Сквозь черноту и тьму — всполохи… Воспоминания из жизни? Пресловутая «пролетевшая в один миг перед глазами»? Язет не задумывался. Где-то далеко-далеко от его разума, под чернотой сомкнувшихся век звуки обретали образы. 

… не ускользнуть… — волна гладких светлых волос на подушке.

… найду… — тяжелое тело душит в темноте. 

… глупый-глупый солнечный маль... — распахнутые глаза, полные неверия. 

… гда будешь… моим… — руки с длинными пальцами, они всегда холодны. 

… власть над… — каменный свод пещеры над головой. 

… так хочу… — боль во всем теле и унижение. 

… уничтожу… — чьи-то темные глаза с бессильной ненавистью на дне.

… не будет холодно… — черная ладонь на стекле.

… я создам тебя… — стон наслаждения в горячей постели. 

Язет медленно выплывал из слипшихся в кучу, внушающих омерзение кошмаров. Вдобавок, ему было жарко и тесно в коконе теплых одеял. Сквозь не задернутую штору полога алькова проникал тяжелый желтый послеполуденный свет. Юноша ощущал смутную неправильность происходящего и отвращение к себе. Оно поднималось из него какой-то малообъяснимой гнилой волной и сосредоточилось, наконец, на оказавшемся в поле зрения осунувшемся лице мальчика-раба — теперь его личного — имени которого Язет не удосужился узнать. 

Темноволосый, с распахнутыми глазами-вишнями в окружении черных длинных ресниц, худенький и тоненький как прутик, симпатичный и вызывающе беззащитный. Язет задушил в себе внезапно нахлынувшее желание безжалостно и грязно убить, выплеснув его кровью и внутренностями те сумбур и тоску, что поселились в голове и сердце. Медноволосый пленник скрыл свою жажду крови за опухшими веками и кромкой ресниц. Потом снова взглянул на мальчишку. Странно тот выглядел: запекшиеся губы в трещинках, синяк в пол-лица, руки в мелких ссадинах и темных ушибах, а левую он и вовсе неловко придерживал у живота, стараясь не двигать ей лишний раз. Вьен вроде не успел так уж сильно помять оборвыша. Или Сил-Халар бил его накануне? Вроде бы он оттачивал свои умения только на Язете… А потом лорд-отступник остался и ушел только…

— Ах!..

Язета подкинуло на постели так же резко, как в памяти возник образ: он ведь сбежал! Язет точно помнил, что улетел! Заснул на льду!.. Почему он здесь, в крепости?.. Или… все это было горячечным бредом? Частью его кошмаров? Ему приснилась его смерть, которой он так жаждал. Юноша обессилено выдохнул и упал на подушки. Его лихорадило, и он не мог вспомнить, было ли это правдой или сном. Его снова опоили? Этого он не помнил. Ему казалось, что сейчас нет ничего важнее, чем определить: сон или явь? Он задавил порыв спросить об этом мальчишку, подскочившего от его резкого движения и кинувшегося наливать что-то в чашку. Вместо этого он разлепил сухие губы и прохрипел:

— Кто тебя звал?

Мальчик отпрянул от постели, услышав в голосе больного откровенную неприязнь.

— Мне… мне приказали быть тут, ждать, когда вы проснетесь, господин. Теперь вам нужно выпить этот отвар, так велел доктор, — голос звучал довольно уверенно, но мальчик ни на шаг не придвинулся к кровати, несмотря на свою просьбу. 

— Нет… Не хочу. Убирайся со своим отваром. За дверь. И не показывайся мне на глаза. 

— Но… — мальчик вскинулся и сразу сник, увидев злой ярко-желтый взгляд. 

Оставив чашку на прикроватном столике, он стрелой выскочил за дверь. 

