— Ты нравишься Кензи! — с восторгом восклицает Веснушка, отрываясь от спинки дивана, и подается вперед, словно смотрит экшен, а не на меня.
Я сижу на комбике прямо напротив парочки и мучаю бутылку с колой.
— Вовсе нет, — хмурится Като, кладет руку поперек груди бойфренда и непринужденно отодвигает его на задний план, мол, завались.
Юске отмахивается:
— Но он его поцеловал!
— Да он прикалывался, — мотает кудрявый головой, будто уверен в своих предположениях на все сто десять процентов. — Как и над качком. Сам же сказал, что вы оба придурки. Ты тупо его своими шуточками задолбал. Он тебя сделал на раз-два, а ты сразу рот разинул. Балбесина…
— Ерунда. Он бы обязательно это как-то прокомментировал, а не молча бы ушел.
— Сте-е-еб. Это в лучшем случае. А в худшем… — делает Тосиро паузу, косится вбок, вдруг округляет глаза и, громко шлепнув тыльной стороной ладони по центру другой, подпрыгивает на диване всем телом: — Бля! Точно! Я понял! Он к те спецом клинья подбивает. На всякий пожарный. Типа если с братом не выйдет, он собой пожертвует. Им же жрать нечего. А ты слишком выгодный вариант для того, чтобы так просто тебя посылать. Наивный богатый дурачок. Селебка и все такое.
— Господи, Като! Почему ты иногда такой придурок?! — вмазывает Рыженький активу по плечу. Тот, плавно покачнувшись, строит гримасу в противоположную от него сторону, естественно, высунув язык. — Не слушай его. Рэпер же даже в молле сказал, типа подавись своими духами. Он вообще не такой, как брат!
— Ага. А после предложил квартирами поменяться.
— Я бы тоже предложил! Ты его квартиру видел?
— А ты видел, как у рэпера ловко права вышло отобрать? А все почему? Потому что пиздобол шикарный.
Юске крутит в орбитах глазами и громко цокает языком. После снова обращается ко мне:
— Короче, ты одна из самых интересных личностей, которых я знаю. Уверен, ты им обоим нравишься. И выбирать в итоге тебе.
— Может, и тебе. Только им по фигу, кого ты выберешь. Поменьше деньгами надо было трясти в свое время, тогда бы сейчас так не парился, — настаивает Като на своем.
— Сам что думаешь?
— Да не знаю теперь! Вы меня запутали, — опрокидываю я в рот остатки газировки, нервно скручиваю пластик в ломаный жгут, словно это чья-то шея, и, завинчивая бутылку крышкой, кидаю к двери. После понимаю, что веду себя как поросенок. После понимаю, что как поросенок ведет себя только Кензи. Понабрался, блин.
— А чего ты его оттолкнул? — ставит Юске над переносицей брови домиком.
Я делаю виноватое выражение и боязливо смотрю на него из-под ресниц:
— Потому что мы… опаздывали?
Ведя свое потрясающее повествование об этих потрясающих событиях, я скромно умолчал лишь о двух вещах: о нашем с Ичи относительно парочки уговоре и о том, почему Кензи остался не у дел.
Юске мой ответ удручает:
— Эхх… А вы с ним виделись после?
— Нет. Кажется, он меня избегает.
— Точно влюбился! — Громкий в ладоши хлопок. — Ему из-за поцелуя неловко. Теперь, как в глаза тебе, не знает, смотреть. Да и слушать твою вечную болтовню про брата наверняка не хочет. Вот и не пересекаетесь. Или вообще думает, что ты его чисто из-за схожести с Розовым в тот момент поцеловал. Сидит страдает теперь. Бедный чувак.
— Бедный? — представляю я эти адские муки и несчастно скорчиваюсь.
Като меня успокаивает. Хотя… это как посмотреть.
— Просто территорию пометил. Бамбук курит где-нибудь, а не страдает ни фига. Уже на учебу забил. Ждет результата. Вот увидишь, с братом не выйдет, тут же объявится. Ставлю десять йен.
