Две недели они потратили на то, чтобы узнать адреса лучших врачей и сходить на приёмы. Эрик изыскивал сотни предлогов, чтобы избежать этих визитов, и говорил, что Кристина вполне может описать его уродства, но она была непреклонна.

После той ночи она впервые почувствовала себя хорошо. Злость на самоуправство Эрика ещё не оставила её, и всё же те странные перепады настроения остались в прошлом, словно их и не было. Наконец настоящее перестало быть столь трагическим, каким представлялось, а будущее обрело более или менее конкретные очертания. Она изо всех сил пыталась примириться с мыслью, что родных детей, которых она бы носила под сердцем, у неё может и не быть. Но в конце концов у матушки Валериус тоже не было своих детей, но для Кристины она сумела заменить мать. И из нищей бродяжки — страшно даже подумать о том, какая судьба ждала Кристину, если бы не чета Валериусов, — она получила шанс на хорошую честную жизнь. И, быть может, в этом её долг — подарить такой шанс другому ребёнку…

Но в глубине души Кристина продолжала надеяться и молиться, что вердикт не будет жестоким. Но путь их был непрост. Шестеро врачей доверия не вселяли: первый то и дело уклонялся от ответа, второй изъяснялся слишком мудрёными эвфемизмами, третий почти не сводил взгляда с декольте Кристины, четвёртый глупо хихикал на всякий ответ, пятый буквально с первой минуты начал стращать возможными диагнозами вплоть до сифилиса и проказы, а шестой и вовсе постоянно старался увести разговор в сторону того, как именно Кристина и Эрик делят постель.

Только трое других вызвали положительные эмоции: двое из них были практически одинаковы в поведении — деликатно расспрашивали и безэмоционально записывали ответы на листочек. Но лишь один показался и Кристине, и Эрику достаточно грамотным и адекватным. В отличие от всех остальных он задавал вопросы прямо, так что Кристина поначалу покраснела, а вот Эрик как будто наоборот расслабился.

— Что вы знаете о беременности своей матери? — спросил доктор, глядя на лицо Эрика без маски.

Кристина покраснела: в приличном обществе это состояние никогда не называли прямо. Но ведь он доктор, а они привыкли резать без сантиментов…

— Она не желала меня, — холодно ответил Эрик, и Кристина поёжилась. — Кажется, пыталась избавиться. Раз или два.

— Что ж, это вполне… — доктор постучал ручкой по столу. — А ваше питание в детстве?

— Всё, что найду ночью в кухне, всё моё.

— Какое телосложение у ваших родственников?

— Обычное. Я и здесь оказался…

— Это неудивительно при вашем питании в детстве, — внушительно перебил его доктор. — А как с этим обстоят дела сейчас?

Кристина горестно вздохнула, а Эрик в ответ на это закатил глаза.

— Ясно… Месье, вы должны понимать, что недостаточное и нерегулярное питание может мешать вашим с женой планам.

— В… в каком смысле? — подавился тот.

— Вашему организму нужны силы. Если вы будете голодать, то, боюсь, я не смогу вам помочь.

Кристина изо всех сил пыталась задвинуть подальше победное выражение лица, но, судя по недовольному виду Эрика, получалось плохо.

— Хорошо, — процедил он. — А что по поводу этого? — Эрик ткнул пальцем в нос. — Моим… детям это уродство достанется в наследство?

— Я не судья на выставке и не журналист, чтобы выставлять оценки, — жёстко отрезал доктор. — Я врач. И как врач скажу вам, что подобные дефекты не передаются дальше. Это не семейная черта, если я верно вас понял, а последствие желания вашей матери избавиться от беременности.

— Я вас понял, — уже спокойнее ответил Эрик. — Мы можем идти?

— Конечно. Попыток можете не оставлять. Порой человеческое тело совершает даже невозможное.

