Череда бесконечных дней и ночей. Он не помнил, сколько из них было, а сколько ему приснилось. И сколько на самом деле прошло времени, он тоже не знал. Казалось, что это тянется уже столетия, хотя мог пройти всего месяц. 

Свои первые дни здесь Язет помнил хорошо, тогда еще его не поили отварами из одурманивающих трав. Позднее эти дни часто возвращались к нему во снах, но воспоминания потускнели, и теперь он уже не был уверен насчет их подлинности.

Он не сразу осознал, что его везут на север. И что везут для того, чтобы уложить в чью-то постель — тем более. В голове бродили совсем другие мысли: зачем он нужен северным пиратам, если его жизнь не стоит и дохлой кошки? Или о том, что случится с его матерью, когда лорд Морета осознает, что его пленник сбежал от него... Или, например, о том, что если мать будет наказана сообразно обещанию Дьюлы, ничто не удержит Язета от достойной смерти. И много других глупых или разумных мыслей, свалявшихся в тугой запутанный клубок, шевелившийся в парализованном страхом мозге, словно жирные черви — в земле. Язет не знал, что ему делать. До тех пор, пока не встретился с Рагвальдом Сил-Халаром — предводителем и самозваным лордом-аристократом северных шаек. Сил-Халар небрежно и походя сказал юноше о том, что ему, Сил-Халару, просто захотелось необычного наложника, о котором треплется вся столица — Шадах-Мекхес. И вот тогда до Язета сразу дошел весь кошмар его нынешнего положения — просто еще одна постель. Просто жертва чужой похоти в очередной раз. Никакого смысла не было во всей его жизни, никаких высоких целей, никакой закулисной игры, в которой он мог бы играть роль хотя бы пешки. Он просто тело.

Юноша не смог найти другого выхода и уже испытанным методом попытался довести северного лорда до состояния аффекта. Но Сил-Халар, в отличие от Дагмара, прекрасно держал себя в руках и моментально раскусил его игру. Всё, чем он ограничился, — запер Язета в башне, хитростью напоив какой-то дрянью, от которой тот перестал осознавать себя. Так все и началось. В короткие минуты просветления пленник видел явь, похожую на сон, а когда спал, ему снился сон, похожий на явь. Он постепенно перестал отличать одно от другого. И бесконечная череда дней с Сил-Халаром или его гостями тоже слилась в один длинный кошмар без начала и конца. Тело, не обремененное сознательными моральными принципами, жило своей собственной жизнью и по своим собственным законам. Оно благодарно отзывалось на изощренные ласки, или же, привыкнув к боли, так же благодарно отзывалось и на боль, на которую не скупился лорд-отступник. Язет просыпался, сгорал от унижения и стыда, вспоминая свои сны, мучился, пытаясь осознать сон это или явь, но как только засыпал — кричал и извивался на раскаленном шесте удовольствий, а сознание отстраненно регистрировало мелькающие картинки. 

Сил-Халар забавлялся его осознанием происходящего, когда иногда приходил разбудить его. Юноша мог и ходить, и стоять в своем летаргическом состоянии, он понимал и выполнял приказы. Он с охотой отдавался и брал то, что ему давали. Он с радостью принимал боль, ставшую наслаждением, и наслаждение, ставшее болью, его твердая плоть пульсировала и трепетала, жаждущая прикосновения, а он сам насаживался на столь же твердую плоть других, чьих лиц он чаще всего не помнил, лишь бы освободиться от сжигавшего его яростного возбуждения. Когда он не спал, его не оставляли одного, понимая, видимо, что Язет может сделать что-то с собой.

Со временем дни перестали отличаться друг от друга.