— Сэмпай, проснитесь.
Урарака несильно трясла его за плечо. Катсуки вздрогнул, распахнул глаза, резко распрямился.
— Который час?
— Рабочий день окончился час назад.
Она сложила вещи в сумку, положила ее на стол. Достала карманное зеркальце и начала подкрашивать губы. Бакуго потер глаза до белых разводов. Как он умудрился заснуть прямо на рабочем месте? Хотя, неудивительно. Всю последнюю неделю он спал от силы пять часов в день. Даже когда вернулся домой от Киришимы, продолжил работу над делом.
Катсуки встал со стула, покрутил корпусом, слегка разминаясь, замахал руками. В этот момент случайно задел сумку Урараки. Та шлепнулась на пол, как оказалось, не застегнутая. Вывалилась папка с какими-то бумагами.
— Боже, прости, я сейчас подниму.
Бакуго быстро присел на корточки под протесты Очако, хотел запихнуть папку обратно в сумку. Взгляд зацепился за документы. Что это?
Документы на усыновление?
Очако грубо выхватила у него свои вещи, не глядя Катсуки в глаза.
— Оу…
Бакуго потер шею, не зная, что сказать.
Урарака прижала папку к груди, словно защищаясь. Впервые он ее увидел такой злой и растерянной одновременно.
— Ты это, не подумай ничего такого. Это твоё личное дело, я не лезу, — Бакуго стало до жути стыдно и неловко.
Урарака склонила голову на бок, тяжко вздохнула.
— Сэмпай, выкурим по сигаретке?
Катсуки кивнул и решил уйти сегодня пораньше. Поспит хотя бы на час побольше.
По дороге к курилке он зацепил стаканчик кофе из автомата, выпил его на ходу.
Урарака молчала как рыба, нервно теребя лямку сумки.
— Ты это, можешь не рассказывать, если не хочешь.
Они вышли из здания, завернули за угол.
Очако передернула плечами, прислонилась к стене, закурила.
— Не то чтобы не хочу. Мне просто иногда кажется, что если я не расскажу об этом хоть кому-то, то просто разорвусь на мелкие кусочки.
Бакуго кивнул, стряхнул пепел в урну.
Очако хрустнула пальцами и начала говорить, не глядя на Катсуки.
— В общем-то, да. Я хочу усыновить ребенка. Конечно, органы опеки сначала не понимали причины. Мол, я молода, без мужа, да еще и на такой работе. Сложно доверить мне опеку. Но мне удалось их убедить. Осталось пережить бумажную волокиту.
Бакуго действительно не совсем понимал, для чего Урараке всё это. Она младше него, еще успеет выскочить замуж и родить. Зачем усыновлять чужого? Но спрашивать вот так прямо он не стал. Если решила, значит, есть на то причины. И не Бакуго о них судить.
— Родители знают?
Она насмешливо фыркнула.
— У нас с ними не такие отношения, чтобы я им рассказывала о чем-то таком. По возможности сделаю так, чтобы они узнали об этом, когда мой будущий сын пойдёт в университет.
— Почему именно сын? — спросил Катсуки, лишь бы не молчать.
Урарака пожала плечами.
— Когда в приюте мне рассказали о тамошних детях, я увидела его и как-то сразу все поняла. Другие не легли мне на сердце. Можете считать это женской интуицией.
— Ну, надеюсь, все получится.
Они поговорили ещё и разошлись по домам.
Бакуго разогревал ужин, и мысли его вывели на Киришиму. Тот карри, который они готовили, явно закончился. Последовал ли Эйджиро совету блондина? Не голодает ли он? Катсуки надеялся, что его непутевая мать, наконец-то, вернулась домой. Если они с Эйджиро встретятся еще раз, Катсуки напишет ему какой-нибудь простенький рецепт, чтобы в случае чего мелкий мог сам себе приготовить еду.
***
— Так, всем внимание! — Катамицу-сэмпай положил трубку рабочего телефона, встал из-за стола. Он прошел к стенду, где у них висели наработки дела. Народ подтянулся к нему.
— На прошлой неделе Каччан передал на экспертизу материалы старого дела. И сейчас пришли результаты. ДНК совпадает с образцами ДНК преступника в двух последних делах. А знаете, что это значит?
— Что серийник орудует давно? — подал голос Одагири.
— Что преступник всегда на шаг впереди нас.
