Когда Гарри услышал историю Питера, его глаза на лоб полезли. Он облокотился о каменную стену спиной, скрестив руки, и надул щёки не в силах выразить свои мысли. Паркер тем временем сидел в турецкой позе на выступе и чистил мандарин. Когтевранец и впрямь был голоден, но есть или пить то, что ему дали — очень страшно. Вгрызлись в подкорку мозга подозрения на счёт того, что Старк может выпить оборачивающее зелье, притвориться кем-то, дабы подлить зелье куда-нибудь, и Питер продолжал бы быть одержимым Тони. (Ну, или профессор мог подговорить кого-нибудь. На крайний случай зачаровать «Империусом»). Хотя на законопослушного профессора такое поведение совсем не похоже. С другой стороны, что Паркер вообще знает о нём? Что он из уважаемой чистокровной семьи, что он анимаг, и к тому же пропадал где-то после учёбы в Хогвартсе. Кто знает, может быть, он бывший Пожиратель Смерти, как Снейп?

      — Ты себя накручиваешь, — утверждал Гарри. — Здоровая паранойя — это хорошо, но только если у тебя есть хитрый враг. Является ли профессор Старк злодеем? Я так не думаю. Он помог мне добрым советом, и был довольно откровенен.

      — А вдруг всё не так? Гарри, я… я так запутался, — признавался Питер, насильно проглатывая дольки мандарина. — Даже учёба стала для меня не так важна, как он. Мысли просто… не подчиняются! Думаю только о нём. Я больной!

      — Ау, Питер, — пощёлкал его друг пальцами. — Тебе шестнадцать! Это нормально, быть одержимым кем-то кого ты любишь. Что до взрослых, то они порой, тоже могут ошибаться. Они часто думают, что мы ещё дети, и нас нужно защищать. А мы считаем, что раз они взрослые, то умнее нас и всегда знают, что делать.

      Паркер в ответ иронично рассмеялся. Посмотрел на шкурку от мандарина и положил её в карман. Здесь негде её выбросить. Поттер продолжил:

      — Реальность такова, что ошибаться могут все, Питер. И твоя ошибка в том, что вместо того, чтобы войти в положение профессора Старка, ты поддался страху и убежал. Разве ты никогда не задумывался о пробеле в твоей теории?

      — Пробеле?

      — Ну… если бы ты и впрямь был очарован при помощи амортенции, то не стал бы обвинять в этом профессора Старка. Ты бы не сбежал от него, не стал бы сомневаться в подлинности своих чувств. Ты был бы послушной куклой в его руках.

      — Но… но в записях было упоминание о новой амортенции! Об изменённой формуле! Вдруг она… как-то ухитряется имитировать подлинную любовь?

      — «Любовь невозможно ни сфабриковать, ни сымитировать», — процитировал тот Слизнорта. — Каким бы ни был могущественным волшебник, ему в любом случае не под силу подчинить нечто настолько глубокое, как человеческие чувства.

      — И когда ты стал таким умным? — хмуро подметил Паркер.

      — Пфф, я всегда им был! — вздёрнув нос, заявил Гарри. — Просто зануд никто не любит. И потом, зачем кому-то что-то доказывать, если за тебя это сделает Гермиона?

      — Аргументом или ударом в нос…

      — Хах, точно. Помнишь, как она зарядила Драко? Я думал, у меня челюсть отвалится! — Питер впервые широко улыбнулся. В его глаза постепенно возвращался радостный блеск, а щекам здоровый румянец. — Пойдём. Купим тебе пирожки и горячего чаю, а то от урчания твоего желудка мне не по себе.

***

      На следующий день разразилась гроза. Небеса затянуло свинцовыми тучами, молнии бились о высокие шпили замка. Казалось, там наверху идёт война, ибо вспышки взрывались ярче солнца, а от громыхания хотелось зажать уши. Все в этот день сидели внутри Хогвартса. Кормили дровами очаги, пытаясь согреться, и пили тёплое какао с зефирками. Только Питер к своему не притронулся. Он просто меланхолично уставился в окно, уткнувшись носом в локоть. В его голове вертелись сотни мыслей. К голове ластилась карликовая сова по имени Карен. В отличие от своего хозяина она только что отобедала, а теперь жаждала внимания своего хозяина.

      «Нехорошо получается. Я пропустил несколько уроков трансфигурации, и мой средний балл упал. Если так и дальше пойдёт, то меня могут не допустить к экзаменам. Тётю Мэй это убьёт!»

