Знаете, возможно, не мне вам объяснять о том, что в нашей жизни порой всё не так, как мы хотим. Порой мы мечтаем о сказочных берегах, героических подвигах, но просиживаем всю свою жизнь в офисе, у экрана монитора, хотя даже так мы вполне можем себе устроить экскурсию по неизведанным мирам. Сейчас человек научился делать многое, рассекать небеса, уходить глубоко под воду, уже практически нет мест на земле, где бы ни ступала нога человека.

      Много загадок уже разгадали современные учёные, но по сей день люди борются над разгадкой тайны человеческого мозга. Он таинственен и многогранен, а иногда выдает такие загадки, над которыми человечеству ещё предстоит биться долгие годы.

      Человеческий мозг — очень отлаженный и чёткий механизм, он работает так, как нужно ему, программируя тело на совершение тех или иных поступков. Он всегда скапливает в себе информацию о том, что нам необходимо, но иногда прячет нужные данные под кипой никому не нужных и бесполезных вещей, делает так, что нам приходится очень глубоко порыться в себе, прежде чем понять то, что зашифровал он на этот раз.

      Бывает так, что засыпая вечером, утром мы не можем вспомнить того, что произошло с нами в предыдущие часы, влияние ли это посторонних факторов, таких как алкоголь или усталость, а, может, это просто очередная загадка, которую нам подкинул наш любезный мозг? Предстоит сделать множество различных умозаключений, что смогут натолкнуть на нужные мысли, но это потом, а пока в голове вакуум и хочется быстрее спрятаться от раздражающих факторов, начать жизнь с чистого листа, раз уж так вышло.

      Высокий красивый стройный блондин стоит в ванной комнате и смотрит на себя в зеркало, пытаясь вспомнить. Он треплет свои и без того взъерошенные волосы и жмурит глаза. Голова раскалывается, но перед глазами лишь яркие огни и улыбка генерального директора фирмы, что по-отечески хлопает его по плечу.

— Молодец, Ифань. Ты сделал неповторимую услугу нашей фирме. Этот успех твой, эта вечеринка для тебя!

      Парень сжимает кулаки, возвращаясь в реальность, и засовывает голову в холодную воду, пытаясь хоть как-то унять головную боль. Это же надо было так нажраться. Хотя он прекрасно помнит, что не собирался напиваться, он был вымотан физически, ведь этот успех стоил немалых затрат сил с его стороны, он дневал и ночевал в офисе, поэтому к празднованию своей победы едва стоял на ногах, да ещё потребности личного характера…

      Ифань вздохнул, зачёсывая назад непослушную чёлку и решая, что тратить свои силы на то, что ему неподвластно — бесполезно. Он включает теплую воду и погружается в ванную, откидывая голову назад. Тело ноет, глаза закрываются, а по щеке срывается первая слеза. Он устал, очень. Он пытается взять себя в руки, но истерика накрывает с головой, вот только здесь, за дверьми своей маленькой, но такой уютной квартирки, он может быть собой.

      Лет в четырнадцать Ифань понял, что его жизнь не будет лёгкой, он стоял перед зеркалом и откровенно считал, что кто-то там наверху решил пошутить и сейчас, возможно, громко смеётся, тыча в него пальцем, потому что высокий угловатый, тогда ещё черноволосый парень с грубыми чертами лица, ну, никак не мог быть омегой, но в заднице зудело, а прозрачная смазка с лёгким ароматом ежевики медленно стекала по бедру.

      Ифань прятался, Ифань плакал и отказывался выходить из комнаты. Папа пытался что-то ему доказать, но мальчик лишь огрызался и просил оставить его в покое. С каждым днём он рос, превращаясь в красавца мужчину, издалека многие принимали его за альфу, но стоило им уловить его запах, на лицах расползалась усмешка. Омеги тыкали в него пальцем и кривили носики, а альфы обходили стороной, заявляя, что на такого омегу только у идиота встанет. В школе он был изгоем, а потом, когда был пройден рубеж полового созревания, он открыл для себя очень полезные таблетки и парфюм, которые превращали его из недоомеги в привлекательного альфу. Их семья переехала в другой город, Ифань поступил в институт, и всё стало просто прекрасно, если не считать тех ужасных нескольких дней в месяц, в которые он готов был лезть на стену.

      Он окончил институт с красным дипломом, сумев скрыть свою сущность, и сейчас работал в солидной фирме, все сотрудники в нём души не чаяли. За те почти десять лет, что он изображал из себя альфу, он научился полностью контролировать свой организм. Наблюдая за старшими, запоминал манеры поведения, а когда вокруг него начинал витать лёгкий запах ежевики, чесал затылок и виновато говорил, что у его омеги течка.

      Все в офисе были уверены, что у этого серьёзного делового парня есть личная жизнь, вот только, сколько они не просили его познакомить со второй половинкой, он находил миллион причин, по которым ЕГО омега, к сожалению, не мог встретиться с коллегами любимого.

      За три года, что Ифань работал в фирме, все привыкли к его странностям, а он лишь тихо дрожал, когда чувствовал нарастающий запах ежевики, как проклятие, как знак того, что ему всю жизнь предстоит быть одному.

      Ифань умудрился привыкнуть даже к вечерним посиделкам с альфами и бетами, что за бокалом пива обсуждали своих омег, Ифань тоже рассказывал какие-то истории, ему уже в пору было книгу писать о его жизни с тем, кого никогда не было. Альфы видели в нём своего, и Ифань старался держать планку.

      Он вспоминал, какими взглядами смотрели на него омеги в офисе, каждый норовил повиснуть на нём, слишком откровенные наряды его секретаря заставляли смеяться, но Ифань старался войти в роль, бросая изредка заинтересованные взгляды на острые ключицы, обтянутые белоснежной кожей, и улыбался, когда младший убегал, светя довольной улыбкой. Этот парнишка был тайно влюблён в него, даже не подозревая какую ошибку совершает.

— Твой омега потёк? — вспомнил Ифань вопрос коллеги, когда они вчера сидели за стойкой бара.

      Ифань помнил, как смутился, но старался не подать виду, течка должна была начаться на днях, поэтому приходилось носить таблетки в кармане. Он хотел отказаться от похода на этот корпоратив, но босс сказал, что этот праздник в его честь, а пропускать собственные вечеринки некультурно. И что в итоге, он сидит в своей ванной и плачет, потому что не может вспомнить абсолютно ничего, что случилось с ним после пары пропущенных с коллегами стаканчиков крепкого виски. Ифань ненавидел его, но нужно было держать марку.

      Он вытирает мокрые щёки и пытается настроиться. Он помнит о том, что в честь успешной сделки босс дал ему отпуск, на работу не нужно, поэтому мысли грызли с новой силой. Омега потянулся за мочалкой, выдавливая на неё гель и начал медленно водить по коже, но замер, замечая ровненький темный кружочек в районе левого соска. Касание отдалось лёгкой болью. Ифань поднялся на ноги, рассматривая своё тело, несколько подобных следов на шее, тёмные отпечатки чьих-то пальцев на ягодицах. Омега помотал головой, но следы никуда не пропали.

      Сердце заколотилось быстрее, дыхание сбилось, а ноги отказывались держать. Омега медленно сполз обратно в тёплую воду. Неужели он с кем-то спал этой ночью? Но как… С кем? Он ничего не помнил. В голову закрадывались разные мысли. Он думал о том, что этой ночью либо какой-то безумный альфа разгадал его тайну, либо…

      Ифань отрицательно помотал головой, он не мог переспать с омегой, хотя отсутствие близости столько лет могло полностью лишить его разума. Омега вновь помотал головой, а потом несмело потянулся рукой к своей попе. Он понимал, что сейчас он вряд ли сможет что-то определить, но может быть от прикосновения, в голове всплывут хоть какие-то воспоминания? Он осторожно коснулся пальцем своего ануса, а потом не сильно протолкнул его внутрь. Палец вошёл свободно, растянутый проход ещё не успел до конца вернуться в привычное состояние. Облегчённый выдох сорвался с губ Ифаня. Осознание того, что он мог переспать с кем-то из своих, пугало намного сильнее, чем-то, что он подпустил близко какого-то альфу. Даже интересно стало, кто мог позариться на такого омегу, как он?

      По телу прошла волна возбуждения, видимо тело ещё помнило ласки и отзывалось на заполненность, но Ифань осознавал, что его пальцев было категорически мало, теперь мало. Аромат ежевики наполнил помещение, а огонь зародившийся внутри только усугублял положение.

      Вода медленно остывала, создавая контраст с горячей кожей. Перед глазами возникло лицо секретаря, что что-то щебетал Ифаню о красавчике-бармене, и о том, что эта вечеринка просто отпадная. Старший помнил, как кивал, вливая в себя очередной коктейль, а потом вот так же почувствовал жар в теле. Он вспомнил, как поднялся, сказал, что ему нужно освежиться и поплёлся в сторону уборных, разыскивая по карманам нужные таблетки, а потом…

      Ифань простонал, скользнув пальцами по простате, а потом снова чернота, чёрт возьми, дошёл ли он до туалета, выпил ли таблетку? Тело дрогнуло от накрывшей волны оргазма.

      Омега поднялся и на негнущихся ногах направился в спальню, обессилено оказываясь в кровати. Он ведь даже не понял, как до дома добрался. Глаза налились свинцом, и омега провалился в беспокойный сон.

      Просыпаться, когда за окном солнце медленно клонится к земле, в этом весь Ифань. Он всегда вот так проводил время в свои критические дни. Сбегал с работы и три дня просто спал, стараясь забить на потребности организма. Кому он такой нужен, а секс без обязательств… Эх, хоть Ифань и ненавидел свою сущность под кого попало ложиться тоже не собирался. Он был гордым омегой, от этого и страдал.

      После сна в голове стало немного посвежее, хотя воспоминания так и не хотели возвращаться. Ифань ещё раз бросил взгляд на аккуратный синяк на груди, словно метка, но только там, где её никто не увидит. Омега усмехнулся своим предположениям и начал одеваться.

      На телефоне несколько пропущенных от секретаря, а внутри как-то тревожно. Ифань набирает номер и вслушивается в монотонные гудки.

— Ну, наконец-то, — слышит он на том конце облегчённый выдох. — Ох, простите, сэр.

— Ничего страшного, — спокойно отвечает старший. — Ты что-то хотел?

      Резко, иначе Ифань уже не умеет.

— Я просто хотел узнать, нормально ли вы добрались, — отвечает парень, а по голосу понятно, что он дуется. — Просто вы вчера так неожиданно исчезли в самый разгар праздника. И никто не мог до вас дозвониться.

      Ифань облегчённо выдыхает, значит, спал он явно не с кем-то из коллег.

— Вы выглядели таким бледным. Что-то случилось?

— Я просто переутомился, — ответил старший. — Сам же знаешь, мы работали почти без выходных, и тут организм расслабился и дал небольшой сбой. Всё в порядке, Сехун-и.

— Это очень хорошо, — сказал мальчишка, а Ифань понял, что тот отбросил уже все обиды и улыбается. — Хорошенько вам отдохнуть, сэр. Мы будем скучать.

— Се, — сказал несмело Ифань. — Вот ты сказал, что меня все потеряли, неужели никто не видел, когда я уходил?

— А вам зачем? — с любопытством спросил младший.

— Ну… Я немного перебрал и…

— Сами не помните, как добрались до дома?

      Ифань хмыкнул, а этот мальчишка был не промах.

— Никто не видел, как вы уходили, сэр, — ответил Сехун. — Я уверен… Просто, когда вы ушли освежиться и долго не возвращались, я подумал, что вам плохо и нужно вас найти, я оббегал весь клуб, спрашивал у всех знакомых, звонил вам, но так и не получил ответа. Я очень беспокоился, сэр.

— У меня всё хорошо, — кивнул Ифань. — Спасибо тебе и отдыхай.

— Сэр… — нерешительно замялся младший. — А ваш омега… Он разве не может рассказать вам о том, как вы добрались вчера домой?

      Ифань растерялся, пытаясь придумать отмазку.

— Он… он сейчас не в городе, поэтому я дома один.

— Но ежевика… — тихо сказал Сехун.

      Сердце Ифаня сжалось, он не понимал, зачем мучает этого мальчишку, было же видно, что Сехун буквально в рот ему смотрит, но у них не может быть совместного будущего, ведь Сехун — омега, и Ифань… омега, с этим приходится смириться.

— Я, наверное, уже насквозь пропитан ей, — выдохнул Ифань. — Это знаешь, как найти своего истинного, мы словно срослись…

— Я понимаю, — тихо всхлипнули на том конце.

— Се…

— Всё хорошо, — ответил младший, а сердце Криса предательски сжалось, нужно было заканчивать с этим цирком. — Отдыхай… те и не о чём не беспокойтесь.

      Послышались короткие гудки, а Ифань сжал телефон. Он слишком заигрался.

      Дни неслись своей чередой, Ифань постарался выкинуть всё из головы, тот альфа не стремился встретиться с ним, а, значит, это был перепих всего лишь на одну ночь. На сердце отлегло, а синяки начали сходить, хотя тот аккуратный на груди заживал дольше всех. Ифань иногда, словно нарочно нажимал на него, чувствуя, что там, где-то под ребрами, точно на этом самом месте бьётся сердце.

      Ифань старался брать от отпуска всё, отдыхая на полную мощность, он съездил к морю, успел немного сгореть, посещал тренажерный залы, поддерживая свою форму и свою легенду. Омеги, не скрывая восхищения, смотрели ему в след, вот только это не приносило никакой радости.

      Однажды вечером, когда ничего не предвещало беды, в дверь позвонили. Ифань направился открывать, вытирая волосы полотенцем. На нём были широкие спортивные штаны. По коже груди ещё кое-где стекали прозрачные капли. Открыв дверь, Ифань замер, увидев перед собой своего секретаря.

      Сехун растерянно хлопал глазами и неуверенно сглотнул, пробежавшись взглядом по подтянутому прессу старшего.

— Здравствуйте, босс, — поклонился он, прижимая к себе какую-то папку. — Меня прислал директор. Он сказал, что понимает, что у вас ещё два законных дня отпуска, но эти бумаги срочно нуждаются в вашем одобрении.

— Проходи, — сказал Ифань, отбрасывая полотенце в сторону и пропуская гостя внутрь.

      Сехун несмело перешагнул через порог, сделав глубокий вдох, а потом заметно мрачнея. Ежевика была здесь в каждом предмете, в каждом сантиметре, наполнившего эту небольшую квартиру, воздуха. Ифань улыбнулся, легонько подталкивая гостя в гостиную.

— Посиди немного, я сейчас переоденусь и приду.

      Сехун кивнул, опускаясь на мягкий диван. Оглядываясь вокруг, он никак не мог понять, почему такая на вид одинокая и холостяцкая квартира насквозь пропахла запахом омеги.