Язет вздохнул и какое-то время просто лежал, собирая в кучу разбегающиеся мысли. Потом встал, с трудом разодрав тёплый кокон покрывал, и заковылял в ванну. Все тело охватила слабость и какая-то бесчувственность. Открутив на всю мощность кран с горячей водой, подаваемой из котельной в подвале, он скользнул под болезненное биение струи, позволив парящей воде бесстыдно обнять все тело, согревая, расслабляя, очищая. Ему не хотелось ни о чем думать, но эта маленькая сомнительная мыслишка — сон или явь? — все еще скреблась в его голове, не давая вымести сознание прочь из головы. Он готов был поклясться, что это не было сном, но… Тогда откуда он снова взялся в замке у Сил-Халара? Или это его личный вариант посмертного наказания за поруганную при жизни честь Рода? Упаси Отрешенные от такого. Да и в жизнь после смерти верят только люди. Найдазе знают: нет ничего после смерти. Только темнота и небытие.

* * *

В отличие от мальчишки-раба, что отирался в башне постоянно "по приказу светловолосого господина", сам Сил-Халар не показывался там почти неделю. Тем неожиданнее прозвучал однажды над головой закрывшегося в ванне Язета его голос, давший ответ на важный, но так и не заданный вопрос. 

— Мой милый, наивный мальчик, ты думал, что можешь сбежать от меня так просто?

Юноша вздрогнул. 

— Сил-Халар… Это был не… — Язет прикусил язык, не желая выдавать свою самую сокровенную надежду и свой самый сокровенный страх.

— Нет, не сон, — Сил-Халар улыбался, и голос его был сладким, с мурлычущими интимными нотками, но глаза двумя ледяными кусками впивались в стремительно бледневшее лицо Язета. — Признаться, ты изрядно подпортил мне нервы в тот день: тебя хватились не сразу, и я боялся опоздать. Однако на будущее запомни: от меня ты не спрячешься даже в самом глубоком и темном ущелье. В тебе моя магия, и она всегда откликнется на мой зов. Эту метку не стереть.

Сил-Халар склонился над ним, грубо дернув вверх подбородок, и ощутимо, почти до крови, укусил его за горло, словно ставя на нем отпечаток собственника. Потом резко поднялся, пообещав напоследок:

— Ну, к этому разговору мы еще вернемся позже. А сейчас у меня много дел. Не скучай, — он с издевкой послал осевшему в ванну Язету воздушный поцелуй и помахал рукой. 

Пленник переваривал услышанное, держась за глотку. Его безумная попытка имела место быть на самом деле, и она провалилась… Хотя теперь никто не сможет сказать, что он сдался не попробовав. К трясущимся рукам добавилось ощущение полного бессилия перед обстоятельствами. Гулко колотилось где-то в горле пойманное в ловушку тела сердце — то ли от слишком горячей воды, то ли от внезапного испуга. Язет откинул голову на бортик и закрыл лицо руками, желая только одного — стереть из памяти это горькое знание о том, что он попытался, но не вышло даже умереть. Бесполезный, никчёмный, ни на что не способный, кроме как быть вещью.

* * *

Днем позже Рагвальд Сил-Халар напомнил ему, что он-то ничего не забыл. Как он тогда сказал? Его собственные вассалы не поймут, если попытка побега и чей-то разбитый катер останутся без достойного наказания. Хотя, по его мнению, наивный огненный мальчик и так примерно наказан тем, что он снова здесь после неудачи. Язет ожидал чего угодно — ярости, досады, оскорблений, а над ним, кажется, просто… посмеялись? Хотя теперь, в полной тишине и темноте, прокручивая в памяти обрывки этого странного разговора, он уже не был в этом уверен. 

Самым омерзительным было ожидание. Липкий страх забивал горло, как мокрая тряпка, и каждая секунда превращалась в вязкое желе, которое бесконечно долго стекало со стрелок часов в окружающую черноту. Сил-Халар, забавляясь, немного дополнил «костюм в стиле ню». На глазах у Язета плотная повязка. Она не пропускает ни малейшего луча света, погружая в мир гипертрофированных звуков и обостренных чувств. Вместо глаз стремилась видеть вся кожа: по ощущениям пространство комнат изменилось до неузнаваемости… Вернее, пространства не стало как понятия, оно превратилось во время — от вздоха до вздоха, от шороха до шороха. 

