Во время очередной поездки в Париж Эрик обратил внимание на небывалое оживление на всех улицах до единой. Двери домов и магазинов были богато украшены, повсюду висели гирлянды, город сиял миллионами свечей. О, ну конечно, Рождество. Ёлки, пряники и прочая чепуха. Эрик никогда его не праздновал, но Кристина — это другое дело.

Он помнил, что в Рождество люди ходят в церковь, слушают там мессы или… как это называется?.. Неважно. Потом приходят домой и садятся за праздничный стол. И Кристина тоже так будет делать, как и всегда. Пусть подарок в этом случае отнюдь не главное, он должен быть особенным. Эрик купил Кристине коробку печенья и конфет, отвёз их в магазин и до вечера просидел в столовой у Перса, гипнотизируя чашку чая, которую так и не допил. Мыслей не было совершенно.

На следующее утро он снова отправился Париж и попросил остановиться на Елисейских полях. Эрик бродил по рядам с киосками, но не видел ничего, что могло бы подойти. Он не знал, что это будет, но знал, что никакие безделушки не подойдут.

Поздним вечером он вернулся домой. В этот раз праздничная атмосфера вокруг его не раздражала. Почти. Все мысли были сосредоточены исключительно на Кристине. И всё же он не мог отрицать, что во всех этих свечах, еловых лапах и венках была своя магия. Остаток дня и почти всю ночь он проработал над очередной арией для Кристины. Музыка тоже получалась светлая, будто озарённая теми самыми миллионами свечей.

Назавтра Эрик поехал в Париж, но в этот раз не на рождественский базар, а в обычные магазины. Через несколько часов безрезультатного брождения он даже купил с горя шарфик для Кристины, справедливо рассудив, что даже если у неё и есть шарф, то ещё один лишним точно не будет. Тем более он прекрасно сочетается с одной из шляпок и парой перчаток, которые Эрик купил ей раньше.

Сегодня он должен купить ей подарок. Праздник уже завтра, и это здорово злило. Но лишь когда стемнело, он понял, что искал. Он вбежал в книжный магазин, прошерстил все подходящие полки, но без толку, и понёсся в следующий. Наконец через пару часов он нашёл, что искал. Даже если это напомнит ей о мальчишке, он был готов на это пойти. Эрик надеялся, что другое, более сильное, более значимое воспоминание не позволит прорваться в её голову мыслям о мальчишке.

Эрик взглянул на часы: цветочный магазин скоро закроется — и приказал гнать к нему. Он успел буквально за десять минут до конца. Продавщица, конечно, согласилась, чтобы вместе с цветами завтра доставили ещё и небольшую посылку.

— У вас есть красные розы? — вдруг спросил Эрик и только после этого вспомнил, что Кристина не пожелала забрать его розу тогда, в ресторане. Но кто знает, может, сейчас она отреагирует по-другому? Ведь это не одна роза и она не будет перевязана чёрной лентой…

— Да, ещё есть.

— Тогда пусть завтра доставят все красные розы, которые у вас будут.

Продавщица кивнула. Уже у двери Эрик расслышал, как она мечтательно вздохнула, и грустно усмехнулся: если бы она знала… она бы не завидовала Кристине.

Он вернулся домой поздним вечером. Эрик сбросил пальто и шляпу в прихожей, переоделся в свежие брюки и халат и спустился в гостиную. Теперь, когда вопрос с подарком Кристине улажен, можно позволить себе немного расслабиться. Он плеснул в стакан коньяка и сел к камину. Но, не прошло и десяти минут, как за спиной послышалось скромное покашливание — Эрик обернулся и увидел дворецкого.

— Добрый вечер, мсье. Простите, что тревожу, но я не отниму у вас много времени. — Эрик кивнул, и он продолжил: — Слуги спрашивают, не желаете ли вы украсить дом? Завтра Сочельник и… Может, вы хотели бы завтра праздничный ужин?

— Не стоит утруждаться, я не… не любитель праздников, — Эрик отвёл взгляд.