— Вы один дома? — спросил младший, когда Ифань вернулся одетый в широкую светлую футболку.

— Да, — кивнул старший. — Давай, я посмотрю, что тут у тебя.

      Младший протянул папку с бумагами, Ифань нацепил на нос аккуратные очки и погрузился в чтение, не замечая, как гость буквально весь извертелся на диване, пытаясь различить в этом доме присутствие омеги. Все было аккуратно сложено по местам, видно, что уборка в квартире проводилась регулярно, но Сехун так же понимал, что никогда не замечал за своим боссом неряшливости, в его кабинете всегда был идеальный порядок, как и в доме, и в душе.

— Можно мне в ванную? — спросил несмело Сехун.

— Да, конечно, — отвлекся от договоров Ифань. — Первая дверь по коридору.

      Младший неторопливо пошёл в указанном направлении, осматриваясь. Первое, что сразу бросилось ему в глаза, когда он зашёл в просторную ванную, это одинокая зубная щетка на небольшой тумбочке у зеркала. Сехун усмехнулся, выходит, всё-таки не было никакого омеги, хотя, переведя взгляд на полку над ванной, он заметил кучу баночек с гелями, кремами, пеной для ванн и всякой прочей омежьей атрибутикой, хотя за таким телом, как у Ифаня, нужен был уход, и можно было предположить, что это всё могло принадлежать только ему, но ежевика… Сехун грустно вздохнул, умыл лицо прохладной водой и вышел, мельком заглядывая в кухню, где было по-домашнему уютно. Сехун понимал, что такой кухню мог сделать только настоящий омега.

— Ваш омега ещё не вернулся? — спросил он, возвращаясь в гостиную.

      Ифань отвлёкся от бумаг и непонимающе посмотрел на Сехуна. Когда он работал, он немного забывал о той роли, которую ему приходилось играть.

— Ну, — смутился младший. — В доме как-то не сильно ощущается присутствие второго человека, но запах…

      Ифань сглотнул, он вспомнил, что сегодня не принимал таблеток. С утра его организм отказывался принимать какую-либо пищу и к обеду он просто забыл о них.

— Да, — кивнул Фань. — Он сейчас у родителей, его отцу нездоровится, вот он и поехал помогать папе.

— И вы так просто его отпустили? Одного?

— У нас свободные отношения, — натянул улыбку Ифань, складывая бумаги. — Вот. Всё я закончил. Кое-где я оставил свои пометки, остальные бумаги я подписал. В понедельник я вернусь к делам, поэтому, надеюсь, нам удастся всё уладить с этими партнерами.

— А вам не скучно тут одному? — спросил младший, забирая протянутые Ифанем бумаги, и как бы ненароком касаясь своими пальцами его.

      Глаза парня напротив горели каким-то непонятным Фаню огнём. Сехун нервно облизывал губы, осторожно пододвигаясь ближе. Ифань напрягся, только прямого соблазнения ему не хватало, этот мальчишка нашёл явно не подходящий момент.

— Что же вы так напряглись, босс? — сказал младший, слишком близко, его дыхание опалило ухо, а его руки уже несмело скользили по спине старшего. Ифань чувствовал, как дрожит Сехун, для него это, видимо, было тоже тяжело, и надо бы оттолкнуть парня, но Ифань словно онемел. Голова закружилась, а к горлу подступил ком.

— Позвольте мне скрасить ваше одиночество, — сказал младший, разворачивая к себе лицо растерянного начальника.

      Сехуну было страшно, он никогда вот так напрямую никого не соблазнял, но он хотел этого человека безумно долго, сейчас ему было плевать, что эта могла быть самая большая ошибка в его жизни, но ему хотелось ласки. Ему хотелось любви и толстого члена в своей заднице. Ифань был какой-то бледный и растерянный, но сейчас было не до этого, главное не струсить самому, ведь второго шанса может и не быть. Прозрачная капля скользит по виску старшего, и Сехун припадает к ней губами.

      Ифань вздрогнул от этого прикосновения, его разум кричит о том, что всё, что происходит — неправильно. Он попытался отодвинуть младшего от себя.

— Се, не надо, пожалуйста.

— Я вам не нравлюсь? — прошептал в самые губы младший. — Что есть в том другом, чего нет во мне? Я люблю вас, уже полгода, засыпая, вижу во сне только вас. Ифань-ши, не делайте мне ещё больнее.

      Руки младшего скользят по груди, а губы в миллиметре от губ Ифаня, всё внутри переворачивается, тошнота подступала к горлу и, отбрасывая Сехуна, Ифань побежал в сторону туалета. Его буквально выворачивало наизнанку, всё тело дрожало, ноги отказывались держать, в голове пустота.

      Сехун стоял у двери, его колотило, он обхватил себя и глубоко дышал, понимая, что запах ежевики не в вещах, этот запах исходит от человека, что сейчас, свернувшись и прижимая к себе колени, плачет, не смея поднять глаз.

— Прости, Се, прости, но я больше так не могу. Я — омега, Сехун. Самый одинокий, самый странный, самый уродливый в мире. Я не могу тебе ничего дать, потому что я сам нуждаюсь хоть в чьей-нибудь любви и заботе. Мне казалось, сойди я за альфу, мир станет проще, ведь столько лет я слышал лишь усмешки в свой адрес, — Ифань плачет, а сердце Сехуна разлетается на осколки, как? Как он мог так жестоко ошибиться? Он смеется, истерически, надрывно и ползёт по стене вниз, они сидят друг напротив друга, Ифань боится поднять глаза, а истерика Сехуна отражается крупными слезами на его щеках.

      Никто из них не помнит, сколько прошло времени. Старший, наконец, поднимает взгляд, встречаясь с пустыми глазами младшего. Он чувствует дрожь, что бежит по телу.

— Прости, я не думал, что всё так получится. Все верили в историю про моего омегу, а ты…

— Я слишком упрямый, — усмехнулся Сехун. — Забей, это я во всём виноват.

      Уголки губ младшего слегка дёргаются, он пытается улыбнуться, выходит кривовато, но он научится, у него впереди ещё много неудач.

— У тебя приятный запах, хён, — сказал младший. — Ты же не против, что я вот так, неформально.

— Всё в порядке, — отмахнулся Ифань. — Меня порядком бесит этот официоз.

— Меня тоже, — ответил Сехун, поднимаясь и протягивая старшему руку. — Поднимайся, обещаю, приставать не буду.

— Се, — усмехается Ифань, вставая на ноги и крепко сжимая руку младшего. Голова всё ещё кружится, а тошнота никуда не делась.

— Что-то ты неважно выглядишь, пойдём, тебе нужно лечь.

— Не знаю, что со мной происходит, с утра какие-то сбои, голова кружится, тошнит периодически.

      Сехун с подозрением посмотрел на старшего, но ничего не сказал, помогая ему устроиться в кровати.

— Ты полежи, а я приготовлю чего-нибудь перекусить.

— Не нужно, — смущенно сказал старший. — Я сам как-нибудь.

— Зачем как-нибудь, если есть я, — сказал Сехун, подмигнув старшему и удаляясь.

      Ифань смотрел ему в спину и думал о том, что на душе стало намного легче, ведь нести свой крест в одиночку очень тяжело.

      Сехун стоял у плиты и думал, много думал. Ифань всегда относился к нему хорошо, помогал советами, никогда не ругал за просчеты и помогал разбираться с ошибками. Он был для него старшим товарищем, а всё остальное Сехун себе придумал сам. Ифань был ему словно старший брат, о котором омега всегда мечтал, вот только, возможно, он перепутал чувства любви братской и благодарности, с чем-то возвышенным и романтичным. Бесспорно, Ифань был очень красив, но красота его была холодной, аристократичной и, действительно, уж слишком мужественной. Сехун сейчас прекрасно понимал, что омеге с его внешностью вообще ничего не светило. На своём опыте Сехун давно понял, что альфы видели омег, как домашних куриц, что нежно ворковали им что-то на ушко, разминая плечи после тяжелого рабочего дня. Нежные черты, хрупкость, наивность — вот признаки правильного омеги, а они: строгие, угловатые, высокие с резкими чертами лица — были изгоями в современном омежьем обществе. Сейчас Сехун понимал Ифаня, но сам бы вряд ли решился на такой шаг, он ещё верил в своего «принца на белом коне».

      Тихие шаги заставили его обернуться, Ифань шлепал ногами в пушистых тапочках, завернувшись в тёплый плед.

— Ты зачем встал? Я бы позвал тебя, когда всё было бы готово.

— Мне неудобно перед тобой. Ты же пришёл сюда не для того, чтобы стать сиделкой, в офисе дел, наверное, невпроворот.

— Ничего страшного, — отмахнулся Сехун. — Без тебя всё равно работать скучно, все ходят, как сонные мухи. Знаешь, ты заработал неплохой авторитет, не многие альфы такого добиваются.

— Я знаю, — почесал затылок Ифань, усаживаясь на стул и подгибая под себя одну ногу. — Се… Ты же понимаешь, что мне не выгодно сейчас раскрывать себя и…

— Не переживай, я никому не скажу о твоей маленькой тайне, хочешь, даже для убедительности могу рассказать этим безмозглым курицам о том, какой ты страстный любовник.

      Ифань покачал головой.

— Прости, — смущённо ответил Сехун. — Вырвалось. Ты давно один?

— С рождения, — ответил Ифань, с подозрением глядя на Сехуново варево. — Это что?

— Овощное рагу, — надул губы младший. — Чем оно тебя не устраивает?

— Нет, всё нормально, — помотал головой Ифань и взял ложку. — С самого детства у меня не слишком-то клеилось общение с людьми, а потом, когда я узнал о своей сущности, то вообще замкнулся в себе, ты первый за, дай подумаю, целых пятнадцать лет, кому я смог признаться о том, что я такой неудачник.

— Ты не неудачник, хён. Ты особенный.

— Ну да, — усмехнулся старший, пережевывая рагу. — Очень вкусно, между прочим.

— Спасибо, — смутился Сехун, ему приятно было, что кто-то хвалил его кулинарные способности.

— А ты давно по омегам? — спросил Крис, усмехнувшись в кулак, видя, как недовольно фыркнул Сехун.

— По тебе не угадаешь, кто ты на самом деле, — ответил младший. — Только запах, и то, какой-то далекий. Мне не везёт с альфами, последние мои отношения продлились чуть больше полугода в институте. Мне казалось, что я потерял голову, что это самая огромная и самая истинная любовь в моей жизни, но он мне изменил, тот омега залетел и всё, мой мир лопнул, а потом… потом я шарахался от отношений, боясь, что сделают больно.

— Тогда почему ты сегодня так просто попытался соблазнить меня? — сказал Ифань, откладывая ложку, тошнота опять подступила и, казалось, сделай он ещё глоток, всё окажется снова в унитазе.

— Просто? — усмехнулся Сехун. — Ты бы знал, чего мне это стоило, мне было так страшно, но… Ты мне, действительно, нравишься, хён. За столько лет ты был первым, кто позаботился обо мне. Родители уже давно в другом городе, а друзей как-то тоже не осталось, у всех своя жизнь, семьи, кому я нужен?

      Ифань распахнул свои объятия.

— Иди сюда, пожалею.

— Ну, тебя, хён, — сказал Сехун, но подошёл к старшему, который крепко его обнял. Стало очень тепло, словно в этих объятиях Сехун нашёл свой дом. — Знаешь, хён, ты теплый. Когда я пытался засыпать в холодной комнате своего общежития, мне не хватало именно твоего тепла.

— Сехун, — с подозрением сказал Ифань.

— Со мной всё хорошо, просто… Просто стань моей семьей, хён.

      Младший заплакал, а Ифань был не в силах отпустить его из своих рук, он и сам за столько времени привязался к нему.

— Я буду твоей семьей, если ты перестанешь так крепко меня обнимать, иначе всё, что я съел, сейчас окажется на твоей рубашке.

— Прости, хён, — отстранился Сехун, Ифань вытер ладонями его слёзы. — Мне, наверное, пора. Я отвезу бумаги директору. Если что-то понадобится, ты звони, не стесняйся.

— Я послезавтра собирался отдохнуть на побережье, всё-таки последний выходной перед трудовыми буднями, составишь мне компанию?

      Сехун закивал, сияя улыбкой.

— Я позвоню, — сказал он, закрывая за младшим дверь. Стоило дому снова погрузиться в тишину, как тело медленно поползло по стене, но на душе стало легче, теперь у него есть хоть один человек, с которым можно поделиться своими мыслями. И пусть их отношения какие-то неправильные, Ифань верил, что Сехун украсит его одинокую жизнь, хотя бы потому, что он такой же выброшенный обществом, как и он сам.

      Сехун оказался очень задорным и озорным мальчишкой, проведённый с ним вечер Ифань запомнил надолго, потому что не раз ему приходилось краснеть перед окружающими за слишком детские выходки «своего» омеги. Тот вёл себя, как хозяин, стреляя глазами на заглядывающихся в сторону Ифаня омег, за что старший был ему очень благодарен. После длительной прогулки вернулась слабость и тошнота.

— Хён, — сказал Сехун, когда старший подвозил его до общежития. — А ты вспомнил, как в тот день после вечеринки добрался домой?

— С чего вдруг такие вопросы? — спросил Ифань, чувствуя холодок, что прошёл по спине.

— Да, так, что-то вдруг навеяло, твой голос тогда был очень растерянным, словно в тот день случилось что-то важное.

— Случилось, — хмыкнул Ифань, останавливая машину у нужного дома. — Но я так ничего и не вспомнил, может, оно и к лучшему.

— Хён, — внимательно посмотрел на старшего Сехун. — А что тогда случилось?

      Ифань сильнее сжал руль, он ведь хотел напрочь забыть о том случае, о том странном альфе, которого он не мог вспомнить и о той метке на груди.

— Я с кем-то переспал, но я не помню, кто это был, — отчеканил старший, а Сехун понятливо хмыкнул.

— Я так и думал. Ты поэтому спрашивал о том, видел ли тебя кто-нибудь?

— Да, я боялся, что это был кто-то из офиса.

— О нет, поверь, там все уверенные в твоем мужестве и безграничной власти над слабым полом, — сказал Сехун, а на сердце отлегло, но следующая фраза выбила старшего из колеи. — А сцепка была?

      Голова медленно опустилась на руль, а Ифань почувствовал, как защипали глаза.

— Я не помню, Се, ничего не помню. Я был так утомлен работой, что пара рюмок крепкого виски полностью отрубила сознание, помню, что пил с тобой коктейль, как стало жарко. Я боялся, что течка может начаться в любой момент. Я шёл выпить таблетки, а потом… потом я проснулся в своей кровати, один, а на теле были явные следы близости, метки, понимаешь, он ставил свои метки везде, где нельзя было увидеть посторонним, но прекрасно видел я. Первые дни я ждал, а потом… потом мне стало тошно от самого себя, кому нужен такой омега…

      Ифань почувствовал крепкие объятия, и стало теплее, он снова плакал на груди Сехуна, а младший медленно укачивал его в руках, повторяя, что всё будет хорошо.

