Дариус открыл входную дверь; Эрик протиснулся боком и бросил сумки на пол. Дариус молча покинул его, но на шум в коридоре вышел дарога и вопросительно посмотрел на Эрика. Тот покачал головой вместо ответа, перевёл дух и затащил сумки в свою комнатку.

Его вещи подождут до завтра, но её… Эрик аккуратно вытащил кружевную шаль и сжал её в руках. …её вещи — единственное напоминание о ней, слишком ценное, чтобы пренебрегать им. Воспоминания о той, о его Кристине встали перед глазами. Как же сильно нынешняя Кристина отличается от себя прежней! Прежняя Кристина была нежным хрупким ландышем. Нынешняя — белой розой: не менее прекрасной, но с острыми шипами.

И всё же Кристина оставалась тем светлым добрым ангелом: она касалась его губами, она пришла похоронить его, она пришла к нему сюда дважды, её голос в прямом смысле вернул его к жизни. Эрику никогда не отплатить ей за это. Целой жизни не хватит, живи он хоть тысячу лет. Он прижал к себе шаль и забрался на кровать, не отпуская её. Милая добрая Кристина пришла сюда, а он отплатил ей оскорблениями, попытками унизить… Они все были правы, когда называли его чудовищем!

Весь следующий день Эрик провёл между сном и явью. В минуты кажущейся бодрости он даже садился за стол и что-то писал, но глаза слипались, а рука не могла толком давить на перо, и он только пачкал бумагу. Толком заснуть он смог только к вечеру, чтобы проснуться рано утром, когда спал даже Дариус. Впервые за долгое время он чувствовал себя разваливающимся, как шалашик из веток на ветру. Омерзительное чувство: от злости на самого себя хотелось крушить всё вокруг, но и на это сил не хватало.

Слишком медленно он разбирал вещи, надеясь потянуть время, потом долго завтракал. Сочинять не вышло: тошнота подкатывала от одного взгляда на бумагу. Около часа перед обедом Эрик бродил по дому, как самый настоящий призрак, заглядывая во все углы и доводя Перса и Дариуса до еле сдерживаемой ярости.

Наконец после обеда на него снизошло озарение — нужно посмотреть счета и остальные бумаги по их небольшому предприятию. Пусть бухгалтерия никогда не была его любимым занятием, но почему нет? И оно неожиданно порадовало: дела шли просто прекрасно! Хоть какой-то проблеск… Даже удалось немного заработать. Немного — исключительно в сравнении с тем, сколько денег даже за последний год они отмыли.

Но стоило только закрыть папку, как вернулись мысли о Кристине. Сегодня она снова будет петь. Совсем скоро, через два часа. Его несостоявшаяся живая жена.

Неделя прошла почти спокойно: днём Эрик изводил себя и особенно окружающих ничегонеделанием, вечером — ходил в ресторан и слушал Кристину. Каждый раз повторялась та же сцена, что и в первый, и во второй день: она выходила из ресторана, садилась с пианистом в фиакр и уезжала домой, а Эрик провожал её взглядом из тени.

Только полный идиот мог думать, что такая, как Кристина, станет женой такого, как он. Никто, имей выбор, не выбрал бы его. Его даже собственная мать видеть не хотела, так чего же ждать от остальных? А Кристина… Она слишком чиста для него. Она — истинный ангел во плоти, она не может и не должна быть рядом с ним. Он может лишь смотреть на неё издалека, слушать её чудесный голос — и только.

Он не вправе позволить себе приближаться к ней. Она ненавидит его, но что гораздо хуже — она боится его. Эрик вцепился в волосы и с силой ударился о стол. Вспыхнувшая боль на короткое время притупило мысли, но не избавило от них полностью. Она боится. Но ведь так и должно быть! Разве можно не бояться его? Нет. Перс, Антуанетта, Дариус — тоже боятся его. Но только от того, что его боится Кристина, невыносимо больно.

Вечером Эрик отметил, что её голос звучит самую чуточку лучше. Остальные этого не услышат, но его слух всё ещё способен различить такие изменения. Кристина и сама сегодня особенно сильно сияла, и всё же в её глазах, когда она обвела взглядом зал, мелькнул страх. Как же сильно она боится его. Но это правильно, правильно! Она и должна бояться его!