Скованные руки тянула наверх прочная цепь; юноша чувствовал, как покалывает онемевшие пальцы, тяжелая нечувствительность медленно ползет по предплечьям, захватывая не столько тело, сколько разум, заполняя его навязчивой мыслью о том, что безумно хочется опустить руки вниз любой ценой. Напряженно вытянутая вслед за руками спина очерчивала каждую мышцу, каждый позвонок. Между лопаток при дыхании легко скользила еще одна цепочка — от кольца тугого ошейника. Ее кончик щекотал изогнутое тело, спускаясь к ложбинке между ягодиц. Язета нервировало это холодное прикосновение, подчеркивающее его наготу, как будто длину цепи подбирали специально. Волосы цвета меди Сил-Халар сам собрал на затылке в узел, чтобы ничто не помешало ласкать и созерцать красивую белую спину, волной стремящуюся к узким бедрам и ровным стройным ногам. 

Тишина в комнате оглушала своей безграничностью, как будто крепость за дверью укутало ватным белым снегом, пожирающим звуки как голодное чрево. Язет слышал только скрип металла о металл, шорох повязки на глазах, собственное прерывистое дыхание, и басами где-то на периферии сознания — далекий глухой тамтам пульсации крови. 

В этой тишине, с мыслью о том моменте, когда он сможет опустить руки и содрать с себя эту черную непроницаемую повязку, к нему приходили воспоминания-сны о самом начале в этой же самой комнате. Может быть, даже с теми же мужчинами, которые будут здесь сегодня. Но тогда он был под действием какой-то дряни… Теперь — в полном сознании. 

Он встрепенулся, напрягая слух до предела возможностей, когда по коже мягким мехом пробежался сквозняк из открывшейся двери. 

Шорох шагов. Шепот свободных одежд. Походка слишком тяжела и уверенна для слуги или служанки. Это мужчина, пришедший владеть его телом. И он не один. Чуть более легкий шаг следом за первым. 

Чужая прохладная ладонь — на судорожно дернувшихся бедрах и поджавшихся от страха ягодицах, скользит по кругу, пока мужчина обходит юношу, чтобы встать к нему лицом. Еще чье-то тело прижимается сзади, руками обхватывая Язета под грудью. Царапнула спину вышивка на одежде, острые ногти скользнули на грани боли вокруг в миг затвердевшего соска. 

— Здравствуй, огненный, мы по тебе скучали, — шепот пробежал горячим дыханием прямо по шее. 

Безжалостные пальцы сгребли узел волос на затылке и потянули, заставив Язета откинуть голову назад, открывая горло в беззащитном жесте; тело выгнулось дугой навстречу второму мужчине. Продолжая гладить его бедра, тот довольно засмеялся. Тихий перекатывающийся звук с едва ощутимым оттенком издевки забился в ушах Язета и проскользнул внутрь ледяным дуновением тоскливого страха. Словно скользкий могильный червь, он прогрызал себе путь к его сердцу. Юноша застонал, ощущая собственную беспомощность.

Он узнал обоих гостей. Сандер и Вьен. Это узнавание пришло к нему вспышкой и потерялось в тяжелой тоскливой реальности, в которой хотелось только позорно пасть на колени и молить, чтобы его перестали касаться и оставили в покое. 

— Надеюсь, ты по нам тоже скучал, — выдохнул в кожу один из братьев и теснее прижался бедрами к его заду, давая ощутить, что в его случае «скучать» — вовсе не эфемерное понятие. 

Тело сзади исчезло, и Язет услышал, как братья целуются, стоя совсем близко к нему. Он чувствовал жар их тел, слышал звук ткани скользящей по ткани, а потом по коже, и звук чужого, сбивающегося дыхания, переходящего в низкий стон. И понимал, что против воли эти звуки заставляют его прислушиваться, и… ощутить тень желания. 

Кто-то коленом заставил его раздвинуть ноги, и жаркий влажный рот мучительно медленно втянул его расслабленную плоть в глубину рта. Язык нежно скользил по уздечке и вокруг головки, плотно сжатые губы терлись о ствол вверх-вниз, теплые пальцы поглаживали основание и поджавшиеся яички. 

Юноша со всхлипом прикусил губы и ощутил, как член, независимо от его воли, напрягается, увеличиваясь в размерах, и каменеет. Сегодня Сил-Халар снова испытал на нем одно из своих адских зелий. На этот раз возбуждающее низменные желания — в горле до сих пор стоит горький травяной вкус.