— Десять? — смотрит Юске на него равнодушно, наверняка вспоминая его гонорар. — Вот же ты жлобяра. Все у тебя получится, — уверенно говорит мне.
— Ага, при условии. Постой… — напрягается Катенок и хмурит в моем направлении лоб: — Ты чью это Розовому любовь собрался показывать?
Я складываю из пальцев сердечко, протягивая:
— Ва-ашу…
— Мда, — без энтузиазма таращится пассив в пол.
— Зря пришел?
Като начинает энергично дрыгать ступней, лежащей на колене:
— Почему это?
— А разве нет? — переводит Юске на него с вызовом взгляд.
Я как бы между делом подключаюсь:
— Вообще-то я здесь полчаса, а вы за это время раз двести друг другу подосрали. Из-за вашего непонятно чего наше с пупсиком сказочное будущее летит ко всем чертям, — старательно разыгрываю я беспокойство, в душе дьявольски хохоча. Дурачье!
Като выразительно прыскает в сторону:
— Ну если ты всерьез считаешь, что у вас с ним есть будущее…
— Лучше к рэперу присмотрись, — поступает рекомендация от Рыженького.
— Они оба подозрительные. Реально. Будь начеку, — произносит Тосиро так проницательно, что я начинаю всерьез задумываться над его выводами.
И, кажется, Рыжий это замечает. Накрывает последнему рот ладонью и верещит:
— Да блин, Като! — Подается ко мне: — Мы послезавтра вечером выступаем. Можем встретиться. Что скажешь?
Я с серьезным видом сцепляю руки в замок и киваю на заткнутого:
— А что скажет он?
Като сбрасывает руку бойфренда с губ и, вскакивая с дивана, будто в жопе у него шило, двигает к двери:
— Да по фиг, приводи свою Барби. Только учти, ни хера ниче не буду изображать. Че увидит, то увидит, — косится на Рыжего. — Че, блин, есть, то есть. И после не прибегай с жалобами о том, что ты снова на колесах. Иди сразу к врачу. Я тебя вытаскивать из этого дерьма больше не собираюсь. С этого момента это только твои проблемы. Сам их теперь решай, — дергает дверь и спешно покидает гараж.
— Он иногда такой гондон, — не удерживается Хаяма от комплимента.
— Да уж.
— Ты на колесах?
— Нет! — становится мне от вопроса не по себе. Удивительно — раньше было все равно, а сейчас стыдно.
— Я про транспорт.
— А, да, — снова краснею оттого, что подумал о таблетках.
— Подбросишь?
— Я бы на твоем месте остался, — неожиданно для себя говорю правду и тут же задаюсь вопросом «зачем?».
— Но ты же не на моем.
Факт меня задевает. Я стоически не подаю вида. Вытягиваю из куртки раскладушку и, открывая, ищу нужный контакт:
— Значит, вызову тебе такси.
— Почему это?
— Потому что шлем один.
Сизое облако горького дыма зависает над моим припаркованным у тротуара байком, Като, сделав затяжку, переводит строгий взгляд с него на меня. Кажется, у кудрявого приступ зависимости, и причина этого срыва судя по всему я.
— Это ты на нем прикатил? — неожиданно подает тигренок голос первым.
Каждый его мне вопрос, вызванный его же собственным интересом, приводит меня в бурный восторг, отчего я машинально озаряюсь.
— Мм, — подтверждаю его предположение бодрым кивком.
— Совсем ку-ку?
— А что не так? — седлаю свой «Кавасаки» как можно более эффектно и забираю с зеркала шлем.
— Это опасно. Хочешь в лепешку расшибиться?
Я усмехаюсь. Милый заботлив, как всегда, и на этот раз я наслаждаюсь, видя в перспективе наш возможный союз. А неделю назад послал бы его со своим излишним беспокойством на хер.
— Я же не сел и поехал. Я на права сдавал. И навык у меня довольно неплохой. Хочешь прокачу как-нибудь? Только защиту вторую купить надо.