Эрик излишне порывисто встал, подал руку Кристине и вообще двигался торопливо — непривычно торопливо. Только в экипаже он стал чуть менее зажатым. И всё же его рука словно окаменела. Кристина легко гладила её и молилась, глядя в окно. Лишь бы теперь ничего больше не взбрело Эрику в голову. Иначе это грозило крайне сложной… беременностью. А растить ребёнка в такой атмосфере? Неопределённости и вспыльчивости ей хватило в собственном детстве — своё дитя она на такое не обречёт.

К удивлению Кристины дома Эрик вёл себя на редкость примерно. Он спустился и к обеду, и к ужину. И даже съел несколько больше своей обычной порции. Кристина же старалась сделать это времяпровождение как можно более приятным: она попросила кухарку приготовить его любимые блюда, лично накрыла на стол и выровняла предметы едва не по линейке, а во время еды старалась не докучать разговорами.

Что ж, если так и дальше пойдёт, возможно, ей удастся… забеременеть. И она не сделает того, что сделала мать Эрика, а значит, её ребёнок будет здоровым. Она была готова, по крайней мере в своих мыслях, даже лежать сутками в кровати, если это потребуется. Лишь бы ребёнок родился здоровым. И тогда, если повезёт, он может родиться похожим на Эрика — точнее, на того Эрика, которым он должен был быть. Впрочем, если ребёнок будет похож на неё, вряд ли Эрик расстроится. Но ей хотелось чтобы ребёнок, по меньшей мере один из них, был похож на него.

— О чём вы так задумались? — спросил Эрик, и Кристина вздрогнула от неожиданности. Когда он пришёл?

— О походе к врачу. И ещё о том, что приготовить завтра, — солгала она. Конечно это плохо, это грех, но ей до ужаса не хотелось злить Эрика. А разговор про детей его точно разозлит. Нет, они едва ступили на этот тонкий лёд, ещё не время о таком говорить.

— Всё ещё думаете о завтрашнем меню? — усмехнулся Эрик.

— М… да. Что вы хотите?

— Не стоит утруждаться ради меня, я… неприхотлив.

— Эрик, кухарка столько времени готовила для меня, думаю, ей будет в радость постараться для вас.

— Она умеет готовить карри? И ещё…

Кристина, подняв голову, взглянула на него и заметила на его лице смесь смущения и замешательства.

— И ещё запечённую телятину. Мать в детстве иногда готовила её, но я так ни разу и не попробовал. О, только не надо меня жалеть и рыдать о моей тяжёлой доле!

— Но это так ужасно, Эрик! Она морила вас голодом, издевалась… — Кристина вытерла слёзы. — Клянусь, я бы расстроилась и из-за другого ребёнка.

После этих слов раздражение Эрика сменилось нахмуренным видом и… обидой?

— Но из-за вас, конечно, больше, — уже с улыбкой сказала Кристина и придвинулась к Эрику. Она положила голову ему на плечо, и он, несмотря на ворчание, не отстранил её.

Несколько недель прошли в такой идиллии, что Кристина буквально порхала. Эрик с каждым днём ел чуть больше, выглядел лучше — его характерная бледность и остававшаяся желтизна понемногу уходили. Он возвращался из музыкальной комнаты довольный успехами и даже стал чуть меньше раздражаться ошибками Кристины во время занятий. Но всё же что-то не давало ей полностью насладиться этой безмятежностью. Какое-то неприятное чувство, подозрение…

В конце концов Кристина поняла. Однажды поздно вечером она сидела за туалетным столиком и как всегда расчесывала волосы. Взгляд её упал на отражение пустой кровати в зеркале, и в этот момент её осенило.

Эрик избегал её.