От его тона у каждого из присутствующих побежали мурашки. Шеф редко выходил из себя, но когда это случалось, все хотели поскорее унести ноги, лишь бы не попасть под раздачу.
— Почему связь в делах обнаружил Каччан, который на момент первого убийства ещё учился в академии, и Урарака-сан, работающая с нами меньше месяца, а? Вы все вместе взятые служите тут больше лет, чем волос на моей голове, и не смогли поймать преступника еще тогда? И теперь у нас по меньшей мере три жертвы.
Часть сослуживцев метнула на Урараку и Катсуки злые взгляды. Ну конечно, выслужились перед начальством и теперь их прилюдно выделили, а остальным устроили выволочку. Очако пристыженно опустила голову, но Бакуго дернул ее за рукав. Не надо тушеваться в таких моментах.
— Значит так, — продолжал шеф тем временем, — вы сейчас все немедленно отправитесь в архив и пересмотрите каждое дело. Внимательно пересмотрите, с чувством. Я хочу знать, сколько еще невинных девушек загубил этот подонок. Когда мы его поймаем, спросим за каждую. И если выяснится, что его счет не совпадает с моим, мало вам не покажется. Всем все понятно?
— Да, шеф, — раздалось не слишком радостное.
Остаток дня прошел в тяжелом молчании, чихании от бумажной пыли. В голове у Катсуки творилась такая каша, что все дела начали сливаться в одно большое. Он бросил взгляд на телефон. Опять задержался на два часа. Катсуки размял шею, тяжко вздохнул. Надо бы на крышу подняться, покурить. Давненько он там не был.
Бакуго облокотился на парапет, свесил голову. Он так устал.
— Эй, паршивец, ты прыгать собрался?
Сэмпай подошёл сзади, засунув руки в карманы.
— А что еще мне остаётся? — Катсуки невесело хмыкнул.
— Ах ты мелкий, не в мою смену! — он отвесил ему несильный подзатыльник.
Катсуки потер голову. Он не обижался на шефа за это. За всем этим напускным скрывалось истинное беспокойство, которого Катсуки, как ему казалось, не заслуживал.
Шеф закурил. Его сигареты отвратительно пахли кислятиной, намертво въедаясь этим запахом в пальцы и волосы. Но Бакуго за время работы привык. Это стало некоей отличительной чертой. Как запах шампуня или крема для рук.
— Когда вы на пенсию? — Катсуки тоже закурил.
— Меньше полугода осталось.
— Мы вам устроим шикарные проводы. Не беспокойтесь.
— Каччан, ты меня не гони в отставку, — сэмпай махнул рукой, хлопнул себя в грудь, — я ещё полон сил! У меня еще много пороха! Мне еще на свадьбе твоей гулять надо.
— Да какая свадьба? Рано мне, — Бакуго закатил глаза.
— Оно знаешь как бывает? Увидел и тут же влюбился.
Бакуго покачал головой, стряхнул пепел с сигареты.
— Да и к тому же мне надо дочке на свадьбу копить. Кто её к алтарю проводит, если не я?
— Она у вас в старшей школе, да?
— Именно. Умница такая. На английском тараторит так, что переводчики не угонятся за ней.
— Хочет учиться заграницей?
— Нет, — он махнул рукой, — сначала хотела стать сейю, а потом решила быть переводчиком. Послушай, Каччан, — тут он с удивительной серьезностью посмотрел на блондина, — если вдруг со мной что случится, к алтарю мою девочку поведешь ты. Понял?
Бакуго стало неловко.
— Да что вы говорите такое, сэмпай? Вы меня тут уверяли, что ещё огого, а теперь раскисли?
Шеф усмехнулся себе в усы, похлопал Бакуго по плечу и пошел на выход, фальшиво насвистывая весёлый мотив какой-то старой песни.
Катсуки еще долго стоял, глядя вникуда и размышляя обо всем и ни о чем одновременно.
Десять лет назад
Очако стояла возле зеркала, задрав майку, рассматривая себя до боли в глазах. Ну почему, почему в тот день, три месяца назад, она пошла после школы именно той дорогой? Почему не задержалась в клубе? Почему не опоздала на автобус? Почему все сложилось именно так? Что ей теперь делать?
Предательские слезы подступили, начали душить. Она с отвращением вспоминала, как тогда вернулась домой и получила выговор за порванные колготки, а потом больше часа терла себя мочалкой в душе в надежде, что с кровью смоются прикосновения того человека.