— Просто пересядь на машину. У тебя же есть, на что ее взять. — Падает на асфальт пепельный хвостик сигареты.
— До встречи, Катенок, — игнорирую я глупый, но милый совет и прячу глаза под шлемом.
— Дайски, — произносит он всего лишь мое имя, делая это так, будто признается в любви, и мое сердце замирает...
***
Като взглянул на свое искаженное отражение в зеркальном визоре и сдавленно произнес:
— Просто… будь осторожен.
Сеитоши промолчал. Возможно улыбнулся, возможно мысленно обматерил. После натянул кожаные перчатки, выровнял байк, оторвал от земли ноги и под рев мотора исчез в ночи.
— Черт… — тут же пожалел Като о сказанном и, злостно размазав бычок по асфальту, подобрал фильтр и кинул в ближайшие кусты. Хотя прекрасно понимал, от него несет за километр. Сигареты он позволял себе редко, да и Хаяма к этому уже привык. Сначала пытался что-то вякать, после почти не реагировал, просто косо смотря. Но сейчас Тосиро напрягала причина этого перекура. Он не планировал вникать в суть мутной истории, дав себе наставление просто кивать. Но вслушался машинально и изображать пофигизм стало тяжело. Еще и Хаяма его мнения не разделял, а это уже двойная проблема.
Не успел он войти в гараж, его встретили приличной долей претензии в голосе:
— Что ты делаешь?
— Ох… — устало он выдохнул, ленясь объяснять, что это была единственная за последние две недели сигарета и он от этого точно не умрет. Что его завязка чисто его решение, и он может в любой момент вернуться к пачке в день. То, что ему должны не претензии предъявлять из-за одной штучки раз в полгода, а хвалить каждый день за терпение. Но сказать «ох» было иногда просто легче. Тем более в такие моменты, когда и так все ясно, и если бы бойфренд хотел, он бы его понял.
Благо вопрос сигарет сейчас вообще не касался. Хотя, может, и к сожалению.
— Ты понимаешь, что если он себе кого-нибудь на постоянку найдет, ты выдохнешь? На хрена пытаться его переубедить?
— Че? — закрыл Като дверь и замер на пороге ошеломленно. — Погоди… То есть ты все это время положительным прикидывался и меня мудаком выставлял только ради того, чтобы он исчез из нашей жизни?.. Уау!
— А разве ты не этого хотел? Это же твоим условием было.
— Да, я хотел, но не такой ценой. Мне эти кадры не нравятся. И если они его облапошат, ты знаешь, что будет. Тебе оно надо? Хотя… че я спрашиваю? Он при тебе колеса бухлом заливал, а ты считал это нормой.
— А, то есть его зависимость — это проблема других?
— Видимо, его зависимость только моя проблема. Настоебенивать-то он мне в итоге будет.
— Может, и нет, если ты перестанешь ему отвечать. Я не понимаю, ты его до конца жизни пасти собираешься из-за срыва твоего отца? Что за идиотская привычка нести за него ответственность? Ты ему ничего не должен. Ты ему ничем не обязан. Ты не твой отец.
Констатацию фактов Като проигнорировал. Подошел, потупив взгляд, к пустому письменному столу и занервничал, когда понял, что даже изобразить деятельность реалистично не может. Ни одной гребаной бумажки. Ну на фиг! Надо все вернуть.
За спиной послышались возня и шаги.
— Ладно, все, давай.
Като резко обернулся:
— Уходишь?
— Да, — поправил Хаяма лямки своего рюкзака, стоя у двери. — Мы же уже потрахались вроде. Или… Точно, ты же не кончил. Извини. Видимо, в другой раз.
— Ох, — выстроилась в кудрявой голове целая тирада по этому поводу. Като представил сколько нервных клеток потратит, чтобы ее зачитать, и просто забил. — Ладно. Я провожу.
— Я на такси. Сеито вызвал. До завтра, — вышел Хаяма из гаража.
