Ранним утром квартира мадам Жири оказалась разбужена неистовым стуком в дверь. Кристина открыла и увидела за ней того же юношу, что принёс ей письмо Рауля.

— Месье?..

— Вам письмо от месье де Шаньи, мадемуазель Даэ, — молодой человек протянул ей конверт. — Мне велено дождаться ответа.

— О… Что ж… Хорошо, я позову вас, спасибо.

Мадам Жири и Мэг спросили её, всё ли в порядке, но Кристина сказала им, что не стоит волноваться, и они ушли к себе.

Она заперла замок, прошла в кухню и открыла письмо. На стол со звоном упало кольцо.

Если бы тексты умели говорить, от послания Рауля она непременно бы оглохла. Разумеется, по его мнению нет ни одной причины, чтобы разрывать помолвку: за последние дни ещё четыре акционера вернулись, а он постоянно упоминает в обществе о Кристине. Пусть реакция не слишком лестная, но всё это не надолго — вскоре они все смирятся, и тогда…

Кристина сложила письмо в конверт, туда же убрала кольцо и позвала посыльного.

— Пожалуйста, верните его месье де Шаньи и передайте, что моё мнение не изменилось и не изменится. И ещё… что не стоит мне больше писать. По крайней мере, подобных писем.

Посыльный откланялся и ушёл, а к Кристине подошла мадам Жири.

— Мне стоило догадаться, что он просто так не сдастся… — покачала она головой.

— О чём вы говорите? — непонимающе взглянула на неё Кристина; мадам Жири вздохнула и продолжила:

— Я должна была сказать тебе, но решила, что это лишнее. Рауль приходил ко мне вчера. Он был подавлен твоим письмом, твоим желанием расстаться… Просил повлиять на тебя, чтобы ты дала ему ещё немного времени. Но я ответила ему, что это только ваше дело и что я не собираюсь принуждать тебя. Мне казалось, он успокоился, но, как видно, зря.

— Неужели он сам не видел газет? Вчера я прочитала ещё одну… Все они радуются, что это произошло. Что он везде один и… И обществу, как он написал, не нравится, когда он говорит обо мне. Кажется, все ждут, пока он женится. Но точно не на мне. В другой газете чуть ли не список невест для него составили! — Кристина схватилась за голову. — Они погубят его, если он решит объявить о помолвке со мной! Они ведь уже почти это сделали, они не будут ждать свадьбы…

— Милая, ты не обязана выходить за него. Ты не таила от него это, верно? Ты сказала ему, а не дала объявление в газету и не сделала ничего подобного. Ему придётся смириться с этим — и он смирится. Рано или поздно. — Мадам Жири обняла её и сказала: — Поспи ещё, тебе ведь на работу только вечером. Не волнуйся, всё скоро разрешится.

Кристина кивнула, вернулась в свою комнату, легла в постель и долго ещё не могла уснуть. Мысли лезли в голову одна за другой.

Не может же Рауль в самом деле не замечать того, что происходит вокруг? Не видеть, что о нём пишут в газетах, говорят в обществе? Не чувствовать взглядов? И если Бог не позволяет им соединиться, значит… значит, такова Его воля, и они могут лишь покориться ей. Неужели Рауль не понимает, что она ему не пара? Они уже не дети. Детьми они ещё могли дружить, её отец мог обучать его музыке, но сейчас всё иначе!

Она перевернулась на другой бок и вспомнила их разговоры о свадьбе в поместье. Рауль весь был поглощён этими приготовлениями, он с таким рвением занимался подготовкой, а она… Даже немного стыдно, что она не разделяет этих чувств. Что боль от разлуки и окончательного разрыва так быстро утихла, оставив после себя лишь тёплые воспоминания и лёгкую грусть. Знать бы почему…

Когда Кристина проснулась, стрелка подбиралась к одиннадцати часам. Немыслимо! Полдня проспать! Она быстро умылась, переоделась и пошла на кухню. Никто ещё не успел приготовить обед — и это очень хорошо. Будет, чем заняться до вечера. Может, готовка даже немного отвлечёт от мыслей о Рауле и разбитых мечтах на счастливую жизнь с ним. Швейцария и маленький домик на берегу озера в Женеве так и останется мечтой. Если, конечно, Рауль не уедет туда с другой. Тогда его желание сбудется, а Кристине останется только радоваться за него и узнавать о его жизни из газетных заметок и, возможно, чьих-то сплетен.

С каждым днём Кристина спокойнее думала о Рауле и обо всём, что с ним связано. Он прислал ещё три письма, которые она прочла, но вновь отправила обратно. Он писал одно и то же, каждый раз, однако… Появлялось ощущение, что он пишет, потому что так нужно, а не потому, что так велит ему сердце. Зачем ему это? Она ведь уже разорвала помолвку, разорвала с ним связь… Неужели он пишет только из соображений приличий? Или… по привычке? Это так странно… Кажется, привычка появляется намного позже.

