«мне кажется или вокалист стал ниже?»
«Просто заплыл чутка, поэтому и выглядит как друг Фродо )))!)»
«наверна стельки в такси забыл,, лол»
Оставив пару десятков комментариев под появившимися с выступления видео в сети, я завершаю свой приступ токсичности самым едким вбросом, благополучно приканчиваю всего одну утешительную порцию виски, и, внушив себе то, что на очередной ссоре с Като жизнь не заканчивается, с согревающими мою душу мыслями о существовании Кензи зарываюсь носом в подушку и держусь до утра без единой таблетки под языком. Сплю, естественно, кое-как. А в универе отчаянно мечусь между желанием снова его увидеть и мольбой о том, чтобы Плюшевый ко мне не подходил хотя бы пару-другую деньков. Появится сейчас — только подтвердит предположения Като насчет своих корыстных целей в отношении меня, и тогда мой сегодняшний ужин точно будет состоять не из еды. Вселенная мой запрос слышит и, конечно же, все делает наоборот.
— Йо! — раздается над ухом знакомый позывной, и мое сердце тут же уходит в пятки. Я опасливо оборачиваюсь на милую разноцветную кучу барахла, будто меня не приветствуют, а приглашают пройти на электрический стул. И от чужого дружелюбного, не внушающего никаких угроз вида падаю духом окончательно. Точно подмазывается, упорно делая вид, что ничего предосудительного я вчера не совершил. Вот же гондон!
— Ты что тут делаешь?..
— У-чусь? — Кажется, застаю я его дебильным вопросом врасплох.
— И где же ты был?
— Дома. Болел, — произносит парень более-менее твердо и хмурит на меня взгляд.
— И почему же именно сейчас появился?
— Э-э… Выздоровел, — моргает на меня совершенно растерянно.
Я же с надменным видом скрещиваю руки на груди, входя во вкус:
— Ну конечно. И чем же ты болел?
— Сопельки, — шмыгает Кензи носом в качестве доказательства и вытягивает пачку салфеток из переднего кармана худи.
— Что ж я тогда не заразился?! Мы же с тобой сосались! — не стесняюсь я напомнить ему о произошедших чуть ранее событиях, слишком озабоченный своими пессимистическими относительно близняшки предположениями.
— Не знаю, — розовеет он на глазах. — Иммунитет сильный? Ты же каждые полгода анализы сдаешь, — буквально обескураживает меня фактом, о котором любой другой бы на его месте точно забыл.
Я зацениваю отличную подготовку и, обиженно разворачиваясь, мчу по длинному коридору прочь:
— Хах! Знаешь, где ты облажался?
— В плане? — старается он не отставать.
— После того, что я вчера сделал, ты должен был, как минимум, дать мне леща, а не отчитываться сейчас, словно подозреваемый в убийстве.
— Ну, судя по бодрому настроению брата и паршивому твоему, все, что ты вчера сделал, навредило только тебе. Я же тебя сразу предупреждал — на многое не рассчитывай. Лошара…
— То есть подробностей ты не знаешь?
— Да нет, — жмет плечами.
— А может, стоило бы? — резко торможу, снова вперив в него пытливый взгляд.
— Ну, если ты хочешь выговориться, вперед.
Я угрожающе открываю рот и ничего не произношу. Если расскажу все и получу желаемую оплеуху, то вычеркну из своей жизни еще одного вдруг ставшего важным для меня человека. А если парень отреагирует адекватно, значит, точно подлизывается, заливает и жаждет только денег. И я опять останусь один. Это откровение не имеет для меня никакого смысла. И если Ичиро с какого-то перепуга решил не делиться с братом подробностями нашего вчерашнего рандеву, значит, у меня есть еще немного времени насладиться обществом моего Плюшевого. К тому же я слишком растрепан, чтобы на бис впадать в депрессняк.
— Черт… — устало бросаю руки по швам.
— Чего?
— Я облажался, Кензи. Просто по всем фронтам, — не сдерживаю я откровения, больше чем уверенный, меня не будут пытать. Это не в его стиле. Но что-нибудь ободряющее обязательно скажут.
Он говорит:
— Заплачь.
Ага, приободрил, как же.
Я раздраженно закатываю глаза к небу и, молча разворачиваясь, ухожу. Дурак, блин.
— Ну а че, легче же будет, — добавляет он.
— Кому? Тебе?
— Не, так же все говорят. Когда тяжело на душе, надо выплеснуть все эмоции наружу.
Снова торможу:
— Поплачь, Кензи.