Дверь хлопнула. Като обессиленно грохнулся на диван:
— Блять…
***
При виде в дверях уже разукрашенной близняшки я с облегчением выдыхаю — не придется торчать за дверью еще час — и, вытащив из-за спины розового размером с коалу плюшевого медведя, презентую его кавалеру в качестве старта конфетно-букетного периода наших отношений. Голубые глаза при виде моей жалкой попытки быть романтичным выразительно уплывают за верхние веки, Ичиро забирает презент и как-то негуманно швыряет его через плечо вглубь комнаты. Сделав в воздухе эффектный кувырок, мишка приземляется на мягкую морду у ног расположившегося на диване с планшетом в руках Кензи, и только в этот самый момент мое сердце ускоряет ритм.
После разговора с Като необъяснимое чувство вины перед Плюшевым во мне знатно притупилось, я стал воспринимать поцелуй не как результат чужих ко мне теплых чувств, а как попытку меня постебать, и следовать первоначальной цели стало намного проще. Я отправил фото Ичи его драгоценных прав и тут же получил ответ в виде парочки вопросов «где?» и «когда?». Явился за ним на порог его дома в назначенный день и час и с грустью на душе, но с натянутой на лице улыбкой осознал, что ничего общего кроме его брата иметь с ним вообще не желаю. Потрясающе, блять…
Заботливо подобрав с пола несчастного медведя, Кензи усаживает его в угол дивана, складывает его лапы на плюшевом пузе и, даже не пытаясь на меня взглянуть, утыкается обратно в планшет. Кажется, компания миловидного немого друга ему нравится куда больше, чем излишне болтливая моя. Хотя вряд ли его игнор — это результат моей навязчивости.
— А братишка с нами не хочет? — не удерживаю я за зубами вопрос.
— Во-первых, он не любитель такой музыки. Во-вторых, он занимается. В-третьих, тебе меня одного мало?
— Тебя мне в избытке. Просто из вежливости предложил.
Ичиро накидывает кожанку выходя, Кензи благополучно исчезает из поля моего зрения за закрывающейся дверью, мой пульс принимает прежний ритм.
В такси близняшка закрывает глаза и откидывается на подголовник, как только ныряет в салон, ясно давая понять, что на болтовню ближайшие двадцать минут не расположен. Я не настаиваю. Все мои мысли заняты другим… Но при входе в клуб не упускаю выгодной возможности порисоваться: по-быстрому организовываю на верхнем по периметру клуба ярусе вип-столик, которого здесь вообще не должно быть, заказываю самое дорогое шампанское, чтобы мой спутник не скучал, и отдаю ему права, больше не собираясь заниматься привычным мне вымогательством. Убегать Ичиро никуда не спешит. Забирает в руку фужер с розовым игристым, встает у перил и, наслаждаясь (а может, и не совсем) разворачивающимся на сцене действом, лениво покачивает головой в такт музыке.
— И с кем из них ты спал? — улучает близняшка выгодный для диалога момент между песнями и, с аппетитом пялясь на сцену, делает глоток пузырящегося вина.
Я признаюсь:
— С Рыженькой.
— Странно. А слюни по вокалисту текут, — оборачивается с таким видом, будто застает меня на месте преступления, и таращится в упор. — Не дал? — в глазах тонна самодовольства.
Я затыкаю рот кромкой бокала и смотрю на сцену. Розовый начинает раздражать.
— Тебя слил твой мобильный. Это же кудрявый тебе писал. Я помню его фотку. А еще позывной. «Любимый».
Я спокойно произношу:
— Голос.
— Что?
— Ты, видимо, не дочитал. «Любимый голос».
«Умничка», — мысленно делаю себе комплимент за то, что вовремя в свое время подсуетился и добавил после претензий Кензи к старому погонялу новое словцо.
— Обожаю этот баритон. А слюни у меня здесь только по тебе текут. Неужели не очевидно?
