Каждый вечер, когда Кристина пела в ресторане, Эрик приходил туда и следил из тени за каждым её движением. Ещё пристальнее прежнего он следил за пианистом и хлыщом-управляющим, готовый в каждый момент отогнать их от Кристины. Но они, кажется, были вовсе не заинтересованы в ней, а гости вели себя прилично.

Никогда прежде Эрик и подумать не мог, что умение оставаться невидимым пригодится ему для этого унизительного занятия. Подглядывает в окна третьесортного ресторана, потому что Кристина не позволяет ему приближаться!.. И это ему — ему, грозному Призраку Оперы, державшему не так давно в ужасе и повиновении целый театр!

И всё же он не мог удержаться. На следующий день он увидел, что его столик занят и что Кристина облегчённо улыбнулась, когда посмотрела в тот угол. Остаток вечера Эрик боролся с желанием ворваться в ресторан и перебить там всех. Или пойти на бульвар Итальянцев — и заняться тем же самым. Или отправиться в особняк де Шаньи…

— Меня пугает только ваша душа, Эрик.

Но слова Кристины удерживали его на краю. Если он сделает нечто подобное, то навсегда отвернёт её от себя. Тогда ему ничто не поможет. Поэтому он только сжимал кулаки в бессильной злобе и время от времени бил по стене. Сначала боли не было, потом она появилась, но тут же померкла на фоне мысли, что Кристину радует его отсутствие. И под конец вечера Эрик и вовсе перестал чувствовать руку.

В квартиру он вернулся едва не в полночь, надеясь, что дарога уже спит. Но надоедливый Перс ждал его в гостиной и вышел, как только за Эриком закрылась входная дверь.

— Зачем приходила мадемуазель Даэ? Вы?..

— Эрик ничего ей не сделал! — взревел тот. — Ей Эрик никогда ничего не сделает! И вам это известно. Мадемуазель Даэ, — передразнил он дарогу, — потребовала от Эрика исчезнуть из её жизни. Вот так. Эрик больше не нужен ей, и она просто выкинула его.

— Я никогда не поверю, что такая благородная девушка могла сказать такое на пустом месте, — покачал головой Перс.

— О, разумеется, не на пустом. Эрик осмелился дарить ей цветы. Эрик подарил ей розу, прекрасную красную розу с чёрной лентой.

Эрик пронёсся по коридору, хлопнул дверью — и разнёс всё, до чего смог дотянуться. Чернильница, графин, бокалы, вазы, статуэтки… — всё, что могло быть разбито, осколками покрывало пол. До утра Эрик просидел над сочинениями: то зачёркивал только что написанное, то рвал листы, то комкал и разбрасывал по углам. К утру комната выглядела так, будто в неё ворвались грабители, а сам он уснул на кровати прямо в маске и одежде.

Ещё несколько дней прошли в таком же режиме. Иногда Эрик забывался недолгим сном, порой даже на столе. Потом просыпался, снова работал. Периодически Перс напоминал о необходимости поесть и привести себя в порядок. От ванны и расчёски Эрик отказывался, говоря, что у него нет времени на такую ерунду, но еду в себя между делом запихивал. Боль от слов Кристины, от её радости из-за его отсутствия заглушали все остальные чувства.

И всё же однажды вечером он собрался пойти в ресторан. Как бы там ни было, ему нужно — почти жизненно необходимо — хотя бы просто видеть её. Её голос всё ещё был далёк от совершенства, которого им удалось достичь. Но Эрик не мог не признать, что петь она стала гораздо лучше в сравнении с тем днём, когда он услышал её впервые в ресторане. И уж тем более лучше, чем в первый визит сюда.

Эрик вышел в коридор и конечно наткнулся на вездесущего дарогу. Тот критически осмотрел его и уже хотел было уйти, но Эрик остановил его на полушаге:

— Что не так? Говорите.

— Вы не держите данное слово. Вы обещали мадемуазель Кристине, Эрик, что будете заботиться о себе. И посмотрите, до чего вы себя довели.

— Эрик обещал Кристине лечиться, и Эрик лечился. Теперь Эрик здоров и имеет право делать со своим отвратительным телом, что хочет, — он демонстративно сложил руки на груди.