Не любитель — точнее и не скажешь. Однако он уже который месяц пытается жить, как обычный человек… И, как ни пытайся отрицать, но праздники — это приятно. И Кристина это, пожалуй, одобрила бы… Эрик вздохнул и обернулся, чтобы проверить, не ушёл ли дворецкий:

— Впрочем… Если им и вам хочется, не имею ничего против. Сделайте, как считаете нужным. Что для этого потребуется? Ёлка, верно? Оставляю это на ваше усмотрение. Напомните мне утром, я дам вам наличные.

— Благодарю, мсье, — дворецкий коротко поклонился. — Доброй ночи.

— И вам, — кивнул Эрик, возвращаясь к созерцанию пламени в камине.

У него будет рождественская ёлка. Он пытался вспомнить, было ли что-то подобное в детстве, до побега из дома, но всё тщетно. Может, и было, но если и так, то все праздники прошли мимо него. И вот теперь ему… а чёрт знает, сколько ему лет, но точно не меньше тридцати пяти… Так вот, теперь ему много лет и у него будет первая в жизни ёлка. Завтра после обеда он отпустит прислугу — они не обязаны торчать тут, когда все соберутся семьями в церкви и за столом. А сам… поработает, поест и может быть ляжет спать.

Эрик поднялся в кабинет. От праздничного настроения не осталось ни следа. А ведь всего год назад он в это время занимался с Кристиной перед её первым выступлением, подготавливал дом к её визиту, планировал… свадьбу. И что в итоге? Все тёплые чувства, которые она питала к Ангелу Музыки, он убил в ней собственными руками — остались только страх и ненависть. Даже жалости хватило лишь на то, чтобы прийти к нему, когда он был или мёртв, или при смерти. И на позволение радовать её издалека цветами и прочими мелочами.

До рассвета он просидел за работой: воспоминания о прогулке, открытки Кристины, предвкушение, как через несколько часов она, наверное, улыбнётся, когда получит его подарок. Если только красные розы всё не испортят. Сейчас он уже не был так уверен в том, что это хорошая идея. Ведь в тот день, когда она потребовала оставить её, он стоял с таким букетом… Что, если она теперь ненавидит не только его, то и красные розы?..

Он уже хотел было ложиться спать, но вовремя вспомнил, что вскоре должен прийти дворецкий за деньгами. На кой чёрт им сдалась эта ёлка? Будто без неё не обойтись. И всё-таки денег дворецкому он дал, сказал, что отпускает всех, как только обед будет готов, и ушёл в спальню. Сейчас Кристине уже принесли подарок и цветы…

Когда Эрик проснулся, часовая стрелка почти достигла отметки «3». Он перевернулся на спину. Слуги точно уже ушли. Значит… он один дома. Один с дурацкой ёлкой. Эрик заставил себя сползти с кровати, принять ванну, вымыть волосы, одеться и спуститься на первый этаж.

Первый этаж оказался богато украшен: в гостиной, в углу, раскинулась роскошная ель, подпиравшая верхушкой потолок. Стеклянные шары играли бликами на обоях, диване, шторах. На камине стояли свечи, повсюду висели гирлянды, а на входной двери — венок. Здесь стало очень празднично… и… уютно? Эрик дёрнул плечами. Да уж, какие теперь теперь запугивания и шатания по пыльным вонючим подвалам! Нельзя жить в доме, как у добропорядочного рантье¹, и заниматься тем, чем он занимался совсем недавно. Есть в этом что-то противоестественное. Призраком Оперы ему больше не быть — это Эрик понял очень чётко.

Кроме роскошного праздничного обеда на столе расположились красные свечи и композиция из еловых ветвей, «рождественских звёзд» и остролиста. Он выглядел так, будто за него должен сесть не угрюмый Призрак Оперы в отставке и поесть в осточертевшем одиночестве, а счастливая семья. Будто здесь должны сверкать счастливые улыбки, звучать поздравления и пожелания, литься шампанское… Наверное, это он себе и воображал, когда мечтал о том, как Кристина станет его живой женой. Эрик вздохнул и сел за стол.