Он пялит на меня нагловатый взгляд еще чуть-чуть, снова отворачивается то ли разочарованно, то ли удовлетворенно, и, поднимая уголок губ тот, что ближе ко мне, будто произносит мысли вслух:
— А он ничего, аппетитный.
— Даже не мечтай, — не удерживаю я смешок, представив себе этот уморительный союз.
— Это ты кого сейчас приревновал? Его или меня все же?
— Я не ревнивый. Я заботливый. За тебя беспокоюсь. Тебя отошьют. Наверное, первый раз в жизни, да? — Неожиданно ловлю на себе пронзительный до глубины взгляд вокалиста и невольно вспоминаю прошлое. — Приготовься, будет, мягко говоря, херово.
Ичи залпом опустошает свой бокал и начинает трясти головой под дробь барабанных палочек куда энергичнее, чем было до. В глазах его появляется игривый блеск, во мне — предвкушение от предстоящего представления. Через сорок минут, одну выпитую бутылку шампанского и еще одну заказанную, за столом нас становится чуть больше.
— Знакомьтесь, детки, это Ичиро. Ваш преданный фанбой. С сегодняшнего дня… Кажется, вы его пленили.
Розовый подается вперед, складывает на столе руки, словно прилежный ученик, и озаряется небывалым доселе восторгом:
— Блин, парни, вы такие классные! Последняя песня вообще крутецкая была!
Я от неожиданности хлюпаю в свой с вином фужер, тут же отставляю его на стол и, прикрыв рот ладонью, пытаюсь откашляться:
— Простите… Не туда попало…
Прочищаю горло под тяжелым взглядом вокалиста, передвигаю стул чуть поближе к Веснушке для лучшего обзора и продолжаю молча наблюдать за этим удивительным шоу. Кажется, мы все-таки не зря пришли.
— Сами все пишите? — продолжает Ичи свой перформанс.
— Стараемся, — рычит Тигренок, таращась на парня как на врага народа, с нескрываемым недоверием. Руки его сцеплены на груди. Он закрыт и неприступен. Рыжий сидит молча, да и вообще выглядит так, будто с кудрявым не знаком. Многообещающее начало, однако…
— Кем вдохновляетесь?
— Друг другом, — вовремя подключаюсь я, видя эту не расположенную на проявление теплых чувств парочку.
— Просто я обычно наше вообще не слушаю, но вы мне одну группу напомнили.
Като опасливо опускает подбородок:
— Если ты пытаешься уличить меня в плагиате…
— Что? Нет! Пытаюсь комплимент сделать. Группа просто зачетная, — рыскает в своем мобильнике, после чего переворачивает и пододвигает по столу к Тосиро. — Вот, знаешь такую?
Като вынужденно отрывается от спинки стула и заглядывает в чужой телефон:
— Не.
— Она не особо известная, но я их просто до дыр… Зацени. Эта вообще вашу последнюю дико напоминает, — протягивает наушник с такой полюбовной на счастливом лице улыбкой, какую до этого не видел даже я.
Сбоку сквозит напряжением, колено Рыжего начинает трястись. Кажется, я слышу скрип его зубов в тот самый момент, когда его пассия, чуть подумав, все же забирает предложенный проводок и прячет амбушюр под игривыми над ухом завитками.
— Ну да. Че-то есть, — меняется Тигренок на глазах, превращаясь из неприступного барана в ласкового кота. Это как?.. — Ща, сфотаю. Надо будет послушать.
— Я могу тебе скинуть.
— Сам найдет, — не выдерживает Веснушка и мечет молнию в розовую на черных волосах кляксу.
Пока кудрявый ловит фокус камерой, Ичи стреляет в Юске именно тем самым взглядом, которым обычно смотрит на меня, делая немой смешок. И снова становится милым, как только Като возвращает ему смартфон.
— Уау! — офигевает Хаяма с близняшки, с претензией оборачиваясь на меня. Я сразу же ныряю носом в фужер и смотрю в противоположную от него сторону, стараясь сделать вид, что вообще ни при чем.
