— Как это остаёмся?! — возмущённо пищит Паймон, зависнув над Итэром. Он морщится и ловит себя на дурацкой мысли, что очень хочет сейчас кинуть в неё что-нибудь тяжёлое. Или выбросить её саму. В окно. Она всё-таки летать умеет — не разобьётся, разве что лёгким шоком отделается. — Ты издеваешься? Мы и так проторчали тут уже почти неделю!

— И проторчим ещё, пока я не найду Сяо, — резко отвечает Итэр.

— Нет, ты точно издеваешься. — Паймон упирает руки в бока — выглядит это скорее смешно, чем грозно. И немного раздражающе. — Между прочим, если ты не забыл, капитан-врунишка приглашал нас на свой день рождения, и он уже… а какое сегодня число, кстати?

— Двадцать седьмое.

— Вот! Уже через три дня!

— Я не думаю, что Кайя сильно обидится, если мы поздравим его чуть позже, — сухо произносит Итэр. — К тому же, признайся, ты просто хочешь наесться за его счёт.

— Что-о-о? Да ты… ты…

Паймон, кажется, теряет дар речи от возмущения. Итэр откидывается назад, упираясь затылком в стену, и прикрывает веки. Паймон, конечно же, ничего не понимает, откуда ей. Она в принципе к Сяо относится максимально невразумительно: ничего плохого вроде бы не говорит, но тому, что Итэр беспокоится о нём, почему-то очень удивляется. Как будто волноваться о ком-то, пропавшем на несколько дней, это нечто странное. Пусть даже этот кто-то — почти бессмертный адепт.

Итэру чудятся за стенкой на мгновение тихие быстрые шаги, скрип половиц и шорох. Он распахивает глаза, чуть поворачивает голову и вслушивается. Соседняя комната пожизненно зарезервирована за Сяо, это Итэр знает совершенно точно от Верр Голдет. Кроме него там находиться больше некому. Но тогда, выходит…

— Наглец, вот ты кто! — наконец выдаёт Паймон. — И вообще…

— Тихо, — обрывает Итэр.

— В смысле тихо? Сначала говоришь всякие глупости, а потом…

— Да тихо ты! Я слышу что-то. — Итэр прислушивается ещё раз: да, из соседней комнаты совершенно точно раздаются шаги. — Он там!

Сердце радостно заходится в слишком тесной для него клетке рёбер, трепещет, как невесомая хрустальная бабочка. Итэр вскакивает с кровати и стрелой вылетает из комнаты под невнятные возгласы Паймон, а в голове только одна-единственная мысль: вернулся-вернулся-вернулся. Он оглядывает коридор, убеждаясь, что он пуст и Сяо никто не увидит, замирает на мгновение перед соседней дверью — стоит ли? — а потом, отбросив сомнения, всё же стучит, тихо, но настойчиво.

Осторожный звук шагов приближается и замирает. Итэр почти что кожей чувствует, что Сяо стоит за дверью, прямо напротив него. Но почему-то не открывает. По груди проходится холодок. Итэр игнорирует его, только слегка поводит плечами, сбрасывая неприятное ощущение. Вряд ли Сяо не желает его видеть. Скорее, просто хочет сделать вид, что его нет в комнате, привычно избегая лишнего контакта, потому что не знает, кто именно стоит снаружи.

— Привет, — тихо говорит Итэр. — Это я.

Дверь распахивается так резко, что Итэр едва успевает отскочить назад, чтобы не прилетело по носу. Сяо, как всегда напряжённо-серьёзный, застывает на пороге, скрестив руки на груди. Он выглядит как-то странно иначе — Итэр смотрит несколько мгновений, не понимая, в чём дело, но потом до него доходит: одежда. Похожая чем-то на ту, что Сяо носит обычно, но всё же другая. Более строгая, закрытая и тёмная. Почти без той невесомой лёгкости, к которой привык Итэр.

Янтарные глаза кажутся ещё более яркими, а кожа — ещё более бледной на фоне приглушённого нефритового. На Сяо — что необычно — нет перчаток, но это словно компенсируется длинными, почти до самых запястий, рукавами и плотной, жёсткой на вид тканью. Итэр слегка хмурится. Тому образу, который Сяо пытается создать для себя, эта одежда, может быть, и подходит. Но ему настоящему — наверное, нет. Да и с чего он вообще решил её сменить?