      — Питер Паркер! Питер! — внезапно раздался торопливый и полный суеты голос Невилла. Тот ворвался в гостиную когтеврана, и найдя взглядом товарища, растормошил его руками за плечи. — Скорее! Ты должен это увидеть!

      — Что? Что увидеть? — лениво поинтересовался он.

      — Т-там Рон, он что-то принял, а Гарри как накричал: «Зови Паркера — это срочно!», я аж весь посинел! Идём скорее! Я ещё никогда такого не видел!

      Словно в подтверждение этих слов за окном небо прорезала белая ветка молнии. Паркер заботливо погладив Карен, поднялся на ноги и поспешил к гриффиндорцам. К тому времени как он туда прибыл, все столпились вокруг несущего бред рыжего подростка. Рон простирал руки, лепетал всё «Фрингильда-Фрингильда! Дайте мне увидеться с Фрингильдой!». Гарри подошёл к Питеру, и приобняв его за плечо, указал на товарища:

      — Узри — действие амортенции. Какая-то стерва прислала мне шоколад в коробке. Рон заметил её раньше меня, и съел несколько конфет.

      — Серьёзно? Он что, идиот? — недоумевал Питер.

      — О, Фрингильда! Моя Фрингильда! Где же ты? — жалобно стонал Уизли.

      — Если Гермиона его таким застанет, то быть беде, — тревожно заметил Поттер. — Но я хотел, чтобы ты увидел Рона прежде, чем я отведу его к Слизнорту.

      — Зачем? Он же мучается! Разве это не проявление жестокости?

      — А ты всмотрись получше: похоже, что Рон страдает? Похоже его поведение на твоё? Ну?

      Паркер нехотя послушался Гарри, и рассмотрев лицо рыжего чуть внимательнее, заметил его блаженную улыбку. Речь и тембр голоса походили на выступление Шекспировской трагедии. А то, как Рон тянул руки, глядя в пустоту, или в чужие глаза, ни капли не было похоже на то, как ведёт себя Питер. «Его мысли заняты одной лишь Фрингильдой, когда как мои время от времени смещаются в сторону учёбы и семьи», заметил когтевранец.

      — Видишь? — уверял Поттер. — Я же говорил тебе. Старк бы ни за что не стал использовать амортенцию. Он — хороший человек.

      Ожидая восторженного облегчения или радости, гриффиндорец был удивлён тем, что нашёл на лице товарища хмурую меланхолию. Питер, опустив голову, помрачнел, подобно небу за окном. Они вдвоём с Гарри взяли Рона подмышки и потащили рыжего к профессору зельеварения.

      — Вы ведёте меня к Фрингильде? О, моя единственная! Я так соскучился!

      — Ты её в глаза никогда не видел, — заметил Гарри. — Ты хоть знаешь, как она выглядит?

      — Как Богиня!

      Что-то в этом уверенном заявлении заставило Паркера усмехнуться. И пока они не дошли до Слизнорта, решил сделать признание:

      — Было бы проще, если бы я был под зельем, Гарри. Потому как выходит, что моя любовь реальна. И… и мне страшно. Жутко страшно!

      — И что ты намерен с этим делать? — поинтересовался Поттер.

      — То единственное, что мне остаётся.

***

      Профессор Старк стоял в одиночестве перед доской с формулами. Сейчас в лаборатории было так тихо, что он мог расслышать даже грозу или собственный пульс. Как вдруг на рабочий стол прилетела белая карликовая сова с крошечной запиской в клюве: «Через пять минут, в месте, которого нет на картах». Родной почерк Питера приятно коснулся зрачков. Тони не удержавшись, поднёс записку к носу и вдохнул запах чернил.

«Наконец-то он готов поговорить. Наконец наступил конец моим переживаниям. А то я уже весь извёлся. Хотел дать ему время и личное пространство. Ведь так обычно поступают?»

      Выручай-Комната с плотно зашторенными окнами и единственным камином встретила профессора Старка сухим запахом пыли и горьковатой растопкой очага. В неверном свете пляшущих языков пламени мужчина разглядел стройный силуэт ученика: без мантии, в чёрной рубашке и синем когтевранском жилете с галстуком, в проглаженных штанах и начищенных ботинках. С… лицом, полным уверенности и юношеского пыла. Питер поправлял запонки, как раз в тот момент, когда вошёл Тони.

      — Некрасиво выходит, мистер Паркер. Вы пропустили не один урок трансфигурации, я уже было собирался донести об этом директору.