Ичи говорит:
— В общем, рекомендую. Единственное, что не понимаю, зачем вам скрипка?.. У них тоже есть. Но редко. Или у вас блат в ходу?
Ответить Като не успевает, просто открывает рот, его зазнобушка его опережает:
— Нет, я здесь не потому что мы с ним спим! — и тут же получает колкий от бойфренда взгляд за столь неуместное громкое признание. Зря. Очень зря…
Ичи снова прыскает, уже нескрываемо, и продолжает строить глазки вокалисту теперь вовсю:
— Автограф черкнешь?
Тот зависает на пару секунд, пялясь в стол, а не на Хаяму. Что-то про себя обдумывает и говорит:
— А ручка есть?
— Блин, в машине осталась. Придется сходить, — подрывается Ичи с места.
Като делает джентльменский жест:
— Не ходи. У бармена спрошу. Заодно выпить возьму чего-нибудь нормального, — выходит из-за стола и, игнорируя существование бойфренда, направляется вниз.
Ичи выжидает секунд пять и снова отрывает зад от стула:
— Я в туалет, — быстро исчезает в том же направлении, что и вокалист.
— Он же не туда, да? — требовательно пялится Хаяма в мой висок.
Я, делая вид, что бояться вообще нечего, непринужденно подтверждаю:
— Вряд ли.
— Вот же… — дергается парень в сторону лестницы.
Я удерживаю его вопросом:
— Не доверяешь? Серьезно?
— Да у него на лбу написано «оттрахай меня», а сейчас я вижу, как там проявляется новое слово — «Като»!
— А я не про близнеца спрашиваю...
***
— Мне показалось, или между вами бегает холодок? — пристроился Ичиро к занявшему свободный табурет Като. Тот заказал пива, попросил маркер и теперь массировал лоб пальцами, словно у него жутко раскалывалась голова. Разукрашенного он обвел усталым пренебрежительным взглядом. Но тон выдержал достойный, хоть и хотелось эту выскочку тупо послать.
— Семейные дрязги.
— Вообще-то я про тебя и Сеитоши спрашиваю. Со скрипкой и так все ясно...
На провокацию Тосиро отреагировал спокойно, но все же вопросом:
— И что же тебе ясно?
— Сначала про Сеито давай поговорим. Холодо-о-ок…
— Между мной и Сеитоши — целый айсберг. Уже давно.
— И в чем же причина его возникновения?
Тосиро нахмурил лоб, забрал со стола одолженный ему маркер и, сняв колпачок, отшвырнул его в сторону:
— Может, тебе лучше у Сеито это узнать?
— Боюсь, он не все скажет, — положил Ичи свое запястье перед местной звездой.
— А что ты хочешь услышать? — Завис черный стержень над темными дорожками вен.
— Что нет причин для ревности.
— Хочешь сказать, он и правда тебе нравится?
— А тебе?..
— Не понял.
Ичиро увидел смятение в чужих глазах.
— Значит, точно скрипач… — произнес мысли вслух.
— Скрипач что?
— А о споре о нашем блондин тебе случайно ничего не говорил?
— О каком еще споре?
— Мда… Странно было бы после всего этого ему доверять. Не правда ли?..
***
— Мне тут делать больше нечего. Я ухожу. Ты со мной? — забирает Ичи со стула кожанку разрисованной не им рукой. Я узнаю каракулю Като и замечаю то, на что он точно не способен, — маленькое черное сердечко. И не я один. В отличие от меня Веснушка судя по выражению его серого лица прикола не понимает.
— Быстро ты.
— А я разве не говорил, что это будет легко?
— Эй! — окликает меня Рыжий. — О чем это он?
— Об автографе, — отмазываюсь я елейным голоском. — Не кипишуй, детка.
Это не срабатывает. Хаяма далеко не дурак.