      Вливаться в трудовые будни было тяжело, но Ифань старался изо всех сил, потому что только в работе он мог найти себя. Сехун по обычаю крутился рядом, но старший просто не мог не заметить подозрительных взглядов в свою сторону.

— Се, что не так? — выловил его в приемной Фань. — Почему ты на меня так смотришь?

— Ты бледный, — сказал младший, зачесывая пальцами выбившуюся из прически прядь старшего. Им было плевать на то, что подумают окружающие, ведь о них уже давно ходило много сплетен. — Тебе нездоровится?

— Это видимо последствия долгого отдыха, отвык от нагрузок.

— Но это продолжается уже не первый день…

— Се, со мной всё в порядке, — прорычал Ифань, пугая проходивших мимо сотрудников.

      Младший отвёл взгляд, старший выдохнул, притягивая его к себе и обнимая.

— Прости, — шепнул он. — Вырвалось.

— Всё нормально, но твоё состояние мне не нравится, — ответил младший. — Я тут подумал…

— Ифань, — вошёл в приемную директор, заставляя парочку отскочить друг от друга. — Ох, простите.

— Нет, это вы нас простите, сэр, — поклонился Ифань. — Мы немного повздорили, Сехун обиделся…

— Я не обиделся, — очаровательно улыбнулся младший. — Простите, у меня много дел, ещё увидимся.

      Младший выпорхнул из приёмной. Оставив начальство наедине, и переведя дух, он осмотрелся и побежал к выходу из здания, направляясь в сторону аптеки напротив.

— За презервативами побежал, не иначе, — зашептались у него за спиной. — Отхватил-таки лакомый кусочек.

— А, может, уже и залететь успел, омеги сейчас быстрые. Раз и в койку.

— До меня доходили слухи, но признаться честно, я удивлён, — сказал директор, обходя Ифаня и устраиваясь на небольшом диванчике.

— Вы о чём? — попытался сделать непроницаемый вид Ифань.

— О вашем романе с господином О.

— Ну, мы…

— Знаешь, меня это абсолютно не касается, пока вы справляетесь со своей работой, меня всё устраивает.

      Ифань кивнул.

— Знаешь, зачем я пришёл? — спросил старший, а блондин отрицательно помотал головой. — Сегодня наши партнеры устраивают благотворительный ужин в честь нашего сотрудничества, и ты обязан там быть.

— Но… — попытался возразить Ифань, вспоминая, чем закончился прошлый корпоратив.

— Ничего не хочу слышать, ты идёшь туда, и отказы не принимаются, можешь взять с собой господина О, у него язык подвешенный, а нам нужно произвести хорошее впечатление. Сейчас оба можете идти домой, готовиться, я пришлю за вами машину.

      Альфа поднялся и, поправив пиджак, пошёл к выходу, а Ифань грустно выдохнул и потянулся за телефоном.

— Да, — послышался голос Сехуна и шум проезжающих машин.

— Ты где? — неуверенно прислушался Ифань.

— Выбежал на улицу за кофе, что-то случилось? Директор подпортил тебе настроение?

— И да, и нет, — выдохнул старший. — Сегодня вечером мы с тобой идём на благотворительный ужин наших партнёров. Он отпустил нас домой, готовиться.

— Мм, это заманчиво, но…

— Се, отказы не принимаются.

— Чёрт, — шепнул Сехун, а потом послышалось какое-то шуршание и приглушённый чем-то голос Хуна. — Мне пустырник и парочку тестов на беременность.

— Се?.. — нерешительно начал Ифань.

— Я уже мчусь на стоянку, спускайся, — голос Сехуна стал чётким.

      Ифань услышал короткие гудки, а потом сорвался вниз, сбивая сотрудников и извиняясь. Сехун уже сидел в машине и допивал кофе из бумажного стаканчика.

— Ты… ты… — пытался выговорить Ифань.

— Кофе? — помахал перед старшим полным стаканом О.

      Ифань плюхнулся на водительское место и, проигнорировав кофе, нажал на газ.

— А зря, я, между прочим, о тебе думаю, — сказал младший, помахав перед Ифанем пакетом из аптеки. — А это, в первую очередь тебе нужно.

— Это бред, Се, так не бывает, с первого раза…

— Суеверия, — отмахнулся младший. — Это же тебе ничего не стоит, мы просто проверим.

— А если он будет положительным, что я буду делать тогда?

— А разве ты сможешь что-то изменить? Если он будет положительным, будет только два выхода, и ты прекрасно знаешь каких, но знай, я всегда буду рядом с тобой.

      Ифань кинул благодарный взгляд на младшего, сворачивая к его общежитию.

— Мне нужно всего пять минут, подождёшь?

      Ифань кивнул, Сехун положил на соседнее с ним сидение пакет и побежал переодеваться. Ву несмело косился в сторону покупки Сехуна, он и сам подозревал это, но до последнего не хотел верить, а тянуть, и правда, больше не было смысла, вот только он не знал, как поступить, если тест всё-таки окажется положительным, он не хотел брать на себя такую ответственность. Голова заболела от мыслей, захотелось исчезнуть, раствориться, забыть о своем никчёмном существовании.

      Тёплые ладошки легли на виски.

— Дыши глубже, — послышался голос Сехуна. — Всё будет хорошо. Я рядом, я не дам тебе скатиться до отчаяния, хён. Я помогу, ты всегда можешь на меня рассчитывать.

— Спасибо, — шепнул Ифань. — Се, если бы не ты, чтобы я делал сейчас. Прости меня, что я не смог стать для тебя альфой, о котором ты мечтал, не смог стать даже бетой, я грёбаный омега, чёрт возьми!

      Младший крепко обнял Ифаня, гладя его по голове, сейчас он ловил себя на мысли о том, что в принципе, ему больше никто уже не нужен.

— Поехали, хён. Нам нельзя опаздывать.

      Ифань отстранился и кивнул. Они ехали молча. Сехун отстраненно смотрел в окно, он переоделся, надел самый дорогой костюм, что у него был, взял с собой небольшую косметичку, чтобы навести марафет к ужину.

      Старший остановился на парковке, выбрался из машины и открыл Сехуну дверь.

— Тебе очень долго придётся избавляться от всего этого, — хмыкнул младший.

      Ифань непонимающе посмотрел на младшего.

— Ты воспитал в себе уж слишком идеального альфу, — сказал Сехун, вкладывая свою руку в протянутую ладонь.

— Иди уже, — ответил старший, забирая с сидения небольшой аптечный пакетик.

      Они поднялись наверх, и Ифань ушёл в душ.

— Хён… Тесты, — остановил его Сехун.

— Давай потом, вечером, а вдруг… Я испорчу весь ужин. Босс велел произвести впечатление.

— Хорошо, но вечером…

— Ты дашь мне их снова, — сказал Ифань, растрепав светлые волосы младшего.

— Тогда ты должен мне пообещать, что сегодня не будешь пить, — крикнул ему вдогонку Сехун.

— Всё, что хочешь, дьяволёнок, — отозвался из ванной Ифань, а Сехун улыбнулся, ему казалось, что он сошёл с ума. Сейчас он чувствовал себя самым счастливым человеком на земле, не хватало лишь ощущения тепла, которое ему дарили руки Ифаня, но Сехун верил в то, что у них всё ещё будет, стоит лишь только подождать.

      Ифань стоял под тёплыми струями воды и думал о том, что их отношения с Сехуном какие-то странные. Слишком нежные для братских, слишком близкие для дружеских и уж слишком странные для отношений двух омег.

      Почти пятнадцать лет Ифань притворялся сильным альфой, обливая себя с ног до головы различными феромонами. Ему повезло, что его дядя работал на очень известного парфюмера и проникся бедой юного племянника. Духи с запахом альфы, сильного, властного, независимого, он получал от дяди упаковками, но свой запах всё же иногда пробивался, но и это шло ему на руку, давая понятие, что у этого альфы есть постоянный партнёр. Сехун был прав, Ифань не знал, как вести себя по-омежьи, как быть омегой. Он наблюдал за младшим, что мог позволить себе всякие капризы, делал милые мордашки, умело заигрывал с коллегами по работе, в этом плане Ифань был бревном. Он о нежностях знал лишь поверхностно, а найти своего истинного даже не мечтал. Вот ведь как получилось, даже единственного альфу, что увидел в нём омегу, он забыл, абсолютно, словно тот был мимолетным видением.

— Эй, хён, ты там случаем не утопился? — послышался беспокойный голос.

      Ифань прыснул в кулак и вылез из душа, выключая воду.

— Нет, Хунни, я уже выхожу.

— Давай поторапливайся, время поджимает.

      Ифань обернулся полотенцем и вышел, направляясь в спальню, где Сехун сидел в глубоком кресле и рассматривал старый фотоальбом.

— И кто разрешил тебе лазить в чужих вещах, недоразумение? — спросил старший, поворачиваясь к младшему спиной и открывая шкаф, для того, чтобы выбрать одежду.

      Молчание затянулось, старший обернулся, замечая скользящий по его спине пронзительный взгляд. Кадык невольно дернулся, этот взгляд был настолько прожигающим, что хотелось выть от своей беспомощности.

— Се, что ты там увидел? — чуть дрогнувшим голосом сказал старший.

      Сехун встрепенулся, отрывая взгляд от натренированного подтянутого тела.

— Хён, а ты уверен, что ты ничего не напутал, с таким шикарным телом нельзя быть омегой.

— Конечно, напутал, — огрызнулся старший. — А смазка из задницы у меня раз в месяц просто так течёт, ветром надуло, чёрт возьми. Се, что за глупые вопросы?

— Прости, — виновато отвёл взгляд младший, а Ифань почувствовал, как на душе скребут кошки, он понял, что его самого ужасно расстраивает, когда с лица Сехуна сходит улыбка.

      Ифань развернулся и подошёл к младшему, опускаясь рядом.

— Не дуйся, просто…

— Нет, я всё понимаю, хён, ты вправе злиться, просто знаешь, ты всё ещё нравишься мне, очень…

— Се…

— Нет, подожди, выслушай, это так странно, узнав твой секрет, я должен был бежать от тебя как можно дальше, но ты привязал меня к себе, и я уже не знаю, где правда, а где ложь. Твоя жизнь — сплошная игра, я увяз в ней, да я сам пошёл на это, и теперь мне нет пути назад, но мне хочется получить хотя бы кроху того, о чём я мечтал когда-то. Это звучит, как бред, я не могу заставить тебя полюбить меня, это неправильно, это дико, но я… Я полностью твой, хён. Ты можешь делать со мной всё, что хочешь, и я приму это как должное, потому что моя жизнь без тебя превратится в ад.

— А со мной она будет ещё хуже, Се. Я трус, я лгун, я испортил свою жизнь. Я живу, как ты правильно выразился, в игре, где действуют очень жестокие правила. Ты прав, мы зашли слишком далеко, я привык играть свою роль, но хотя бы с тобой я могу быть настоящим, ты моя единственная опора на этом свете, и пока ты держишь меня за руку, я могу спокойно дышать. Вот только есть одно большое «но». Я не альфа, Се и никогда им не стану, я даже бетой стать не могу, помни об этом. Я неотесанный мужлан, который не омега и не альфа, я никто, Се…

— Ты тёплый, — сказал Сехун, обнимая старшего. — А больше мне ничего не надо.

      Старший обнимает мальчишку в ответ, чувствуя горячие слёзы, что срываются с глаз Сехуна и бегут вниз по обнаженной груди старшего.

      Телефонный звонок нарушает затянувшееся молчание.

— Да, — проговорил Ифань.

— Машина будет через двадцать минут, сэр.

— Хорошо, — кивнул блондин, откладывая телефон, а потом посмотрел на Сехуна. — У нас двадцать минут.

      Младший несётся в ванную умываться, пока Ифань наспех надевает костюм, завязывает шнурки на ботинках, поправляет прическу и обливает себя привычными духами, что сейчас, в сочетании с витающим в воздухе запахом младшего немного кружит голову.

      Сехун подводит глаза и выходит, осматривая старшего с ног до головы. Цокнув языком, он поправляет воротник, перевязывает Ифаню галстук и расправляет складки белой ткани на груди.

— Вот теперь идеален, — улыбнулся Сехун, подмигивая старшему.

      Ифань теряется, а потом подаёт ему руку.

— Сегодня мне снова придётся быть альфой.

— Моим альфой, — улыбнулся Сехун, переплетая пальцы с пальцами старшего.

      Они спустились вниз, Ифань открыл перед Сехуном дверь машины, а потом, обойдя машину, устраивается на заднем сидении.

— Расслабься, — осторожно гладил старшего по руке Сехун. — Помнишь, что от того, какое мы впечатление произведём, зависит будущее нашей компании.

— Се… — едва слышно говорит старший. — Тошнота, она вернулась.

— Это потому, что ты волнуешься, — уверенно ответил младший, сжимая чужую руку. — Успокойся. Я рядом.

      Ифань благодарно улыбнулся и попытался настроиться, много лет играть альфу было не сложно, вот только сейчас, когда Сехун крепко сжимал его руку, а где-то дома валялись тесты на беременность, охватывала паника.

      Ресторан был шикарным, Сехун невольно открыл рот, когда он под руку с Ифанем, вошёл внутрь.

— Господин Ву, — поклонился им высокий альфа. — Мы рады приветствовать вас и вашего спутника на нашем скромном ужине.

— Ну, насчет скромности, вы явно поскромничали, господин Чон, — ответил поклоном Ифань. — Это – О Сехун мой личный помощник.

      Сехун протянул руку, Чон просканировав взглядом омегу, осторожно коснулся руки, припадая к ней губами.

— Вы очаровательны, господин О, — сказал альфа, пожирая младшего взглядом.

      Ифань почувствовал, что ещё мгновение, и он вцепится в рыжие патлы этого альфы, что посмел кидать такие взгляды на его маленького Сехуна.

      О улыбнулся.

— Вы мне льстите, господин Чон.

      Мужчина повёл их к забронированным столикам, в то время как Ифань сильнее вцепился в Сехуна.

— Ты чего? — опешил младший.

— А он чего? — фыркнул Ифань, пряча взгляд. — Будь я на самом деле альфой, твоим альфой, я бы счёл его взгляд за оскорбление.

      Сехун засмеялся. Старший перевёл на него непонимающий взгляд.

— Да ты ревнуешь, Ву Ифань, — сказал он тихо.

— Вот ещё, дело мне нет до альф, что тебя клеят, вот пойду сейчас какому-нибудь другому омеге глазки строить.

— Ну-ну, иди, посмотри, как эти горе-омеги потом будут выхаживать тебя при токсикозе.

— Се…

— Ах, да, это пока только мои предположения.

