После сможешь навестить меня вместе со своим братом. А я, как ты и хотел, отдохну.

 

— Обязательно мне это делать? — Всё же встаёт Селен с постели, до последнего не отцепляясь от моей одежды. Приходиться помочь ему, потихоньку отцепляя палец за пальцем. Нахмурившись, Селен всё же соглашается уйти. — Хорошо. Но я обязательно навещу тебя вечером, папенька.

 

— Буду ждать вас двоих. — И Селен убегает вслед за своим братом. Там, где обнимал Селен, стремительно холодеет. Я и не замечал, что с сыном мне было куда теплее. Посильнее натягиваю одеяло, готовый спрятаться под ним, а то и вовсе попросить второе. — Дурной я родитель, раз не могу управиться с двумя мальчишками.

 

— Каким бы родителем ты не был, а им всё равно есть в кого быть такими упрямыми. Что ты, что Мирон, оба друг друга стоите. Его упрямство завело тебя в Атлантиду, а твоё – помогло тебе здесь абстрагироваться. — И в доказательство своих слов, она сжимает мою руку. От осколка стекла разбитого мною окна до сих пор остались шрамы на ладошке, практически незаметные. — Не будь ты таким, давно бы завершил начатое. Не посмотрел бы ни на что. Впрочем, могу ли я рассматривать как своеобразную попытку суицида тот случай с Доротеями?

 

— То была лишь случайность, совершённая по незнанию.

 

— Одному лишь тебе известно наверняка, случайность ли это была в действительности.

 

— Хочешь – верь, хочешь – не верь. Мне всё равно. — Не понаслышке знаю, как тяжело переубедить старуху. Только силы зазря потрачу.

 

— Позволь ещё раз проверю твой пульс. — На её вопрос лишь протягиваю руку, позволяя исполнять её работу.

 

— Ну что, как у мертвеца или поживее буду? — Пробую отшутиться, но на лице Диоры ни единый мускул не дрогнул.

 

— Тихий, медленный, но есть. Жить будешь. — Шум со стороны двери привлекает её внимание, но за ней никого нет. Просто Селен плохо её закрыл, вот она и закрылась сама, почти до конца. Укладываюсь на подушки, ведь голова так и гудит. — Тимиэль, ты как-то рассказывал нам о твоём чудотворном спасении в младенчестве. Может ли быть так, что это часть последствий того, что ты не с Юнгином, а с Мироном?

 

— Наверняка не знаю, но не исключаю. Всё-таки Богиня Аква требовала быть с ним, а я, ничем не хуже родителей, не сдержал своё слово. Пусть и не по своей воле, но я нарушил обещание.

 

— Не вини себя, Тимиэль. В том, что Мирон выкрал тебя, твоей вины нет. — Не понимаю, почему вдруг она заговорила об этом. Но мне нужно выговориться, с кем-то поделиться.

 

— Если бы только это. В прошлый раз я видел его, Диора. Он звал меня за собой, а я покинул его. Сказал, что меня ждут дети. — Закрыв рукою лицо, прячу глаза под широким рукавом. Я давно решил, что моих слёз больше никто не увидит в Атлантиде, что я буду сильным. Ни перед кем не покажу слабость духа. — Я тоже предал Юна… Уже осознанно.

 

— Уверена, то была лишь предсмертная галлюцинация. Не думай об этом. — Взяв в руки стакан, Диора не спешит что-либо налить из кувшина. — Голоден?

 

— Снова будешь поить той жижей, которую и соком назвать стыдно? — Спрашиваю, не раскрывая лица. — Если да, то не нужно. Простой воды будет достаточно.

 

— Как скажешь. Леоний, принеси воды господину Тимиэлю.

 

Не смотрю на этих двоих. Лучше и дальше полежу с прикрытыми глазами, таким способом борясь с головной болью. А впрочем… Разве у меня есть время лежать просто так? Главный вопрос, терзающий мою голову только что, так и остался без ответа.

 

— Диора, скажи, тебе известно зачем Гелос порезал руку гостю?

 

— Не уверена, что сейчас подходящее время для…

 

— Диора… — Перебиваю пожилую женщину, не желая слушать отговорки ещё и от неё. — Просто ответь на мой вопрос.

 

— Известно. Они напоили тебя его кровью. Когда Мирон вернётся, хочу попробовать использовать его кровь на тебе. Возможно, зря мы не использовали этот способ в тот, в первый раз. Зря побоялись тем самым сделать тебе хуже. Если ты вдруг снова впадёшь в это состояние, то хотя бы будем немногим подготовлены. Да и прежде чем отпустить гостя, надо заиметь что-то от него в запас, на крайний случай.