Как ни старался он тянуть время, поел он быстро, так же быстро убрал остатки еды в маленький ледник², взял в кабинете наброски арии, развёл огонь в камине и погрузился в работу. Как бы узнать, понравился ли ей подарок? И цветы. Что, если она не смирилась с его подарками и не поэтому не писала больше, а потому, что надеялась, что он оставит её в покое?..

Размеренное течение вечера прервал стук в дверь. Эрик, выругавшись, поплотнее запахнул халат и вышел в холл. Рука в кармане привычно сжимала лассо. Пусть это будет кто-нибудь из прислуги или дворецкий… Ему уже давно не хочется никого убивать, ещё после Персии. Эрик опасливо открыл дверь.

— Добрый вечер, мсье. Я ищу… — молодой человек глянул в бумажку, приклеенную к коробке, — мсье Эрика. Ме… Ма…

— Маршаля? — спросил Эрик изменившимся голосом, и посыльный кивнул. — Это я.

— О, какая удача! Распишитесь здесь. — Эрик поставил в нужном месте какую-то закорючку, и коробка перекочевала ему в руки. — С Рождеством!

— И вас, — пробормотал Эрик, закрыл дверь и прошёл в гостиную не глядя по сторонам.

Кто мог прислать ему посылку? Пусть бы ещё открытку — это было бы странно, потому что все, кто мог это сделать, знают, что он не празднует ни Рождества, ни Пасхи, ни каких бы то ни было праздников вообще. Совершенно точно не Перс. И не Кристина. Тогда… Антуанетта? Вспомнила вдруг, что он не только страшный убийца, безумец и… как ещё они с мальчишкой называли его?

Он сел к камину, поставил коробку на стол перед собой и несколько минут пристально вглядывался в неё, будто надеялся увидеть, что там внутри, не снимая крышки. Наконец он решился прочитать открытку. На ней корявым почерком, будто отправитель очень торопился, было написано его имя и фамилия. Теперь понятно, почему посыльный не разобрал её. Эрик помедлил ещё немного, прежде чем развернул открытку. Медленно, застревая на несколько секунд на каждом слове он читал послание:

«Эрик, мне не хватит слов, чтобы выразить благодарность за Ваш подарок. Он растрогал меня до слёз… Я знаю, что мой подарок не сравнится с Вашим, но я надеюсь, что он хотя бы немного порадует Вас.

Кристина».

Он осторожно положил открытку на коробку, снял маску, закрыл лицо руками и зарыдал. О, Кристина! Она истинный Ангел! Она так добра к такому чудовищу, как он… Она… она не просто написала ему поздравление — она сделала ему подарок. О, маленький наивный ангел!.. Немного! Она не понимает, что для него подарок от неё — вершина блаженства. Это… за пределами того, о чём он мог мечтать!

Постепенно он успокоился, отдышался и открыл коробку. От увиденного он застыл, не решаясь вздохнуть. Перед ним лежал рулет, покрытый шоколадным кремом. Несколько кривоватый — и это выдавало тот факт, что его готовил не кондитер и даже не кухарка. Неужели… Кристина сама… своими руками, своими прекрасными руками испекла его… для него? Всего лишь за сборник шведских сказок на шведском же языке. И она же не думает, что он посмеет осквернить то, что приготовила она? Она приготовила… для него. Нет, это слишком прекрасно, чтобы быть правдой. Это… чудо! Ему это снится.

Однако шоколадный аромат был слишком реален. Эрик закрыл коробку, отнёс её в кухню, поставил в ле́дник и попытался вернуться к работе. Но не думать о рулете не получалось. Не прошло и четверти часа, Эрик сорвался в кухню. Ведь Кристина вряд ли хотела, чтоб он только смотрел на него? Не для этого же она провела уйму времени на кухне. И… что хорошего в том, что её труды в конце концов отправились в мусор?