— Вы? Здоровы? Да неужели?! — дарога поднял брови и выразительно посмотрел на него. — Когда вы в последний раз видели себя в зеркале, здоровый Эрик?

— Вы знаете, что Эрик ненавидит зеркала!

— Тогда я вас просвещу: вы не здоровы, Эрик. Вы еле на ногах держитесь.

— Эрику плевать, — отрезал тот и, несмотря на возмущения Перса, прорвался к двери.

До заката с каждым днём оставалось всё меньше времени. Вот и сейчас — не больше пары часов до сумерек. Эрик, петляя по узким затенённым улочкам, добрался до ресторана и занял привычное место у окна.

Постепенно стекались гости, но Кристины не было. Эрик сверился с часами: она уже должна была прийти! Проклятье! Неужели она всё-таки заметила его в прошлый раз? Он взглянул в окно и увидел управляющего с выражением ужаса на лице. Он о чём-то переговаривался с пианистом, с охранником, с девушкой из кухни, с официантами, но, судя по всему, безрезультатно. Эрик прождал так несколько минут, прежде чем вошёл внутрь.

Пианист играл какую-то лёгкую мелодию, а гости беспрестанно дёргали официантов — нетрудно догадаться, по какому вопросу. Управляющего же нигде не было видно. Что если её похитили? Мальчишка вполне на это способен! Увидел Эрика здесь и решил во что бы то ни стало спасти Кристину. Хотя бы для того, чтобы сделать её своей лю… Эрик сжал руки и медленно выдохнул. Нет, сначала нужно расспросить управляющего. Он должен знать. Эрик постучал в кабинет, и почти сразу дверь открылась.

— Простите, мсье, чем могу помочь? — устало спросил мсье… Кантен.

— Мадемуазель Даэ — где она?

— Сожалею, мсье, но я не знаю. Я как раз пытаюсь это выяснить.

— То есть… она вас не предупреждала? — с сомнением покосился на него Эрик.

— Зачем мне её искать, если бы она меня предупредила?

Эрик выскочил наружу. Холодный вечерний воздух немного освежил, но мысли не прояснились. Где она может быть? Кто может знать это? Кто ещё может это знать? Он медленно двинулся по бульвару, поглядывая на часы. Чуть впереди оказалось кабаре, и Эрик, обернувшись, поморщился: какая пошлость, какие вульгарные танцы… Танцы! Антуанетта! Конечно, у кого ещё ей жить, если не у неё? Вряд ли она сделала бы старушку Валериус свидетельницей всех недостойных поступков мальчишки. Эрик поймал экипаж и приказал гнать на улицу Скриба.

Кучер остановил у нужного дома; Эрик сунул ему несколько монет и взлетел по лестнице на нужный этаж. К его удивлению Антуанетта оказалась дома, но в квартиру его не пустила.

— Что тебе нужно, Эрик? — спокойно спросила она.

— Где Кристина? Я должен увидеть её! Она в порядке? — почти прокричал он. — Антуанетта, умоляю, она здесь? Она здорова?

— Кристина в ресторане. Ты ведь знаешь, что она сегодня работает. А теперь, пожалуйста, уходи, — она потянулась закрыть дверь, но Эрик остановил её:

— Её нет в ресторане, Антуанетта. Я только что оттуда. Если тебе что-то известно… Ты же знаешь, я никогда ей… Я не вынесу, если она… — Его голос дрогнул, и Эрик повалился на косяк. — Пожалуйста, Туанетт*…

— Она сказала, что пойдёт в ресторан, всё было, как обычно… — заторможенно проговорила та и отступила в сторону, впуская его.

— Вспоминай! Вспоминай всё, что она говорила или делала! Должно быть что-то!

— Она хотела уехать в Швецию, — наконец сказала Антуанетта.

Эрик выругался на фарси, ударив по стене.

— Я постараюсь её найти, — крикнул он уже с лестницы.