 

— Я и правда отвратительный родитель. — Мои дети причинили вред другому, чтобы привести меня в чувства. Не будь я таким хилым, то им не пришлось бы так поступать. — Их проступок на моей совести.

 

— Тимиэль, не наговаривай на себя.

 

— Хочу побыть в одиночестве. — Глаза по-прежнему закрыты рукавом, но я чувствую, с каким осуждением и напряжённостью посматривает Диора в мою сторону. — Не смотри так. Мне просто нужно подумать в тишине и наедине.

 

— Оставлю стражу за дверью. Если понадоблюсь, пришли за мной. Леония пусти, когда тот придёт с водой.

 

— Хорошо, договорились. — Пусть и соглашаюсь, но звать кого-то не планирую. Хотя бы до вечера побуду в тишине.

 

 

 

 

Вечер наступает слишком быстро. Но детей нигде не видно. В спальне один, а потому никто не мешает мне собраться. Поверх ночного платья белого цвета, накидываю синий халат, подпоясав широким поясом. Забыв про обувь, направляюсь в сторону спален для гостей.

 

К моему удивлению, нужную комнату нахожу быстро. Свет пробивается сквозь приоткрытую дверь. В саму комнату то и дело заходит кто-нибудь из прислуги. Завидев меня, они кланяются мне, пропуская в спальню.

 

— Занесите всё, что принесли и ожидайте в коридоре. Никого пока не впускать. — Отдаю приказ, пока захожу внутрь.

 

В самой комнате тоже есть на что посмотреть. Гелос сидит в кресле, скрывая покрасневшие щёки за поеданием ягод. Рода тоже не менее смущённый, сидит на стуле, то и дело поёживаясь да норовясь снять одежду. На парне уже одежда атлантов. Его волосами же занимаются Селен с Пиной, почти закончив плести по тоненькой косичке. То, что Пина не под арестом – не удивительно. Уверен, его и близнецы оправдывать будут одинаково. Я же просто радуюсь тому, что с ним всё в порядке. За столько лет не заметил, как сам привязался к парнишке.

 

— Папенька! Ты почему с постели встал? — Селен первый подаёт голос, отвлекаясь от плетения.

 

— Не дождался.

 

— Отдохнул? А вот я – нет. Смотри, что твои дети учинили! — Думаю, Рода всё это время молча терпел, но теперь, когда пришёл я, то он нашёл, на ком выместить всё своё негодование.

 

— Теперь ты выглядишь прилично. В рамках суждения атлантов. Тут не принято ходить голышом перед всеми, если ты только не гаремный омега, встречающий своего хозяина альфу. Ты тут ненадолго, потерпеть можно. — Сразу ставлю его перед фактом, чтобы юноша не заблуждался на счёт своей безопасности. Мы не сможем следить за ним круглые сутки, а в Атлантиде не все альфы добропорядочны.

 

— Тимиэль, лучше подтверди, что я не могу долго без родных вод. Они не верят мне, что я иссохну, представляешь! — Взгляд больше не того наглого юнца. Теперь он смотрит на меня умоляюще.

 

— Юнгин мне о таком не рассказывал. — Да, он уходил с рассветом, ничего мне о таком не рассказывая. Да и его подчинённые дольше половины дня не задерживались. Не припомню, чтобы была такого рода проблема.

 

— А ты думаешь, он просто так делил сутки наполовину, когда выходил из вод Спокойного моря? Это чтобы не иссохнуть! Ваша свадьба с ним – самое долгое время, когда он был на суше. — Сердце пропускает колкий удар от слов гостя, отчего я хватаюсь за грудь.

 

Хоть дети всё и услышали, но толком никак не отреагировали. Лишь глянули друг на друга, и снова по своим делам. Гелос всё так же занят ягодами, а Селен заканчивает с косичкой у так и вертящегося морского жителя. Мне только и остаётся надеяться, что они поняли это как свадьбу с их отцом, а не с кем-то другим, что Рода им и словом не обмолвился.

 

— Признаться честно, я лишь недавно понял, что совсем не знал Юна, хоть и провёл с ним половину лет от прожитого. Он всё равно остался для меня незнакомцем. — Говорю на своём родном языке, дабы дети не поняли лишнего.

 

— Да как ты смеешь говорить так о нём?! Он жизнь за тебя отдал, а ты! Неблагодарный! — А вот Рода говорит на понятном для детей языке, отчего моё сердце снова гулко бьётся.

 

— Не смей кричать на папу! — Заступается за меня Гелос, встав с кресла.

 

— Селен, Пина, распорядитесь, чтобы наполнили гостевую ванну водой из моря. Раз нужно, то предоставим. — Пока не начался новый спор, отгоняю их из спальни.