— Та одежда порвана, — коротко говорит Сяо. Итэр вздрагивает от неожиданности, чувствуя, как жар приливает к щекам: похоже, он слишком пристально рассматривал. — Ты что-то хотел?

— Нет… ничего. Просто услышал через стенку, что ты в комнате. И решил прийти.

— Зачем?

— Поздороваться?.. — неуверенно произносит Итэр.

Он закусывает губу и борется с желанием выпалить прямо сейчас, как сильно волновался, как долго пытался найти Сяо и безрезультатно звал его, сказать, насколько рад, что они наконец встретились… но проглатывает слова, пока ещё не успели сорваться с языка. Они будут лишними прямо здесь и сейчас, когда разговор не заладился с самого начала, а неловкость чуть ли не физически ощутимо искрит в воздухе.

Итэр судорожно копается в собственных мыслях, пытаясь придумать, как продолжить разговор. Лицо Сяо остаётся напряжённо-безэмоциональным. Он не двигается, застыв подобно статуе, но кажется — ещё немного, и потянется к двери, чтобы снова закрыть её и закончить неудобное молчание. Не зная, куда деть руки, Итэр неловко засовывает их в карманы штанов. Пальцы нащупывают продолговатую деревянную коробочку — надо же, а он ведь уже и забыть успел про неё — и в голове вспыхивает идея. Ну конечно!

— Ой, слушай, мне же такую классную штуку недавно дали за выполнение задания. — Он вытаскивает коробочку и, поддев ногтем защёлку, открывает её. — Вот, смотри.

— Нитки и иголка? — Сяо недоумённо приподнимает бровь. — Почему мне это должно быть интересно?

— Потому что они зачарованные! — гордо говорит Итэр. — Всё, что ими сшиваешь, через некоторое время срастается так, словно никогда и не было порвано. Я могу оставить их тебе. Ну, для твоей одежды. А ты потом вернёшь, мы всё равно уходим только завтра.

Он улыбается, делает шаг вперёд и протягивает коробочку на раскрытой ладони. Сяо уже почти касается её, чтобы забрать, но потом, лишь коротко мазнув кончиками пальцев по ладони Итэра, резко отдёргивает руку. Итэр вздрагивает немного. Почему-то он всегда думал, что кожа Сяо, если вдруг доведётся однажды дотронуться хотя бы до его рук, окажется такой же тёплой, как и у обычного человека. Но чужие пальцы — неожиданно холодные, как свежевыпавший снег.

— Не нужно. Я умею зашивать раны, но не вещи, — выговаривает Сяо так тихо, словно ему крайне неловко признаваться в чём-то подобном, и в глазах впервые за весь разговор мелькает знакомое Итэру мягкое выражение.

— Я могу сам, — предлагает Итэр. — Хочешь?

Сяо хмурится, но потом, помедлив мгновение, всё-таки медленно кивает. Он отходит чуть в сторону, позволяя пройти внутрь, а потом тихо закрывает дверь. В комнате Сяо Итэр оказывается впервые. Наверное, можно считать большой честью, что ему вообще удалось побывать здесь. Сяо создаёт впечатление далеко не того, кто позволил бы кому попало входить в своё жилище. Значит — доверяет?

Итэр назвал бы комнату аскетичной, но с большой натяжкой. Вообще-то, она кажется скорее голой, пустой и неуютной. Из мебели в ней только маленькая тумбочка, а вместо кровати — тонкий матрац в углу, без одеяла и подушки. Итэра тянет поёжиться. Что-то ему подсказывает, что изначально комната была обставлена примерно так же, как его собственная, и кровать тут предполагалась. Но добровольно лишать себя практически любого возможного комфорта — столь похоже на Сяо.

— А как же ты спишь? — спрашивает Итэр.

— Адепты не нуждаются во сне. — Сяо скрещивает руки на груди.

Он всегда говорит нечто подобное, но Итэр прекрасно помнит, как застал его однажды задремавшим под деревом после тяжёлой битвы. Как долго стоял, не в силах оторвать взгляд от непривычно расслабленного лица, показавшегося ему в тот момент почти что нежным. И как поймал потом в свой адрес нарочито грубое «никакого уважения к адептам», которое его ни капли не испугало. Скорее наоборот, заставило улыбнуться.