      Они подошли к общему столу, Чон представил их собравшимся. Сехун и Ифань заняли свои места. Беседа была непринужденной. Ифань по негласному обычаю ухаживал за своим омегой, подливая ему вино, предлагая попробовать разные блюда. Сехун видел, как другие омеги кидали взгляды в их сторону, а про себя думал о том, что эти крысы даже не догадывались о том, на кого они сейчас так заметно текли. С одной стороны эта ситуация казалась забавной, а с другой Сехун понимал, что узнай это общество тайну Ифаня, оно его раздавит. Альфа — финансовый директор — норма, омега — нонсенс, пусть даже такой как Ифань. Сехун крепче сжал руку старшего, блондин повернулся к нему, вопросительно вскинув бровь.

— Что-то не так? — тихо шепнул он ему в самое ухо. Сехун ощутил на себе сразу несколько прожигающих взглядов, стало ещё страшнее, руки задрожали. — Се, ты меня слышишь?

      Младший повернулся к Ифаню, встречаясь с ним взглядом, в глазах Сехуна было столько паники, что это медленно передалось и Ифаню, что почувствовал непонятную тревогу.

— Простите нас, мы на минуточку? — учтиво улыбнулся старший, поднимаясь и помогая Сехуну выбраться из-за стола. Младший не выпускал руки старшего, а когда они скрылись в районе уборных и вовсе прижался к нему, крепко обнимая. — Се, что происходит? Что с тобой?

— Мне страшно Фань, — тихо шепнул он, чувствуя, как большая ладонь аккуратно гладит его по голове. — Они так смотрят, они ловят каждый наш жест, словно ищут к чему придраться, за что зацепиться, как нас опозорить. А что если они узнают, Фань, они уничтожат тебя. Столько лет ты был лидером в этой сфере, если они узнают…

— Тсс, — шепнул старший, положив руки на щёки омеги и подняв его голову так, чтобы Сехун смотрел только на него. — Все хорошо, маленький, мы справимся. Если три года мне удавалось быть на вершине, значит, и дальше я смогу выстоять. Я докажу им всем, что в бизнесе главное не пол, а наличие ума. Успокойся, ничего они мне не сделают.

— Я хочу домой, — тихо всхлипнул Сехун. — Мне кажется, мы уже достаточно потратили времени на этот цирк. Я хочу в кроватку, Фань.

      Младший топнул ногой и сморщил нос, а Ифань улыбнулся, вот этого он точно никогда не понимал в поведении омег, он пытался быть капризным, но со стороны своего «альфийского» опыта понимал, что с его фигурой и лицом — это выглядит смешно.

— Хорошо, только нужно попрощаться, не хорошо уходить со светского мероприятия, не попрощавшись с его организаторами.

      Сехун кивнул, крепче цепляясь за протянутую руку.

— Прошу нас извинить, — обратился к Чону Ифань. — Сехун не очень хорошо себя чувствует, поэтому мы покидаем вас сегодня.

      Альфа поднялся и состроил печальную гримасу.

— Надеюсь, господин О, ничего серьёзного?

— Лёгкая простуда, — натянул улыбку Сехун, прячась за Фаня. — Не беспокойтесь.

— Спасибо за проведённый вечер, мне очень приятно было познакомиться с вами поближе, господин Ву. Надеюсь, что наше партнерство станет успешным, говорят, что вам пророчат должность директора фирмы.

— На всё воля Божия, — сказал Ифань, протягивая руку. — До встречи.

— Буду рад вас видеть вновь, — сказал Чон, пожимая руку и оборачиваясь на Сехуна. — И вас тоже, господин О.

      Сехун потянул старшего к выходу.

— Погоди, — остановил его Фань. — Иди вниз, я в уборную и обратно. Машина из офиса отвезёт нас домой.

      Младший с подозрением посмотрел на старшего.

— Се, ну чего ты как маленький, — возмутился Ву. — Я отолью и вернусь.

      Сехун направился на стоянку, кинув на старшего равнодушный взгляд, от которого у Ифаня защемило где-то под ребрами.

Ву выдохнул и пошёл в туалет, закончив со своими делами, он стоял у раковины и мыл руки, когда дверь распахнулась, и послышались голоса.

— Это было мощно, Хан, ты лучший в своем деле.

— Спасибо, — голос, который заставил вздрогнуть. Нос начал судорожно втягивать воздух.

— Да не за что, это правда, таких диджеев днём с огнём не сыщешь.

      Весёлый смех отразился от стен.

— Ладно, пока.

      Дверь туалета закрывается, а Фань медленно поднимает взгляд. У противоположной стены стоит невысокий блондин, на нём кожаная куртка в бляшках, рваные джинсы, на полу стоит какой-то чемоданчик, наушники и рюкзак. Парень нервно брызгает себе в лицо холодной водой и пытается глубоко дышать. Ифань тоже делает глубокий вдох, но не чувствует никакого запаха кроме своих духов и легкой смеси ежевики с малиной. Малиной пахнет Сехун, и Ифань не удивлен, что его запах стал уже чем-то привычным. Между тем парень напротив тоже делает ещё один вздох, и Ифань видит, как напрягается его спина. Он медленно поднимает голову, и Ву видит, как в ужасе распахиваются его глаза. Они оба смотрят друг на друга, не мигая. Ифань словно в замедленной съёмке видит, светлые локоны, умелые губы, стоны, что срываются с его губ, когда он прогибается под напором сильных рук, именно этих рук исполосованных узорами тату. Нежные поцелуи, что сносят крышу, тихие признания и сцепка, чёрт возьми, да, она была, Ифань как сейчас чувствует набухающий узел внутри.

— Твою ж... — срывается с губ незнакомца, он резко подхватывает свои пожитки и бежит, бежит не оглядываясь. Снова.

— Стой, — кричит ему вслед Ифань. — Нам нужно поговорить. Остановись же!

      Омега срывается следом за незнакомцем через весь зал, ловя на себе заинтересованные взгляды, но его сейчас это мало волнует, потому что к тому человеку, чьи пятки сверкают быстрее ветра, у него скопилось слишком много вопросов.

      Они выбегают на парковку, и незнакомец как-то быстро теряется среди машин, а Ифань замирает со слезами на глазах.

— Почему? Почему ты снова сбежал?

      Пальцы путаются в волосах, Ифань медленно оседает на холодный асфальт, но уже через пять минут его подхватывают теплые руки.

— Фань, — слышит он голос Сехуна. — Фань, посмотри на меня, что случилось?

      Старший поднимает взгляд и утыкается куда-то в ключицу младшего, вдыхая уже такой родной аромат.

— Я видел его, — тихо говори Ифань. — Того, кто был со мной той ночью, но он убежал, представляешь? Видимо, я ему противен.

      Старший плачет, а сердце Сехуна сжимается, он не понимает, чего в нём сейчас больше ревности или жалости.

— Идём домой, а? — тихо спрашивает Сехун.

      Ву кивает, сильнее цепляясь за младшего. Сехун помогает ему устроиться в машине и садится сам. Ему трудно, но он старается держаться ради Фаня, что сейчас так беспомощно прижимается к нему и плачет. Водитель косится в их сторону.

— Смотрите на дорогу, — огрызается Сехун и этот голос словно отрезвляет. Ифань вздрагивает и смотрит на младшего. — Прости, я не должен был рычать, но…

      Сехуну не дают закончить, Ифань накрывает его губы своими, целует нежно и трепетно, прижимая к себе. Младший теряется в ощущениях, но отвечает, несмело поглаживая сильную спину. Водитель деликатно отворачивается, а Сехун чувствует, что его сердце готово вырваться из груди. Да, он неправильный, не такой как все, потому что ему до безумия нравится целовать омегу. Целовать Ифаня, такого нежного сейчас и такого родного.

      А старший думает лишь о том, что вот человек, который принимает его любым, он не сбежал от него, узнав о его сущности, он всегда был рядом, терпел капризы, переживал за него. Они знали друг друга около года, из них, как утверждает Сехун, полгода он был безответно влюблён, а прошедший месяц сделал их ещё ближе, даже не смотря на то, что теперь Сехун знал об Ифане абсолютно всё. И разве есть разница, какого пола рядом с тобой человек, когда он принимает тебя таким, какой ты есть на самом деле?

      Слёзы снова текут по щекам, Ифань глубоко вдыхает, понимая, что стал слишком сентиментальным в последнее время, много лет он учил себя быть сильным, а с Сехуном он почему-то позволял себе расслабиться.

— Тише, успокойся, всё хорошо, — шептал младший. — А это скотина ещё своё получит.

— Нет, Се, — посмотрел в глаза младшего Ифань. — Мне просто нужно знать, почему? Почему он был так нежен тогда, почему ставил те метки, а сегодня…

— Давай дома поговорим, — сказал Сехун, снова замечая на себе взгляд водителя.

      Старший всхлипывает и кивает, устраивая голову на таком нужном сейчас плече. Они поднимаются в квартиру старшего, Сехун помогает ему раздеться и устроиться на кровати.

— Се, ты же не уйдёшь? — напугано смотрит на младшего Ифань.

— Не уйду, — улыбается младший, стаскивая свой пиджак и расслабляя галстук. — Я только немного освежусь и вернусь, хорошо?

— Да, конечно, — кивнул Ифань. — Полотенце в шкафу, там можешь найти что-нибудь из одежды.

      Сехун уходит, а Фань откидывается на подушку и закрывает глаза. Сейчас он ещё четче видит перед собой то лицо, нежные черты, большие красивые глаза, пухлые губы. Он снова чувствует горячие прикосновения и слышит тихий шепот.

— Мой, — вторит тихий голос, оставляя метки на теле. — Прости меня. Боже, ну почему сейчас, когда осталось так немного?

      Тело уступает по габаритам, комичная пара: омега, что больше напоминает альфу, и альфа, что слишком похож на омегу.

Ифань помнит осторожные толчки, несмелые ласки, слёзы, что капали из глаз незнакомца. Всё же он был не так сильно пьян, просто мозг решил немного поиграть с ним в прятки.

      Ифань пытается вспомнить запах, но его нет, ни в той душной комнате ночного клуба, ни сегодня в туалете, абсолютно ничего, и лишь солёный вкус на губах и тогда, и сейчас.

— Ты снова думаешь о нём? — отрывает от воспоминаний тихий голос. Кровать рядом прогибается. Ифань на ощупь находит чужую ладошку и тянет на себя. Младший послушно ложится рядом. Фань крепче прижимает Сехуна к себе, вдыхая запах малины, что смешался с его любимым шампунем.

— Знаешь, вот сейчас, я, наконец, вспомнил всё, но вместо того, чтобы вопросам закончиться, их стало ещё больше в моей голове. Я не могу его понять. Сперва я подумал, что он тоже просто по пьяни пристал к текущему омеге, но его слова, его действия, заставляют сомневаться. Он не пользовался мной, Се. Он любил меня, тогда сегодняшний его поступок – вообще бессмыслица. Почему он убежал? Почему даже слова не сказал? Он мог бы хотя бы представиться после всего того, что между нами было.

— Для чего? — спросил Сехун, поднимая голову и глядя прямо в глаза старшего. — Его поведение конкретно объясняет лишь одно, Ифань: он не хочет быть с тобой.

— Или не может…

— Ты строишь загадки из пустоты, — подорвался Сехун, но тут же был прижат к сильной груди.

— Ты тоже, Се. У нас нет ничего. Из того, что я услышал, я понял, что он диджей, музыкант. Те люди звали его Хан.

— Хан… — задумчиво протянул Сехун. — Что-то знакомое. В тот день, в клубе, я пытался подцепить бармена, ты так любезно оставил меня одного, и мне стало скучно.

— Вот значит, как ты предан мне, — усмехнулся Ифань.

— Это другое, — отмахнулся младший. — Я разговаривал с ним и вскользь упомянул о том, что музыка в тот вечер была подобрана блестяще. На что альфа закивал и ответил, мол, сегодня же смена Лухана, он знает в этом толк. Может этот самый Лухан и есть твой загадочный Хан?

— Всё может быть, — пожал плечами Ифань, а потом поднялся. — Я сейчас.

      Старший направился в сторону ванной.

— Фань, — окликнул его Сехун. — Тесты.

      Старший растерялся, он ведь уже почти забыл о них, все эти события оттеснили его тревоги на задний план, а Сехун всегда всё помнил, именно эта черта привлекла его, когда он присматривал себе помощника.

— Ну, я как бы…

— Иди, иди, заодно будет, что предъявить твоему донжуану.

— Ты снова дуешься, — улыбнулся Ифань.

— Я не дуюсь, — сказал Сехун, но в противовес своим словам закутался в одеяло и отвернулся.

      Ему было больно осознавать то, что, возможно, скоро Ифань найдет своего загадочного альфу, а он, маленький трусливый Сехун останется никому не нужным. Лёгкий поцелуй в торчащую из-под одеяла макушку, а потом быстрый топот ног, который заставил Сехуна улыбнуться. Всё-таки их отношения были самыми правильными, а мнение остальных их не касается.

      Ифань был в ванной слишком долго, Сехун снова уже успел напридумывать себе кучу всякой ерунды. Он несколько раз пытался подорваться туда, но пытался держать себя в руках, тихие шаги в сторону кухни успокоили его, шум воды и топот обратно, кровать прогибается. Ифань опускается рядом, прижимает младшего к себе и тяжело дышит где-то в районе лопаток.

— Се… — шепчет старший

— Что? — вторит ему младший.

— Ты же не бросишь меня, когда у меня вырастёт большой живот, и я совсем перестану походить на твоего идеального альфу?

      Под конец голос срывается на тихие рыдания, Сехуну не нужно время, чтобы думать, он просто разворачивается, обнимая старшего крепче. Это было ожидаемо, но всё равно слишком волнительно.

— Нет, конечно, дубина, — ответил, тихо всхлипнув младший. — Вот только теперь придется думать, куда тебя спрятать на несколько месяцев, ведь там, в том обществе не должны знать о нашем маленьком секрете.

— Спасибо, Се, — шепнул Ифань, притягивая младшего к себе и целуя так, что весь воздух в легких Сехуна моментально закончился. Он сильнее цеплялся за старшего, отвечая на ласку. В этих поцелуях было столько немого отчаяния.

      Завтракали они молча. Сехун стоял у плиты и по привычке готовил свои кулинарные шедевры. Ифань смотрел в одну точку и выглядел безумно потерянным. Младшему очень хотелось прижать его к себе и развеять все страхи, но сейчас он даже не представлял, как вернуть в жизнь любимого человека радость и свет.

— Нужно найти врача, — тихо сказал младший.

      Ифань напугано посмотрел на Сехуна, а сердце младшего сжалось.

— Малыш будет расти, ему нужен правильный уход. Всем омегам в период беременности нужно особое внимание.