Кристина старалась уделять поменьше внимания этим мыслям. Нужно думать, как жить дальше, а не цепляться за старое. С этой мыслью она решила упаковать платье, в котором встретилась в тот день с Раулем — слишком уж оно роскошно для её нынешней жизни. Она достала несколько листов бумаги, вытащила платье, сумочку… — и отметила, что та слишком тяжёлая. Кристина вытряхнула всё содержимое и ахнула — среди безделушек валялась ещё одна сложенная пачка купюр. Как только Рауль умудрился? Он с ума сошёл! Кристина вздохнула, сложила деньги в шкатулку и вновь принялась за платье. Однажды случай представится, и она вернёт ему все деньги!

По истечении недели управляющий выдал жалование. И стало понятно, что придётся либо жить впроголодь… либо продать что-то из вещей и украшений. Либо использовать деньги Рауля. Впрочем, последние два варианта — почти одно и то же. От досады Кристина даже топнула. А ведь она собиралась жить сама! Куда там… На эту сумму она может себе позволить только конуру в самых нищих районах на окраине да еду раз в день. О, ну почему, почему ей никак не удаётся стать счастливой?

Мадам Жири она ничего не сказала. Только купила газету, села в ближайшем кафе и погрузилась в изучение объявлений о работе. Горничная, кухарка, няня, гувернантка… Ничего из этого она делать не умела. Кто её возьмёт? Кристина вздохнула и продолжила. Сиделка, компаньонка — а это может подойти! Она закрыла газету, отпила ещё чаю, и тут осознание прошибло молнией — нет, не подойдёт! Компаньонки или сиделки нужны богатым старым дамам из высшего общества, а такие ни за что её к себе не подпустят! Никого с такой репутацией, как у неё!

Остаётся только принять всё происходящее, благодарить Бога, что всё так, а не хуже, и молиться, чтобы стало лучше. И придётся жить у мадам Жири. По крайней мере, в ближайшее время, пока ей платят эти крохи. Возможно позже, когда — если! — управляющий сможет её именем привлечь более состоятельных клиентов, повысить цены, сделать ремонт, заменить скатерти и посуду… Возможно, тогда она сможет зарабатывать больше. А значит — снять комнатку и перестать пользоваться добротой мадам Жири. Но ведь на это нельзя всерьёз полагаться!

Кристина оставила на столе монетки и вышла на улицу. Воскресенье создано для прогулок, а погода портится прямо на глазах! Кажется, скоро даже дождь пойдёт. И Кристина заторопилась домой.

Сказать, что у неё сейчас плохая жизнь, было бы неправильно. Вернее, смотря с чем сравнивать. Были дни в поместье Рауля, была короткая жизнь примы Оперы — а было выживание в Бретани. Тогда, в детстве, казалось, что жить на самой грани — это нормально, даже естественно. Это казалось увлекательным приключением. Теперь-то Кристина отчётливо понимала, что чета Валериусов буквально спасла её и отца.

Матушка Валериус! Со всей этой историей с Раулем и рестораном из головы совершенно вылетело, что нужно навестить матушку Валериус. Подумать только! Кристина уже несколько недель не то что не навещала старушку, но даже не написала ей ни строчки. Она, должно быть, уже с ума сошла от волнения!

Кристина повернула обратно к бульварам.

Дорога до улицы Нотр-Дам дес Виктуар показалась невероятно короткой. Перед нужной дверью Кристина остановилась, перевела дыхание и только тогда постучала. Жаль, что времени совсем не много… Служанка открыла и впустила её.

Здесь ничего не изменилось. Всё поддерживается в порядке, но и посетивший эту квартирку впервые заметил бы, что почти ничем хозяйка не пользуется. Но всё же приятно знать, что есть места, где всё по-прежнему. В основном, увы, потому, что хозяйка не покидает постели.

Когда Кристина вошла в спальню, мадам Валериус дремала. Её закрытые веки подрагивали, руки время от времени сжимали край одеяла. Кристина тихонько села у кровати, со стыдом глядя на лицо своей благодетельницы, и подумала, что и эта нездоровая бледность, и как будто несколько новых морщин — её вина. Если бы она не была так легкомысленна и думала не только о себе…

Но в этот момент мадам Валериус проснулась.

— Господь милосердный! — воскликнула она. — Дитя моё, ты ли это?

— Это я, матушка, это я, — улыбнулась Кристина, чувствуя, как в глазах собираются слёзы. — Простите ли вы меня, что я так долго не писала и не приходила?

— Всё это не важно — главное, что ты здесь! А теперь расскажи мне все новости.

— Я даже не знаю, с чего начать…

В самом деле, стоило подумать об этом до того, как войти в квартирку. Рассказать, что она около двух недель провела в одном доме с мужчиной? Что её Ангел Музыки чуть не убил Рауля и ещё одного несчастного? Что целый месяц она прожила с Раулем под одной крышей вне брака? Что, наконец, этот брак никогда не состоится? Что она поёт в ресторане?..

