Дилюк аккуратно складывает сюртук рядом с собой, снимает сапоги и, почти до колен закатав брюки, опускает ноги в тёплую воду. Волны с тихим шелестом накатывают на берег, морской бриз мягко, невесомо почти касается лица, и влага оседает на коже и волосах. Это едва можно уловить, но, быстрым движением облизнув губы, Дилюк ожидаемо ощущает на языке лёгкий солоноватый привкус.

Прослушав записанное Алисой сообщение, они все разбрелись по разным концам острова. Дилюк, вместо того чтобы остаться с Кли, как это сделали, например, Итэр и Джин, предпочёл уединение в укромном уголке, спрятанном за густой листвой. Всё равно он был бы лишним. А здесь хотя бы на несколько минут можно позволить себе расслабиться и в одиночестве, вдали от посторонних глаз, насладиться морем.

— Хэй! Отдыхаешь, и без меня?

За спиной слышатся громкое шуршание веток и быстрые шаги по песку. «Или не в одиночестве», — успевает подумать Дилюк прежде, чем Кайя не вбегает даже — практически влетает в воду, поднимая тучу брызг. Солёные капли летят на Дилюка, и он закрывается рукой, чтобы не попало в глаза. Кайя смеётся, резко всплёскивая ногой. Даже сапоги снять не удосужился. Что ж, теперь, видимо, будет ходить в мокрых.

— Ты как ребёнок, — ворчит Дилюк, вытирая лицо краем рукава. — Даже Кли ведёт себя приличнее.

— Ну, это лучше, чем становиться таким занудой, как ты, — парирует Кайя.

Он плюхается рядом на камень, мучается где-то с полминуты, стягивая сапоги (Дилюк вообще слабо представляет, как Кайя умудряется постоянно ходить в настолько тесно облегающей обуви), а потом со вздохом откидывает их в сторону, на песок. И ложится на спину, закидывая руки за голову. Дилюк решает никак не комментировать то, что от прилипшего к влажной коже песка ему потом придётся отчищать сапоги… долго.

— Как думаешь, насколько быстро они вспомнят, что элементальные реакции немного не так работают? — со смешком спрашивает Кайя.

— Как будто ты сразу всё понял, — отзывается Дилюк.

— Вообще-то да. — Кайя приподнимается на локтях и изображает одно из своих максимально серьёзных выражений лица. Его выдаёт только то, что он слишком уж хитро сощуривается. — Ты знаешь, как много раз по моим мостам ходили обладатели пиро? И что-то ничего не таяло. Или это ты у нас особенно горячий?

Дилюк закатывает глаза, но не может сдержать улыбку. Вообще-то он сам толком не знает, почему активировал пиро-способности и растопил ледяной мост Кайи. Но ему нравится думать, что он просто прагматично не хотел, чтобы они уходили раньше времени, не выяснив, в чём дело и действительно ли на острове есть какая-то опасность. В конце концов, присланные им всем письма были подозрительно разными и с самого начала внушали сомнения в своей правдивости.

И ни капли это не было случайностью из-за плохо контролируемых эмоций. И в Дилюке ничуть не взыграла странная, неприсущая ему сентиментальность. Он вовсе не хотел провести время наедине с Кайей впервые за несколько недель, что они оба были завалены делами и встречались непривычно редко, только пару раз пересеклись вечером в таверне. Совершенно, абсолютно нет.

— Почему мы до сих пор делаем вид, что не ладим? — спрашивает вдруг Кайя.

— Потому что мы не ладим, — отвечает Дилюк. — Ты по-прежнему выводишь меня из себя чаще положенного.

Кайя хмурится и моргает растерянно, глядя на него. А потом смеётся, запрокинув голову.

— Я понял. Ты издеваешься, — говорит он, зарываясь пальцами в волосы. — Ты совершенно точно издеваешься.

Дилюк пожимает плечами. В принципе, это ведь правда. Сейчас их отношения на уровне… довольно хороших дружеских, наверное. Практически как в старые добрые времена. С той лишь разницей, что над головой почти физически ощутимо висит страх снова оступиться. Преследует по пятам, и избавиться от него пока ещё не получается при всём желании.

Но то, что они стали лучше общаться (на людях, при этом, до сих пор цепляя привычные маски), вовсе не означает, что Дилюк периодически не выходит из себя. Они с Кайей и в юности часто ссорились, потому что их мнение не совпадало по поводу буквально всего. Просто тогда справляться с размолвками было намного проще. Они казались всего лишь мимолётными неприятностями, а не очередным шагом по краю лезвия.