— Да я в норме вроде.
— Правильно «поплачь»!
— Я же так и сказал.
Я моргаю на эту наивность в упор, понимаю, что интриги и он — понятия несовместимые, и окончательно выбрасываю из головы мысли об обмане. Юске прав — Кензи точно не такой, как брат, и подкатывать ко мне ради кошелька сто процентов не будет. Предположение Като о том, что поцелуй — чисто стеб, я пока не отметаю.
— Значит, поплакаться разрешаешь?
— Ваще не вопрос.
— А плечом твоим можно в таком случае воспользоваться?
— Плечом?.. — неуверенно косится Плюшевый вбок. — Ну ладно. Давай. Только по-быстрому. И не густо. Кофтец новый. Надо бы выгулять. Обидно будет, если соплями зальешь, — молчит пару секунд, после чего резко вскидывает в воздух пятерню. — Нет, стой! Ща. Только салфеточку постелю, — вытягивает из своей в кармане пачки свежую бумажку, расправляет и накрывает ею область плеча. — Во, все, нойте, пожалуйста.
Это срабатывает. Минор тут же меня покидает. Я улыбаюсь на милый жест.
— На мои бабки, небось, куплено, — киваю я на кофту.
— Вот нет, кстати. Это я баттл выиграл. Танцевальный. Но на твои я сегодня плотненько пожрал. Спасибочки, — благодарственно кланяется и гладит живот с выражением сытого кота.
— Вкусно хоть было?
— Скажем так, это было полезно, — не решается унижать старания родственника.
Я цепляю салфетку пальцами, убирая с его плеча, просто благодарственно улыбаюсь и с чувством ощутимого облегчения призываю мой лучик света за собой кивком головы:
— Куда намылился?
— В клубец. Движ будет мощным. Танцы, выпивка, клевое музло и все такое, — озаряется улыбкой, делая на ходу пару каких-то невероятных па. — Кстати, и тебе советую на клевое перейти. Вы из-за своего рока впадаете в депрессняк по десять раз на дню.
— Из-за твоего родственника я туда впадаю, а порция бодренькой альтернативы вчера перед сном дала мне понять, что это не я какой-то проклятый, а просто вокруг одни мудаки. И только попробуй переубедить меня в обратном.
— Постой-ка, не ты ли пару минут назад хотел вытереть сопли о мое плечо?
— Ну да, к сожалению эффект недолговременный.
— Просто, слушай хип-хоп, детка. И жизнь будет в кайф.
— Я, конечно, понимал, что воздух, которым мы дышим, — это единственное, что нас с тобой объединяет, и все же надеялся, что мы не будем опускаться до навязыванию друг другу своих музыкальных предпочтений. Но раз уж на то пошло — ты просто не умеешь слушать рок.
— И как же его надо слушать, чтоб вставило? Стоя на голове? Жопой?
— Так, — делаю я серьезное лицо.
— Да.
— Через полчаса на парковке.
— Оки-доки, — без малейших сопротивлений соглашается, не зная на что.
— Вы встречаетесь? — преграждает нам путь знакомый мне метр с кепкой — самый любопытный и назойливый мой фанат. Девчонка — первокурсница с телефоном возле рта.
Я отрезаю:
— Без комментариев, — огибаю ее по дуге.
— Эй, в смысле? — теряется Плюшевый. — Нет!
— Пока нет? — уточняет она.
— Че за допрос? Это типа нормально вообще? — смотрит Кензи на меня, указывая на приставалу пальцем.
— Надо было придерживаться тактики «без комментариев». Но ты решил по-другому. Теперь сам выкручивайся.
— Ты че, записываешь? — замечает включенный «диктофон» в ее руке. — Зачем это?
Мелкая не сдается, пихая телефон Кензи в рот:
— Он в твоем вкусе?
— Он?! Смеешься, что ли? Вообще ни разу!
О как…
— Как вы познакомились?
— Это личное, — переходит Кензи на бег трусцой, пытаясь от нее отстать.
Я ему подсказываю:
— Парфюм.
— А?
— Тебе понравился мой парфюм.
— Как вариант, кстати.
— Кто кого первым поцеловал? — не отстает девчуля от Кензи ни на шаг. Смотреть за их беготней становится даже забавно.
— С чего ты вообще взяла, что…
Я, задетый откровением по поводу вкуса, подключаюсь:
— Какой раз? Первый или второй?
— Эй! — возмущается Плюшевый. — Это шутка была, если че! Ясно? А первый раз — вообще ошибка! Забыл? — адресует мне, а после тормозит фанатку сложенным перед грудью из рук крестом. — Без комментариев!