 

— Папенька, давай провожу тебя в спальню? — Подбежав ко мне, Селен подхватывает под руку, хотя не нуждаюсь в опоре в лице других. — Ты так резко побледнел.

 

— Я в порядке. Иди. — Хоть и отлипаю от себя сына, Селен всё равно не желает уходить далеко. — Пина, сопроводи его.

 

— Господин Селен, пойдёмте. — Пина уводит его, держа под локоть. На меня он так взгляд и не поднял.

 

— Гелос, если снова планируешь затыкать рот гостю, то немедленно выйди. — Сразу предупреждаю сына, не намереваясь в этот раз оставаться ни с чем. К Роде подхожу максимально близко, нарушая все ведомые рамки приличия.

 

— Пап, тебе не понравится ответ. Не слушай его.

 

— Тогда я тем более должен знать.

 

— Кровь! — Выкрикивает Рода, боясь, что Гелос его снова заткнёт. Но я прикрываю его, встав спиной к Гелосу. И юноша продолжает. — Это была моя кровь. А в первый раз кровь из сердца Юнгина, то немногое, что ещё оставалось внутри.

 

— Ах ты! — Тут же пыхтит Гелос, краснея от злости до ушей.

 

— Я не клялся тебе в верности. — Даже не выглядывая из-за меня, отвечает Рода.

 

— Папа, не слушай его. Он врёт! — Хоть Гелос и подошёл к нам, я не даю ему и шанса на то, что он творил днём.

 

— А похоже на то, что врёт мой сын. — Не придумав ничего лучше, обнимаю юношу, прижавшись всем своим телом. Рода жмётся ко мне в ответ, желая спрятаться от нависшей над ним угрозой. Не знаю, что такого взыграло во мне. Дабы успокоить его, начинаю поглаживать по макушке. Делаю это настолько естественно, что не сразу задумываюсь о том, что делаю это с мало знакомым мне существом. — Рода, представители твоей семьи уже не первый раз спасают мне жизнь. Но спешу разочаровать. Ни разу ничем хорошим это не закончилось. Аква пропала. Юнгин – мёртв. Тебя ранил мой сын. Кто знает, что ещё случится.

 

— Охота. Мирон охотится на всех, кого люди называют Божествами. — Мне кажется, что Рода даже слегка всплакивает, пряча лицо в складках моей намокающей одежды.

 

— Рода! — С некой угрозой проговаривает Гелос. Даже мне, его родителю, становится не по себе.

 

— А их внутренности вскармливает тебе! Продлевает твою жизнь!

 

— РОДА! — С ещё большей злость уже кричит Гелос.

 

— Вот как… — А я понятия не имею, что сейчас на моём лице.

 

Чувствую, как слёзы предательски хлынули по щекам. Я многое ожидал от Мирона. Так почему же я снова встревожен и напуган? Мало ему моих страданий. Так он их и другим приносит. Ещё и моим здоровьем прикрывается. Как будто это и правда существенно продлит мою жизнь, если вообще продлит. Ну что за глупец?

 

— Папа? Папа!

 

— Почему Мирон так подло поступает? — Вопрос больше в пустоту. Рода навряд ли поймёт помыслы Мирона.

 

— О чём ты говоришь? Отец всегда оберегал нас! Он никому об этом не говорил. Мы сами с Селеном только сегодня узнали. Думаю, он предусмотрел подобную реакцию. Отец просто подумал о нас! О том, что мы будем против. Но… если это единственное, что способно тебе помочь… Мы ведь ещё не знаем наверняка. Давай сначала дождёмся отца, хорошо? — Гелос будет защищать своего отца не смотря ни на что. Я сам взрастил его таким. Но отчего-то сейчас так горько на душе.

 

— Рода, скажи, тебе в водах сейчас безопасно? — Отчего-то думается мне, что нет.

 

— Безопасно или нет, никого из вас это не касается. — В голосе звучит не сарказм. Скорее, обида.

 

— Касается. Меня наверняка считают предателем. А ты помог мне. Как бы тебя свои же не обидели.

 

— Это уже моя проблема. Никак не твоя.

 

— Но если это так, то часть вины есть и на мне, а я даже не ведаю, как искупиться{?}[Да, такое слово есть. https://dic.academic.ru/dic.nsf/ushakov/826154].

 

— Я уже сказал это Гелосу, скажу и тебе. Пусть Мирон прекратит охоту. Большего мне и не нужно.

 

— Поэтому Гелос хотел, чтобы ты дождался Мирона? — Наверное, поэтому он и мне предлагал только что дождаться Мирона.