— Он красивый, правда? — спросил томный голос со стороны постели. 

Горячие губы прервали свой волнующий танец вокруг потемневшей головки, едва не вырвав из-за крепко стиснутых зубов Язета стон разочарования. Его бедра едва заметно дернулись в конвульсивном движении вперед. 

— Если ты продолжишь в том же духе, Сандер, я его пораню, — ревнивые нотки — это младший из братьев у его ног, Вьен. 

Старший рассмеялся и успокаивающе ответил:

— Ну, это же очевидно, что он красивый, но именно без тебя я не согласен видеть свою постель… Даже с таким огненным мальчиком в ней… 

Голос приблизился, и Язет снова услышал, как братья целуются, как хрипло и тяжело, словно загнанное животное, дышит Вьен. 

Губы снова сомкнулись жарким колодцем на его чреслах, и стон все-таки вырвался наружу коротким всплеском — как река выплескивается из берегов по весне. 

Руки Сандера заскользили, очерчивая мышцы, по спине и бедрам:

— Остальные присоединятся к нам чуть позже, когда ты будешь готов. 

Но Язет вряд ли смог бы повторить то, что он сказал: жаркий умелый рот поглотил его тело и его разум, почти физически дрожащий внутри от наслаждения. Судорожно подрагивал живот, когда рука скользила по его промежности, нежно перекатывая в ладони яички. 

Язет отпустил свое тело с края пропасти, в которую так хотелось сорваться, и неудержимо полетел к мгновению опустошающего наслаждения. Он почувствовал, как ладони одного из братьев раздвинули ягодицы, и затрепетал от все увеличивающейся волны восторга внутри — это было то, чего ему хотелось: быть заполненным этим наслаждением до отказа, внутри и снаружи, навсегда потеряться в этом сладком тянущем чувстве. 

Теплое скользкое масло полилось на его вход с пальцев мужчины. Пальцы слегка надавили на поджимающееся колечко мышц и скользнули по кругу, пальцы второй руки перекатывали напряженные ноющие соски. Язет едва не кричал от острого удовольствия. В последний момент он снова укусил себя за губу, но боль уже не возвращала самообладания, она только подлила масла в огонь его страсти. 

Вместо теплых пальцев входа коснулось что-то холодное и жесткое, но Язет не успел даже вздохнуть, когда это что-то одним сильным движением оказалось внутри него почти целиком. Юноша зашипел от неприятной жгучей боли, вскидывая бедра прочь от твердого предмета внутри себя, но только глубже погрузился в горячий влажный рот, и его снова пополам с болью затопило наслаждение. Рот исчез, и только ловкий язык скользил круговыми движениями по венчику. Мышцы всего тела напряглись в ожидании оргазма, но он так и не пришел, потому что холодное и твердое нечто внутри его тела вышло и снова вошло, а жесткие пальцы крепко пережали член у основания, не давая выплеснуться острым экстазом. Язет прикусил губы, скрывая хриплый стон мучительного разочарования. Остановиться на самом пике удовольствия — это было больно. Юноша ткнулся в собственное плечо, заставляя себя молчать. Потом голова сама собой упала на грудь, волосы рассыпались и пологом закрыли лицо с обеих сторон. Кто-то из братьев отвел их в сторону и прошептал на ухо:

— Неужели так больно? Но по сравнению со мной эта игрушка совсем невелика.

Рука медленно потянула ту самую игрушку из его тела, и Язет замер, стараясь расслабиться и сосредоточиться на снова вернувшемся к его плоти языке. Юноша знал, с чем игрался один из братьев: рукоятка короткой плети — любимой плети Сил-Халара — была выточена из темного дерева в форме мужского органа. И она на самом деле была не так уж велика. 

На третьем или четвертом сильном движении внутрь горящие мышцы перестали сопротивляться, и жжение утихло достаточно для того, чтобы вернулся разум. Рот продолжал доставлять ему удовольствие, но недостаточно сильное, чтобы кончить — член почти опал. Рука, игравшая с плетью, потянула голову за волосы назад, наматывая медные локоны на кулак. Язет не сопротивлялся, он знал, что это только начало, которое можно назвать приятным. Мужчина придвинулся ближе, и Язет ощутил его наготу и твердый ствол, упирающийся в бедро. Палец второй руки очертил потемневшие опухшие губы, пылающие от притока крови, Язет безропотно позволил ему проскользнуть в рот.