— Я не омега, Се. Я — финансовый директор крупнейшего в стране холдинга. Если хоть одна душа…

      Сехун подошёл к старшему, крепко его обнимая. Ифань дрожал, Сехун чувствовал, что его боль постепенно становилась общей. Он мог понять Фаня, сейчас он находился между небом и землёй, и любое его решение чревато последствиями.

— Сейчас ты ещё можешь, — Сехун чувствовал, как язык каменеет. — Можешь сделать аборт. Срок ещё мал и…

— Я думал об этом Се, — сказал старший, а рука Сехуна замерла на его волосах. — Но я не могу, я себя тогда вообще никогда не прощу. Сущность свою загубил, жизнь проиграл, ещё и ребёнка потеряю, нет, Се, хватит. Я так больше не могу, я должен сделать что-то хорошее в своей жизни. Я не уверен, что стану хорошим родителем, но я ведь могу постараться, а ещё у меня есть ты. Ты же поможешь мне?

— Обязательно, — сказал Сехун. — И первое, что я сделаю, это пойду на поиски твоего горе-альфы.

— Се, но…

— Я сам этого хочу, — сказал младший. — Я хочу, чтобы ты никогда больше не плакал, для этого я готов горы свернуть.

      Ифань притянул младшего к себе, Сехун зарылся пальцами в светлые волосы, пытаясь не расплакаться. Было тяжело решиться на это, но, может, тогда самый дорогой человек на свете перестанет дрожать по ночам.

— Давай, соберись. Шеф уже, наверное, ждёт полный отчёт о вчерашнем ужине.

— А ты…

— Скажи, что мне не хорошо, что ты дал мне выходной. Придумай что-нибудь. Только постарайся держать себя в руках. Для них ты сильный альфа, а я твоя подстилка.

— Се, — с укором сказал Ифань.

— Всё нормально, собирайся.

      Сехун критически осмотрел старшего, по обычаю поправил ему воротник и завязал галстук, а потом потянулся ближе, коснувшись своими губами таких любимых губ.

— Улыбнись, — сказал О. — У нас всё замечательно. Я позвоню, если что-то узнаю.

      Ифань кивнул и, глубоко вдохнув, направился к выходу.

      Сехун вымыл посуду, прибрался в комнатах. Ему нравилась квартира Ифаня. Пусть она была и небольшой, но здесь он чувствовал себя дома, в отличие от своей коморки в общежитии. Ифань был старше во всём: в стиле, в манерах, в умении себя вести. Казалось бы, что в современном мире пять лет разницы, но с Ифанем Сехун ощущал их, и ему было хорошо от того, что в его жизни есть кто-то такой серьёзный и опытный. Рядом с Ифанем он мог вести себя по-детски, а тот только улыбался, пожимал плечами и говорил, что он бы так не смог. Он много думал о том, что было бы, если бы Ифань не играл роль альфы, понравился ли он бы ему тогда, мог бы он полюбить его или его съели бы стереотипы о том, что омега должен любить только альфу, ну, или на худший случай бету? Сехун вспоминал образ Ифаня и думал, был бы он другим, если бы воспринял всерьёз свою омежью природу, не пытался её скрывать? В последние дни Сехун видел очень много моментов, когда омега в старшем заталкивал глубоко его внешнего альфу и пытался отстоять свои права, и ведь это не отталкивало, а наоборот заставляло Сехуна быть ближе, обнимать сильнее, все они были какими-то неправильными. Все трое, чьи судьбы сейчас плотно переплелись в колючий клубок, что мог ужалить, если бы кто-то посторонний вторгся в их мир.

      Альфа Ифаня тоже был странным, это Сехун понял, стоило ему войти в знакомый клуб и увидеть его у стойки бара, вливающим в себя, видимо, не первую рюмку и курящим уже не первую сигарету. Сехун почему-то сразу узнал его, хотя ни разу не видел, и не удивился, когда официант, пойманный между столиков на вопрос: «Где я могу найти Лухана?», кивнул в его сторону.

      Сехун медленно направился в его сторону. Народу в клубе не очень много, ещё не время, поэтому обслуга скучает, а диджей заправляет себя новой дозой алкоголя.

— Я присяду? — спрашивает Сехун, оказываясь рядом со светловолосым, кроме алкоголя от него не пахнет абсолютно ничем.

      Мужчина поднимает взгляд и, осматривая Сехуна с ног до головы, утвердительно кивает.

— Если приключения пришёл искать, — тихо говорит старший. — То не на того нарвался. Я с кем попало не сплю, крошка.

— Надо же, — усмехается Сехун, заказывая себе колу со льдом, крепче нельзя, он за рулем. — А я был наслышан о ваших подвигах.

— Враки, — смеётся альфа, вливая в себя очередную стопку и затягиваясь, выпуская серый дым прямо на Сехуна.

      Омега закашливается и шипит, а старший продолжает пьяно смеяться.

— Омега, месяц назад, в вип-комнате этого самого клуба, — говорит Сехун, видя, как глаза собеседника расширяются.

      Альфа хочет сорваться прочь, но Сехун ловит и крепко сжимает его за запястье.

— Стоять, сладкий, ты уже достаточно побегал, хочешь избежать ответственности?

      Окружающие начинают озираться на них, но Сехуну всё равно, он добьётся от этого негодяя правды, чего бы ему это не стоило.

— Тише ты, — шипит на него альфа и тащит куда-то в сторону свободных комнат.

      Сехуна буквально вталкивают в помещение, слышится щелчок замка, а омегу накрывает паника, потому что только сейчас он осознает, что в этой комнате нет окон, и единственный выход находится за спиной этого странного человека. Омега достает телефон и показывает его тяжело дышащему альфе.

— Один шаг и я позвоню Ифаню, он знает, куда я пошёл. Он привезёт охрану, они тебя…

      Сехун замирает, наблюдая за тем, как старший падает на колени и тихо всхлипывает.

— Делай что хочешь, но мне, правда, лучше держаться подальше от твоего друга.

      Сейчас Сехун отчетливо видит неестественную худобу, бледную кожу, мешки под глазами. Он ничего не понимает и, хлопая глазами, смотрит на дрожащего альфу перед собой.

— Мне немного осталось, понимаешь, а он… Его запах лишил меня рассудка, я не понимал, почему так происходит, почему в последние месяцы моей жизни судьба подкинула мне встречу с истинным. Я забылся, я, наконец-то, почувствовал себя нужным, я не пользовался, я любил его, как мог любил. Он был таким идеальным, это был лучший подарок в моей жизни, а утром… Утром меня накрыл очередной приступ, я уехал, пока он не увидел меня такого, беспомощного и почти мёртвого. Я решил, что так ему будет лучше.

— Ну да, наградил ребёночком и смылся.

      Лухан поднял на младшего полные боли глаза. Сейчас Сехун видел в них зарождающуюся надежду.

— У меня получилось? — удивленно хлопал глазами альфа. — Правда, получилось?

      Сехун обречённо кивнул и плюхнулся на кровать.

— Врачи говорили, что вероятность зачатия всего один процент из ста, а мне хотелось оставить после себя хоть что-то.

      Лухан сел рядом с младшим, вдыхая его запах, что сейчас был смешан с таким родным запахом ежевики.

— Он сильно зол на меня? — спросил Лухан, пытаясь сжать ладошку младшего, которую тот тут же выдернул.

— Нет, но… — Сехун выдохнул. — Ты почти испортил ему репутацию. Ты же понимаешь, что Ифань, он… Он не совсем типичная омега.

      Лухан улыбнулся и кивнул, вспоминая, как был удивлен, уловив от этого человека столь манящий запах. Сперва он думал, что ошибся, но когда они остались вдвоём, а запах стал сильнее, уже ничего не могло разуверить Ханя в том, что перед ним омега, его омега.

Сехун внимательно посмотрел на старшего.

— Пообещай, что всё, что я тебе скажу, останется между нами. Если с твоих губ сорвётся хоть слово, плохо будет и Фаню, и твоему ребёнку.

— Я могила, — ответил старший.

— Не смешно, — фыркнул Сехун.

— Зато правда, — пожал плечами Хан.

— Ну, так вот, где-то в четырнадцать, когда началась первая течка, Ифань возненавидел свою сущность. Он считал, что он урод. Все смеялись над ним, ему было тяжело, и он решил, что для окружающих он станет альфой, потому что в этом мире не просто пробивать себе дорогу. Целых пятнадцать лет он жил почти как настоящий альфа, он построил замечательную карьеру, его уважают, его слово для многих закон, вокруг него толпы поклонников, куча завистников и море врагов. Все ждут, когда великолепный Ву Ифань оступится, чтобы вкатать его в грязь, а тут появляешься ты…

      Сехун выдыхает.

— И весь его образ летит к чертям, — заканчивает омега. — Теперь его могут уничтожить, растоптать, унизить. Узнай кто-нибудь о его положении, его не оставят в покое. Мы много говорили о том, что теперь делать, Ифань не хочет убивать ребёнка, но и к врачам идти боится, а ещё… живот скоро станет расти, и его уже будет трудно скрыть.

      Сехун почувствовал, что снова начал дрожать, а слёзы скопились на глазах.

— Мы не знаем, что делать. Когда он тебя вчера увидел, он, будто сошёл с ума, много плакал, говорил о том, что ты презираешь его, поэтому сбежал. Он говорил, что никому не нужен такой урод, как он. Я шёл сюда, чтобы уговорить тебя поговорить с ним, успокоить его, сделать его счастливым, ведь я…

— Ты любишь его, — усмехнулся Хан.

      Сехун подскочил и начал отрицательно мотать головой, но слёзы выдавали его с потрохами. Омега смотрел на старшего, но в его глазах не было осуждения. Только безграничная тоска и что-то ещё, чего Сехун сейчас понять не мог.

— Иди сюда, не трясись ты так, — улыбнулся старший, поманив Сехуна к себе и усаживая на диван. — Никому я ничего не расскажу.

      Сехун опустился на кровать и почувствовал руку альфы, что прижала его к себе. Вмиг он подумал, что эти объятия очень похожи на объятия Ифаня, в них столько же тепла и заботы.

      Омега снова заплакал, а старший осторожно гладил его по голове. Они все запутались, они все попали в один общий капкан, и сейчас Лухан думал о том, как спасти этих двоих, ведь сам он был уже не жилец.

      В тот миг, когда врач на снимке лёгких показывал ему мутные уплотнения, он не мог понять, что всё может вот так вмиг закончиться.

— Мы можем начать лечение, но я не думаю, что мы получим хоть какой-нибудь результат. Вы обратились слишком поздно.

      Эти слова — приговор, а остальная жизнь превратилась в каторгу, где каждый вздох мог стать последним. Лухан никогда ни о чём не думал, прожигая свою молодость в прокуренных клубах, заливая себя алкоголем и заглушая здравый смысл сигаретным дымом, а иногда и чем-нибудь покрепче. Рок-элита, так их звали на подмостках тех грязных клубов, где они собирали толпы таких же, как они, выблеванных современным обществом. В то время Хан жил, словно впереди его ждут ещё столетия такой же безотвязной молодости. Дождался, когда упал со сцены, чувствуя огонь, сковывающий лёгкие.

      Он мог бы устроить истерику, мог бы заставить врачей пойти на всё, чтобы спасти его никчёмную жизнь, но он понимал, что ничего не исправить, что он сам довёл себя до такого состояния. Врачи смотрели на него с сожалением, он не выдержал и сбежал. Прошло два года, стало совсем хреново, без лекарств он не мог протянуть и суток, он тайком встречался с тем самым врачом, который умолял вернуться в клинику, но Хан лишь мотал головой. Прожигать последние дни на больничной койке, нет, увольте, он проживет свои последние дни так, как считает нужным.

      Вот сейчас он думал о том, что всё-таки не зря сбежал, теперь он оставит после себя хоть что-то, маленькую частицу, в которой он продолжится. Хан очень надеялся, что его сын не повторит его ошибок, а глядя на омегу, что плакал в его руках, он окончательно убедился в этом.

— У меня есть идея, — сказал он. — Я помогу вам, но при условии, что Ифань никогда не узнает ничего обо мне.

— Но…

— Так будет лучше, он не должен убиваться по тому, кто этого не заслуживает. Я верю, что ты окружишь его достойной заботой и безграничной любовью, маленький ангел.

— Я не ангел, — фыркнул омега. — Я Сехун.

— Лухан, — засмеялся старший. — Приятно познакомиться.

      Сехун несмело улыбнулся в ответ.

— Давай так, ты дашь мне свой номер, а я позвоню, когда всё будет готово, хорошо?

— Ладно, — сказал Сехун, доставая листик и ручку. — А если…

— Я постараюсь сделать всё, как можно быстрее, ведь у меня самого не так много времени в запасе. Мне хочется умирать, зная, что я смог оградить свою семью от опасности. Иди, я обещаю, всё будет хорошо. Просто поверь мне, как когда-то поверил Ифаню.

      Сехун кивнул и, пожав протянутую альфой руку, направился к выходу.

— Се, — окликнул его чуть хриплый голос.

      Омега обернулся, замечая, как альфа судорожно втягивает воздух. Он хотел было подбежать, но Хан отрицательно помотал головой.

— Поцелуй его за меня, хорошо?

      Сехун кивнул, а потом побежал, бежал, смахивая слёзы, потому что было больно осознавать то, что жизнь человека вот так хрупка, что любой миг может разрушить её, и уже ничего нельзя будет склеить.

      Он добежал до своей машины и, громко хлопнув дверью, тихо плакал, опустив голову на руль. Ему казалось, что и его мир такой же хрупкий, как стекло, что его разрушить может любое дуновение, любой взгляд, любое слово, но Сехун упорно повторял себе, что он справится, что они обязательно ещё будут счастливы втроём. Вибрация телефона заставила отвлечься, посмотрев на дисплей, Сехун улыбнулся.

— Да, любимый.

      На том конце повисло неловкое молчание, а потом чуть дрогнувший голос сказал:

— Ну, ты там как?

— Всё нормально, уже собираюсь домой, — ответил младший, тихо всхлипнув и вытерев слёзы тыльной стороной ладони.

— Ты там что плачешь, что ли? — с подозрением спросил Ифань, а Сехун слышал волнительно сбитое дыхание. — Что случилось? Мне приехать?

— Нет, Фань, всё хорошо, просто… Тот человек, Лухан, он больше не работает в этом клубе. Мне сказали, что он уволился около трёх недель назад. Хозяин говорит, что ничего о нём не знает, он дал мне телефон, но аппарат выключен. Я так хотел, чтобы ты улыбнулся, встретившись с ним, а получилось…

— К чёрту его, всё к чёрту, Се, успокойся, ты только не плачь, ладно. Успокойся и езжай домой. Я тоже скоро приеду, в офисе скучно без тебя. К тому же нам очень хочется покушать твоей стряпни.

— Нам?

— Ну, нас же теперь трое, малыш.

      Сехун улыбнулся.

— Уже еду.

— Будь осторожней.