Внутри себя Эрик понимал, что рулет ему бы понравился, даже если бы она его пересластила и сожгла. Но он оказался безумно вкусным. Только чудовищным усилием воли Эрик не съел его в один присест. Последний кусок он решил оставить на утро.

Он вернулся в гостиную, подкинул дров и вернулся к арии. Только сейчас до него стало доходить, что он не может сдвинуться с места. Последний раз он съел так много… Нет, такого прежде не случалось. Что ж, он всё равно планировал ещё долго проработать здесь. Он писал несколько слов — и тут же переключался на музыку. Вскоре он закончил старую арию и принялся за новую. Только на рассвете он затушил камин и поднялся в спальню.

Следующие три дня он провёл в напряжённой работе. Почти не спал, не ел — это отнимает слишком много драгоценного времени! Хорошо, что прислуга уже, кажется, свыклась со странностями своего господина. Как говорится, у богатых свои причуды. Он довел написанные арии до совершенства, начал ещё одну, но во время короткого сна ему привиделась Кристина. И, когда он проснулся, сел рисовать эскизы.

Он видел её в воздушном белом платье, наподобие того, во что одеты виллисы в «Жизели», — только на Кристине не будет никаких крылышек. Нет, её наряд, волосы будут усыпаны цветами. Она уже одним своим видом будет олицетворять весну, любовь…

На четвёртый день утром в кабинет постучали. Вошёл дворецкий и передал счета. Эрик взглянул на календарь: ах, ну да, 28 число, самое время… Но в этот раз, как и в предыдущий, среди счетов затерялось письмо. На конверте стояло его имя, написанное её почерком. Зачем ей писать ему? Разве есть для того хоть одна причина? Или же он что-то сделал не так? Или она что-то узнала о его прошлом? Он аккуратно вскрыл письмо.

«Эрик, спасибо вам за цветы! Они прекрасны, как и всегда.

Я знаю, что вы не любите находиться в обществе. Однако… Может, вы приедете к нам в Новый год? Я и мадам Жири решили устроить небольшой праздничный ужин, в восемь часов. Будем только мы, мсье Перс и вы, если вы согласитесь. Мэг будет с подругами, не волнуйтесь.

Кристина».

Праздничный ужин. Его приглашают на праздничный ужин? Его? И кто? Кристина! Она… хочет его видеть? Эрик уронил письмо, судорожно хватая ртом воздух. Кристина хочет его видеть! Немыслимо! Неужели её доброта и вовсе не знает границ? Кристина хочет его видеть!

Эрик вылетел из кабинета, разыскал дворецкого, велел заложить экипаж и рванул в комнату одеваться. Правда, прежде пришлось навестить ванну, поесть и только потом одеваться. Он старался делать всё как можно быстрее, чтобы лошадям не пришлось долго ждать его на морозе. Но, когда он вышел, конюх как раз садился на козлы.

В магазин он приехал быстро и, несмотря на утро, народу там было предостаточно. А вот товаров, хоть Рождество уже прошло, — не слишком. И что хуже всего — он совершенно не представлял, что ищет. Предположим… Антуанетте понравилось бы какое-нибудь украшение или что-то из одежды. Чёрт, там же будет дарога! Значит ли это, что нужно озаботиться подарком и для него? Эрик представил, как преподносит подарок Кристине, потом Антуанетте, а Перса просто игнорирует. Это он вполне мог представить. Однако… вряд ли это понравится Кристине. И Антуанетте. И вряд ли ему понравится их реакция. Не говоря уж о том, что это может отвернуться от него Кристину. А жертвовать достигнутыми успехами ради того, чтобы позлить несносного Перса, Эрику совершенно не хотелось. И, вздохнув, поплёлся в мужской отдел.

Позже, в женском отделе, он не удержался от покупки синего бархатного мантле, расшитого бисером. Оно прекрасно подойдёт к её голубым глазам. Но вопрос подарка оставался открытым. Тогда Эрик решил отвлечься: может, его осенит, если он будет думать о чём-нибудь другом? И отправился выбирать подарок для Антунетты. В конце концов он остановился на брошке с рубинами. Пожалуй, это ей понравится.