— Соси меня, — хрипло приказал Сандер. — Покажи, как ты будешь это делать со мной. 

Язет мотнул головой, стремясь избавиться от пальца во рту, но рука в волосах не давала ему дергаться, а острый ноготь впился в мякоть горла изнутри. Из глаз брызнули слезы, юноша задергался и подчинился — губы сомкнулись и повторили то, что делал с плотью Язета Вьен. Наградой был горячий шепот, обжигающий, кажется, все тело сразу:

— Может, хватит этой игрушки? — мужчина уперся бедром в основание плети, загоняя ее глубже. — Я смогу доставить тебе намного больше удовольствия. 

Язет отрицательно мотнул головой, когда пальцы, гладившие язык, исчезли. Глупо. На самом деле, никого не интересует его желание. Все равно происходит то, что должно, и гордый отказ, хотя бы на словах, ничего не меняет. 

— Зря… — отозвался мужчина. — Скоро должен прийти Ройс. А ты знаешь, он совсем немаленький. Должен помнить. Я бы тебя к нему подготовил, а так ты быстро выйдешь из строя… И будет гораздо больнее продолжать. 

Дыхание на миг прервалось. Даже сквозь дурман зелий Сил-Халара Язет помнил, как сильно ненавидит Ройса. Совсем недавно он видел его во плоти и не испытал ничего, кроме страха и омерзения. Принадлежащий к второсортной аристократической семье, этот ублюдок даже не пах аристократическим происхождением. Он пах грубой скотиной и садистом под стать всей остальной компании Рагвальда Сил-Халара. Но если сам лорд-отступник или даже братья, которых он воспитал под себя, имели вкус к утонченной жестокости, хорошим манерам и разбирались в том, как боль сделать удовольствием, то Ройс был просто животным, ведомым обычными основополагающими инстинктами: спать, жрать и трахаться; и одним не основополагающим: убивать. Язет слышал от Сил-Халара, что Ройс кого-то забил до смерти у себя на родине. После суда, выжив в Игре, он сам пришел на север в изгнание. 

Язет боялся Ройса, точнее того, что тот с ним сделает. Где Ройс, там боль. Обычная без затей боль, уничтожающая остатки разума, стирающая весь налет цивилизации и оставляющая после себя только кровоточащий комок безмозглого мяса. От воспоминаний, пролетевших в голове скомканной кучкой цветных картинок и смутных образов, Язета отвлек голос Сандера:

— Заканчивай, Вьен. Иначе этот несдержанный идиот на самом деле порвет его. 

Язык пробежал по кругу, вызывая мучительный стон. У юноши возникло ощущение, что он тонет, погружаясь в глубину горячего рта и еще дальше в тесноту горла. Дыхание участилось, всхлипами прорываясь сквозь стиснутые накрепко зубы. Бедра дрогнули и двинулись навстречу жадным губам. Второй брат, все еще держащий в руках плеть, поймал ритм, и Язет разрывался между тупой, слабо ощутимой болью и удовольствием, уже не отделяя одно от другого. Тело покрылось испариной, напряжение нарастало, неотвратимое, как приближение сумерек после заката, а потом по спине пробежала дрожь, мышцы застыли, словно парализованные. Оргазм хлынул сквозь него как река сквозь дырявую плотину. Все преграды и последние остатки воли и самосознания смыло этим потоком чистого острого наслаждения. Ноги едва не свело судорогой, суставы рук, казалось, вот-вот сойдут со своих мест. Язет даже не ощутил за удовольствием, в какой момент его руки отстегнули от потолочной балки и завели за спину, чтобы той самой короткой цепочкой пристегнуть к кольцу на ошейнике. Игрушка тоже исчезла, и юношу бросили грудью на низкую постель. Широко расставленные колени ощущали мягкость ковра рядом с кроватью, бедра приподнялись, как будто приглашая.

