— Ниже задницу, ниже!

Розга со свистом опустилась: девчонка впереди пискнула, приникнув к земле, дернула ногой, а грязь полетела прямо Сиги в лицо. Зажмурилась, распласталась, уткнулась носом в изгиб руки. 

Снова свист.

— Левая нога, винтовка, правая нога!

Пахло примятой травой и сыростью, потом и страхом. Впереди продолжили ползти: Сиги подняла голову к натянутым едва выше ее макушки веревкам, ухватилась за ствол покрепче, подтянулась, и вторая линия ребят у самого старта наверняка сделала тоже самое.

— Скользить, скользить, а не карабкаться!

— Свиные выродки, задницы к земле!

Сиги заелозила: в ногу ткнулось чужое дуло, она загребла рукой, пачкая форму — зачем ее придумали такой светлой, такой чистой — потянула оружие почти с себя размером, а за ним и туловище. Горели, колени, локти, шея — а они все равно ползли, копошились в земле как жирные дождевые черви. Все хотели стать почетными марлийцами, да?

Ниже голову, ниже. Кто-то переставал двигаться от изнеможения, кого-то вытаскивали за шкирку, за руку, за ногу, как слепых котят, а это значило пройти весь маршрут снизу от реки вверх снова, до укрепления. Задача солдата — удачно занять позицию, незамеченным добраться до расположения через вражескую территорию. Выжить. 

Девочка впереди приподнялась почти на четвереньки, пытаясь то ли миновать кочку, то ли протащить винтовку вперед, и тут же на ее задницу опустилась инструкторская розга.

— Убита!

Инструктор сгреб воротник кителя тяжелой рукой, выдернул из строя, открыв Сиги путь. Заторопилась, стараясь не смотреть и не слышать чужой влажный скулеж — совсем как щенки, которых порой топили соседи, — но не смогла удержаться и при следующем рывке повернула голову. Девочка со спутанными светлыми волосами отчаянно продолжала ползти, даже когда сползли штаны, которые она безуспешно пыталась подтянуть. 

— Отставить, — рявкнули над ней, и инстинктивно Сиги отвернулась.

Послышался глухой звук удара. Она может стать следующей.

— Шульц, в начало строя!

Звучали фамилии, рокотали ругательства: потомкам дьявола стоило пошевелиться. Никчемным соплякам, хотевшим хорошей жизни под марлийским крылом, должно стараться. Стараться до последнего вздоха, до последней капли крови. Потому что если не инструктор, то назойливое ворчание сзади заставит ее вылететь из строя. Тогда все заново. Вспотел лоб, почти съехала на лицо каска, закрывая обзор, — еще чуть-чуть. Хотелось пить, но больше — просто лежать без движения пару часов в абсолютной тишине, чтобы в ушах не звенело.

—  Хувер, в начало строя!

Рука стала такой тяжелой, что показалось — она плетется по земле улиткой, каких давят после дождя, и страх помог подстегнуть остатки сил, собрать где-то в животе. Мальчик впереди уже выполз из-под веревок и поднялся на колени для последней череды препятствий, и Сиги едва не ухватилась за его щиколотки, вытаскивая тело вперед. 

— Браун, в начало строя!

Поднялась слишком резко: заломило шею, мир вокруг поплыл, к горлу подступила тошнота, и Сиги повело. Она качнулась, вцепившись скользкими от пота ладонями в гладкий деревянный ствол, неловко оступилась на грани падения. Кто-то удачно ухватил за рукав, помешав ей окончательно упасть, но вместо чужого лица она увидела лишь смазанное черное пятно.

— Гальярд, отставить, — донеслось сквозь шум крови в ушах.

Вот оно: сейчас розга прилетит ей по шее. Убита.

Сиги протестующе замычала из последних сил — не вынесла бы по-новой, а значит за эти учения балл мог оказаться непроходным. А если балл окажется непроходным, она… ей… Сердце забилось у самого горла.

Нет, нет, ни в коем случае.

Сиги дернулась, как бьется загнанное в угол животное, выворачивая ноющие ноги, метнулась вперед к хилым деревянным перегородкам, которые следовало перепрыгнуть, едва не поскользнулась. Перед глазами мелькнула невесть откуда взявшаяся красная черепица — показалось — и первая перекладина поддалась. Легкое тепло на мгновение наполнило живот, чтобы потом рухнуть камнем на землю перед самой финишной чертой.

Кто-то толкнул, а может и нет: Сиги не успела понять ровным счетом ничего, кроме того, что почему-то упала, содрав коленки. Винтовка выпала, руки больше не слушались.

— Мальц, встать!

Воротник резко сдавил горло, вытягивая ее вверх по струнке, и пришлось хватать ртом воздух, чтобы хоть немного вдохнуть. 

— Мальц!

Сиги честно открыла рот, чтобы ответить что-то капитану, чувствуя подступающие слезы, и тут ее наконец-то вырвало.

***

На расхлябанной дороге их фургон тряхнуло: всех перемешало, как огурцы в бочке. Сиги еле удержалась в позорном углу в конце кузова, где брезент не скрывал от мороси. Широко расставила руки и ноги, чтобы не вылететь кубарем в грязь, получила тычок в ребро. Дети завозились, ворча как свора мокрых щенят.