Та сердито морщит на него нос и в качестве протеста ослепляет его яркой вспышкой фотокамеры. От неожиданности Кензи отшатывается и начинает быстро моргать:
— Да что с тобой не так?!
— Попробуй не обращать внимания, — даю я парню какой-никакой совет.
— Это сложно, когда тебе тычут фотиком в нос. Брысь! Брысь! Пошла отсюда, мелкая! Сделай что-нибудь, — отчаянно прячется за меня, чуть ли не плача.
Я реагирую: останавливаюсь, оборачиваюсь и иду на компромисс:
— Одна фотка, и я не вижу тебя неделю. Он тоже.
Она довольная до усрачки быстро кивает.
Я разворачиваю Кензи к ней спиной, встаю с ним рядом плечом к плечу и непринужденно вкладываю свою ладонь в его.
Затвор камеры щелкает за нашими спинами, девчонка подтверждает:
— Готово!
— Неделю, — напоминаю ей я. — И анфас его удали. Это незаконно.
Она показывает мне пальцами дырку от бублика и тут же исчезает. Я отстраняюсь.
— Пипец она странная… — явно не понимает Плюшевый, что произошло.
— А по-моему, смешная.
Кензи встряхивает головой, тут же отпуская ситуацию, и переводит тему. Обожаю его отходчивость.
— Далеко собрался? — спрашивает он.
— Купить кое-что нужно.
— Что?
— Вернусь — узнаешь.
— Скажи. Может, у меня есть.
— У тебя нет.
— Ты меня недооцениваешь.
Я ползу липким взгляд по близняшке с головы до пят и нарочито ему льщу:
— Восемь из десяти. Только этого у тебя все равно нет.
— Тогда за что баллы снял? — тормозит перед лестничным пролетом.
Я кидают через плечо, уходя:
— Чтобы тебе было, к чему стремиться.
***
— Держи, — протягиваю я Плюшевому персональную для него покупку.
— Ну да, этого у меня нет, — забирает он новенькие под цвет его лаймовых кроссов шлем и перчатки.
— Прыгай. Или испугался?
— Чего? Байка? Я на подобных уже гонял.
— Но не со мной же, — вытаскиваю я из куртки свой телефон и сую один амбушюр в ухо. — Я тебе там песенку подогнал. Качни-ка. Уши с собой?
— Всегда с собой.
— Тогда напяливай защиту, ложись и вставляй. Знаю, порядок в данном случае не совсем верный, зато звучит что надо.
— Балда, — усмехается Кензи и защелкивает шлем, предварительно нацепив наушники. После уверенно занимает место пассажира и слегка сжимает мои бедра коленями.
— Громкость на максимум. Плей — на счет три. Готов словить пару десятков штрафов?
— Всегда готов!
— Ну тогда три, — жму кнопку на своем проводке.
— Тру! — в безумно приятном теплом прикосновении Кензи ложится грудью мне на спину, крепко обвивая руками мой торс. Я складываю подножку, завожу мотор под дивный проигрыш гитар и несуетливо вытягиваю нас с парковки на несильно оживленную городскую автостраду.
Его напряженные мышцы рук стискивают меня в своих объятиях чуть сильнее, заставляют взбудоражиться и слегка накинуть оборотов. Барабаны ускоряют ритм.
Играючи огибая неторопливых водил, я внаглую пробиваюсь на перекресток под мигающий зеленый и, не видя особых препятствий для хорошего разгона, решительно наращиваю скорость под дребезжащий «бас». Слышу возмущенный продолжительный сигнал вслед, восторженное «Уоу!» от моего пассажира и завожусь теперь сам. Кручу «газ». Мотор ревет.
Ловко лавирую в очередном потоке заполонивших трассу машин под несдержанный ритмичный вокал, снова наполняюсь теплом разгоряченных мышц и невольно представляю постель. Вот черт… Тесных объятий становится до безумия мало. Вес его тела на мне дразнит мою фантазию. Боже, как же я его хочу…
За спиной раздаются его громкие продолжительные ликования. Я насыщаюсь его позитивными эмоциями и ловлю чистый кайф. Сердце долбит в груди, опережая дробь барабанных палочек.
Моя любимая идеальная для таких турне четырехполоска дает нам полную свободу для маневров посмелее, я не удерживаюсь от выпендрежа и начинаю делать наклоны к серой смазанной под пылающей резиной полосе под трек в моем динамике. Слегка слетаю с катушек. Кензи разрывает восторг.