Дилюк скучает по тем временам. И понимает, что как прежде уже ничего никогда не будет, что трещина между ними, как бы тщательно они её ни заделывали, останется, наверное, на всю оставшуюся жизнь. Но искренне надеется, что хотя бы некое подобие той крепкой связи, которая существовала между ними тогда, всё-таки можно вернуть. По крайней мере, относиться к раздражающему порой поведению Кайи он сейчас, кажется, уже стал проще, чем ещё каких-то несколько месяцев назад.

— А если серьёзно, — произносит Дилюк, — они не поймут. Мы слишком долго избегали друг друга.

— Ты избегал, — хмыкнув, поправляет Кайя.

— Хорошо. Я избегал, — без колебаний соглашается Дилюк, потому что, вообще-то, так на самом деле и есть: именно Кайя долгое время безуспешно пытался сделать первый шаг, в то время как сам Дилюк лишь раз за разом отгораживался от него. — Это сути не меняет.

— Да ладно тебе, — отмахивается Кайя. — Всё они поймут. Джин спит и видит, лишь бы мы наконец помирились. Итэр совсем недавно весьма радостно заметил, что ты, кажется, уже не столь резко отзываешься обо мне. А Альбедо… его ничем не прикрытые попытки оставить нас наедине даже забавны. Нет, ты слышал, что он сказал? Честное слово, это же смешно.

— Хочешь сказать, все только и ждут наконец увидеть, что у нас нормальные отношения?

— Угу. Именно, — кивает Кайя. — Другое дело, что нам самим, судя по всему, пока почему-то легче делать вид, что они ненормальные. Так сложно искоренить старые привычки.

Он издаёт короткий смешок и, потянувшись, снова откидывается на спину. Дилюк прикрывает глаза. А ведь Кайя, наверное, прав. Привычки. Общаться наедине вот так непринуждённо, как сейчас — одно, но на людях и вправду гораздо проще, как прежде, делать вид, что они на дух не переносят друг друга. Оглядываясь назад, можно сказать, что им довольно многого удалось достичь за прошедшие полгода, но маски, стоит их однажды надеть, прикипают намертво. И их очень сложно снять.

Однако рано или поздно всё равно придётся. Просто… не сейчас. Дилюк не знает, готов ли это сделать Кайя, но он сам — наверное, пока нет.

Жарко. Дилюк аккуратно вытирает тыльной стороной ладони ползущую у виска капельку пота, поворачивает голову и смотрит на развалившегося на камне Кайю. У того рубашка расстёгнута полностью, так, что открыты живот и грудь, и Дилюк впервые видит змеящиеся, неровные линии шрама. Чуть ниже сердца. Отвратительно, неестественно светлые на смуглой коже, словно их взял и нарисовал какой-то злой шутник.

Дилюк коротко вздрагивает. Вспыхнувшую было перед глазами картинку он отгоняет усилием воли, зажмурившись на мгновение и мотнув головой. Если кто-то ещё видел сегодня этот шрам, Кайя, конечно, мог наговорить всё что угодно. Что получил его в бою, например. Но Дилюк знает правду. Это его меч пять лет назад обжёг и ранил Кайю, и воспоминание об этом он пронесёт через всю оставшуюся жизнь. Не забудет, даже когда их отношения вернутся практически в прежнее русло.

Вряд ли, конечно, Кайя расстегнул рубашку с целью позлить — он просто с детства ещё довольно плохо переносит жару. Это сам Дилюк никак не может откинуть навязчивые мысли о прошлом и собственной ошибке. О том, что едва не натворил непоправимое. Пусть даже сейчас всё хорошо. Пусть даже Кайя, судя по всему, не винит его — иначе, наверное, ни за что не попросил бы пообещать… кое-что, о чём Дилюку не хотелось бы думать.

Кайя, видимо, замечает его взгляд. Он на мгновение распахивает глаз шире, а потом полуприкрывает веко и быстрым движением застёгивает рубашку на груди, на одну из средних пуговиц, ровно так, чтобы шрама было не видно. Дилюк тихо вздыхает. Возможно, когда-нибудь свершится чудо, и он перестанет так часто себе об этом напоминать. Но явно не сегодня, кажется.