Конечно экипажей на улице Скриба не было, и Эрику пришлось бежать до самой Оперы. Чувствовал он себя отвратительно: сердце, казалось, уже давно должно было вылететь из груди, но по какой-то ошибке ещё продолжало биться внутри. Поэтому он забрался в первый попавшийся фиакр и приказал гнать к Восточному вокзалу.

За время в пути ему удалось немного отдышаться и прийти в себя. Ну какого чёрта Кристина вздумала удрать именно сегодня, когда он чувствует себя самым паршивым образом? Наконец кучер остановился; Эрик сунул ему монеты и вновь побежал.

В здании вокзала было шумно и многолюдно. Запоздало напомнил о себе страх появляться на людях, но тут же пришло понимание, что здесь ещё нужно постараться привлечь к себе внимание, особенно с учётом новой маски. С горем пополам Эрику удалось пробиться к кассе, и, наплевав на остальных пассажиров, он крикнул клерку:

— Поезд в Германию! Когда? Какой путь?

— Простите, мсье, я говорил с этой мадам…

— Мне плевать, чёрт тебя раздери! С какого пути? Во сколько?

— Мсье, займите очередь!

— Уведите его кто-нибудь!

— Отвечайте! Жизнь девушки в опасности! Живо!

— Через семнадцать минут, с третьего пути, — выпалил опешивший клерк.

Слишком много людей, слишком много дверей, слишком много тупых служащих! Эрик лихорадочно оглядывал зал, пытаясь отыскать выход, пока не заметил под самым потолком соответствующий указатель и со всех ног бросился туда.

Перрон был запружен людьми, как и зал. Тут же сновали носильщики с багажом, кондукторы, полицейские… Эрик продирался к третьему пути, оглядывая людей, но Кристины среди них он не нашёл. Вагоны третьего класса — о, только бы Кристине не было нужды покупать билет сюда! Ехать среди всякого сброда… Он мельком посмотрел на часы — оставалось минут пять.

У вагонов второго класса было не в пример свободнее. Люди поднимались в вагоны, и, когда Эрик приблизился, перрон уже почти опустел. Одиноких женских фигурок было немного и никто из них не обратил на него внимание — кроме одной. Девушка в синем костюме только раз взглянула на него и отвернулась. Сердце забилось ещё чаще. Эрик быстрым шагом направился к ней, и она, будто почувствовав его приближение, направилась к лестнице в вагон. Но Эрик успел схватить девушку за руку прежде, чем она поднялась. Она едва не упала, но он поддержал её и развернул к себе. Кристина!

— Пустите меня! — она попыталась вырваться, но Эрик крепко держал её руки.

— Глупая девчонка! Вы идёте со мной.

Он стащил её с места, но Кристина, улучив момент вырвалась:

— Никогда! Оставьте меня в покое!

Подошедшие жандармы поинтересовались у неё, всё ли в порядке.

— Моя жена, господа, решила улизнуть после ссоры, — опередил её Эрик не моргнув. — Спасибо за участие, но мы разберёмся сами. Не так ли, дорогая?

Кристина, опешив, молчала и только прожигала Эрика взглядом.

— Вы идёте со мной, Кристина, — прошипел он, когда жандармы ушли, и вновь схватил её за запястье. — Довольно сцен. Вы привлекаете слишком много внимания. А вы, помнится, очень переживали из-за своей репутации. Так не добивайте её.

Поезд протяжно загудел, из вагона вышел кондуктор и спросил, едет ли мадемуазель. Эрик вновь не дал ей ответить, сказав, что его жена едет с ним, и кондуктор вернулся внутрь.

— Оставьте меня в покое! Никакой вы мне не муж и никогда не будете, слышите? Я уеду из Парижа. Не сегодня, так завтра. Не вам это решать.

Раздались ещё три долгих сигнала, повалил дым, и поезд тронулся.

— Вам наплевать на меня, — ровно произнёс он, — но подумайте об Антуанетте и мадам Валериус. Вы разобьёте им сердца своим побегом.

— Они поймут, — стушевалась Кристина.

— Вы бы не говорили так, если бы видели глаза Антуанетты, когда она поняла, что вы пропали. — Кристина стыдливо опустила взгляд, и Эрик сказал уже спокойно: — Идёмте. Я отвезу вас домой.