Он долго шёл до квартиры Перса. Нужно было остаться в Опере. Пусть бы его нашли и наконец прикончили или он издох бы как-то иначе — что угодно, лишь бы не видеть больше никогда страха и отвращения. Он даже спал почти всегда в маске, чтобы Перс или Дариус не увидели случайно его лицо, хоть они и крайне редко заходили в его комнату и никогда — без стука. Но Эрик упрямо спал в маске, натерев кожу в некоторых местах до крови. И даже это не помогло: каждый вечер, когда он возвращался из ресторана, Перс спрашивал его, цела ли Кристина. Эрик сжимал зубы и цедил, что мадемуазель Даэ в полном порядке. Тогда Перс окидывал его на прощание подозрительным взглядом и уходил.

Иногда Эрику безумно хотелось съехать от Перса, но всякий раз его останавливало то, что идти ему попросту некуда. К Антуанетте он заявиться не посмеет. Не хватало ещё, чтобы Мэг онемела от ужаса или что-то навроде того. Этого Антуанетта ему не простит никогда, и вряд ли дело кончится только этим. Других же вариантов не существует. Снять квартиру сам он не может, а дарога не согласится ему помочь — это даже мальчишка бы понял. Подумает, что Эрик снова собирается похитить Кристину…

Он коснулся края маски. О, если бы она тогда не сорвала её!.. Наивная любопытная глупышка. Неужели она думала, будто он прячет под ней лик прекрасного принца? И вот куда их привело её любопытство. Если бы только она не делала этого… Какие чудесные две недели они бы провели…

Нет, не провели бы. Всё, что сделал мальчишка… Ничего. Он, чёрт возьми, ничего не сделал! Всего лишь появился в её гримёрной и сделал несколько громких заявлений, которые не сумел выполнить. И это-то при всех его возможностях! Глупый юнец! Не мог же он не знать, кого общество видит в роли его супруги. Не мог не понимать, чем может обернуться подобное заявление. И всё же посмел обнадёжить Кристину — и обмануть. Жалкий идиот. Ничтожество! Уже за одно это стоило бы переломать позвонки его холёной аристократической шейки.

И даже после этого мальчишка для неё лучше Эрика. Даже после того, как не смог сдержать слово. Даже после того, как уничтожил её мечты. Это и так ясно. Он слишком прекрасен. Человек с такой смазливой рожей и с таким происхождением просто не может быть даже в чём-то не прекрасным. А существо с внешностью Эрика и с его происхождением — не может быть даже на крохотную долю хорошим.

Кристина может говорить сколь угодно, что её не пугает его лицо. Но нет, чёрт возьми, оно пугаёт её. Его взгляд её пугает. Его голос — тоже пугает. А когда-то она готова была часами слушать, как он поёт ей или что-нибудь рассказывает. Теперь это не так. Теперь она его только боится. И будь проклят тот день, когда Эрик зародился в чреве матери. Будь проклята и она, и отец. Будь проклят тот день, когда его лицо стало таким. Будь проклят тот день, когда он родился живым. Будь проклят каждый день, когда он не умер!

Эрик рухнул на стул и быстро покрыл лист нотами. На стол упали несколько слезинок; одна размазала пару нот — Эрик рыча смял лист и швырнул его на пол. Дьявол, почему ты не забрал его тогда к себе? За что он до сих пор жив?

Сегодня Кристина пела хорошо, но Эрик слышал, как ей тесно в скудной мелодии. Слова Кристины вновь зазвучали в его голове, и если бы не люди вокруг, он разнёс бы половину этого зала. Но вместо этого он только сжал руки и, закрыв глаза, медленно выдохнул.

Она говорила тогда с такой болью, с таким разочарованием… Если бы только он мог чем-то её порадовать!.. Только чем? Даже его смерть её не обрадовала, а ведь он в каком-то смысле принёс себя в жертву во имя её счастья… Нет, это не вариант. Больше не вариант. Что тогда? Украшения? Одежда? Нет, это её всегда мало интересовало. Цветы? По-настоящему её трогали лишь одни — кроваво-красная роза с чёрной лентой. И это тоже никуда не годится: подари он ей такой цветок, она в ту же секунду умчится на другой край света.

Он шёл домой и не мог перестать думать о том, чем бы порадовать Кристину. Она любила конфеты, шоколадные. Но шоколад вреден для связок, а они и так не в лучшем состоянии. Дьявол, и что же делать?

Удивительно, но дарога не стал спрашивать, в порядке ли Кристина. Только хмуро взглянул на него — и ушёл к себе, качая головой. Неужели всё-ещё-живой труп может выглядеть как-то по-особенному плохо? Плевать. Всё, что интересует дарогу, — чтобы Эрик не причинил вреда Кристине и чтобы Эрик не убил себя. Именно в таком порядке.