Видно, теперь, когда Кристина знала о его уловке и когда доктор заверил их в том, что их дети будут здоровыми, он избрал другую тактику. Кристина швырнула щётку на стол и задумалась. Последние несколько дней он отговаривался тем, что слишком устал из-за сочинения новой оперы. До этого подвёрнутой лодыжкой, а прежде тем, что объелся, голоден, не может сочинить этюд и бог помнит чем ещё…

Она подошла к шкафу и взяла с полки самый обольстительный комплект ночной одежды. Со дня свадьбы прошло уже немало времени, и ей удалось немного перебороть свою стеснительность. Кристина быстро переоделась, собрала волосы наверх и пошла к Эрику.

Он в самом деле был в кабинете. Но назвать картину, открывшуюся ей, плодотворным сочинительством, она не могла. Эрик сидел у стола с лежащим на нём портретом Кристины и вяло играл на скрипке. Рядом стоял почти пустой стакан с чем-то алкогольным.

— Кристина? — поразился Эрик и отложил скрипку. — Почему вы не спите?

— Я ждала вас.

— Я работаю, — раздражённо процедил он. — Мне не до сна.

— Вам не до меня, — отрезала Кристина и сложила руки на груди, испытующе глядя на мужа. — Я поняла причину вашего поведения. Наверное, если бы я допустила мысль, что вы просто-напросто трусите, догадалась бы быстрее.

— Это не страх, глупая девчонка, — прорычал он, но это не произвело на Кристину никакого эффекта. — Я всего лишь пытаюсь защитить вас от непоправимой ошибки.

— Разве я просила вас в очередной раз решать за меня? Что ж, мне не стоило тешить себя надеждой, что вы изменились.

— Это не так! Это и моё решение тоже.

— Но то, что оно ещё и моё, вы упустили. И потому не удосужились даже спросить, что я об этом думаю, — выпалила она и закрыла лицо руками. — Всё, довольно. С меня довольно.

Кристина вышла из спальни Эрика, чувствуя, как её трясёт от злости. Ничего не меняется. Нет, что ещё хуже — он даже не пытается что-то изменить.

Она закрылась в своих комнатах и выходила, лишь когда Эрик был занят или спал, благо, служанка всегда в такое время заходила к ней. Впрочем, в этот раз он постоянно приходил и то скрёбся в дверь, умоляя открыть, то напротив, бился в неё и кричал, чтобы Кристина впустила его. Конечно, выломать её, вскрыть замок или снять с петель не было для него проблемой. Но он предпочёл этого не делать, и уже за это она была ему благодарна.

Осень закончилась стремительно и настолько же незаметно подкралось Рождество и все связанные с ним хлопоты. Кристина в итоге решила, что даже если Эрик не сделает шага навстречу, она уедет к мадам Жири. А он может упиваться своими страданиями по поводу несправедливости мира, сколько хочет.

Когда же она спустилась в прихожую, чтобы поехать на рождественский базар, на лестнице послышались торопливые шаги — Эрик умел быть громким.

— Вы что-то хотели? — спросила Кристина самым холодным голосом, на какой только была способна.

— Да. Я хочу знать, куда направляется моя жена.

Кристина постаралась замаскировать злость под насмешку.

— О, простите, месье, но за эти недели я решила, что вы забыли о моём существовании.

— Что вы несёте, вздорная девчонка!

— Теперь вы можете пытать меня, как Рауля, тогда, в Подземелье, но я ни слова вам не скажу. Ни одного слова тому, кто так ко мне относится.

Она развернулась к двери, но Эрик дёрнул её за руку и упал перед ней на колени.

— Простите Эрика… меня. Я не имел права говорить так с моим ангелом.

— Эрик, — терпеливо сказала она, — я не хочу, чтобы вы падали передо мной на колени или постоянно говорили, что я ангел. Я хочу лишь одного — чтоб вы увидели во мне человека, чтоб вы говорили со мной, интересовались моим мнением.

— Я помню.

— Что ж, возможно, когда-нибудь у вас получится.

— Вы спрашивали, откуда у меня на спине шрамы. Хотите я расскажу вам эту историю? — слащавым ядовитым голосом сказал Эрик. — Историю уродливого мальчика, который оказался наедине с этим миром. Может, тогда вы поймёте, почему я не собираюсь обрекать собственных детей на подобное! — взревел он.