Урарака бросилась к телефону и позвонила единственному человеку, которому могла рассказать об этом.
— Да? Что такое, Очако-чан?
— Маю-чан…
Больше Очако не могла ни слова произнести, разрыдалась. Благо, никого дома в этот момент не было.
Подруга принялась успокаивать ее и пытаться сквозь всхлипы и неразборчивые причитания понять хоть что-то.
— Маю-чан, я, кажется, беременна.
Когда она произнесла это вслух, то вся серьезность проблемы обрушилась на нее всем своим чудовищным весом, буквально пригвоздила к месту.
— Что? У тебя парень есть? Вот это ты рано, подруга. Даже раньше меня! Ты ведь даже среднюю школу не окончила!
Маю была старше на целый год, поэтому в вопросах отношений Урарака считала ее непререкаемым авторитетом. Тем более, что у нее в старшей школе появился ухажер.
— Нет никакого парня. Меня… меня…
Маю молчала пару секунд.
— Когда?
— Еще весной, я шла домой из школы. Маю-чан, что мне делать?
— Родители в курсе?
— Боже, нет, конечно! — Урарака вскинула голову, испуганно озираясь на дверь. — Если они узнают, это будет такой скандал.
Подруга молчала, чем ещё сильнее нервировала донельзя взвинченную Очако.
— Прошло уже больше трех месяцев, да?
— Угу, — всхлипнула Урарака.
— Есть один способ.
Пока она объясняла, что нужно сделать, у Очако волосы встали дыбом от испуга.
— Что? Вешалкой? Но как же я…
— Очако-чан, скоро твой живот все увидят. Ты рожать собралась?
— Да не знаю я!
Очередная волна истерики накатила на Урараку.
— Если не хочешь стать порченной малолетней матерью-одиночкой, делай, что говорю. Все, мне пора. Я позвоню позже.
Урарака осталась один на один со своей трагедией. Обхватив руками голову, она уткнулась лбом в колени и принялась чуть ли не выть от отчаяния. Когда родители узнают, жизнь Урараки будет кончена. А что, если ее выгонять из дома? Или того хуже, найдут его и заставят выйти замуж, чтобы на Очако до конца жизни не висело позорное клеймо ветреной девушки?
Не особо отдавая себе отчет в том, что делает, она медленно поднялась на ноги, раскрыла створки шкафа, достала первую попавшуюся проволочную вешалку, скинула с нее платье.
Тонкая проволока послушно гнулась под дрожащими пальцами. Слова Маю набатом стучали в ушах о том, как конкретно надо это сделать. Сердце бешено билось, слезы без остановки стекали по щекам. Надо сделать все быстро, родители скоро вернутся с работы.
Только с третьего раза Очако смогла развязать шнурок на пижамных штанах. Створку шкафа она поспешила закрыть — не могла смотреть на себя в зеркало. Давя приступы тошноты, она постаралась сделать так, как сказала подруга. Первое, что она почуствовала — режущая боль. Урарака задушенно охнула, лишь бы не кричать. Маю настаивала, что все пройдёт быстро, но секунды тянулись медленно и мучительно.
Сцепив зубы, с болезненным стоном, Урарака вытянула из себя вешалку, и от ужаса на секунду забыла, как дышать. Она была вся красная. По бедру тонкой струйкой на пол стекала кровь. Резь внизу живота стала нестерпимой, и Очако больше не могла себя сдерживать, схватилась за живот, заскулила побитым котенком. Стало тяжело дышать, перед глазами пошла рябь. Надо срочно пойти в душ, смыть с себя это все. Очако нетвердо поднялась, опираясь руками в колени. Сделала пару шагов, пачкая ноги и ковер. Хотела взяться за ручку двери, но промазала, предметы двоились и танцевали перед глазами. Ноги подкосились и Урарака рухнула на пол, потеряв сознание.
Когда она пришла в себя, смогла услышать тихий разговор за ширмой.
— Срок был примерно семнадцать недель. К сожалению, плод спасти не получилось. Вашу дочь нам удалось спасти буквально чудом, у нее было сильное кровотечение.
— Доктор, она сможет в будущем выносить ребенка? — о, это была мать.
— Не могу вам этого гарантировать. Девочка сильно навредила себе. Скорее всего, она останется бесплодной. Если она все же сможет забеременеть каким-то чудом еще раз, будет высок риск потерять ребенка.
Очако смяла тонкое больничное одеяло. Она теперь… бесплодна?