Итэр давно догадывается, что Сяо попросту боится спать, потому что голоса, и так постоянно звучащие в его голове, становятся ещё громче, затягивая в вязкую паутину кошмара. Но и ему иногда приходится отдыхать, когда усталость берёт своё. Хотя, наверное, отдыхом это вряд ли назовёшь. Итэр слышал однажды через стенку крики, от которых всё внутри болезненно сжималось в комок — но, пересилив желание поддержать, сделал наутро вид, будто ничего не было. Ибо слышать ему этого явно не полагалось.

Вид мирно дремлющего Сяо вызвал в Итэре тогда тёплый, щемящий трепет, смешанный с облегчением. Если бы он только мог что-то сделать, чтобы так было всегда… Но, если даже Чжунли не в силах избавить Сяо от этих мучений, на что способен Итэр? Он не умеет, к сожалению, облегчать чужую боль. Что уж там, у него даже со своей толком справиться не всегда выходит.

Итэр подходит ближе к матрацу: вещи Сяо небрежно лежат прямо на полу возле него — видимо, не успел убрать после того, как переоделся. Итэр присаживается на корточки и осторожно берёт в руки его безрукавку. Сердце пропускает удар. Белая ткань изорвана и почти вся в красно-бурых пятнах. Итэр оборачивается к Сяо, так и оставшемуся стоять около двери.

— Ты… — начинает он.

— Меня ранили отравленным клинком. — Сяо чуть приподнимает край сменной кофты, показывая бинты, и тут же опускает обратно. — Но в основном это не моя кровь.

— Ты сам перевязывал?

— Нет. Господин.

На матрац Итэр сесть не решается, устраивается прямо на полу, скрестив ноги, и принимается аккуратно зашивать одежду. Сяо медленно, бесшумно почти подходит к нему и присаживается рядом. Итэр не поднимает взгляд, полностью сосредоточившись на мелких стежках: ему не даёт покоя то, что Сяо, оказывается, был ранен.

Где он провёл всё это время? Почему не возвращался в свою комнату? Неужели рана оказалась настолько серьёзной, что он почти целую неделю, которую Итэр оставался на постоялом дворе, не мог этого сделать, не говоря уже о том, чтобы ответить на зов? Итэр судорожно сглатывает. У него ведь были самые разные предположения, начиная тем, что Сяо занят очередными сражениями, и заканчивая тем, что ему просто не хочется приходить.

Но рана… отравленный клинок… Итэр очень старательно гнал от себя мысли о том, что с Сяо могло что-то случиться. Потому что это ведь Сяо. Адепт, гроза демонов, что не сражается, а словно танцует каждый раз, пусть даже со смертью и пусть даже по краю пропасти. Его мастерство обращения с копьём слишком велико, чтобы сделать хоть один неверный шаг… или нет?

— Ты слишком громко думаешь. Моё состояние — не то, что должно занимать твои мысли, — говорит вдруг Сяо. — Господин позвал меня сегодня ночью. Сказал, что сделал это, потому что ты беспокоился.

— Он звал тебя? Ты не сам к нему пришёл? — Итэр поджимает губы. — А на мой зов не откликнулся… Что, если бы мне грозила опасность?

Сяо хмурится. Итэр зажмуривается на мгновение, запоздало понимая: не надо было этого говорить. Сердце остро и больно бьётся в рёбра, пока он судорожно пытается придумать, как исправиться и что сказать следом, пальцы неосторожно сжимают иголку — но Итэр почти не чувствует укола. А потом Сяо вздыхает, устало прикрыв глаза, и тихо произносит:

— Сначала я сражался. А потом мне стало плохо. К тому же, опасность тебе не грозила, а к господину, скорее всего, я действительно пришёл бы сам в скором времени. Мне нужно было лекарство. Без него моё тело не справлялось с ядом.

— Ты… — начинает Итэр, но так и застывает с открытым ртом, не зная толком, что он вообще собирался сказать.