— Эрик… Хорошо. Я согласна. У нас не будет родных детей. Но я надеюсь, что вы не имеете ничего против здорового младенца из приюта.

— Возможно, — после долгого молчания ответил он. — Вы так и не сказали, куда идёте.

— На рождественский базар, — устало вздохнула Кристина. — Хочу купить подарки.

— Вы… Вы позволите пойти с вами?

— Да, конечно.

Кристина смотрела в окно кареты и думала об их жизни. Как же она устала… Когда-то в прошлом, когда она была ещё маленькой девочкой, она представляла своё замужество совсем иначе. Она думала, что будет жить в красивом доме, увитом розами, пить чай со своим прекрасным мужем под сенью белых от цветов деревьев, а рядом на лужайке будут играть их милые дети — одетые в кружевные платьица, как ангелочки. Увы, реальность разительно отличалась от этой розовой мечты. Однако Кристина не могла сказать, что так уж несчастлива.

Когда же они наконец оказались на Елисейских полях, Эрик вновь нацепил маску безразличности и односложно отвечал на все вопросы Кристины. Хотя она видела ребяческий блеск в его глазах. Она вспоминала его рассказы о детстве, и её сердце безжалостно кололо от понимания, что он был лишён даже отблеска этого праздника жизни. Поэтому когда она увидела лавку с рождественскими сладостями, без сомнений набрала целую гору всего и огляделась в поисках Эрика. Он стоял у лавки с детскими игрушками и жадно глядел на них. Кристина мысленно сделала пометку вернуться сюда и позвала его.

— Что произошло, что вы так нетерпеливы? — ворчал Эрик, пока она тащила его к палатке. — Вы с ума сошли! Вы не пройдёте в двери, если съедите всё это! И я даже не говорю о вашем го…

— Это для вас. Думаю, даже после всех этих пряников и леденцов вы всё ещё будете с лёгкостью проходить в дверь.

— Кристина… — дрожащим голосом проговорил он. — Вы сошли с ума…

— Неужели это вся благодарность, которой вы меня удостоите? — хмыкнула она.

Вместо ответа Эрик стиснул её в объятиях, так что она едва могла дышать. Кристина улыбнулась, думая о том, насколько милы эти проявления его ребёнка, тоскующего по обычным детским радостям.

— Нужно отнести это всё в карету. И между прочим вы так ещё ничего не купили из подарков.

Кристина пихнула пару пряников и леденцовых тросточек в сумку и последовала за Эриком.

На обратном пути она немного отстала от него, задумавшись над тем, к каким лавкам стоит пойти. А когда подняла голову, то увидела что Эрик стоит невдалеке. Кристина подошла ближе, стараясь почему-то двигаться бесшумно, — Эрик казался статуей. Она посмотрела туда, куда смотрел он — "Цирк уродов".

— Эрик, давайте уйдём, — прошептала Кристина, обхватив его руку.

— Это было тут же, — ледяным голосом сказал он. — Да, тут.

Кристина сморгнула слёзы. Господи, бедный Эрик! Каково ему снова видеть этот кошмар из детства! Она открыла глаза, но Эрика рядом уже не было. Осознание ударило ветром в лицо — он пошёл туда! Туда! И один Господь ведает, что он сделает. Кристина подхватила юбки и бросилась за ним. Снег попадал в сапожки и за воротник пальто, но ей было плевать. Главное — остановить Эрика.

Кристина остановилась у входа в "цирк", но Эрика нигде не было. Она почувствовала, как ею овладевает паника, и заметалась вокруг шатра.

— Как тебя зовут?

Этот вкрадчивый божественно красивый голос прозвучал совсем рядом, и Кристина на цыпочках пошла на него.