      Сехун бросил телефон на соседнее кресло и надавил на газ. Он снова понял, что у него есть семья, самая настоящая, о которой нужно заботиться. Пусть неправильная, но любящая.

      Ифань целый день провёл в раздумьях, он думал о том, что скажет своему альфе, если Сехуну всё-таки удастся его найти. Какое у них может быть будущее, они будут играть роли друг друга? Ифань будет продолжать изображать альфу, а Лухан сыграет роль его омеги? Вряд ли альфа в здравом уме согласится на такое.

      Да, Ифань понимал, что вечно всех водить за нос не получится, рано или поздно они спалятся, но хотелось, очень хотелось обеспечить достойное будущее хотя бы своему ребёнку. Сейчас у него был небольшой капитал, но если ему придётся выживать среди людского унижения, он вряд ли сможет добиться хорошего отношения и к своему чаду.

      Сейчас всё было идеально. Он, Сехун и больше ничего было не нужно. Ифань был уверен, что младший, действительно, очень переживает за него, и он должен сделать всё, чтобы сделать его жизнь чуточку лучше.

      Сейчас они были нужны друг другу. Дрожащий голос в трубке заставлял сердце сжиматься, хотелось бросить всё и бежать, сжать такого ранимого младшего в объятиях и не отпускать, даря ему нежные поцелуи.

      Ифань ловил себя на мысли, что он пытается смотреть на других омег и альф, что окружают его. Он пытался прислушиваться к себе, но только при виде Сехуна его сердце сбивалось на бешеный ритм. Он ведь и раньше смотрел в сторону младшего, только списывал всё на «типичное поведение альфы», которым он прикрывал свою натуру. Только Сехун удостаивался его искренней улыбки, только Сехуну он говорил комплименты, потому что так думал, а не потому, что так было нужно. Сехун был его маленьким лучиком свободы. Он напоминал младшему взять зонт, если на улице было пасмурно, помогал ему, если что-то не срасталось, он понимал, что любил Сехуна уже тогда, только прочные устои общества долбили ему в голову о том, что омега должен быть с альфой, а никак не наоборот.

— Ну, нас же теперь трое, малыш, — говорит он, замечая директора на пороге. В голове много мыслей, но он старается держать себя в руках, чтобы не напугать младшего.

— Уже еду, — слышит он ласковый голос.

— Будь осторожней, — отвечает он, а потом смотрит на старшего. — Директор Ли? Что-то срочное?

— Я хотел напомнить вам о совете директоров, что состоится завтра. Вы отпустили своего помощника, поэтому я решил зайти лично. У вас должно быть много дел, Сехун-ши всегда составлял строгий распорядок, ведь так, а сегодня…

— Сегодня он тоже со мной, — кивнул Ифань в сторону раскрытого блокнота на столе, каждый лист там был исписан уверенным подчерком младшего.

— Ну, да, что это я, — усмехнулся старший. — Я так понял, что вас можно поздравить? Когда свадьба?

      Ифань почувствовал, как дрожат колени. Ему казалось, что сейчас его раскроют и выкинут отсюда взашей с криками: «Омегам не место в большом бизнесе».

— Сехун-ши замечательная партия. Вам повезло, многие альфы заглядывались ему вслед, а он оказался так предан вам.

      Ифань сглотнул и кивнул, понимая, что сегодня его, кажется, пронесло.

— Я уверен, Сехун будет замечательным папой.

— Прекрасным, — закивал Ифань, думая о том, что теперь они влипли ещё больше.

— Когда же случится это знаменательное событие? Мне попросить подыскать вам нового личного помощника.

— Не нужно, — замотал головой Ифань. — Сехун будет работать столько, сколько сможет, а потом, потом я думаю, что он будет работать удалённо. Понимаете, я не готов видеть новых людей рядом с собой.

— И то верно, — похлопал старший Ифаня по плечу. — Лучший бизнес — семейный бизнес.

      Мужчина засмеялся, а Ифань готов был провалиться на месте.

— Ладно, сегодня можешь быть свободен.

      Ифань низко поклонился, а мужчина ушёл, оставив омегу один на один со своими мыслями.

— Прости меня, Сехун-и, — взвыл он, хватаясь за голову.

      Всю дорогу до дома он только и думал о том, как сказать Сехуну о том, что в офисе все думают, что младший забеременел от него, и ждут свадьбу. Чёрт, ведь Ифань даже метку путевую на омеге поставить не сможет.

— Ты какой-то бледный, — встречает его на пороге Сехун, помогая снять пиджак. — Что-то болит?

      В этих коньячных глазах столько беспокойства, что Ифань не выдерживает и рассказывает всё разом. Они сидят на полу в гостиной и, молча, смотрят друг на друга.

— Что теперь делать? — опускает на колени младшего голову Ифань, сейчас он снова превращается в напуганного омегу, что медленно гаснет под напором общества.

— Жениться, — вздыхает Сехун.

— Но как, ни одна церковь не повенчает омегу с омегой, Се, это же неправильно.

— Кто сказал? — смотрит в самые глаза старшего Сехун. — Ты знаешь, что ты омега, я знаю об этом, а больше никто, понимаешь? Здесь больше стоит вопрос о том, готов ли ты к этому шагу? Я очень люблю тебя Фань, мне плевать на все стереотипы, я готов быть с тобой до конца, я готов помогать воспитывать тебе ребёнка, теперь ты должен определиться с тем, хочешь ли ты видеть меня рядом с собой. Ты должен, наконец, определиться со своими чувствами. Так будет правильно.

      Сехун поднимается и идёт на кухню, а Ифань продолжает сидеть, глядя в одну точку, он ведь всё уже решил, так почему же он молчит, делая любимому человеку больно? Он решительно встаёт на ноги и идёт вслед, он замечает, как Сехун нервно вытирает свою щёку и поворачивает голову, слегка улыбаясь.

— Идём ужинать.

      Ифань, молча, кивает, а потом подходит сзади и обнимает, крепко, словно цепляясь за младшего, как за последнюю надежду, Сехун откладывает посуду и разворачивается, слегка приподнимаясь, и целует. Они снова растворяются друг в друге, и нет ничего крепче, чем этот безмолвный союз двух сердец.

— Се, — тихо говорит Ифань. — Но я ведь не смогу поставить на тебе метку.

— А мне всё равно, главное, что ты будешь со мной, остальное не так важно. А насчёт тех людей, не беспокойся, я что-нибудь придумаю.

      Ифань усадил младшего на колени и начал кормить.

— Между прочим, — смеялся Сехун. — Беременный у нас ты. Это я должен тебя холить и лелеять.

— Ты и так очень много сделал для меня, — помотал головой старший. — Мне ещё долго придётся навёрстывать упущенное.

— Просто говори почаще, что я нужен тебе и…

— Я тебя люблю, — сказал старший, ласково целуя Сехуна в изгиб шеи, где должна была находиться метка. — Мне так хочется, чтобы все знали, что ты мой.

— Я твой, целиком и полностью.

      Поужинав, они лежали в кровати и целовались.

— Се, ты так и не сказал, что мы будем делать дальше, свадьба это понятно, но ведь через пару месяцев живот появится у меня, а не у тебя.

— Знаешь, сегодня я познакомился с одним человеком. Он очень хороший, но судьба у него слишком тяжелая. Он обещал нам помочь.

— Се, я же просил, а вдруг он…

— Он никому не скажет, — сказал Сехун, глядя прямо в глаза старшего. — Ты мне веришь?

— Если не тебе, то кому ещё я должен верить на этом свете?

      Младший чмокнул Ифаня в губы.

— Спи, завтра будет новый день, нам нужны силы, чтобы выстоять.

      С утра в офисе многолюдно, а Сехун какой-то растерянный. Он раскладывает документы на большом столе, где через пару часов начнётся заседание совета директоров. Ифань о чём-то разговаривает с господином Ли. Сегодня он особенно красив, чёрные брюки, белая рубашка, рукава которой закатаны по локоть, и чёрная жилетка. Он задумчиво вчитывается в какой-то документ. Почёсывая висок кончиком карандаша.

      Сехун улыбается, его любимый самый прекрасный в мире. Голова слегка кружится от смеси запахов. Он крепче сжимает спинку стула.

— Сехун-ши, вам не хорошо? — подскакивает к нему директор, а Ифань в панике отрывает взгляд от бумаги, тут же подбегая к младшему.

      Сехун утыкается ему в грудь и глубоко дышит. Запах еживики, что проникает откуда-то из самых глубин, успокаивает. Сехун слишком зависим от этого аромата.

— Милый, что случилось, может, позвать доктора? — тихо шепчет Ифань, целуя младшего в висок.

— Мне нужно на воздух, здесь слишком душно.

— Идём, — подхватывает его Ифань. Сехун лёгкий, словно пушинка. — Простите нас, сэр.

— Ничего, ничего. Я всё понимаю, — причитает старший. — А я настаивал на ещё одном выходном.

      Когда они покидают душный офис, Сехун начинает вырываться.

— Поставь меня, ты угробишь нашего ребёнка. Ты забыл, кто у нас в положении?

      Ифань улыбается, опуская младшего, но тут же прижимая к себе обратно.

— Что с тобой? — спрашивает он, когда Сехун начинает глубоко дышать, пытаясь снова отделить аромат его любимой ежевики.

— А так непонятно? — бурчит он. — Знаешь, рядом с тобой я как-то забыл о времени, кирдык подкрался незаметно.

— Кирдык? — хлопает глазами Ифань.

— Забудь, это личное, — хмыкает младший. — Течка. Будь она неладна. Через полчаса весь офис будет знать о моей проблеме, а я как бы по их данным беременный, и её у меня быть не должно, эх, вот завидую я тебе, забудешь хоть на девять месяцев про этот ад.

      Старший чмокнул Сехуна в висок.

— Иди домой, — улыбнулся старший.

— А совет…

— Я справлюсь, иди. Не нужно нам лишних проблем у нас и так, всё, честно говоря, хреновенько.

— Если что, звони, хорошо? Я помню все бизнес-планы наизусть, и если возникнут какие-то сомнения, я готов их пересмотреть.

— Иди уже, ходячая энциклопедия.

      Сехун чмокнул Ифаня в щёку и направился на стоянку за машиной, а Ифань вернулся в кабинет, учтиво поклонившись прибывшим партнерам.

— Что с Се? — шепотом спросил директор.

— Токсикоз, — пожал плечами Ифань, вспоминая, как первые недели его воротило от всего подряд.

      Старший понимающе закивал.

— Пусть с недельку дома посидит, — сказал он понимающе.

      Ифань благодарно поклонился, это было им только на руку.

— Что ж, почти все собрались, — сказал Ли, посмотрев на часы. — Вот только что-то господин Чон задерживается.

— Он сказал, что поставит машину на стоянку и будет здесь, странно, что он ещё не поднялся.

      Прошло ещё десять минут, но Чона все не было, а внутри Ифаня зародилась какая-то тревога. Он вспомнил, каким взглядом этот альфа смотрел на его Сехуна.

— Простите, я на минуту, — сказал Ву, набирая выученный наизусть номер. Гудки разрывали сознание, а ноги уже несли омегу в сторону стоянки.

      Он словно чувствовал, что сейчас необходим младшему. Спустившись на парковку, Ифань огляделся. Кругом было тихо, но эта тишина и настораживала. Где-то отдаленно послышался шум, а в нос ударил запах малины. Ву бросился туда. Чем ближе он подбегал, тем слышнее были звуки борьбы и крики.

— Пустите, — слышался голос Сехуна. — Не прикасайтесь ко мне.

      Ифань бежал не жалея ног, попутно набирая номер охраны.

— Подземная парковка, сектор В, немедленно пришлите людей.

— Детка, почему же ты так сопротивляешься? Разве тебе самому не хочется? Я же чувствую, что ты на грани.

— Отпустите меня! Я вызову охрану. Вы даже не представляете, что будет. Сейчас сюда придёт мой муж, и вы получите, да он на вас живого места не оставит, — пытался вырваться Сехун.

— Пусть попытается, — засмеялся Чон, разрывая на омеге одежду.

      Сехун плакал, пытаясь освободиться, организм слабел, течка давала о себе знать, но он не хотел, даже думать не мог о том, что к нему прикоснётся кто-нибудь кроме Ифаня.

— Ну, где твой суженый? — спросил Чон, прижимая сопротивляющегося омегу к капоту машины. Альфа был крупнее Сехуна и поэтому без труда пресекал все его попытки вырваться. Тело Сехуна покрывалось синяками и царапинами. Он уже поверил, в то, что альфа получит своё, ведь между ними с Ифанем не было той связи, что могла быть между истинными. — Ну, детка, не сопротивляйся.

      Чон провёл ладонью по внутренней стороне бедра, сжимая плоть омеги через ткань, Сехун закричал и забрыкался, пытаясь ногами отшвырнуть насильника.

— Тварь, — замахнулся на омегу Чон, но тут же его рука оказалась в крепкой хватке.

      Ифань хоть и был омегой, много времени провёл в тренажерном зале, поэтому по силе мог сравниться с почти любым альфой.

— Вы, кажется, забылись, господин Чон. — прорычал Ву. — Кабинет для заседаний в другой стороне.

      Тяжелый удар и Чон отлетает, ударяясь о чью-то машину, по парковке разносится визг сигнализации, альфа поднимается и несётся в сторону блондина, намереваясь ударить, но Ву легко уклоняется, от удара и разворачивается.

— Ну же, давайте, господин Чон, как драться с омегой вы герой, попытайте счастье со мной.

      Чон снова нападает, задевая Ифаня, Сехун кричит и кидается к альфам, пытаясь их разнять, он закрывает старшего собой, получая удары. Он ведь помнит, что любой удар может нанести вред зарождающейся жизни.

— Се, отойди, милый — почти рычит Ву.

— Да, малыш, отойди, альфы сами разберутся, кто вправе обладать тобой.

      Чон делает новый выпад, но слышится топот ног, и со всех сторон налетает охрана, скручивая Чона. Ифань усмехается, прижимая к себе дрожащего Сехуна и укутывая его в свою жилетку.

— Что-то вы долго, господин Бэ, — смотрит он на начальника охраны.

— Простите, господин Ву, виноваты, — склоняет голову старший.

— Отведите этого горе-героя наверх и положите рапорт на стол директору.

      Мужчина кланяется и уходит. Чон скалится, но молчит.

— Фань, мне страшно, — жмётся к старшему Сехун. — Он так смотрит.

— Не бойся, его приструнят, причём свои же. Из-за него сорвалась одна из крупнейших сделок этого года.

— Ты же не…

— Я не подпишу этот контракт, пока они не принесут тебе извинения.

      Сехун крепче прижимается к старшему и плачет.

— Давай я всё же отвезу тебя домой.

      Они едут, молча, запах малины медленно наполняет салон. Сехун тихо стонет от каждого прыжка на дороге. Он крепко сжимает ручку двери и несмело улыбается на тревожный взгляд старшего.