— Вьен, не хочешь начать первым? — спросил мужчина. 

— Нет, я лучше посмотрю и присоединюсь позже, — ответил ленивый голос того, кто ласкал Язета губами. 

Смех.

Юноша снова дернулся от прикосновения рук к бедрам. Ладони раздвинули ягодицы, и Язет хотел вжаться в постель, стараясь отодвинуть неизбежно и — не смог. Тело было безвольным как желе. И если бы сейчас его освободили, он не сумел бы подняться с колен. А ужаснее всего было то, что это он только что стонал от острого наслаждения, мечтая получить еще больше: еще больший член в задницу, и глотку еще более глубокую на своем собственном члене. Он… который даже не смотрел ни на мужчин, ни на мальчиков, и помыслить себя не мог ни с кем, кроме женщины. Он, который думал о том, что если к нему прикоснется хоть еще один мужчина после Дагмара, он просто сойдет с ума. Он только что стонал и хотел еще большего унижения. Осознание произошедшего парализовало его каким-то непередаваемым оцепенелым ужасом. Между ягодиц было скользко от смазки, и именно от этого мерзкого ощущения, а вовсе даже не от сознания произошедшего, медноволосый юноша беззвучно заплакал. Напряженная горячая плоть прижалась к припухшему входу, а к спине — влажная от пота грудь. Над ухом — звук тяжелого дыхания. Он больше не мог сопротивляться, а только как заведенный повторял: «Не надо… не надо… не надо… не надо… не надо». 

— Расслабься, огненный, тебе со мной всегда нравилось, — дыхание прервалось, когда внутрь его тела проскользнула головка. — М-м-м-м… Какой же ты горячий… Великолепно. 

Жалобный скулеж превратился в рыдания, пока медленными волнообразными движениями мужчина погружался все глубже. Неприятное давление внутри тела нарастало, и когда головка члена зацепила простату, Язет вскрикнул и дернулся — позвоночник от шеи до копчика прошила молния… Слишком острая, больше похожая на боль молния со сладким привкусом ушедшего оргазма. Скольжение по простате стало постоянным, и Язет дергался под мужчиной, как умирающее под копьем животное. Тело ему не подчинялось, неловко извиваясь и рвано вздрагивая. Под конец это стало просто больно; под конец он почти кричал, задыхаясь от слез.

Вьен наблюдал картинку с отстраненным интересом, поглаживая себя и наслаждаясь зрелищем своего брата, трахающего пленника. Скоро вой последнего начал раздражать, и младший нахмурился: свести мальчишку с ума не входило в их планы. Рагвальд сказал, что они могут делать с ним что угодно, но вернуть его должны в здравом уме и не нуждающимся в реанимации, а эта истерика отдавала чем-то нездоровым. Вьен пристроился к братцу и пустил в ход руки и губы, заставляя того кончить. 

Когда все закончилось, Язет без сил привалился к постели, утыкаясь в нее лицом, нервные задыхающиеся всхлипы сотрясали тело, но не было уже никаких чувств. Все это перевалило за грань того, что ощущается и понимается. Грязи было слишком много, и она стала воздухом, которым дышат. Он тонул в пустых обрывках мыслей, которые исчезали, едва появившись, и он даже не мог сказать, о чем конкретно думал.

Мягкий голос прошептал на ухо, заставляя непроизвольно дернуться от близости:

— Выпей, мой огненный, тебе станет хорошо… Сейчас тебе это нужно. 

И Язет, не задумываясь о том, чей именно голос это был, подчинился мягкой нежности в нем, принимая ее за чистую монету. Ему пообещали, что будет хорошо. Горький отвар он глотал как живительную воду и тянулся за краем бокала еще и еще, пока не осушил его до дна. Это немного привело его в сознание, но как будто отодвинуло на задний план произошедшее. 

— Не многовато ли за раз? — тихо спросил Вьен, пока Сандер поил медноволосого юношу.

— Нормально. Ройс доставит ему немало боли, а возбуждение задавит часть.

В этот момент дверь едва не сорвалась с петель, и Язет вздрогнул, расслышав голос Ройса среди других голосов, втекающих в спальню. Кто-то из братьев, кажется Сандер, лениво заметил в сторону вновь прибывших:

— Опаздываете, господа. Пропустили разминку. 