— Сеито, блять…
— Като внизу. Целый, невредимый, в штанах. Повода для беспокойства вообще не вижу. Что не так? — с трудом гоню прочь пренебрежение, сменяя тон на заботливый. Опускаюсь перед парнем на корточки: — Серьезно, детка. Ты ищешь проблемы там, где их нет.
— Да что ты вообще знаешь?!
— Ну так расскажи, — делаю я паузу, давая ему шанс высказаться, не дожидаюсь ничего, и, поднимаясь, целую его в висок по привычке. — Если что, я на связи. Ладно? Давай, мой сладкий. Не загоняйся по пустякам.
Выхожу наружу и задаю Ичиро логичный вопрос:
— Что еще за художество? Като так рисовать не умеет.
— Видимо, ты плохо его знаешь, — произносит настолько убедительно, что я начинаю сомневаться просто во всем. Суетливо смотрит мне за плечо, упорно избегая зрительного контакта, словно не заинтересован во мне ни капли или же, наоборот, боится, что я его приворожу.
— Хочешь сказать, я проиграл?
— А ты реально считаешь, что выиграешь в любом случае? Не с тем связался. Оп! — озаряется его лицо потрясающей улыбкой, и в голове мельком вспыхивает образ Кензи, а еще теплые чувства, которые испытываю рядом с ним. Но оборачиваюсь за спину и вижу покидающего злачное заведение Веснушку со скрипкой на плече: — Один… Счастлив? — ловит Ичи мой взгляд.
Я поражаюсь, восхищаюсь и не вижу смысла ничего отрицать. Кажется, мой план давно раскусили. Мне плевать, как я выгляжу в его глазах, но начинаю мысленно сходить с ума, представляя то, как о моей затее узнает его брат.
— Вперед. Путь свободен. Любого забирай. Разве ты не этого хотел на самом деле?
Мысли путает алкоголь, я не знаю, что ответить. В кармане продолжительно вибрирует мобильник, я с удовольствием отвлекаюсь и достаю телефон. Вижу вызов от Като и открываю рот. Звонит. Сам. Поверить не могу. Плюю на оппонента и жму «ответ»:
— Да.
— Вы спорили? — раздается на том конце, и мое сердце падает в желудок.
Я ловлю взглядом омерзительную ухмылку напротив, пытаюсь держаться достойно, и, все же что-то сообразив, произношу то, что введет близняшку в заблуждение. Я не хочу, чтоб он знал, к кому я пойду:
— Стой на месте. Никуда не уходи. Сейчас буду, — жму отбой.
— Что и требовалось доказать, — разводит Ичиро руками.
Я срываюсь:
— Браво! Молодец! Умничка! Сделал самого Сеитоши Дайски! Обдурил всех! Ради такого благого дела! Постой, кстати… А ради чего? Чтобы остаться в итоге ни с чем? Я же тебе буквально спонсорство предлагал. Что плохого в том, чтобы быть с ног до головы облизанным, обласканным и всегда при деньгах? Слишком гордый, что ли? Пиздить полупустые кошельки и уходить от своих немощных импотентов тебе гораздо приятнее? — выбираю выражения погрубее, пытаясь принизить чужое достоинство хотя бы словами. Но лицо напротив не меняется никак. Парень наслаждается моим срывом, любуясь, и явно собой гордясь. Словно именно этих слов он от меня и ждал. Но я все равно произношу то, что во мне накипело: — Знаешь, что будет дальше? Ничего. У меня хотя бы шанс был. И я им воспользовался. Ну да, не вышло. Переживу. Детки помирятся. И только ты останешься ни с чем. Вот и весь результат твоей бестолковой игры. Поздравляю. Ты победил, Ичиро. Мо-ло-дец.