 

— Только я видеть его не желаю. А мои слова можете и вы передать. — Рода снова прячется, завидев Гелоса. От дерзости ничего не остаётся.

 

— Хорошо. Переночуй здесь. А утром уходи, раз так хочешь уйти. — Никто из нас не вправе удерживать его здесь. Да и одного пленника в моём лице достаточно.

 

— Но папа! А если тебе снова будет нездоровиться? — Гелос всё же обходит стул, теперь смотря мне прямо в лицо.

 

— Уверен, твой отец вдоволь наохотился. Явно что-то припрятал на чёрный день. — Это Мирон, он всегда перегибает палку, чего бы это ни касалось. Будь то любовный вопрос или какой-либо ещё.

 

— Да почему ты никогда не думаешь о себе? — Гелос же скрепит зубами, да сжимает кулаки, но к Роде не прикасается.

 

— У меня нет на это времени, Гелос. Да и достаточно того, что обо мне думаете вы.

 

— Папа… — Не знаю, что хочет сказать мне сын. Нас прерывают.

 

— Воду уже несут. — Объявляет на всю гостевую спальню Селен, вбегая внутрь. — Может, положить что-то ещё в купальню?

 

— Верните мне мои одежды. Эта будет тяжёлой в воде. Ни поспать, ни отдохнуть. — Тут же высказывает своё требование Рода.

 

— Верните ему одежду.

 

— С этим немного посложнее будет. — Сохраняя недовольное лицо, произносит Гелос. На это Рода всё же оборачивается в его сторону, ожидая ответ. — Мы приказали её выкинуть.

 

— Белая бездна, помоги мне выжить этой ночью! — Взмолился Рода, хватаясь за волосы на макушке.

 

— Я уже отдал приказ сшить что-нибудь лёгкое для тебя, но не прозрачное. Завтра к обеду принесут. — Тут же оправдывается Гелос, почёсывая затылок.

 

— И когда я успел вас научить такому беззаконию? — Сам удивляюсь тому, как упускаю воспитание собственных детей. Это то, что зовут переходным возрастом?

 

— Иначе он и правда бы ушёл. — Снова оправдывает свои действия Гелос, в этот раз в унисон с Селеном.

 

Вот и исполнился мой главный страх. Близнецы начинают напоминать Мирона своим поведением.

 

 

***

 

 

Совру, если скажу, что не ждал Мирона последние дни. Но одновременно опасаюсь встречи с ним. Не зная, что ещё успел наговорить Рода, страшусь того, как поведёт себя Мирон. С его то характером, можно ожидать всё, что угодно. Да и после того, как Рода поделился своим горем, места себе не нахожу. Мысли то и дело возвращаются к этому омеге, к его словам, прозвучавшим в гостевой спальне. Надеюсь, у Мирона хватит мозгов не причинять ему вреда.

 

Сегодня ночью было слишком много мыслей обо всём, потому почти и не спал. Поставив чашку чая на стол, принимаю для себя одно из наисложнейших решений в своей жизни. Понимаю, что Мирон после этого может как всё спокойно выслушать, так и взбеситься, впрочем, и ударить тоже. Но я должен это сделать. Да и Гелос… Как он отреагирует на то, что пришло в мою голову? Так же понимаю, что и Рода не будет рад моему решению, обязательно назовёт лжецом. В тот вечер я велел его отпустить, а теперь… Теперь планирую оставить его во дворце, идя на поводу у детей. Снова взяв в руки планшет, прохожусь глазами по тексту снова, дабы удостовериться в отсутствии недочётов и наличии всех необходимых условий.

 

— Пап? Всё хорошо? — От собственных мыслей отвлекает только что вошедший в столовую Гелос. Сразу же убираю планшет в сторону. К моему удивлению, он пришёл один, без Селена.

 

— Да… — Оторвав руку от переносицы, поднимаю взгляд на сына. — Где там твой отец? Ещё нет вестей о прибытии?

 

— Пока не доносили. Диора ждёт у смотровой будки.

 

— Значит, ещё есть время. — Бессонная ночь даёт о себе знать. Прикрыв рот, широко зеваю.

 

— Ты не спал?

 

— Выспался уже. — Коротко отвечаю, не желая показывать свою сонливость ещё больше.

 

— Совсем не отдохнул. Говорил же, что тебе не стоит разговаривать с Родой. — Ворчит, словно старый дед, чуть надув губы.

 

— Гелос… Не будь дураком. Лучше бы поблагодарил его за принесённую жертву.

 

— Обязательно, когда он научится себя вести нормально. — Снова по новой.

 

— Пообещай мне защищать его в час нужды. — Говорю вполне серьёзно. Всё-таки, когда я уйду к праотцам, а это явно будет в ближайшей перспективе, за Роду некому будет заступиться. Он здесь чужак, как и я, и один он не справится. Кто-то должен его защищать.