— Кристина? Дитя моё, что с тобой? Случилось что-нибудь страшное? Только не таи от меня ничего, я хочу знать обо всём, что с тобой происходит!

— Я… больше не пою в Опере, матушка. Я теперь работаю в одном ресторане, здесь недалеко, на бульваре Осман.

— В ресторане? Но как же это?.. Разве Ангел Музыки…

— Он больше не учит меня, — печально сказала Кристина.

Перед глазами против воли пронеслись все те ужасные события, которые невозможно выдумать. Как такое возможно? Быть настоящим гением, творить музыку небес — и совершать… всё то, что он совершал? Эти две его стороны Кристина до сих пор не смогла соединить в своём сознании. Будто это были два разных человека.

— Нет-нет, он не оставил меня! — воскликнула она, заметив взволнованный взгляд матушки Валериус. — Не так, как вы думаете. Просто теперь мне достаточно и обычного учителя, вот и всё.

После этих слов матушка Валериус немного успокоилась.

— Но зачем же тебе петь в ресторане? Разве тебе было плохо в Опере? Или тебя обидели там? и Рауль не вступился за тебя?

— О нет, уверяю, всё совсем не так. Жизнь примы Оперы очень трудна, а я… я оказалась к ней не готова. — Ещё как трудна! Особенно если ты — протеже Призрака Оперы… — Пусть Карлотта, по мнению Ангела, и рядом не стоит со мной, но она прекрасно чувствует себя в этой роли. Мне было так неуютно от вопросов журналистов и…

— Хорошо, хорошо. Если ты счастлива, то и я буду счастлива. Ну а что с Раулем?

Кристина шумно вздохнула, сцепив руки в замок.

— Я не буду его женой, матушка. Рауль не может на мне жениться.

— Вот как? А мне казалось, он только этого и хотел… — старушка задумчиво поправила чепчик. — Постой, у него был брат, не так ли? Уж не он ли препятствует вашему счастью?

Бедный Филипп! От воспоминаний, как Рауль прочёл в газете о смерти брата, в горле встал ком. Кристина быстро вытерла скатившуюся слезу и сказала:

— Нет, дело не в Рауле или в его брате. Дело в обществе. Я не пара человеку его положения. Но всё к лучшему, я уверена. Вы ведь знаете, Господь ничего не делает во вред нам.

— Конечно, моё милое дитя, конечно. Ты знаешь, больше всего на этом свете я желаю твоего счастья. Где ты живёшь сейчас? Я надеюсь, не одна? Добропорядочная молодая девушка ни в коем случае…

— Я живу с мадам Жири и её дочерью, не волнуйтесь, — улыбнулась Кристина. — Они бы и не позволили мне жить одной.

Она провела у матушки Валериус ещё несколько часов, пока не пришло время идти на работу. Перед уходом Кристине пообещала навещать её, а вот от обещания рассказывать всё о своей жизни пришлось увильнуть — знать все подробности старушке вовсе не обязательно. Ей бы самой примириться с тем, что всё это произошло в действительности. Да и кто знает, что ещё случится…

Не хотелось же рассказывать матушке Валериус очень многое ещё и по той простой причине, что её вид показался Кристине крайне болезненным. Видно, возраст и переживания из-за её отсутствия сказались на старушке не лучшим образом. Кристина попросила служанку присылать ей записки, как только появятся хоть какие-то изменения.

Этот вечер выдался в ресторане особенно удачным: зал был полностью забит, официанты сбились с ног, таская туда-сюда подносы с тарелками. Месье Кантен довольно улыбался, поглядывая на Кристину. Что бы значили эти многозначительные взгляды? Уж не намекает ли он, что всё это — только из-за неё? Или люди и вправду приходят поглазеть на бывшую приму Оперы и невесту виконта де Шаньи, опустившуюся до нищего ресторанчика? На бывшую протеже грозного Призрака Оперы… Интересно, как быстро узнают журналисты? Или уже узнали, и завтра Париж во всех газетах прочитает эту шокирующую новость?

Пару раз Кристина смазала верхние ноты и не вытянула одно место, но, видимо, заметила это только она. Даже пианист не сказал ничего, а уж публика — и подавно. Вряд ли они приходят, чтобы насладиться пением… От этих мыслей хотелось… отмыться. И она смазала несколько нот… И не вытянула одно место... В посредственном романсике… Какой позор! Как стыдно… Перед папой, перед собой, перед… Ангелом. Разве для того?.. Нет, это всё пустые мысли, они ничему не помогут. Она просто должна заниматься и заниматься как можно лучше!

Когда она вошла в квартирку, мадам Жири ещё не спала. Она сидела на кухне, склонившись над какой-то бумагой, и медленно подносила ко рту чашку, но не пила. Хлопнула дверь; мадам Жири поспешно сложила бумагу, пожелала доброй ночи и ушла к себе.

— Доброй ночи, — оторопело проговорила Кристина ей вслед.

Всё это очень странно… Но усталость взяла своё: Кристина ушла в свою комнату и легла спать.