***
Я молча с заведомо виноватым видом усаживаясь за столик напротив Като. Мое сердце замирает. Оно прыгает как бешеное, когда я вижу Кензи, и почему-то всегда замирает, когда рядом мой кот. Словно пытается сделать разгон перед своим самым сложным и продолжительным забегом, но его старт откладывается вновь и вновь, будто назло. На столе стоят два высоких стакана с горячительным. Один — перед Тосиро. Второй рядом, явно предназначен тому, кто так трусливо убежал. Кому я вечно завидую и на чьем месте всегда себя представляю. Представляю, как бы поступил сам и то, что никогда бы не довел ситуацию до такого абсурда. Представляю, что не стал бы делать поспешных глупых выводов, попытался бы угадать причину его поведения, обсудил бы это с ним сразу и сказал бы ему, как сильно его люблю. Но я не на месте Хаямы. А значит, остается только ему завидовать и поражаться тому, насколько глупо складываются наши жизни.
Я скрещиваю руки на груди и чуть прижимаю к ней подбородок, пытаясь спрятать за челкой глаза, честно стыдясь пересекаться взглядами. Этот суровый взор я ощущаю буквально физически и чуть сползаю по спинке стула вниз, словно на мои плечи давит тяжесть двухсоткилограммовой вины.
Он говорит:
— Значит, спор… Поверить не могу.
Лицо мое снова вспыхивает. Я вспоминаю Ичиро очередным недобрым словом и снова восхищаюсь тем, как элементарно он все провернул. Мысленно даю себе по макушке за то, что расслабился и буквально пустил все на самотек. Понадеялся на чужую, как оказалось, несуществующую наивность и в итоге получаю сейчас по полной программе от того, кто может сделать мой день одним лишь ответом на мое «привет».
В итоге я снова вру:
— Только потому что я был уверен, что он проиграет.
— Да кого ты пытаешься наебать?! — ревет, читая мои мысли. Только он способен на это. Мне почти никогда не удавалось его обдурить.
— Моя цель не ты, Като, — делаю я очередную попытку это сделать. Если признаюсь на этот раз, то, боюсь, не увижу его больше никогда. Поймет, что я взялся за старое — вычеркнет меня из своей жизни окончательно. Лишь от одной этой мысли мой организм начинает барахлить: дышать становится тяжело, прямо по центру груди неприятно давит. — Ты слишком много на себя берешь.
— Тогда почему ты здесь?!
— Совету твоему следую. Остерегаюсь его.
— И ты выбрал для этого просто самый подходящий момент!
— Лучше поздно, чем никогда.
— Завязывай уже! — ударяет основанием ладони о край стола. Бокалы дергаются, пиво касается их кромки и, синхронно быстро покачиваясь туда-обратно, пытается застыть. — А теперь правду говори! Юске хочешь вернуть?!
— Нет!
— Сеито!
— Что?! Можно подумать, он с тобой счастлив безумно! Где он сейчас, Като? Почему сбежал отсюда один чуть ли не в слезах?!
— Да если бы не ты, никуда бы он не сбежал!
— Я ничего не сделал!
— Ты пришел! Спустя два месяца, блять! Вернулся! И все тут же пошло к чертям собачьим! Как, блять, всегда!
— И ты винишь в этом меня?! — ловлю я его взгляд, теперь делая уверенным свой. — Это несправедливо, Като. Ты винишь меня во всех своих неудачах, когда не лень. А я тебе даже никто. Ты ведь так считаешь, верно?
Он смотрит в упор, но молчит, явно не собираясь отрицать факты. Я с усмешкой фыркаю вбок. Выгоняю из себя маленького обиженного ребенка и делаю последний выстрел, убийственный, прямо в лоб. Порывисто сокращаю между нами расстояние, не в силах сдерживать эмоции, обхватываю его подбородок пальцами, больно сжимая, и невольно вспоминаю, что наш последний физический контакт не связанный с агрессией был пять лет тому назад, отчего злюсь еще больше. Прикладываю свой висок к его и угрожающе цежу:
— Нет уж, милый! В этот раз, в том что ты несчастлив, не я виноват!
Он отшвыривает от себя мою руку молча. Я резко вскакиваю из-за стола и ухожу с таким чувством гнева и несправедливого к себе отношения, что мысленно обещаю больше в жизни ему не звонить, пока этот человек не сделает это сам.