 

— Ты чего это? Не видел, как он ногами машет? Да если бы я не уворачивался и не блокировал его удары, то точно ходил бы сейчас с переломами, а то и лежал с пробитой головой. — Гелос пробует повторить движения Роды, но сыну не хватает для этого гибкости, потому и выходит не ахти.

 

— Он так себя ведёт, потому что чувствует здесь угрозу для себя. А после того, как ты его ранил, так и вовсе ждёт подвоха от каждого из нас. Не вини мальчишку, если хочешь видеть его подле нас как можно дольше.

 

— Так ты передумал? — Гелос тут же просиял, невольно начав улыбаться.

 

— Хватит с тебя и Селена отговорок и придумок, как бы задержать юнца. На первый раз это можно было бы свалить на случайное необдуманное решение. Второй раз на совпадение. В третий же… я считаю это закономерностью. — Всё же журю сына, но всё ещё не со всей необходимой строгостью.

 

Первый раз стало то, что они приказали выкинуть одежду Роды, и слуги очень уж быстро выполнили этот приказ через сожжение. Второй раз – расслабляющий массаж для Роды, после которого он уснул крепким сном и проспал до самого утра. Третьим разом стало то, что после отказа от предыдущего предложения с массажем, мальчишку просто заперли в ванной со словами о потерянном ключе и невежестве кого-то из слуг. Но я то видел их глаза с отсутствием вины или хоть какого-то беспокойства. Да и никакой ключ к таким дверям не нужен, всё работает на прикосновениях рук. Уверен, Рода тоже это заметил.

 

— Ничего от тебя не скрыть. — Не скрывая своей радости, Гелос даже не думает извиняться.

 

— Вы всё-таки мои дети. Конечно мне известны ваши повадки.

 

— Но пап, мне скоро отплывать, поэтому пока Селен присмотрит за ним. — Немного промолчав, Гелос добавляет. — Он, конечно, уже не такой хилый, каким был в детстве. И всё же… Как бы он не обидел Селена.

 

— Раз так сильно беспокоишься, то будь усердным учеником. Так и время пролетит быстрее. Не заметишь, как окрепнешь и вернёшься домой.

 

— Только если папа будет о себе заботиться. — Смотрю на сына с немым вопросом. А он говорит, прямо как Мирон, с той же интонацией, лишь немногим тон мягче. — Не смотри так. Мы все переживаем. Отец в том числе.

 

Нашу идиллию нарушает посыльный, объявляя во весь голос новость:

 

— Младший повелитель! Корабль Старшего повелителя на горизонте.

 

Вот и Мирон прибыл.

 

 

 

Как и в прошлые разы, Мирон привёз что-то непонятное, дурно пахнущее. Благо слуги сразу забирают это и уносят на кухню. От одного только запаха тошнит, а стоит вспомнить слова Роды, так и вовсе давлюсь рвотными позывами. В итоге, так ничего за день толком и не съел. Мало ли эти "деликатесы" уже приготовлены и лежат на моих тарелках. Роду пока не спешу представлять старшему супругу. Мало ли он и его на празднество прикажет приготовить. Да и мальчишка не особо горел желанием видеться с ним.

 

— Диора, проверь на наличие яда. — Отчего-то беспокоится Мирон, отодвигая мои тарелки. Впрочем, учитывая, как и кто именно ранее меня травил, то его опасения понятны.

 

— Это похоже не на отравление. — Тут же парирует Диора, очищая апельсин от кожуры, даже не взглянув в нашу сторону.

 

— Тогда что это по-твоему?

 

— Мирон, твой младший супруг был столько раз беременным, а ты так и не запомнил повадки?

 

— Он потерял ребёнка. Сама ведь об этом писала. — С некой тяжестью произносит Мирон, крепче сжимая бокал в своей руке.

 

— Что если плод был не один? — Диора говорит загадками. Только для чего это? Будь я и правда всё ещё беременным, то она бы сообщила это в первую очередь мне. Неужели для того, чтобы Мирон в случае вспышки гнева не тронул меня?

 

— А такое возможно? — Видимо, он, как и я, с недоверием относится к словам Диоры.

 

— Вот и узнаем.

 

— А ничего, что я бы почувствовал это раньше вас двоих? — Не выдерживаю. Как бы сильно я не хотел сдержать слово перед Мироном, предпочитаю смотреть правде в глаза. — Не беременный я. Просто тошнит от запаха тех "деликотесов", которые Мирон привозит.

 

— Это нужно для поддержания твоего здоровья. Не привередничай. — Тут же Мирон отчитывает меня, словно малое дитя.