Эрик постоянно возвращался к мысли о цветах. Подарить сам он не сможет — если она и примет их у всех на виду, то потом точно выбросит. Передать их через этого хлыща-управляющего? Но тогда она не будет знать, от кого они. Нет, тщеславие здесь не к месту. Он ведь хочет всего лишь порадовать её. Ей не обязательно знать, кто их послал. Хотя возможно и догадается. Или решит, что это мальчишка… Чёрт! Эрик смёл всё со стола. Как она просиживала часами у его постели, как поцеловала Эрика, только чтобы спасти этого никчёмного юнца, как смотрела на него при каждой их встрече… — все эти воспоминания так и нахлынули единой волной. Но он должен запрятать их вглубь себя.

Следующим вечером Эрик вышел раньше обычного и направился в цветочные магазины. Пришлось обойти около десятка, прежде чем нашёлся достойный. Он снова и снова осматривал букеты и каждый раз его взгляд останавливался на красных розах. Но всё же Эрик остановил выбор на белых лилиях¹ и плотных бледно-розовых бутонах² роз³. Превозмочь любовь к символизму он не смог.

В ресторан он пришёл на пару часов раньше нужного и долго сидел в скверике неподалёку, разглядывая букет. Кристина ни за что не догадается, что эти цветы от него. Но может подумать, что эти цветы прислал виконт. Дьявол! Большого труда стоило подавить желание выбросить дрянной букет. Она сказала, что отказалась от брака с ним, но не сказала, что больше не любит его. Эрик стиснул цветы, и стебельки хрустнули. Нет, он будет дарить ей цветы, а когда на её лице снова будет сиять улыбка — раскроет себя.

Чёрный вход в ресторан оказался закрыт, но на стук быстро вышла какая-то перепачканная девушка:

— Месье?..

— Проведите меня к управляющему, — велел Эрик.

— Вход для гостей с другой стороны, месье.

— Мне это известно. Проведите меня через служебную часть.

Девушка кивнула, впустила его внутрь и не оборачиваясь пошла вперёд. Наконец она остановилась перед резной дверью:

— Это здесь, месье, — и убежала обратно.

Управляющий немало удивился появлению Эрика и сначала не смог даже и слова выдавить. Но стоило только сказать, что цветы предназначены мадемуазель Даэ, как его глазки блеснули тошнотворным огоньком и он принялся изощряться в комплиментах голосу и ангельской красоте Кристины.

— Что передать мадемуазель Даэ? От кого она получит это великолепие?

— Ничего. Вы не знаете имени дарителя, не правда ли, месье?..

— Месье Кантен, к вашим услугам, месье?..

— Так вот, месье Кантен. Вы не знаете, от кого эти цветы. Их вам доставил курьер.

— Как пожелаете, месье?..

— Благодарю, — Эрик тронул края цилиндра и тем же путём вышел на улицу.

До момента, когда Кристина выйдет на сцену, оставалось не больше четверти часа. Теперь можно только ждать и надеяться, что всё пройдёт гладко. Эрик взглянул на ресторан: о, разве мог он когда-то подумать, что Кристина окажется там? разве для того были все те годы занятий, чтобы теперь она тратила талант на третьесортные песенки в такой же третьесортной харчевне? Он должен — обязан! — что-то придумать и вернуть её на сцену.

Эрик не слышал, что сказал управляющий Кристине после выступления и что она спросила в ответ, но догадался. Возможно, этот месье Кантен не так уж и безнадёжен: по крайней мере, ему хватило мозгов не заниматься самодеятельностью — в отличие от директоров театра. Кристина нахмурилась и боязливым взглядом обвела зал, потом спустилась и, оглядываясь, ушла в служебное помещение.

Так продолжалось несколько дней. Перед каждым её выступлением Эрик заходил в магазин, покупал букет, больше похожий на кучу зефира, шёл в ресторан, отдавал его управляющему в кабинете и занимал своё место за столиком в самом углу. Кристина, судя по всему, не оставляла попыток узнать имя отправителя, но управляющий молчал. Однажды Эрик всё же увидел улыбку на её лице, и волной эйфории его отнесло к чёрному ходу. Кристина вышла, прижимая букет к груди, и огляделась вокруг, но, конечно, Эрика не увидела. Вскоре за ней захлопнулась дверца фиакра, и тогда Эрик подумал, что Кристина могла и в самом деле решить, будто это дело рук мальчишки. Идиот! Нужно было купить ей красную розу, перевязать её чёрной лентой и оставить где-нибудь. Тогда бы не пришлось изводить себя подозрениями. Вряд ли Кристина считает, будто он разлюбил её. Это невозможно — и она об этом знает. Нужно было подарить красную розу с чёрной лентой, а не эти слащавые букетики, подходящие таким же слащавым мальчишкам вроде виконта.