Адреналин хлещет из меня ведрами. Кажется, одно неверное движение, и нам конец. Но мне слишком круто, чтобы мыслить рационально. Ему тоже: ревет «Гони!». Скорость бешеная. К черту всех!
Три минуты пролетают словно мгновение, мощный аккорд закругляет шикарный трек, я плавно сбрасываю обороты и с диким желанием насладиться чужими впечатлениями от поездочки торможу на обочине около длинного моста. Кензи кое-как сползает с байка. Трясущимися руками снимает шлем, дергает за провод наушников и смотрит на меня слегка ошалелыми глазами. Складывается пополам и начинает тупо ржать.
— Ну как?
— Бля-я-я, это охуенно! Как?! Уо-о-оу! И даже не вздумай Ичиро на него сажать! Узнаю, голову отгрызу!
— Опасно?
— Это пиздецки опасно! Но круто! Я бы точно повторил!
— Обращайся, сладкий.
— Стопудово обращусь!
— Класс, — накрывает меня эйфория от одной лишь его реакции на мой презент, а еще мысли о том, что скоро снова почувствую на себе вес его тела. — А что насчет песенки скажешь?
— Ну, ничего такой был саундтрек. В тему подобрал.
— Никогда не надоедает.
— И сколько ей лет?
— Много.
— Любишь же ты всякое старье. Телефон, музыка, шмотки небось годами носишь.
— Это плохо?
— Хмм… — непринужденно отходит Кензи к перилам на мосту, кидает взгляд на коралловый горизонт, и его темные глаза будто вспыхивают огоньками. — «Любимого» не можешь переименовать…
От неожиданности я немею. Ведь понимаю, что он имеет в виду. Дело вовсе не в телефоне, а в чувствах к «бывшему», которые не сумел скрыть от других. Но при этом ясно осознаю, сейчас я хочу думать только о Кензи. Жаль ему этого не могу сказать. Я ведь не в его вкусе, и поцелуй оказывается всего лишь стеб... Тогда на кой мне предъявлять претензии по поводу моей любви к прошлому, когда сам так упорно отрицает возможную симпатию ко мне?..
— Йо! — резко обрывает Кензи мою мысль.
— Что?
— Просто я только ща понял, где мы находимся.
— В смысле?
— Короче, здесь я в последний раз видел твою… тачку, — с виноватым видом закусывет губу.
— Где?
— Там, — указывает движением подбородка вниз.
— Прикалываешься? — слезаю с мотоцикла и, подойдя к ограждению, пялюсь на шумный под нами поток воды.
— Серьезно…
Меня слегка перекашивает:
— Не понял. Ты что, ее утопил?
— Я не спецом! Клянусь! Она сама туда укатила! Главное — сам не пострадал, — бездарно пытается перевести стрелки, делая взволнованный вид.
Я вспоминаю стоимость машины, смотрю на парня перед собой, понимаю, что его жизнь бесценна, и без истерик мирюсь с действительностью, доброжелательно поднимая уголок рта:
— Резонно.
Его брови чуть подпрыгивают вверх, он расслабляется и смягчает тон:
— Извини.
— Забей.
— Если я когда-нибудь разбогатею, я тебе все возмещу. Клянусь своими почками. Боюсь, ничего ценнее у меня пока нет…
— Договорились.
— И за фингал сорян.
— Прошел же вроде, — с грустью смотрю на потрясающий закат, напоминающий мне фото двухмесячной давности. Фак…
— Расстроен из-за брата? — отвлекает меня Кензи вопросом о другом — еще одном несговорчивом засранце. — Ну не доверяет Ичи людям. Опыт неудачный. Ты ни при чем.
— Опыт?
— Да в школе дело было. Признался придурку, а он на смех поставил. Еще и опустил ниже плинтуса при всех.
Я представляю очередного маленького с покалеченной психикой ребенка, понимаю, откуда эта неприступность, и в душе злюсь на весь мир.
— Надеюсь, ты ему врезал.
— Врезал… Пфф… Да он у меня землю жрал, — делает наистрашнейшее выражение лица, отчего я искренне благодарю бога, за то, что вчера все-таки проиграл.
— Ты лучший брат в мире. С тобой ему точно повезло.
— Да уж…
— А что насчет финансов?
— В плане?
— Я же ему прямо говорю, будь со мной и ни в чем не нуждайся.
— Видимо, он разделяет твою позицию на сей счет.
— Мм?