С этими словами он подхватил её сумку и, по-прежнему сжимая руку Кристины, направился в сторону вокзала. Мозг всё ещё отказывался осознать произошедшее. Кристина пыталась сбежать в Швецию. Антуанетта впустила его в квартиру. Он разыскал Кристину и теперь держит её руку в своей. Он сейчас поедет с ней в квартиру Антуанетты. У него будет целых двадцать минут наедине с Кристиной. Бред! Она боится его и ненавидит. Но всё же целых двадцать минут она будет рядом.

В фиакре Кристина забилась в противоположный угол и тоскливым взглядом смотрела в окно. Эрик корил себя за то, что совершенно не умеет разговаривать с людьми, особенно с девушками, особенно — когда нужно, чтобы они, что называется, излили душу.

— Почему вы решили сбежать, Кристина? — как можно мягче спросил он.

Она закрыла лицо руками и расплакалась. Больше всего на свете ему хотелось прижать её к себе и гладить по голове, напевая что-нибудь успокаивающее… Но он не прикоснётся к ней, если только она сама его не попросит. А она не попросит. В голове же было совершенно пусто, поэтому Эрик тупо пялился на Кристину и внутренне распекать себя за бездействие.

— Потому что… здесь вы. Я же знаю, что вы ни за что не… не… — и она снова зарыдала.

— О Кристина… — Эрик упал перед ней на колени. — Эрик никогда бы даже не приблизился к вам без вашего разрешения. Но глупый Эрик посмел надеяться, что ему можно хотя бы издалека смотреть на вас… Вы единственное светлое пятно в его жизни. Простите Эрика, Кристина. Он больше никогда…

— Не говорите о себе в третьем лице, Эрик, — наконец тихо произнесла она, но он только ниже склонил голову, будто ожидая удара. — И пожалуйста, не вините меня в том, что я…

— …что вы боитесь Эри… меня, — он судорожно вдохнул. — Вы правы, Кристина. Вы должны бояться Э… меня. Я больше не появлюсь ни здесь, ни возле ресторана. Я обещаю вам.

Кристина не ответила, и он так и остался стоять на коленях. Эйфория от такого близкого нахождения рядом с ней омрачалась осознанием того, что он ей только что пообещал. С этого дня он будет вынужден довольствоваться лишь воспоминаниями о ней, о её голосе и парой афиш с её изображением из Оперы. Если бог существует, он всё же сжалится и заберёт его как можно скорее. О таком существовании даже думать не хотелось.

Наконец экипаж остановился. Кучер открыл дверцу, помог Кристине спуститься, и лишь после этого вышел Эрик. Он открыл дверь в дом и, заметив немой вопрос в глазах Кристины, пояснил, что должен проводить её до квартиры, поскольку обещал Антуанетте. И Кристина нырнула в парадную.

Перед дверью в квартиру Антуанетты Эрик застыл и, преградив Кристине путь, спросил:

— Простите Эри… меня, Кристина… Вы позволите присылать вам цветы? Клянусь, вы больше не увидите меня, но… позвольте мне хотя бы это!

— Я не могу запретить вам этого.

— Вы — можете. И можете гораздо больше, вам это известно. Так вы… разрешите мне?..

— Д-да, если… если вам этого хочется.

— Спасибо, Кристина, — прошептал он. — Вы ангел, Кристина.

Он поспешно отвернулся от неё и постучал. Антуанетта открыла почти сразу же:

— Здравствуй, а где?.. — Эрик отошёл пропуская Кристину. — Спасибо, Эрик. Тебе… что-нибудь нужно? Может…

— Не утруждайся, Антуанетта, — сказал он, поставив сумку за порогом. — Кристина цела и в безопасности… Прощайте.

Антуанетта что-то сказала ему вдогонку, но Эрик не расслышал. Он выбежал на улицу и остановился, жадно ловя ртом воздух. Только теперь он ощутил, насколько измотан. Проклятый Перс в очередной раз оказался прав. Но теперь придётся заботиться о своей мерзкой оболочке, ведь он собирается ещё долго радовать Кристину цветами.