      — Не беспокойтесь, — столь же слащавым тоном отвечал юноша. — Я сдам все хвосты к концу года, профессор Старк.

      Стоило Паркеру произнести последнее слово, как Тони тут же бросился обнимать его. Тёплые руки крепко сомкнулись на спине, обхватив плечи, и родной запах одеколона тут же вскружил голову Питеру. Было так хорошо и спокойно, как в коконе.

      — Ты не опаивал меня, — печально сказал Паркер. — Наверное, я знал об этом с самого начала.

      — Ш-ш-ш, всё хорошо. Тебе не нужно оправдываться, — шептал Тони, пытаясь поцеловать юношу в лоб. Но тот оттолкнул профессора, и повернувшись лицом к камину, продолжил:

      — Ты не понимаешь? Тогда позволь мне внести ясность. Когда я прочёл твой фальшивый дневник, то не мог поверить своим глазам. Мне было очень больно, Тони. Но вместе с этим… я испытывал облегчение. Потому что, если бы мои чувства оказались плодом колдовства, то это бы развязало мне руки, в каком-то смысле.

      — Что ты этим хочешь сказать? Что ты наслаждался своими страданиями? — с ужасом предположил Старк.

      — Тебя это удивляет? Я сам не мог в это поверить. Мне было одновременно и стыдно, и я злился на себя, на тебя, на всю ситуацию в целом. Это затягивало в водоворот доселе непонятных мне чувств, Тони: любовь, отвращение, отчаяние, гнев и печаль. Всё смешалось! Я был в замешательстве, и задыхался в самом себе. Но не мог убежать от этого. И что хуже всего — сомнения. Из-за того, что я позволил им отравить свой разум, я думал, что это должно быть и есть доказательство моей «фальшивой» любви. Потому что те, кто любят по-настоящему, никогда не сомневаются. Так я считал.

      — А сейчас? Что ты думаешь сейчас? — с надеждой спросил профессор.

      — Я люблю тебя, — повернувшись к нему лицом, ответил Питер, однако выражение его было печальным. — Но это… слишком. Я заставил нас обоих ходить на лезвии ножа. Я позволил себе беспечное поведение, и чуть не рассекретил наши отношения! Это недопустимо.

      — Не хочешь ли ты сказать, что позвал меня сюда, чтобы бросить?

      — Мне нужно думать об учёбе, Тони, а не сходить с ума по профессору, вдвое старше меня! Поэтому выслушай, пожалуйста, мою просьбу, хорошо? — Старк тяжело моргнул, сглатывая ком. Он стоически выдерживал слова этого юноши, умного не по годам. — Я не смогу сосредоточиться, если ты будешь где-то поблизости. Это… не в моих силах. Поэтому, прошу, уходи из Хогвартса. Дай мне год. Дай мне доучиться, и после — я весь твой!

      — Как ты можешь требовать от меня подобного? — оскорблённо спросил Старк, махнув рукой. Паркер в ответ на это сократил между ними дистанцию, и крепко прижавшись головой к широкой мужской груди, заключил в объятья.

      — Я люблю тебя. Без тебя каждый день — тоска зелёная, а с тобой — никакой концентрации. Если в следующем году увижу тебя, то сам уйду из Хогвартса. Подам заявление и доучусь на дистанционке.

      — В Хогвартсе нет дистанционного обучения!

      — Значит появится. Думаю, если поговорю с Дамблдором, то он войдёт в положение.

      — Не нужно. Он тебя как орех расколет, и тогда нам обоим несдобровать, — возразил Старк. — Я тебя услышал, Питер. Можешь не переживать.

      Его широкая ладонь зарылась в каштановых волосах юноши, а затем они подняли друг на друга тёплые взгляды и слились в томном поцелуе. Сердце разрывалось на части, щемило и верещало от нежности и от боли. Старк поднял парня за бёдра, отнёс его к кровати. Они оба разделись так быстро, как только могли, вжимались телами, словно страшась отпустить друг друга хотя бы на долю секунды. Потому что если это произойдёт, то всё закончится. Паркер обливался слезами, шмыгал носом, но его любовь этой ночью была самой страстной из всех, что у них были, даже ярче тех бушующих молний за окнами.

      — Я приду за тобой, слышишь? — обещал ему Тони, входя в него снова и снова. — Едва корка диплома коснётся твоих рук — я приду, и заберу тебя!

      — Тони… умм, — стонал под ним парень, закусывая губу. — Я люблю тебя.