      Ифань тормозит у аптеки, покупая нужные лекарства, а потом его взгляд замирает на блестящем квадратике, в голове мелькают разные мысли, а руки тянутся за заветной коробочкой.

      Ву снова заносит младшего в дом на руках, Сехун уже не в состоянии идти сам. Старший укладывает его на кровати и идёт наполнять ванную. Пока вода набирается, Ифань медленно раздевает младшего, осматривая свежие ссадины. Сехун цепляется за него, как за спасительный круг.

— Фань, мне так плохо, — тихо говорит младший. — Почему так? Ведь раньше я как-то справлялся? А сегодня…

— Всё будет хорошо, маленький, — отвечает Ифань, опускаясь в воду вместе с любимым.

      Он осторожно ласкает его тело, замечая, как от каждого прикосновения Сехун вздрагивает.

— Если тебе не понравится что-то, останови меня, хорошо?

      Младший кивает, чувствуя, как нежные губы начинают скользить по его коже. От прикосновения этих рук хочется сгореть. Ифань делает всё, чтобы было хорошо. Он скользит своими широкими ладонями по спине, по груди, шершавые губы ласкают шею, плечи. Сехун тихо стонет, переворачиваясь, и начинает отвечать на эти ласки. Они никогда не позволяли себе заходить дальше поцелуев, а сейчас хотелось раствориться друг в друге. Белая пена смывает с их тел парфюм, который уже не вызывает влечения, сейчас только малина и ежевика сплетаются в страстном танце.

      Сехун ёрзает на коленях старшего и трётся своим возбужденным членом о член старшего. С губ обоих срываются тихие стоны. Ифань слегка дрожащей рукой скользит по груди младшего и смыкает свои пальцы на члене Сехуна. С губ младшего снова срывается сладкий стон. Ифань опускает голову, вылизывая шею партнера, а потом начинает двигать рукой. Младший что-то мычит, а когда чувствует, как рука Ифаня обхватила уже оба члена и движется быстрее, доставляя неописуемое удовольствие обоим, Сехун с криком кончает, а Ифань следует за ним, пытаясь отдышаться.

      Старший медленно поднимается, снова подхватывая младшего на руки, и несёт его в сторону спальни. Сехун на кровати смотрится нереально, он слишком открыт и слишком доступен. Он шире разводит ноги, а Ифань как завороженный смотрит на сокращающуюся красную дырочку, из которой медленно стекают капли вязкой смазки.

— Фань, — мечется по кровати О. — Помоги мне, Фань.

— Се, я не уверен, что мы сможем…

      Сехун приподнимается на локтях и смотрит в сторону старшего полным похоти взглядом. Ифань чувствует, как трясутся поджилки, а последний здравый смысл летит к чертям. Он нависает над младшим и целует, руки скользят по бархатной коже. А губы изучают каждый изгиб. Сехун идеальный, Сехун прекрасный, и в эту минуту он принадлежит только своему единственному Ифаню. Осознание этого срывает последние заслонки, Ифань не альфа, но он знает, как сделать хорошо любимому мальчику. У него тоже есть член, и сейчас пришла его очередь.

      Первый палец скользит в младшего свободно, количества смазки вполне достаточно, но Ифань не торопится, представляя, как ему было бы приятнее. Он пытается угадать Сехуна, и тот благодарен ему за эту нежность. Они будут учиться друг у друга познавать свои тела. Так получилось, что им обоим не повезло с альфами, но они нашли своё утешение друг в друге.

      Младший нетерпеливо ёрзает, откидывая голову, обнажая идеально бледную шею. Ифань не сдерживается, оставляя на ней метки, он знает, что они сойдут через какое-то время, но сейчас ему это необходимо.

— Фань, — шепчет Сехун в самые губы. — Давай сделаем это. Войди в меня.

      Старший сглатывает и тянется за пакетом, откуда достает пачку с презервативами. Сехун смеётся, старший неловко улыбается.

— Я, конечно, не знаю, может ли омега залететь от омеги, но второй беременный нам сейчас ну совсем не нужен, — говорит Ву, раскатывая резинку на своем достаточно внушительном для омеги члене.

— Почему? — улыбнулся Сехун, обвивая руки вокруг шеи старшего. — Тогда бы мне не пришлось врать.

— Это может быть опасно для тебя, дурень.

— Хорошо, я загуглю этот вопрос завтра, а сейчас, ах…

      Сехуну не дают закончить, он чувствует, как его заполняет изнутри и это ощущение такое правильное. Ифань целует раскрытые в стоне губы и начинает двигаться, осознавая, что это тоже вполне возбуждает. Теснота младшего сводит с ума, они целуются, стукаясь зубами, тихо посмеиваясь друг другу в губы и срываясь на бешеный ритм. Сехун снова с громким криком кончает, сжимая Ифаня в себе, старший делает ещё пару толчков и с рыком освобождается, считая звёздочки в своих глазах.

      Они лежат рядом, крепко обнявшись, Сехун выводит какие-то узоры на груди старшего, а Ифань целует его в макушку.

— Спи, моё счастье.

      Утром Ифань сидит на балконе и думает о том, что возможно теперь он самый счастливый человек на земле. У него скоро будет малыш, у него есть Сехун, любимая работа, что ещё нужно для счастья? Вот только это всё настолько хрупкое, что может разбиться в любой миг, вот как сейчас тишину нарушает телефонный звонок.

      Звонит телефон Сехуна, Ифань забирает его и идёт на кухню. Неопределенный номер ни о чём не говорит, поэтому Ву подносит телефон к уху.

— Алло.

— Утро доброе маленьким ангелам.

      Внутри всё дрожит, он прекрасно узнает этот голос.

— Ты? — срывается с языка.

      На том конце наступает пауза, а потом Ифань слышит тихий вздох.

— Прости, — говорит Лухан. — Мне очень жаль, Ифань, но так правда будет лучше. Мы не должны встречаться. Не вини во всем Сехуна, это я просил его не говорить тебе о том, что он меня нашёл. Он у тебя очень хороший.

      В сердце что-то сжимается, ведь тот человек прав, теперь у него есть только Сехун.

— Се рассказал мне обо всём, — продолжает Лухан, а Ифань, молча, вслушивается в его хриплый голос. — Я обещал найти решение, и вот у меня есть для вас кое-что.

— Приходи, — спокойно отвечает Ифань, чувствуя родные руки на талии. — Обещаю не буду приставать и умолять остаться, просто…

— Я приду, в последний раз, чтобы навсегда исчезнуть.

      Ифань сбросил вызов. И ложится на кровать, Сехун крепко обнимает его, уткнувшись между лопаток. Он понимал, что сейчас все было правильно. Они должны были увидеться, потому что Ифань не заслужил прожить жизнь с мыслью о том, что оказался не нужным своему альфе. Это было больно, очень, и Сехун прекрасно знал об этом, только новая любовь помогла ему вырваться из цепких рук отчаяния.

      Старший разворачивается, обнимая любимого крепче, и целует его со всей любовью, что скопилась в нём.

— Ты мог бы ещё поспать, — чуть надломленным голосом говорит Ифань.

      Младший отрицательно машет головой.

— Не мог. Я нужен тебе сейчас.

      И Сехун прав, потому что ощущение тёплого дыхания в районе груди даёт сил, а осторожные ладони на спине успокаивают. Они стоят так минут десять, просто чувствуя друг друга.

— Нужно принять душ, — говорит Ифань. — Видок у нас забавный.

— Это счастье, — улыбается Сехун. — Наше личное счастье, но ты прав, мы не в праве его с кем-то делить.

      Спустя полчаса они сидят на кухне. Сехун готовит завтрак, кутаясь в рубашку старшего, а Ифань не может оторвать от него глаз.

— Переезжай ко мне, — срывается с губ Ву. — Насовсем. Я понимаю, что тут немного тесно, а когда малыш появится, здесь будет вообще не протолкнуться, но я что-нибудь придумаю, у меня есть кое-какие сбережения, на новый дом вполне хватит, просто… Просто мне тяжело даже засыпать с мыслью о том, что ты где-то далеко.

      Сехун замирает, а Ифань напрягается. Он ждёт чего угодно, но ласковая улыбка и осторожный кивок из-за плеча, развеивает все сомнения. Сехун уже давно понял, где его дом.

      Звонок в дверь оказывается неожиданностью, они ещё не готовы впускать кого-то в свой мир. Руки дрожат, но Ифань поднимается и идёт к двери. Сехун не понимает, почему идёт следом, может, потому что ещё не верит в то, что у него не отнимут его счастье?

      Лухан стоит, привалившись плечом к косяку, и тяжело дышит.

— Ну, и вымотали же меня эти ступени, — пытается улыбнуться он. – Даже четвёртый этаж – уже Эверест для меня. Привет, а чего вы так смотрите? Херово выгляжу, да?

      Сехун и Ифань, не сговариваясь, бросаются к нему, поддерживая с двух сторон, и помогают зайти в квартиру.

— Да нет, со мной всё хорошо, — улыбается Лухан. — Это бывает, но спасибо, обо мне давно так никто не заботился.

      Сехун уходит на кухню и возвращается со стаканом воды, а Ифань, молча, смотрит, разглядывает такое родное, но в то же время такое далёкое лицо.

      Ладонь Лухана скользит по щеке Ву, а тот неосознанно закрывает глаза. Сехун неловко стоит в стороне, сминая края длинной рубашки старшего.

— Иди сюда, — манит его Хан. — Посиди рядом. Вы оба такие красивые сейчас, а в воздухе витает какое-то ягодное безумие.

      Щёки младшего краснеют, а Ифань отводит взгляд.

— Нет, вот сейчас всё правильно, — кивает Хан. — Вы нереальные, вы живые, вы должны быть счастливы. Обещайте, что будете всегда дышать, любить за двоих и немного за меня, потому что скоро этот воздух станет для меня последней каплей такого сладкого яда.

— Расскажи…

      Лухан отрицательно мотает головой.

— Второй раз у меня вряд ли получится, а Сехун-и расскажет тебе потом, когда меня не станет.

      Сехун кивает и ловит на себе благодарный взгляд. Они сидят молча. Альфа разглядывает лица напротив. Он неосознанно тянет обоих на себя и крепко-крепко обнимает. Сехун и Ифань обнимают его в ответ. Теперь они действительно похожи на клубок. Это необъяснимое чувство того, что всё правильно, а ещё легкая тоска по тому, чего нет и быть не может. Лухан не хочет становиться чьей-то обузой.

— Я рад, что у моего сына будет такая замечательная семья, — говорит альфа, проведя по светлым волосам Ифаня.

— Мы…

— Вы справитесь, я сделаю всё, чтобы помочь вам. Я нашёл для вас врача, который сохранит вашу тайну. Он очень хороший человек, он единственный, кто попытался бороться за мою никчёмную жизнь.

      Сехун хотел было возразить, но альфа положил палец на его губы.

— Я так решил, — сказал он, улыбнувшись. — Так вот, он будет с вами на протяжении всего срока беременности, поскольку Ифань публичная личность и появление его с животом нам не выгодно, мы подумали и решили, что у нас нет никакого другого выхода, кроме как устроить аварию, после которой Фаню как бы придётся провести несколько месяцев в больнице. К нему будет ограничен доступ посетителей, поэтому мы сможем скрыть его положение от всех, но Се, тебе придётся во-первых, сыграть роль безутешного омеги, а во-вторых, несколько месяцев поносить накладной живот, потому что вы же должны будете потом объяснить то, что у вас появился малыш.

— Мы уже заварили эту кашу, — потер виски Ифань. — Босс подслушал наш с Се разговор и решил, что ребёнка ждет Сехун, все в офисе уже уверены в том, что мы пара и скоро у нас будет пополнение.

— Это же прекрасно.

— Но они ждут свадьбы, — тихо сказал Сехун. — Они жаждут увидеть метку на моей шее.

— Это ведь не обязательно…

— Хан, — выдыхает Ифань. — Я не альфа, на Сехуне не может быть моего запаха, он чист, понимаешь? Вчера…

      Сехун поежился.

— Вчера один урод чуть не изнасиловал его, я едва успел защитить его. Мне страшно, я так боюсь, что меня однажды не будет рядом. Как я смогу уберечь его?

      Наступила тишина. Все трое напряженно думали, потому что этот вопрос, действительно, нужно было как-то решить.

Ифань думал о том, что будь его запах чуть с горчинкой или с кислинкой, он мог бы вполне сойти за альфу, тогда его аромат мог бы вызвать нужную реакцию, но он был сладким, смешиваясь с запахом Се получалось нечто нежное, и вряд ли здесь можно было бы подумать о сильном альфе. Для того, чтобы обезопасить его мальчика, нужен был только альфа.

      Ву посмотрел на задумчивого Ханя, что почувствовав взгляд, сразу повернулся. Его глаза наполнились смятением.

— Нет, — помотал он головой, отвечая на немой вопрос своего омеги.

— Но у нас нет другого выхода, — ответил Ифань.

— Вы о чём? — непонимающе хлопал глазами О.

— Твой парень предлагает мне пометить тебя Се, — поднялся Лухан и, отрицательно мотая головой, пошёл в сторону окна. — Нет, я не сделаю этого. Вам ещё жить, а я конченый человек.

— Хан, но если у Сехуна не будет на шее метки, в опасности будет не только он, но и я и благополучие нашего сына.

— А когда я умру, вы что будете делать? — прорычал Хан. — Фань счёт идёт не на годы, на месяцы, понимаешь? Ты даже не представляешь, во что превращает омег метка вдовца, ты желаешь ему такой участи? Ему будет плохо.

— Я буду рядом с ним, — ответил решительно Ву.

— Это бред, бред, понимаешь?

      Альфа опустился на пол, путаясь пальцами в волосах.

— Я не могу просить об этом кого-то другого, — ответил Ифань. — Ты мой альфа, верно, мой истинный альфа. Мы одно целое, понимаешь? Я — это ты, ты — это я.

— Она посинеет, Фань, — пытался сопротивляться Лухан.

— Я буду поддерживать её, — опустился рядом с альфой Ву. — Мы все трое одно целое, понимаешь? Так распорядилось судьба. Сейчас у тебя нет запаха, но ведь он был, верно. Тоже что-то ягодное, ведь так?

      Хан кивнул, вспоминая, что пах когда-то свежестью ягод шелковицы. Три такие похожие на вид, но такие разные по вкусу ягоды.

— Сделай это для нас, для нашего светлого будущего, — опустился перед старшим Сехун.

— Вы сошли с ума, — усмехнулся Лухан.

— Возможно, но мы хотим сохранить тот маленький мир, что живёт в наших сердцах.

      Лухан поднял взгляд на двух омег, что выглядели очень решительно. Они сидели напротив оба такие красивые и такие родные, их смешавшийся запах вызывал тепло, что рождалось где-то в глубине сердца и растекалось по венам.