 

— Об этом нам тоже нужно поговорить Мирон. — Замечаю, как Мирон замирает на мгновение, прежде чем отпить. Спешу успокоить его. — Позже, наедине.

 

— Лучше с детьми. — Вмешивается в наш Диалог Диора.

 

— Нет, Диора. Мы не должны их в это вмешивать. Да и Рода уже достаточно наговорил близнецам.

 

— Тогда пойдём. — Не думая ни секундой дольше, Мирон оставляет всю недоеденную еду и поднимает меня на руки, унося прочь с празднества. Даже возразить ничего не успеваю. — Не смотри на меня так. Я устал после плавания и хочу поскорее остаться с тобой наедине. Мы достаточно долго не виделись, а ты с детьми столько успел пережить без меня. Ты не меньше моего нуждаешься в отдыхе и покое.

 

— Разве я сказал хоть слова против? Просто успел отвыкнуть. — Пока молча возмущался, Мирон успел дойти до лифта и мы уже поднимаемся наверх к моменту моей речи.

 

— Значит, меня точно долго не было. — Промолчав совсем немного, Мирон снова заговаривает. — То, что сказала Диора… Это возможно?

 

— Я не уверен. Ещё ни разу о таком не слышал. — Слышу в его голосе надежду на лучшее, но разумом понимаю, что подобный исход маловероятен. Я спал мёртвым сном. Какой плод может выжить в чреве мертвеца? Но и рушить возможность, которую мне предоставили – глупо с моей стороны. Да и так у меня есть небольшая возможность отдохнуть этой ночью, поспать, а не раздвигать ноги перед Мироном. — Но можно подождать немного. Вдруг она окажется права?

 

— Это было бы замечательно.

 

Оставшаяся дорога до нашей спальни проходит в тишине.

 

Занеся меня внутрь, Мирон усаживает за столик и присаживается сам. Только сейчас подмечаю, что он притащил не только меня, но и кубок с вином, держа последний своим хвостом. Отпив, Мирон первый заговаривает:

 

— Так что ты хотел обсудить?

 

— Тебе донесли о том, кто такой Рода? — Нечего оттягивать разговор, потому спрашиваю прямо.

 

— Допустим, да?

 

— Ты только не сердись… Он рассказал о том, откуда ты берёшь для меня те "полезные деликатесы". И я категорически против такого способа.

 

— Против ты или нет, а есть это будешь. Вопрос не обсуждается. — Ожидал, что он перебьёт меня. Уже даже не сержусь.

 

Мирон всем своим видом показывает, что и слушать ничего не желает: не смотрит в мою сторону, предпочтя обратить всё своё внимание на алкоголь; пробует уткнуть мне рот, но я быстро перехватываю его хвост руками, облокотившись на него.

 

— Мирон, на весах одна моя жизнь против уйма других. Оно того не стоит.

 

— Вопрос. Не. Обсуждается. — Мирон продолжает упрямиться. Догадывался, что придётся уговаривать. Но у меня нет права опускать руки так рано.

 

— Рода может поить меня своей кровью. Так и убивать никого не придётся. В этот раз меня именно так и вытащили с того света. — Наконец-то увидев заинтересованность в его взгляде, продолжаю давить. — Так мы сможем решить проблему, и выполним его просьбу о прекращении охоты на него подобных.

 

— Хочешь пленить омегу? Насильно удерживать его в чужой стране? Это на тебя не похоже. — В речи слышу лёгкую издёвку, и поспорить с ним не могу. Я и правда готов опуститься до того же, что и Мирон когда-то. Правда, в планах нет изнасилования Роды, как и женитьбы на нём. Только использование его крови во благо остальных.

 

— Если это будет решением, то да. Я готов пойти на это. Да и не пленю я его, а даю работу. Он будет получать жалование. А после моей смерти он волен уйти, куда пожелает. Сегодня всю ночь не спал, думая о том, как лучше с ним поступить.

 

— Думаешь, он согласится?

 

— В его же интересах прекращение твоей охоты. Раз хочет, то пусть что-то делает для этого. Разве я не прав?

 

— Где он сейчас?

 

— Дети его спрятали, чтобы не убежал. — Чтобы Мирон не задумал, а под действием алкоголя, пусть и малой дозы, им видеться нельзя. Рода не сдерживается в своих речах, а у Мирона терпения не самое большое. Боюсь, как бы их разговор не закончился бедой или ещё хуже, чей-то смертью. — Не беспокойся, я сумею с ним договориться.

 

— Завтра тогда и решим, что с ним делать. Имей в виду, если откажется, то окажется твоим "деликатесом". Обязательно приведи этот аргумент в пользу сотрудничества с тобой.