В квартиру Эрик вернулся на взводе и вновь попробовал записать мелодию. Из себя вывела пустая чернильница с высохшими остатками чернил — и через секунду уже разбилась о стену. И почти сразу в комнату постучали.

— Эрик? Вы в порядке? Откройте дверь, — строго сказал Перс.

— Убирайтесь отсюда, — прошипел тот.

— Позвольте напомнить, что это моя квартира. И откройте наконец дверь!

С рыком Эрик метнулся к двери, распахнул её и нетерпеливо спросил:

— Чего вам надо? Я выполнил вашу просьбу. Теперь уходите.

Вместо ответа Перс отодвинул его и, заметив осколки на полу, позвал Дариуса. Пока тот убирал, Перс продолжил допрос:

— Что с вами? Какая муха вас укусила? Это из-за?..

— Да! На этот раз вы не ошиблись, — устало ответил Эрик, запустив пальцы в волосы. — Это из-за неё. Она улыбалась из-за букета.

— Дариус, оставь нас, — серьёзно сказал Перс и, когда они с Эриком остались наедине, спросил: — Ей кто-то подарил букет? Кто?

— Я. Но она не знает, что это я. Она думает, что эти цветы от мальчишки! Это он дарил ей такие букеты — не я!

— Мне кажется, вы преувеличиваете. Почему вы не можете принять тот факт, что Кристине, как и любой другой девушке, нравятся цветы?

— Потому что она — не любая другая, дарога! — взвыл Эрик. — А такие букеты ей дарил мальчишка! Она до сих пор любит его, как ты не понимаешь!

— Напомню, что если вы убьёте графа даже сейчас, после всего, Кристину это к вам не приблизит. Помните об этом, когда захотите свернуть ему шею. К тому же вы обещали мне не убивать больше…

— Что значит — после всего, дарога?

Перс пытался было уйти от ответа, но Эрик едва не буквально прижал его к стене, и тому пришлось отдать газеты с язвительными заметками о графе Рауле де Шаньи.

Эрик ещё помнил слова дароги, что после убийства мальчишки Кристина не бросится к нему в объятия. Небольшая часть его сознания говорила, что Кристина скорее убежит после этого и никогда больше не объявится. Но чёрт возьми, как же трудно удержаться от того, чтобы не достать лассо и не помчаться в особняк де Шаньи! Отказалась от свадьбы с Раулем ради него самого — ах, какая милая романтическая чушь! Проклятый самообман! Будто у неё был выбор после такого его поведения. О, бедная, бедная наивная добрая Кристина!..

Следующим вечером Эрик привычно вошёл в магазин, взглянул на белые и розовые букеты… Нет, довольно! Пора прекратить наконец эту отвратительную игру. Из магазина он вышел с красной розой с обрезанными шипами и перевязанной чёрной лентой.

В ресторане он появился за несколько минут до Кристины, как и всегда заказал две порции коньяка и, откинувшись на спинку, мрачно уставился на сцену. Если только все эти заметки — правда, а не преувеличение журналистов!.. Если только мальчишка и впрямь вёл себя подобным образом!.. Он собственными руками — не лассо — переломает графу де Шаньи каждый шейный позвонок. Настойчивый вопросительный взгляд управляющего вывел его из кровожадных мыслей — Эрик покачал головой в ответ, и управляющий, коротко, но почтительно кивнув, удалился.

Когда Кристина отошла на несколько минут незадолго до конца выступления, Эрик поднялся на сцену, положил розу на крышку рояля, куда Кристина клала руку, и вышел на улицу. Он не вынесет находиться там, и неважно, порадует её этот знак или огорчит и ужаснёт, — всё это выше его сил. Эрик припал спиной к стене ресторана, чувствуя, как слишком быстро бьётся сердце, но вскоре обернулся в окно и пригляделся в надежде рассмотреть её реакцию: Кристина взяла розу, подержала её немного, положила обратно и начала песню. Эрик зло шарахнул по стене. Хотелось сбежать, но вместо этого он прильнул к стеклу и жадно следил за каждым движением Кристины.

Выступление шло, как обычно. Эрик уже хотел занять привычный наблюдательный пост возле чёрного входа, но заставил себя дождаться, пока она уйдёт со сцены. Кристина присела в реверансе, спустилась в зал и скрылась за служебной дверью — а роза осталась лежать на рояле. Эрик вошёл в зал, схватил её и выбежал на улицу, чувствуя, как в глазах собираются слёзы. Второй раз она не принимает его розу, но принимала и прижимала к сердцу букеты, так похожие на букеты мальчишки.