— К выродкам разминку! — захохотал Ройс. — Я его и без разминки отымею! 

Слышно было, как он раздевается под одобрительные комментарии.

Весь окружающий Язета мир сузился до ощущения сверлящего мозг довольного голоса Ройса. Крупная дрожь начала бить тело следом за прокатившейся по коже волной мурашек. Но никто этого даже не заметил. Язет не закричал, когда его снова поставили на колени, ему даже не нужно было стискивать зубы, чтобы сдержать крик. Он просто онемел от ужаса, потерял голос. Даже внутри его разума ничто не вопило, погрузившись в могильную тишину и неподвижность. Руки, пытающиеся его удержать, оставляли на коже россыпь черных уродливых синяков, но юноша извивался, брыкался и выворачивался из захватов как скользкая змея. Даже скованные запястья уже не мешали. Его ловили втроем. Остальные делали ставки и смеялись. Наконец, Ройс догадался ухватить его за цепь между ошейником и наручниками и потянул. Юноша захрипел и панически заметался, чувствуя, как поддается трахея. Перед глазами под чернотой повязки заплясали цветные круги, и он вдруг осознал, что с радостью провалится в небытие и все забудет. Но кто-то растолкал их в разные стороны, вырвав цепь у Ройса из рук:

— Идиот! Мы не имеем права его убить, Сил-Халар нас в порошок сотрет! Держи себя в руках!

Язет с хрипом втянул в легкие воздух. Ему казалось, что шея раздавлена в кашу. Кто-то отстегнул от ошейника и наручников цепь — во избежание, и юноша с наслаждением опустил к пояснице занемевшие руки. А потом его снова поставили на колени, жестко пригибая к полу за шею. Теперь его уже не отпустят. Он обездвижен, словно его вмуровали в стену в нужном положении. Ройс подошел сзади. Он не ждал, когда Язет расслабится, он не готовил его. Он его просто трахал. Всегда. Вколачивался в него, как тяжелый кузнечный молот. И доставал, кажется, до самого мозга. 

И когда он это сделал в очередной раз, Язет заорал. Ему не давали отстраниться ни на сантиметр, он даже не мог шевельнуться куда-то в сторону, зажатый сильными руками и телами со всех сторон. Его бедра, задраные вверх, представляли собой волнующее остальных зрелище. Он уже не чувствовал, как по внутренней стороне этих бедер бежали теплые струйки. Но прочие участники оргии остро ощущали запах свежей крови. Это подняло температуру на несколько градусов: кто-то целовался, кто-то жадно наблюдал за представлением, ожидая своей очереди, а кто-то тоже занимался сексом, не глядя на пару в центре комнаты. 

Когда боль начала наполнять разум свыше определенного порога, сознание частично отключилось от тела и ускользнуло куда-то внутрь себя, не исчезая совсем.

Как будто и не было этих длинных северных месяцев. Колени болят от жестких камней пола в замке Дьюлы Морета. Сегодня Дагмар дал волю своей так легко читаемой страсти - он ее даже не прятал. Он разорвал его тело и уничтожил разум. По крайней мере, все произошедшее до сих пор кажется каким-то страшным фантасмагорическим сном, кошмаром… Дагмар несмываемо запятнал его память следами своих поцелуев и потеками крови вперемешку со спермой на бедрах. Следы с кожи сойдут, кровь смоется в горячей воде, заживут раны, но ощущать их он будет на себе всегда, каждую секунду своей жизни помнить о тех, самых первых синяках и прикосновениях. 

Язет пришел в себя немного позже. И сразу тело ниже пояса взорвалось ослепительной, как вспышка звезды, болью. Кто-то слизывал его сами по себе бегущие по щекам слезы. Он по запаху узнал старшего из братьев. Кто-то над плечом с досадой констатировал:

— Ну вот, Ройс, ты — конченый выродок. Ты его порвал так, что теперь с ним неинтересно развлекаться. 

Ройс равнодушно заметил откуда-то издалека:

— Не нравится эта дырка, возьми себе другую. У него их две. 

Дружный смех. 