 

— Так ты согласен?

 

— Если всё и правда будет так, как ты говоришь, то да. Но ровно до тех пор, пока это тебе помогает.

 

— Спасибо. — Оставив бокал в покое, Мирон встаёт из-за стола. Не теряя ни секунды, он снова поднимает меня на руки, идя по направлению к кровати. — Что ты делаешь?

 

— Спать тебя укладываю. Сам же сказал, что ночь не спал. Тебе надо больше отдыхать.

 

— И всё?

 

— И всё. Пока подожду. Да и я правда устал. Эти дикари стали лучше прятаться.

 

Так и заканчивается наш день. Даже не переодевшись в ночные одежды, засыпаем. Позволяю Мирону обнимать меня, раз ему так спокойнее.

 

 

***

 

 

Прежде чем говорить с Родой, решаю свозить его в свой центр Омег с намерением там же его и оставить. Такое решение избавит его и от участи личного знакомства с Мироном, и от дальнейших шалостей моих близнецов.

 

Жизнь на этом клочке острова начинает бурлить. Те немногие выжившие из бывшего гарема старшего супруга уже успели немногим обустроить свой быт. Остальные жители же только подтягиваются. Ещё ранним утром я отдал приказ о том, чтобы подготовили для Роды небольшой домик с местом для воды, дабы ему было где плавать, не уходя за границы его нового места жительства.

 

Прибыв на место, он с интересом рассматривает как омег, так и само место, то и дело натягивая полупрозрачный капюшон на голову. Всё его платье состоит из этой же ткани, но в районе остального тела присутствует так же внутренний подклад из тонкой ткани дабы ничего не просвечивалось. Единственное, что он добавил от себя – это вырез сбоку. Ходить ему так проще, видите ли. Наверх поднялись только мы вдвоём да троица моих девчат, оставив альф на корабле.

 

— Тут только омеги? — Удивлённо спрашивает Рода, продолжая вертеть головой по сторонам.

 

— Только омеги и их дети, если таковые имеются. Взрослым альфам сюда вход запрещён. — Сообщаю Роде, выводя нас на тропинку к жилым домам. На бывший дом Алипия стараюсь не смотреть.

 

— И что, такое взаправду атланты одобрили? Они же омег за живых существ не считают! А тут такие блага разом! — Продолжает удивляться Рода, не веря увиденному.

 

— Без жертв не обошлось.

 

— И зачем ты привёл меня сюда? — Либо он не взаправду не понимает, либо прикидывается дурачком. Мне любой вариант на руку, пока он послушно следует рядом со мной.

 

— Давай пройдём дальше. — Я уже знаю, куда его определили, потому смело направляюсь к одноэтажному дому.

 

Такой же белый, как и все остальные, с панорамными окнами. Заборы между домами построены лишь символически, дабы обозначить границы между ними; калитка без преград впускает нас в небольшой дворик. Дверь вовнутрь встречает нас такой же белоснежностью. Зайдя, быстро прохожу небольшой коридорчик сразу в комнату. Она в этом доме одна, зато большая и разделённая на отдельные зоны: для кухни, отдыха и сна. Видя небольшой столик с двумя стульями, сразу же присаживаюсь, рукой подавая знак и Роде, чтобы тоже присел.

 

— Что это за место? — Поднятые плечи омеги выдают его напряжённость. Он снова озирается по сторонам, но теперь не из любопытства, а на случай возможного бегства. Всё же не зря девчонок своих прихватил.

 

— Можешь считать это своим новым домом. — Наверное, это был не самый лучший способ сообщить подобное. Да и начать стоило с другого. Но что вылетело, то вылетело.

 

— И что это значит? Ты говорил, что отпустишь меня! — Стукнув по столу, Рода вскакивает на ноги. В потемневших глазах плескается гнев, но меня этим не напугать. Так как физически он никак мне не вредит, даю знак девчонкам, что вмешиваться не нужно.

 

— Мирон согласен приостановить охоту лишь в случае наличия безопасной альтернативы. Как показал последний опыт, твоя кровь подходит для того, чтобы возвращать меня к жизни. Будешь жить тут, пока мы нуждаемся в тебе. После моей окончательной смерти можешь делать, что пожелаешь. Захочешь уйти – уходи. Захочешь остаться – твоё право, никто не будет гнать прочь. Еда поставляется раз в неделю с примерным учётом жителей омежьего центра, поэтому если что-то будет нужно, то обратись к старосте заранее. Она включит всё необходимое в список на следующий раз.

 

— Почему именно это место? Нужен тебе, но держать будешь подальше?