— В моей голове тысячи голосов, но твой — значительно громче многих из них, — продолжает Сяо. — Я научился различать интонации. Научился понимать, когда ты зовёшь меня, потому что тебе нужна помощь, а когда — просто так. Голос Мор... Чжунли сильнее твоего, но интонация у него всегда одна. К тому же, он прежде ни разу не звал меня без веской причины. Я привык, что моё имя, произнесённое господином — это призыв к бою.

— Значит, ты не будешь приходить, если я зову тебя… «просто так»? — осторожно спрашивает Итэр.

— Я должен защищать Лиюэ. Должен оказываться там, где необходима моя сила. Твой голос отвлекает.

Итэр поджимает губы. Ему вдруг становится противно от себя самого. Потому что он совершенно не думал о том, что будет мешать. Эгоист. Получить от адепта разрешение звать его — великая честь, и как Итэр решил воспользоваться ею? Как будто у Сяо нет никакого долга, никакой необходимости сражаться каждый день и ему больше заняться нечем, кроме как откликаться каждый раз, когда Итэру вздумается.

— Прости. Мне не следовало… злоупотреблять твоим разрешением. Я больше не буду звать тебя без причины, обещаю.

— На самом деле, я пришёл бы. Я всегда хочу приходить, — вдруг тихо произносит Сяо. — Но я не хотел, чтобы ты видел меня… слабым. Тебе не следует беспокоиться за меня.

— Я беспокоился ещё больше, потому что не знал, что с тобой! — выпаливает Итэр, ещё сильнее сжимая в ладони иголку — и вот теперь наконец-то чувствует, как острие входит в кожу.

— Господин сказал, — кивает Сяо. — И я всё ещё не понимаю, почему ты это делаешь.

— Делаю что?

— Держишься так близко ко мне.

Итэр молчит. Не знает правильных слов, потому что причину и нельзя толком выразить словами. Руки немного дрожат. Он откладывает в сторону так и не зашитую до конца безрукавку Сяо вместе с нитками и иголкой. На подушечке указательного пальца — два маленьких прокола с крошечными подсыхающими уже капельками крови. Итэр быстро слизывает их, ощущая на языке мимолётный металлический привкус, и крепко, до побеления костяшек, переплетает пальцы в замок.

— Потому что я чувствую, что ты нуждаешься в этом, — всё, что он может сказать.

— Нуждаюсь? — удивлённо переспрашивает Сяо.

— Да. Я знаю, что за тебя беспокоится Чжунли, но это совсем другое. Он твой наставник. Твой… бог? А я хочу быть твоим другом.

На лице Сяо — болезненно-ломкое непонимание, зрачки расширены, и глубоко под светлым, прозрачным янтарём радужки что-то неумолимо идёт трещинами. Итэру кажется, будто всё это он сказал зря, будто ещё одно слово, и Сяо на его зов не откликнется уже совершенно точно никогда. Но, тем не менее, Итэр продолжает говорить, не в силах остановиться:

— Я хочу быть уверен, что с тобой всё в порядке. Хочу убеждаться, что ты засыпаешь, не видя кошмаров и не слыша голосов. Хочу видеть, как ты улыбаешься. Хочу заботиться о тебе.

— Зачем? — выдыхает Сяо.

— Для этого не нужны причины, — мотает головой Итэр. — Для этого нужно только желание. И оно у меня есть.

— Но моя карма…

— …до сих пор не причинила мне вреда. Сяо. Пожалуйста. Позволь мне быть рядом с тобой.

Сяо вздрагивает, зажмуривается, и Итэр хочет отвернуться, но его будто сковывает от макушки до самых пяток, тело кажется высеченным из куска камня. Тяжело дышать. Кажется, он только всё испортил. Следовало просто вовремя остановиться и замолчать, Сяо не раз ведь давал понять, что ему это не нужно, что он предпочитает оставаться один…

— Тебе лучше покинуть Лиюэ, — сухо, почти резко произносит Сяо. — И не искать меня никогда больше.

Он скрещивает руки на груди и вжимает голову в плечи, словно ему вдруг стало холодно. Этот жест идёт настолько вразрез с интонацией его слов, что Итэр двигается чуть ближе зачем-то и осторожно протягивает руку. Но прикоснуться так и не решается. Кончики пальцев замирают в нескольких дюймах от ткани рукава, и Итэр на бесконечно долгое мгновение тишины забывает, как дышать. Семеро архонтов. Он точно всё испортил.