— Забудь. Портить себе настроение в такой прекрасный день — кощунство, — говорит Кайя. — Не хочешь заняться чем-нибудь? У тебя же на всё найдётся собственное мнение, так вот скажи: сейчас лучше поохотиться на морских птиц или пойти собирать ракушки?

Дилюк вскидывает брови. Кайя всегда был мастером переводить разговор в нужное ему русло, но чтобы вот так резко перескакивать на другую тему… Кажется, эта привычка появилась у него совсем недавно. И Дилюк до сих пор не может толком привыкнуть.

— Что ты хочешь этим сказать? — несколько более резко, чем хотелось бы, спрашивает он.

— Ой, а нельзя поласковее? — хмыкает Кайя, сощурившись. — Тебе правда охота сидеть без дела и просто смотреть на море? Это же скучно. Я подумал, было бы и вправду неплохо пособирать ракушки… Последний раз мы этим занимались, когда были детьми.

— Не думал, что ты помнишь, — замечает Дилюк.

— Я помню всё и даже чуточку больше, — отзывается Кайя. — Ну так что думаешь?

Он улыбается широко и открыто, почти так же, как когда был ребёнком. И Дилюк невольно приподнимает уголки губ в ответ. В первое своё лето, проведённое в Мондштадте, Кайя был в истинном восторге, когда отец привёз их с Дилюком на берег моря. Его широко распахнутый глаз светился тогда таким счастьем…

Они бродили вдоль берега, выискивая красивые, причудливой формы ракушки. Часто заходили отдохнуть в тень, создаваемую высокими кустами — потому что Дилюк с его светлой кожей всегда обгорал за считанные минуты, а у Кайи, как они случайно выяснили несколькими днями ранее во время работы на виноградниках, на солнце довольно быстро начинала кружиться голова. Вдоволь плескались в тёплой воде, обдавая друг друга брызгами так, что отец потом по-доброму ворчал на мокрую насквозь одежду.

О да, об этом вспоминать однозначно намного приятнее.

— Пойдём собирать ракушки, — наконец соглашается Дилюк. — Но только если…

— …если нас никто не застанет за этим занятием, потому что оно недостойно благородного господина Рагнвиндра. Ведь так? — смеётся Кайя. — Какой же ты зануда, честное слово.

Дилюк решает ничего не отвечать. Солнце печёт плечи даже через ткань рубашки и жилетки. Ветерок с моря, конечно, немного спасает, но лучше, наверное, всё-таки выпить воды — в сумке, которую Дилюк брал с собой, должна быть небольшая бутылка. Он смахивает тыльной стороной ладони пот со лба, поднимается на ноги и выходит из воды на берег. Только, видимо, делает это как-то неправильно и слишком резко, потому что перед глазами вдруг темнеет. Дилюк застывает, пережидая секундное неудобство.

Но оно почему-то оказывается совсем не секундным.

— Дилюк? — как сквозь вату. — Дилюк!

Дилюк не успевает понять, в какой момент мир, качнувшись, уплывает из-под ног, и не совсем осознаёт, почему вместо жёсткого песка в его спину вдруг упираются узкие ладони… Кайи, видимо? Темнота перед глазами раскрашивается зеленовато-оранжевыми полукругами, и Дилюк зажмуривается, потому что так, вроде бы, немного легче. В ушах настойчиво шумит. И душно, ужасно душно почему-то. Может, ему стоило снять и жилетку тоже?

— Так. Кажется, ракушкам придётся подождать.

Выражения лица Кайи Дилюк видеть не может, но готов поклясться, что тот усмехается. Его осторожно перемещают и укладывают на песок, подсовывая под голову что-то мягкое (уж не его ли собственный сюртук?). Дилюк не сопротивляется. Его охватывает вдруг такая слабость, что он чувствует себя каким-то желеобразным подобием пиро-слайма без костей и мышц, совершенно не способным двигаться самостоятельно.

— Ты б жилетку расстегнул, — замечает Кайя откуда-то сверху.

— Сам справишься, — отзывается Дилюк, всё ещё не открывая глаз.

— Ой, серьёзно, позволяешь мне себя раздеть? Какая честь.

Пальцы Кайи с петлями жилетки справляются поразительно быстро. И с несколькими верхними пуговицами рубашки тоже. Дилюк близок к тому, чтобы возмутиться — вообще-то, он не разрешал — но, когда Кайя осторожно, почти не прикасаясь, обводит кончиками пальцев его ключицы и шею, оставляя освежающие морозной прохладой следы, возражать Дилюк благополучно передумывает. Слишком хорошо после удушающей жары, чтобы он возражал.