 

— Тут мои близнецы тебя не тронут. Да и с Мироном не столкнёшься, даже случайно. В пирамиде будешь появляться лишь по крайней необходимости. Или ты хочешь и дальше терпеть несправедливость от членов моей семьи? — Боюсь даже представить, насколько ему было страшно в запертой ванной без еды. А он так целые сутки провёл. Не такого я желаю тому, кто вытащил меня из лап смерти.

 

— Нет… не хочу… — Честно признаётся Рода, опустив голову, но по-прежнему держа кулаки на столе.

 

— Вот и я подумал так же. Во дворе должен быть небольшой пруд для тебя, если вдруг захочешь поплавать. — Спешу загладить вину перед ним. Подумать только, я опустился до уровня Мирона, предлагая неволю на естественные блага.

 

— И как долго ты планируешь жить? — Вопрос звучит немногим грубо, но Роду понять можно. Жаль, что я не могу дать ему ответ.

 

— Столько, сколько получится. Предпочитаю не загадывать наперёд.

 

— Ты ведь знаешь, что снова поседел? — Неожиданно Рода переводит тему нашего разговора.

 

— Да, трудно не заметить.

 

— Когда твоя голова полностью покроется белым – прикажи меня отпустить. После уже не будет возможности тебя вернуть к жизни.

 

— Значит, полностью белые волосы будут ознаменовать мою скорую смерть?

 

— Не совсем. Лишь то, что следующий твой приступ будет последним.

 

— Вот значит как… — Не скажу, что не догадывался об этом. Но и слышать такое – не самое приятное. Сила благословения Аквы не бесконечна. Это значит, что окончательная смерть не так уж и далека. — Раз просишь отпустить после этого, значит согласен пока остаться по доброй воле?

 

— Как будто мне кто-то оставит выбор. Тут хотя бы детей твоих не увижу. Спокойно поживу в неволе.

 

— Значит договорились. Я рад.

 

— И держи Мирона подальше от меня! Как и детей! — Тут же Рода добавляет условия, пока я не ушёл. — Не хочу их видеть, когда буду в пирамиде.

 

— Передам твоё требование. Что-то ещё?

 

Немного подумав, Рода всё же задаёт следующий вопрос:

 

— Альфам сюда правда вход запрещён?

 

— Взрослым альфам. Детям можно. А что?

 

— Просто уточнил. Не вериться до сих пор. Как ты смог уговорить Мирона?

 

— Я положил на это всю свою удачу и свободу. — Честно отвечаю ему.

 

— Для чего эта жертва? Думаешь, тебе кто-то скажет спасибо?

 

— Если моим потомкам понадобиться бегство от альф, то у них будет такое место. В отличие от меня. — Больше Рода ничего не спрашивает. Лишь молча смотрит на меня, всё с тем же неверием. — Если вопросов больше нет, то я пойду.

 

— Постарайся не умирать часто.

 

— И ты тоже береги себя.

 

Из его дома выхожу вымотанным, словно из меня все соки выжали. Как ему не верится в существование подобного центра, так и мне не верится в то, что смог договориться с ним. Учитывая его характер, я ждал, что меня пошлют. Хорошо, что Мирон согласился пойти на уступки, а Рода не потребовал доказательств того, что охота приостановлена. Если бы потребовал, то мне пришлось бы держать его в пирамиде, дабы тот видел Мирона. Последнее ему вряд ли бы пришлось по душе.

 

— С вами всё хорошо? — Даже внимания не обратил на то, кто из них троих меня спросил.

 

— Лёгкое головокружение. Не беспокойся, от него ещё никто не умирал. — И чтобы не было последующих вопросов о моём самочувствии, выдвигаюсь вперёд, поторапливая и их. — Поторопимся. У нас ещё не все дела сделаны.

 

Нельзя заставлять Мирона долго ждать. А то ещё за мной ринется.

 

На корабль возвращаюсь с некой тяжестью в груди. У меня получилось сделать центр для омег, безопасное место для них. И мне самому хочется остаться здесь. Если бы не дал Мирону обещания, то остался бы здесь ещё давно. Тошнотворное чувство клубиться где-то в районе желудка, грозясь выйти вместе с истерикой. Но я сдерживаю себя. Мне нельзя показывать слабину.

 

— Всё будет хорошо. — Тихо успокаиваю самого себя. Благо поднявшийся ветер с волнами на моей стороне, и меня навряд ли кто услышит.

 

Поглаживая живот, дабы успокоить тошнотворные позывы, смотрю в сторону отдаляющегося центра. Стараюсь ободрить себя мыслей, что уже хотя бы кто-то живёт в спокойствии и безопасности.

 

Это место будет их новым безопасным домом.