Эрик сидел за пологом, среди декораций и реквизита, и разговаривал с девочкой. На её лице не было страха, она болтала ногами и играла с куклой. Кристина не слышала ответа, зато услышала следующий вопрос:

— Где твои родители?

Девочка показала на женщину с бородой, выступавшую на арене, и Кристина почти задохнулась. Быть того не может!

— Это моя мама.

— Х-хорошо… А твой отец? У тебя есть отец?

— Он пошёл за леденцом на ту ярмарку.

Не прошло и минуты, как подошёл мужчина, и девочка бросилась к нему с радостным криком.

— Это мой папа, месье, — прощебетала она.

Кристина со страхом посмотрела в ту сторону и увидела мужчину. Обычного мужчину. Обычного! Она тихонько ахнула и вышла из-за полога. Господи, а Эрик! Одному Господу известно, что он может сотворить после такого потрясения! Она бросилась обратно — Эрик спокойно говорил с тем мужчиной, и Кристина сдавленно кивнула ему. Эрик обернулся к ней, потом быстро распрощался с мужчиной и вышел из шатра.

— Мы едем домой, — обронил он, таща Кристину за собой.

Что ж, теперь она действительно может похоронить надежду завести детей.

Эрик в очередной раз заперся у себя, а Кристина разозлилась. Почему она должна дневать и ночевать у его двери в томительном ожидании того, когда же он осчастливит всех своим появлением? У неё тоже есть жизнь и желания! С этими мыслями на следующий день она попросила подготовить экипаж и принялась собираться. Сначала она заедет за Мэг, потом они выпьют по чашечке шоколада или кофе, а потом пройдутся по магазинам.

Когда Кристина вернулась домой, то первым делом спросила служанок об Эрике. Но те отвечали, что господин не выходил и ничего не просил. Кристина, с трудом погасив злость, попросила подать ужин. Что ж, с неё и вправду довольно. Она вышла за него замуж, а не усыновила его. Если ей и хочется кого-то нянчить, то только своих детей, но никак не мужа. Который, к тому же, старше её.

Наконец утром Эрик явил себя за завтраком. Он вёл себя как ни в чем не бывало, что подливало масла в огонь в душе Кристины. И как она раньше не замечала такой наглости! Или замечала, но прощала такое обращение из-за его гения? Она тяжело вздохнула.

— Вы плохо спали?

— Вы больше ничего не хотите мне сказать?

— О чём вы?

Кристина так сжала вилку в руке, что ногти впились в ладонь.

— Вы снова, в который раз, покинули меня на несколько дней. Раньше, в детстве, Ангел Музыки так наказывал меня. И неужели вы думали, что я и теперь позволю так со мной обращаться? Впрочем, я сама вам это разрешала.

— Мне нужно было подумать.

— А мне нет места в ваших раздумьях? Эрик, мы семья. Семья. По крайней мере в глазах Господа. Мы должны принимать решения вместе! А вы никогда, никогда ничего со мной не обсуждаете!.. — Она опустила лицо на руки, чувствуя слёзы на щеках.

— Кристина! Перестаньте. Это решение слишком непростое. Но… — он несколько раз сжал руки. — Чёрт, это возможно! Это возможно, понимаете вы или нет? У меня, — говорил он срывающимся голосом, — может быть здоровый ребёнок. Обычный ребёнок! У меня! Та девочка была такой обычной!

— Да, это была самая обычная пятилетняя девочка, — осторожно проговорила Кристина. — И она вас не испугалась.

— А вы видели её мать? — продолжал Эрик, будто не слыша её. — Помнится, тот ублюдок-цыган мечтал о бородатой женщине. Или ещё ком-то настолько же выдающимся. Но увы, самым выдающимся был я, и то я сбежал.

— Какой ужас… — пролепетала Кристина.

— Вы что-то сказали? — Эрик вынырнул из забытья.

— Нет, вам послышалось. Так что же?

— Если вам не страшно и не противно… О, Кристина… Если это так, то мы могли бы попробовать…