Они снова расселись, но лучше не вглядываться в темные лица. Ничего нового. Ничего хорошего. 

В серой каше военного полигона и то больше интересного: низкие недобрые тучи, запахи мокрой распаханной земли и хвои вперемешку с машинным маслом. Никаких стен, только редеющие решетки сосен и танцующие от капель листья. Залило весь левый рукав, и Сиги аккуратно переложила винтовку на правое плечо. С переменным успехом: все тело словно перестало слушаться.

— Эй.

Она заметила давешнюю девочку краем глаза. Шульц? На голове спутанный медный пушок с парой застывших грязных лепков. Опухшие глаза и грязные портки. Сиги не стала поворачиваться — еще как остальные увидят, — поэтому вытянула шею, как будто за выдуманным окном не привычное бесцветное месиво, а что-то очень интересное.

— Глухая, что ли? — она некрасиво сморщила нос. — Меня Малька зовут.

Сиги перевела взгляд но промолчала. Маль-ка, что за имя дурацкое? На языке как масло.

Кто-то шикнул с противоположной стороны: брось ты это чучело. Дылда язык вместе с пайком выблевала. Смотри, немощные теперь сбиваются в кучку! Да заткнись ты, дай поспать… Иногда хотелось завести блокнот, чтобы записывать туда все обидные слова, но где взять деньги и время? Да и стоит ли того…

Малька снова ее окликнула, но лучше держать язык за зубами. Надо будет, наверное, потом извиниться, когда не будет любопытных ушей. А может и нет: новенькая быстро поймет, кого после занятий гоняют до гетто. Со временем и она станет такой — либо ты, либо тебя, — так разве стоит начинать?

— Молокососкам слова не давали, — кто-то громко хрустнул яблоком на другом конце кузова: — Завались, новенькая.

Малька аж вся покраснела, а Сиги повернула голову, выпав из безмятежного созерцания окрестностей. Кинула злобный взгляд вглубь, подтянула винтовку.

— Отстань от них, — пробубнил сидевший напротив Райнер, усиленно разглядывая носки заляпанных грязью сапог. 

Дурак, знал же, что лучше молчать, чтобы не получить. Но он жил в соседнем доме, поэтому считался почти «своим». Иногда Сиги видела его с долговязым Бертом на той же стороне улицы, но мальчишки всегда держались при себе, хватало своих нападок. Так иногда проще: оставаться при своих. Он тяжело дышал: видимо выпил всю воду из походной фляжки — но с ним никто делиться не спешил. 

— Что, — прошипел обидчик, — храбрым себя почувствовал, а, Браун? Спелся с чучелом? Думаете, если вас от марлийцев нагуляли, вы лучше? 

Сплюнул.

— Выродки.

Если бы у них не забрали патроны, она бы не промахнулась. Не с такого расстояния. Но ствол пустовал, а ребята молчали, потому что каждый мог стать следующим. Никто не хотел домой ночью из-за драки. Никто не стремился на гауптвахту. Повисла тишина. Сиги крепче сжала винтовку.

Умоляющий взгляд Райнера красноречиво говорил «да не слушай», но рта он больше не раскрыл.

***

— Я дома.

— Тише, — цыкнули в ответ, — Пепи уснула.

Сиги покосилась на прикрытую старым вышитым покрывалом детскую кроватку, где от всего мира укрыли младшую сестру. Если она тут, то старший Мальц спит наверху, и шуметь никак нельзя. Замерла: в мокром до нитки кителе и с торбой вещей, которые упаковала на сборы. С волос капала вода — еще немного, и под ней бы набралась лужа. 

Мать было развернулась, вытерла о передник нож, открыла рот, чтобы позвать — но тут Сиги предстала перед ней во всей красе.

— Батюшки, — она потерла переносицу, а у Сиги рука готова была отвалиться: — Ты что, все лужи в Либерио собрала? 

Сиги медленно покачала головой.

— Где ж тебя так угораздило? — На худом лице промелькнуло беспокойство, а может, просто залегли тяжелые тени под глазами. — Ладно, все снимай, ну, шустрее.

Сначала аккуратно поставить рюкзак на низкую толстую табуретку. Потом нашивку аккуратно сверху, чтобы не помялась. Носок отвратительно хлюпнул, стоило только вынуть ногу из сапога, а за ним и второй; Сиги кинула их в любезно поданный жестяной таз. Стянула штаны и верх, замерла вдруг, по-совиному вытянув шею: мать продолжила мелко резать картошку на ужин. Рядом душисто кипятилось молоко, набежала сладкая пенка, и Сиги тяжело сглотнула. Сейчас бы погреть руки, да горло заскребло: у нее во фляжке с самого приезда пусто, не надо было делиться. После всех событий дня, наверное, можно?

— А мне?..

Мать остановилась, перестав работать ножом и раздраженно махнула рукой.

— Ты знаешь где мыло, бери щетку и вперед, — как само собой разумеющееся подытожила она. — Нужно чтобы высохло к завтрашнему утру, иначе не успеем погладить.

Внутри что-то ухнуло.

— Да, мама.