Язет тихо шепчет про себя, так тихо, что даже шевеления губ почти незаметно:

— Я убью тебя, Дагмар… Когда-нибудь я это обязательно сделаю…

Кто-то перевернул его на спину, разводя колени в стороны и поднимая их к плечам. В развороченный анус легко входило три пальца. Потом и четыре, вызывая у неподвижного тела судороги и тяжелые стоны. Еще чья-то рука грубо теребила мягкую опавшую плоть. Пальцы нашли заветное место внутри его тела и скользили прямо по нему. Немного настойчивости и чуть-чуть времени, и по оголенным как тело нервам прокатилось новое удовольствие, больше похожее на боль. Им завладевал дух зелья Сил-Халара и обыкновенная беспощадная физиология. Бедра в потеках крови подкидывало над постелью. Плоть медленно наливалась тяжестью, так медленно и неохотно, как будто сомневалась. И Язет ощутил, как снова горят жаром щеки. Удовольствие от унижения, удовольствие от боли — бедра сами двигались навстречу, растянутое кольцо мышц легко поглощало практически всю ладонь. Юноша глотал беззвучные и бессильные что-либо изменить слезы. Когда показалось, что вот-вот придет разрядка, а с ней и освобождение на несколько бесконечно долгих и одновременно коротких секунд, кто-то снова пережал его член у основания.

— Отсоси-ка мне, рыженький, тогда я дам тебе кончить. 

Его поставили на колени, снова вогнали рукоятку плети в открытый проход. Перевитые ремни были похожи на хвост, который вился по бедрам, заставляя его вздрагивать. Стоять на коленях сейчас, преодолевая волны накатывающей боли и тошнотворной слабости, он мог только благодаря тому, что его тело все еще пыталось себя восстановить. 

Потом Сандер, или может кто-то еще, предпочел его трахнуть. В растянутом теле хлюпала кровь вперемешку с чужой спермой. Живот и грудь были перемазаны и его собственной, и еще чьей-то. Ни боли, ни удовольствия не ощущалось. Оргазм превратился во что-то механическое, болезненное, с каждым разом вгоняя его сознание все глубже и глубже в ощущение какого-то безвременья. 

А потом все слилось в непрерывную череду меняющих позиции пар. Кто-то сзади, кто-то пользуется его ртом. Язету казалось, что его самого больше нет, он пребывает где-то вне этой комнаты, как будто видя свое истерзанное тело со стороны, мотающееся между двух других. Периодически кто-то бил его по щеке, чтобы привести в чувство, и он ненадолго возвращался в мир боли и грязи. Но потом снова тихо уплывал. Ему хватало того мига, когда менялись партнеры. Чуть больший эффект произвел Ройс, взявшийся за плеть, но тут даже не потребовалось ждать, пока его оставят в покое, он исчез из себя где-то на середине процесса порки. Он периодически срывался в монотонный, напевный речитатив, твердя, словно безумный дервиш — молитву, свое давешнее «не надо». Он мог пережить все, но не собственное наслаждение унижением. Боль уйдет, тело залечит само себя, самосознание вернется, но факт этого падения останется и будет ранить изнутри, терзать, как плеть терзает спину. Просто объект всеобщей похоти. Дырка, как точно заметил Ройс. Дырка, которая получает удовольствие от того, что все ею пользуются. И он будет помнить об этом всегда. Неважно, что его просто опоили. Неважно, кем он будет себя считать или кем станет потом. Ему хватит того, что хотя бы краткий миг в его жизни, ему нравилось быть шлюхой. Он видел перед внутренним взором свое предсказание, обрушившееся на него в пещере в День мертвых. Оно сбывалось в деталях — падать ниже уже некуда. 

Когда все закончилось, у него не было сил даже хрипеть. Ему казалось, что он никогда после этого не сможет заговорить. Язет нашел в себе силы отползти с мокрых простыней куда-то в нетронутый угол постели и замереть там, преодолевая слабость, подтянув колени к груди. И про себя молиться о том, чтобы на этот раз сознание уплыло уже насовсем, тихо и спокойно. Просто закрылись и не открылись глаза. Ему хотелось покоя. Безграничного и бесконечного, как чернота под повязкой.