      Ифань и Сехун переглянулись, а потом пододвинулись ближе, сейчас они все трое были, действительно, целым миром. Старший омега медленно провёл ладонью по щеке альфы, а потом повернул его в свою сторону, целуя.

      Лухан опешил, всё внутри напряглось, но холодные ладошки скользнули под его футболку, задирая её наверх, осторожные касания обветренных губ к груди, в том месте, где бьётся сердце.

      Альфа выдохнул в губы Ифаня, когда Сехун провел языком по соску, теребя напрягшуюся бусинку.

      Лухан млел под двойными ласками, ему ещё никогда не было так хорошо. Омеги целовали его по очереди, а потом целовались сами, от этого зрелища всё внутри просто скручивало. Они медленно двигались в сторону спальни. Кровать прогнулась под весом трёх тел. Лухан уже беззастенчиво скользил руками по спине Сехуна, который умело вылизывал его член. Ифань снова и снова погружался в податливое тело младшего, получая страстные поцелуи от своего альфы.

      Они растворились друг в друге, забывая обо всём. Они менялись местами, переворачивались, путались в том, где чьё тело, но были счастливы, потому что это был единственными момент единения душ.

      Ловкие пальцы О раскатали по члену альфы презерватив. Ифань пододвинулся ближе, Лухан не мог оторвать взгляда от целующихся омег, они выглядели просто нереально, словно так, как это и должно было быть, когда Сехун начал медленно опускаться на член Хана, он забыл, как дышать. Это было, словно взрыв, он понимал, что каждый из этих омег нереален, и если бы у него было бы больше времени, он бы их не отпустил. Никогда, вот так крепко прижимая к себе. На пике блаженства он притянул младшего к себе, затягивая тонкую кожу. Сехун вздрогнул всем телом, Ифань не мог отвести взгляда от распухших губ, румянца на щеках и в блаженстве закатившихся глаз. Он до безумия любил своего мальчика. Втроём они повалились на кровать, Хан дарил нежные поцелуи обеим омегам, а когда они уснули, он поднялся, привёл себя в порядок, нашёл листок бумаги и ручку и задумчиво что-то писал. Он уже забыл, когда спал в последнее время, потому что ему было страшно закрывать глаза. Он посмотрел ещё раз на сплетённые тела омег и, нежно коснувшись губами их щёк, просто ушёл, навсегда. Да, он струсил, он ведь не смог бы сказать им в лицо слова прощания. Он не хотел видеть в их глазах слёзы, он запомнит их такими ласковыми, преданными и любимыми.

      Открыв глаза, первое, что Сехун увидел, было любимое лицо Ифаня. Улыбка невольно расползлась по лицу, он осторожно коснулся губами морщинки меж бровей, а потом огляделся. Лухана нигде не было. О осторожно выбрался из кольца любимых рук и, не заботясь об одежде, направился в сторону гостиной, где нашёл исписанный листок.

«Вы так сладко спали, что я не рискнул вас будить, хотя, чего греха таить, я, действительно, струсил, потому что впервые за долгое время в моей груди родилось желание остаться. Вот так забыть обо всём и остаться с вами, но… но это было бы слишком жестоко с моей стороны. Здесь номер телефона врача, он в курсе всего, он поможет вам. А я… Простите меня, если сможете, не знаю как для вас, но последние несколько часов для меня стали лучшими в жизни. Спасибо вам за то, что дали мне почувствовать себя человеком. Когда придёт моё время, вы почувствуете, только прошу, не плачьте, не нужно, я не заслужил. Просто воспитайте моего сына достойным человеком. Я верю в вас. Я люблю вас, всех троих, навеки ваш Лухан».

      Сехун смахнул набежавшие слёзы, они обещают не плакать. Лёгкий поцелуй в ещё воспаленную метку. Младший оглядывается, замечая слёзы на любимом лице. Ифань отводит взгляд. Сейчас они отчётливо чувствуют третий запах, который навсегда останется в их сердцах.

      Доктор Ким оказался милейшим человеком, поначалу Ифаню было очень страшно, но тот уверил, что всё будет хорошо. Малыш развивался нормально, и это не могло не радовать. Ву критически осматривал себя в зеркало, но Сехун уверял, что он выглядит потрясающе.

Они пытались выяснить у доктора что-нибудь про Хана, но тот всегда переводил тему. Ифань с Сехуном тоскливо переглядывались и снова засыпали в объятиях друг друга. Им было хорошо вдвоём.

      Сехун наблюдал за поведением старшего и строил из себя очень капризного беременного омегу. Мистер Ли улыбался и по-отечески хлопал Ифаня, который порой готов был лезть под стол от выкрутасов своего омеги.

      Сехун вжился в роль папочки. Дома, когда Ифань погружался в какие-нибудь бумаги, Сехун садился к нему в ноги и разговаривал с малышом. Он говорил и говорил, а Ифань слушал, делая вид, что работает, а потом, когда Сехун замечал на себе его пристальный взгляд, его щёки краснели и он убегал, то в ванную, то готовить ужин, то ещё по каким-нибудь внезапно возникшим делам.

      Ифань очень хотел вот так же, как Сехун быть беззаботным, но он понимал, что вся ответственность за их маленькую семью лежит на его плечах. Метка Сехуна отдавала лёгким ароматом шелковицы, и это успокаивало.

      С большим трудом пришлось настраиваться на аварию. Доктор Ким уверил, что всё будет хорошо, что он договорился, что вместо Ифаня в машине поедет другой человек, каскадер, что нужно только лишь изобразить, как Ву выходит из офиса и садится в машину.

      Сехун очень натурально убивался в коридорах такой знакомой уже больницы. Потому что лишь одна мысль о том, что это правда могло случиться с Фанем, заставляла слёзы литься нескончаемым потоком. В те минуты с ним рядом был вездесущий господин Ли и парочка коллег, друзьями они с Фанем так и не обзавелись.

      Вечером доктор Ким напоил Сехуна успокоительными, и он медленно заснул в объятиях родного человека. Ифань снова и снова убеждался, что рядом с ним лучший человек на свете.

      Как и было оговорено Ифань переехал в больницу, а Сехун навещал его каждый день, они сидели и просто разговаривали, Сехун гладил ладошкой большой живот старшего, и его глаза сияли восторгом. Он, конечно, тоже однажды хотел ощутить на себе это чудо. Он даже однажды спросил об этом доктора Кима, на что тот улыбнулся и ответил:

— На всё воля Божья, сынок.

      Между тем время шло, Сехуна отправили в декретный отпуск, и он проводил всё своё время рядом с Ифанем. Территория больницы доктора Кима была закрытой, поэтому они могли без опасения гулять на заднем дворе. Ифань превратился в колобка, Сехун считал его забавным, ведь этот живот так нелепо сочетался с фигурой старшего, но они оба понимали, что там внутри их маленькое сокровище.

Ифань выглядел таким счастливым, когда малыш начинал пинаться, он брал в свою ладонь ладошку Сехуна и прикладывал к своему животу. Сехун улыбался, а по щекам текли слёзы.

      Когда до родов оставалось пару недель, Сехун проснулся от ужасной боли, тело скрутило, кожа горела огнём. Он попытался вспомнить, когда в последний раз была течка, ведь это не могла быть она? Ифань всегда был нежен с ним в эти дни, за долгие месяцы они научились приспосабливаться, но сегодня было что-то другое.

      Тело дрожало, на негнущихся ногах Сехун добрался до ванной и сунул голову под холодную воду, стало немного легче, а когда он поднял голову, ужас сковал тело, его метка воспалилась, сейчас она была похожа на темный свежий кровавый синяк.

— Нет! — послышался крик Ифаня. — Нет, не надо! Хан…

      Сехун выбежал из ванной, старший скрючился в неестественной позе на кровати и тяжело дышал, с его губ слетало только одно имя…

— Лухан, не лезь в лужу! — поймал за руку годовалого карапуза высокий стройный омега в чёрном пальто. — Ох, вот же недоразумение. Я отцу пожалуюсь.

      Маленький альфа похлопал большими глазками и протянул к старшему руки. Омега поднял его на руки и поцеловал в светлую макушку. От мальчика исходил приятный запах шелковицы. Омега улыбнулся в ответ ребёнку и зашагал в сторону высокого офисного центра. Все работники кланялись ему, он улыбался им в ответ и крепче прижимал к себе ребёнка.

      В большой светлой приёмной его встретил улыбчивый бета.

— Здравствуй, Кенсу.

— Здравствуйте, Сехун-ши.

      Малыш что-то пролепетал на руках родителя.

— Директор у себя?

— Да, конечно, проходите.

      Сехун опустил малыша на пол и, взяв его ладошку в свою, прошел в нужном направлении. В большом кабинете за широким столом сидел светловолосый мужчина, он внимательно читал какие-то бумаги, поправляя пальцем очки на переносице и, по привычке, почёсывая висок карандашом.

— Тук-тук, серьёзный босс, к вам можно? — с улыбкой сказал Сехун, он никогда не перестанет любоваться своим идеальным мужчиной.

      Блондин отложил в сторону бумаги и улыбнулся, выходя из-за стола и раскидывая в сторону руки. Малыш, весело смеясь, побежал к нему. Ифань поднял сына на руки и закружил в воздухе, слушая заливистый смех, а потом притянул к себе Сехуна для нежного поцелуя.

— Чем обязан визитом? Хотя какая разница, я уже успел так сильно соскучится по вас.

— За несколько часов?

— Всегда, — ответил Ифань. — Я скучаю по вас всегда.

      Старший провёл по тёмному пятнышку на шее младшего, Сехун судорожно вздохнул, это место всегда было очень чувствительно. Он не помнил, что происходило с ним в тот день. Ифаня увезли, его истерика вызвала преждевременные роды. Сехун видел, как дрожали руки доктора Кима, ведь он тоже всё прекрасно понял. Врачи не выходили из палаты очень долго, а Сехун сходил с ума в одиночестве. Он впервые молился, он просил спасти самое дорогое, что было в его жизни.

      Когда доктор Ким вынес ему маленький сверток, слёзы сорвались с глаз.

— С Ифанем всё хорошо. Он спит, он молодец, слышишь, Се?!

      Сехун кивнул, не сдерживая слёзы, лишь про себя повторяя о том, что всё хорошо. Малыш был светленький, как его родители, его большие глаза смотрели на Сехуна с любопытством. Омега нежно гладил маленькие щёчки, а когда осторожно склонился, чтобы понять, чем пахнет их маленький ангел, всё тело задрожало, ведь этот запах был так знаком.

— Хан, — шепнул Сехун, чувствуя, как слёзы капают на белые простыни. Малыш потянул к нему маленькую ручку и мазнул пальчиками по воспаленной посиневшей метке. Боль ушла, а Сехун выдохнул.

— Вы обедали? — отвлек от воспоминаний Сехуна голос мужа. — Может, перекусим?

      Сехун кивнул. Ифань подхватил свой пиджак со стула и открыл перед Сехуном дверь, поднимая на руки маленького Лухана.

— Кенсу-я, мы обедать, если что звони.

      Бета кивнул и помахал рукой улыбающемуся ребёнку.

— У тебя очень милый помощник, — сказал Сехун, когда они спустились на стоянку и Ифань пристегивал Лухана.

— Пришлось помучиться, чтобы подобрать достойную кандидатуру. Ты же отказался со мной работать.

— Я воспитываю нашего сына, — фыркнул Сехун.

— Да, прости маленький, — сказал Ифань, целуя младшего. — Теперь Ханни подрос, мы можем нанять няню и…

      Сехун отрицательно помотал головой.

— Я не отдам своего сына кому попало — это, во-первых.

— Ты слишком категоричен, — покачал головой Ифань, обнимая младшего.

— Уж, какой есть, — улыбнулся Сехун, нежась в родных руках. После родов запах Ифаня приобрел какой-то новый оттенок, какую-то лёгкую терпкость, теперь он ещё больше стал походить на альфу, и не нужно было обливать себя всякой химией. Вот только с течками проблема обстояла сложнее, но теперь Ифань ни от кого не зависел. Он сам был директором, поэтому вполне мог позвонить в офис и сослаться на то, что поработает дома. И они работали, так активно, что соседи стучали по батарее, в то время как маленький Лухан трепал нервы дедушкам Ву.

      Родители Ифаня сначала смотрели на них косо, но Сехун выдержал все насмешки и упреки, всё-таки заслужив звание любимого зятя. Отец Ифаня всё ещё ворчал, но папа крепко обнимал, и Сехун снова понимал, что его семья здесь.

— А во-вторых, Ифань… — младший выглядел немного растерянно, что немного напрягало Ву.

— Что-то случилось?

— Я сегодня был у доктора Кима, — Сехун видел, как слегка вздрогнул старший.

— И что он сказал?

— Сказал, что он с нами отчаянными ещё намучается, — несмело улыбнулся Сехун, заглядывая в глаза любимого. — У нас получилось, Фань.

      Ву неверяще хлопал глазами.

— Что?

— Что слышал, — смутился Сехун. — Скоро я подарю Лухану братика.

      Ифань обнял младшего, крепко прижимая к себе.

— Се, но это точно безопасно? С малышом, с тобой всё будет хорошо? Это ведь, я даже не знаю, это так неправильно, это…

— Всё будет прекрасно, — ответил Сехун, вдыхая любимый запах. — Доктор Ким уверил меня, что такое бывает, что он сделает всё, чтобы помочь нашему сыну появится на свет здоровым.

— Господи, я так счастлив, — закружив в воздухе любимого, закричал Ифань. — Се, я тебя люблю, очень люблю, слышишь?

— И я тебя люблю!

      В животе омеги едва слышно заурчало.

— Ой, я же обещал вас отвезти пообедать, - встрепенулся старший. – Давай в машину быстро.

      Сехун сел рядом с Луханом, малыш улыбнулся, потянув к родителю маленькие ручки. Сехун нежно коснулся губами мягких ладошек. Ифань, наблюдавший за ними через зеркало, смахнул слёзы. Всё было так идеально, пусть для кого-то неправильно, но для него, для них — это было настоящее счастье, за которое они боролись. Да, им до сих пор приходится притворяться, но Ифань верит, что когда-нибудь и их союз станет самым истинным, потому что они — это мир, они — это любовь.

— Интересно, я буду таким же капризным во время беременности? — задумчиво сказал Сехун.

      Ифань улыбнулся, вспоминая, какие выкрутасы выделывал младший, будучи условно беременным.

— Нет, малыш, ты лучше, во многом лучше, чем я, потому что ты не побоялся бороться. Я люблю вас, мои родные.

      Сехун благодарно улыбнулся, обнимая Лухана.

— Мы тоже тебя любим, очень, очень сильно.

      Маленький Ханни, провёл пальчиком по тёмному пятнышку на шее Сехуна, а запах шелковицы в этот момент словно на мгновение стал слаще.