— Я думал, перегреваться на солнце — это только моя прерогатива, — с тихим смешком говорит Кайя, опуская ладонь на его лоб. Дилюк невольно подаётся навстречу, облегчённо выдыхая. — Не холодно? Я ещё активировал ледниковый вальс, чтобы быстрее остудить воздух, но возможно...

— Нет. Спасибо.

Когда Кайя спустя несколько секунд убирает зачем-то руку, Дилюк открывает наконец глаза. Зеленовато-оранжевые полукруги всё ещё не исчезают до конца, но видеть, вроде бы, не мешают. Над его головой — ветки кустов, создающие спасительную тень, а вокруг кружат льдинки, созданные Кайей. Четыре, кажется, вместо привычных трёх — когда он успел усовершенствовать эту технику? Сам Кайя сидит рядом на коленях и копается в сумке Дилюка.

— Что ты там ищешь? — спрашивает Дилюк, с трудом приподнимаясь на локтях. Мышцы напрягаются и дрожат от слабости, но, вроде бы, обратно он не падает.

— Воду, — коротко отвечает Кайя. — Ты же брал её, надеюсь? Можно было бы использовать реакцию таяния и растопить мой лёд, конечно, но не думаю, что ты сейчас в том состоянии, чтобы управлять своим элементом.

— Она во внутреннем кармане.

— Серьёзно? И от кого ты её там прятал? От меня? От Рэйзора?

Он достаёт наконец бутылку и, недовольно цокнув языком, прикладывает к ней ладонь. Через несколько мгновений стекло запотевает. Кайя откручивает крышку, пододвигается ближе и подносит горлышко практически к самым губам Дилюка. Тот переносит кое-как вес на левую руку и поднимает правую, чуть дрожащими пальцами обхватывая бутылку — холодную, покрытую капельками конденсата — и наклоняя так, чтобы не захлебнуться, пока будет пить. Кайя придерживает его немного, упираясь свободной ладонью в спину между лопаток.

Дилюк делает несколько коротких глотков. Вода, наверное, нагрелась от солнца и была тёплой, пока лежала в сумке, но Кайя превратил её чуть ли не в ледяную — сразу же ломит зубы, и приходится держать пару секунд во рту, прежде чем сглотнуть. Но сейчас это даже кстати. Дилюк выпивает примерно треть, прежде чем, выдохнув, отодвинуть от себя бутылку.

— Так гораздо лучше, правда? — спрашивает Кайя, убирая ладонь с его спины и снова закручивая крышку.

Дилюк его ответом не удостаивает. Он откидывается обратно на свой сюртук, расслабляя наконец мышцы рук, и опускает веки. После холодной воды и в окружении ледникового вальса становится легче. В голове уже не шумит настойчиво пульс, и дышать не так тяжело — морозная свежесть, смешанная с солёной морской влагой, приятно заполняет лёгкие. Наверное, ещё минут пять, и Дилюк даже сможет встать. Без темноты и цветных пятен перед глазами.

Кайя шуршит чем-то, видимо, снова засовывая бутылку в его сумку. Где-то год назад Дилюк, наверное, не рискнул бы закрывать глаза и пристально следил бы за каждым его движением, готовый в любой момент и в любом состоянии призвать если не оружие, то хотя бы силу своего элемента. Но сейчас это кажется глупым. Даже смешным почти.

Возможно, потому что Дилюк уже достиг той стадии, когда доверять Кайе — снова что-то само собой разумеющееся. Когда проявлять слабость, быть беззащитным, как сейчас, и позволять ему заботиться — абсолютно нормально. Почти как раньше. У Кайи, конечно, весьма своеобразные… методы работы, он врёт как дышит и делает это буквально на каждом шагу. Но не с Дилюком. Теперь нет.

— А ты сам?.. — начинает Дилюк, вспомнив, что для Кайи долгое нахождение на солнце тоже обычно ничем хорошим не оборачивается.

— Я в порядке, — отзывается Кайя. — Я не хожу в пятидесяти слоях одежды в жару, как некоторые, потому что знаю, чем это может закончиться.

Он снова невесомо проходится пальцами по шее Дилюка, ведёт вдоль линии подбородка, поднимаясь к вискам, а потом опускает узкую прохладную ладонь на лоб. И Дилюк на мгновение думает, что, наверное, мог бы лежать так вечность.