— Люди хрупкие. Время не щадит вас, и вы покидаете мир, — невыносимо горько выдыхает Сяо. — Зачем ты хочешь быть рядом со мной, если однажды исчезнешь навсегда, глупый смертный? Зачем пытаешься заботиться, если потом это будет делать некому? — Его глаза нехорошо блестят, и в них столько боли, что Итэр сглатывает невольно. — Мне стоило не показываться перед тобой ещё в нашу первую встречу. Я слишком привык к тебе, хотя не должен был. Уходи. Пожалуйста.

Он сжимает губы в тонкую напряжённую нить. Итэр всё-таки решается коснуться его плеча, и Сяо не отстраняется, только в янтарных глазах застывает обречённое, болезненное выражение, словно его ударили. У Итэра бьётся-бьётся-бьётся сердце, хрустальная бабочка ломает хрупкие крылышки о рёбра, слишком тесные и сдавливающие грудь. Он не знает, что сделать и сказать, чтобы больше не видеть в глазах Сяо этой острой горечи, ни малейшего представления не имеет. Если только…

Итэр делает глубокий вдох, собираясь с силами. Он никогда и никому не говорил того, что собирается произнести. Даже Паймон (тем более Паймон), хотя осознание не давало ему покоя с тех самых пор, как по кусочкам начала возвращаться память об их с Люмин прошлом. Но Сяо… ему можно. Итэр не знает толком, как объяснить, почему так уверен в этом. Просто потому что это Сяо. И всё.

— Я не совсем смертный, — почти шёпотом говорит Итэр. — На самом деле, мне уже несколько тысяч лет. Я не помню точно, сколько, но, возможно, больше, чем тебе. И я не уйду — до тех пор, пока сам не позволю этому случиться.

Итэр не успевает придумать точно, что имеет в виду под словами «не уйду»: из комнаты или из жизни, но, в любом случае, он не собирается делать ни того, ни другого. Сяо распахивает глаза изумлённо — под тонкой корочкой янтаря вспыхивает на мгновение светло-оранжевым пламя. Итэр закрывает лицо ладонями, будто пытаясь спрятаться от собственного признания. А хрустальная бабочка в груди замирает на миг.

Слышится шорох. Движение, едва уловимое, как лёгкий порыв ветра — и вдруг холодные руки смыкаются за спиной, а чужое дыхание опаляет шею. Итэр торопливо убирает ладони от лица. Сяо, опустив голову, щекоча нефритово-чёрными прядями кожу, цепляется за его плащ и комкает пальцами, натягивая ткань. Итэр до головокружения хватает ртом воздух, пытаясь научиться дышать заново.

— Сяо? Всё… нормально? — выдавливает он, с трудом заставляя голос звучать ровно.

Сяо быстро кивает, мазнув холодным носом по его плечу, и ещё сильнее смыкает руки, подаётся ближе в безмолвной просьбе-разрешении — не отпускай, останься, будь со мной. Итэр почти чувствует, как заполошно стучит сердце Сяо напротив его собственного. Он никогда даже и не думал, что оно может так стучать.

— Скажи, — шепчет Сяо, — кто ты?

— Всего лишь Путешественник, — отвечает Итэр. — Ты ведь знаешь.

Выдохнув судорожно, Сяо упирается лбом ему в плечо. Он чуть ниже Итэра и сейчас, вжимаясь в него всем телом, кажется невыносимо маленьким и хрупким. Трескается оболочка, прежде казавшаяся нерушимой, распадается на осколки, обнажая то, что внутри — и он больше не адепт, не воин и не гроза демонов. Просто почти-человек, который устал от бремени, многие сотни лет лежащего на плечах, и которому тоже нужно, чтобы кто-то был рядом.

Итэр думает мимолётно, что это какое-то совершенно безумное, невероятное доверие, которое ему теперь ни в коем случае нельзя обмануть. Что, наверное, только Чжунли — Мораксу — и, возможно, другим адептам доводилось видеть Сяо таким. И обнимает в ответ, крепко, бережно, пряча от всей возможной боли и горечи в кольце собственных рук.