— Счастье не в деньгах.
— Людям не доверяет, и счастье не в деньгах. Как все запущено…
— Это да.
— А ты по поводу… счастья что думаешь?
— Счастья или денег? — сразу догадывается парень, что я на самом деле имею в виду. — Ну, хер знает. Думаю, я нашел бы способ себя порадовать, если бы у меня завалялось где-то пару миллионов йен.
Его ответы логичны. Я не знаю, к чему прикопаться еще, и уже не хочу. Братья ничего не скрывают. Ичи прямо говорит, мол, можешь деньжат подкинуть, в остальном — гуляй, дурачок. Кензи тоже открыт и вообще до умиления невинен. Но вот в его ко мне равнодушии я все же сомневаюсь, отчего кладу подбородок в ладонь и непринужденно говорю, хотя выходит, будто предъявляю:
— Почему это я не в твоем вкусе?
— Эй, — смущает его мой вопрос. Он заметно теряется и поджимает губы.
— Колись.
— Хмм... — хмурит брови, после решается. — Короче, у нас с братом предпочтения в плане мужиков примерно совпадают.
— То есть с культуристом я тогда, типа, угадал?
— Типа...
— И где же твой «культурист»?
Плюшевый издает тяжелый вздох. Разворачивается к закату спиной, облокачивается на перила и смотрит в небо:
— Последний был… между ног брата. Собственно, как и «пред». Обычно на этом все и заканчивается.
— Как это? — падает моя рука. Подбородок опускается, я смотрю на парня исподлобья.
— Ты не догоняешь.
— Очевидно, нет.
— Блять… — знатно розовеет.
— Да говори уже. Нашел перед кем смущаться.
— Оукей, — отходит к байку, натягивает шлем с неспроста зеркальным визором и занимает место водителя. — Актив я! Ясно? Ясно! Все, гоу.
— Подожди, — подхожу я к нему весьма заинтригованный. — Хорошо. Ты актив. Допустим. И тебе нравятся… — туплю, но соображаю: — А! Активы!
— Аллилуйя, блин. Поехали уже.
— Нет, стой. И когда дело доходит до постели…
— Ты можешь про себя додумать? — чуть склоняется набок похожая на большой цитрус голова.
— На помощь приходит брат!
Кензи обиженно бурчит:
— Ага, на помощь, как же…
— Постой. Они, что, думают, что он это ты?
— Да нет. Мы подобной хиромантией не занимаемся.
— Так. Значит… Он у тебя мужиков, что ли, уводит? — снисходит на меня просветление и шок одновременно. — Охренеть! И как он это аргументирует?
— «Очередной помешанный на сексе дебил. Я тебя спас».
— Кензи… — смотрю я на парня как на дурака. Мне столько хочется ему сказать. Он это понимает и сразу меня тормозит, кажется, не желая слушать критику в сторону родственника.
— Больше ничего не говори.
Я послушно молчу. Нет. Это не я предан чувствам к «бывшему». Это Кензи такой. Ичиро для него буквально все. А это точно уже клиника. В итоге я опускаю нецензурщину в честь Розового и все же нахожу, что сказать его глупенькому братишке:
— Во-первых, универсалов никто не отменял, — интригующе ухмыляюсь и ныряю головой в шлем. — А во-вторых, влюбишься по-настоящему — перевернешься, — ловко прыгаю на пассажирское и, стискивая его бедра коленями, прижимаюсь всей грудью к его спине.
— Ага, мечтай.
— Звучит как вызов.
— Я не умею водить, если че.
— Я научу.
— Я про байк!
— И на байке научу…
— Вали, озабоченный! — выкручивается, все же срываясь на смех. Я не настаиваю, спрыгиваю, меняюсь с ним местами и, достав мобильник, смотрю на часы.
— И во сколько твоя туса?
— Вообще-то рано еще.
— Тогда куда так спешим? Домой? К любимому чрезмерно заботливому братцу?
— А у тебя есть предложение получше?
— Можем, конечно, посмотреть, что в кино идет. Но, боюсь, это может перетечь в свидание. А после — в постель. А там и до переворота недалеко…
— Дошутишься, блять. Тебе прошлого раза мало?
— Ты уверен, что мне стоит отвечать на этот вопрос?
— Поехали уже.
— Так не терпится со мной пообжиматься?
— Я понял, это у тебя хроническое… Пошлить.
— Только сейчас? — мотаю я на эту наивность головой. — И как я мог тебя в чём-то подозревать?
— Ты меня в чём-то подозревал? В чем это?..