Потом он вернулся в мужской отдел, купил себе несколько пар перчаток, галстуков, даже отыскал жилеты — среди всего ассортимента нашлись несколько штук его размера, и Эрик взял несколько дневных и пару вечерних. А мысль о подарке Кристине так и висела камнем на шее. Она захотела его видеть, она пригласила его в гости! Как… как обычного человека, как нормального человека! Эрик вышел на улицу и, пока служащий магазина укладывал его покупки в экипаж, он осмотрелся вокруг. Мимо проходили пары: молодые и не очень, красивые и не очень. На секунду Эрик представил себе, как идёт с Кристиной по улице… Это было бы так замечательно! Но у всех них есть то, чего нет у него — лицо. Нормальное обыкновенное лицо. Но ведь Кристина говорила, что ей не важно его лицо. Теперь не важно…

Всю дорогу он думал о Кристине и только о Кристине. О том, что впереди у него по меньшей мере два часа, а может и три, рядом с ней. Что он будет видеть её, слышать её голос, возможно, даже говорить с ней. Или она будет так добра, что… Нет, того, что он увидит её, услышит, — и так слишком много. Но что же делать с подарком?

Назавтра Эрик вновь поехал в магазин, снова обошёл каждый отдел, но всё это казалось ему совершенно не тем, что нужно. Бессмысленным. Пустым. Конечно Кристине нравятся красивые платья и украшения, но… Кажется, мальчишка не поскупился. И Эрик… тоже. Он и без того покупает ей одежду и всякие безделушки. Ничто из этого не может быть подарком. Всё время в экипаже он раздумывал, но ни к чему не пришёл.

Он поднялся в кабинет и открыл старые записи, зарисовки, эскизы. На некоторое время он погрузился в работу. Прежде ему казалось, что арии для Кристины совершенны, но теперь он видел, что это совершенно не так. И вдруг его будто молнией прошило: арии! Вот оно! Пусть он не Ангел музыки и никогда на самом деле им не был, но он подарит ей музыку, сочинённую для неё, о ней! Эрик выдохнул и вновь склонился над бумагами, улыбаясь.

Так он просидел до самого рассвета. Главное, что сейчас результат его полностью устраивал, сейчас эти арии можно было показать людям. Эрик встал, разогнулся — в глазах потемнело и из них будто посыпались искры. Он схватился за спинку кресла, тяжело дыша. Дьявол! Он и правда стареет… Эрик устало потёр глаза, навестил ванную и рухнул на кровать. А когда проснулся в обед — немного поел и снова поехал в Париж.

Ему вдруг подумалось, что если он оставит небольшой подарок для Мэг, это будет правильно и хорошо. Без особого труда он выбрал для неё костяной веер с лебяжьим пухом по краю, перламутровый с брюссельским кружевом для Кристины и заторопился на выход. Эрик сел в экипаж, оглядел покупки… Как всё это… глупо!.. Кристина из жалости пригласила его, но ей не нужен он, его общество, его музыка, занятия с ним! Это всего лишь акт доброты, жалости, чёрт возьми… И всё-таки он вспоминал её письмо, её тёплые слова, и не мог решиться на отказ. Так, обуреваемый сомнениями, он приказал ехать на улицу Риволи.

Перс долго слушал его соображения и, когда Эрик закончил, проговорил:

— Кристина приходила сюда, чтобы пригласить меня лично. И конечно сказала, что пригласила и вас. Разумеется, я спросил, полностью ли это её решение. Она ответила положительно. Она ещё сказала, что переживает, что вы не приедете. Не знаю, что вы сделали с ней, но теперь я и в самом деле думаю, что… она хочет вас видеть. Вы должны приехать.

Эрик ещё побуравил взглядом столешницу, потом сухо поблагодарил за чай и спустился на улицу. Если она в самом деле хочет его видеть, он будет завтра на этом ужине. В конце концов, он всегда может уехать домой.