В полдень они оставили ферму и выдвинулись в путь. Тарталья предложил все-таки проверить Солт-Лейк Сити, вдруг “Цикады” все еще там. Идти было не близко, хоть они и были в пути уже несколько месяцев с их первой встречи. 

Люмин и Тарталья шли по густому лесу, то и дело прислушиваясь к окружающим звукам, опасаясь услышать кликанье щелкунов где-то поблизости. Небо темнело, солнце постепенно катилось за горизонт. Несколько часов назад парочка наткнулась на выцветший и облупленный знак пешей тропы, видимо они были в национальном парке. Бродить по темному лесу было не только опасно, но и достаточно бессмысленно, поэтому когда они вышли на площадку для лагерей, решили остановиться в небольшой хижине на ее окраине. 

Хижина была пуста, людей там не было уже очень давно. Не было и спор, была только паутина, несколько гнезд на крыше и куча пыли. Хоть в стенах и было несколько дыр, но как ночлег на одну ночь она вполне годилась. Хижина была маленькой - всего то кухня с гостинной и ванная комната. В гостинной стоял узкий пыльный старый диван, который мог сойти как место для сна, все лучше, чем спать на холодной земле на открытом пространстве. Раздался недовольный скрип пружин, когда Тарталья сел на диван, в воздух взлетела пыль, которая скопилась здесь за очень долгое время. 

- Нам стоит отдохнуть, - устало сказал он Люмин, которая методично обыскивала шкафчики на кухне в поисках консерв.

- Хорошо, ты первый на стрёме? 

- Да, - отозвался Тарталья, - ты отдохни, я разбужу тебя через несколько часов.

Люмин устроилась рядом на диване. Свернувшись клубком, она положила голову на свой рюкзак и почти сразу же задремала. Во сне Люмин казалась такой беззащитной, уязвимой, что резко контрастировало с ее обычным образом крепкого орешка. В тишине хижины Тарталья слышал как выровнялось дыхание Люмин, как за стенами шумят кроны деревьев от легкого дуновения ветра. В ночи их страстное утро показалось Тарталье чем-то безумно далеким, словно произошло и вовсе не с ним, а где-то во сне или в другой вселенной. Казалось, что те Люмин и Тарталья - это совершенно другие люди, обычная пара, которая любит друг друга и делит большой дом на двоих в ожидании пополнения. А настоящие Люмин и Тарталья любят ли друг друга?

Размышления об отношениях - непозволительная роскошь во времена выживания среди зараженных. Нельзя переставать быть бдительными ни на секунду. Тарталья взглянул в небольшое окно под потолком хижины, небо медленно начинало светлеть, но до рассвета оставалось еще несколько часов.

- Иди поспи, Аякс, - пробормотала Люмин, протирая свои глаза ото сна. 

- Я в порядке, спи дальше, - немного удивленно ответил Тарталья, когда понял, что девушка уже не спит. 

- Нет уж, давай спи. Иначе ты будешь сонным весь день, а нам надо двигаться быстро.

Тарталья зевнул, спорить с Люмин не было никакого смысла - она опять была права. Он молча лег на диван, устраиваясь поудобнее, пока Люмин проверяла свое снаряжение и чистила прицел на винтовке. Когда он улегся, Люмин подошла ближе и села рядом. Она отвела его челку от глаз и нежно поцеловала его лоб. Тарталья улыбнулся и быстро провалился в спокойную дрему. 

Несколько часов спустя, Тарталья почувствовал как Люмин слабо потресла его за плечо, приводя в чувство. Он открыл глаза, принимая сидячее положение на старом диване.

- Уже утро. Солнце встало час назад.

- Хорошо. Нам надо скоро выдвигаться. 

- Завтрак, - Люмин дала Тарталья разогретую банку с консервами. 

Завтрак, конечно, не богатый, крупа у них закончилась еще на ферме, а, кроме консервированных бобов и томатов, с собой есть особо было и нечего. 

- Не обязательно было и на меня готовить,  - пробормотал Тарталья, довольно жуя теплые бобы.

- Либо ешь, либо верни банку.

- Все, все. Я ем. 

Люмин не стала сидеть с ним и терять время, она пошла обратно собирать их рюкзаки и проверять снаряжение.  Снаружи послышался скулеж. Люмин забралась на комод и выглянула в маленькое окно под потолком на улицу. 

- Это собака, - сказала она. Спустившись она достала банку консервированного мяса из своего рюкзака и вышла на улицу.

Тарталья последовал за ней и увидел, как Люмин приседает напротив собаки и кладет перед ней банку консервов. Собака сразу накинулась на еду, а Люмин погладила ее грязную голову.

- Бедняжка… - прошептала девушка, поглаживая собаку. 

Собака быстро доела и посмотрела на Люмин большими грустными карими глазами. Собака выглядела плохо, похоже она долго была одна и не могла хорошо сама о себе заботиться. Животное ткнулось мордочкой в протянутую ладонь Люмин, пытаясь получить больше тепла и заботы, которых ей так не хватало все это время, а Люмин была только рада подарить собаке то, чего она хотела. 

- Давай оставим собаку, - предложила Люмин, все еще чеша ее за ухом. Собака тоже повернулась к Тарталье и на него теперь смотрели две пары умоляющих карих глаз. - Просто посмотри на нее. Она же прелесть.

- Прелесть? - спросил Тарталья. Собака была неухоженной, короткая шерсть местами в колтунах, на спине и лапах раны. Она явно далека от “прелести”, но было что-то в этих умных грустных глазах, из-за чего со вздохом Тарталья сказал, - Конечно, можем, девчуля. Тем более, собака хороший и полезный компаньон. 

Собака радостно завиляла хвостом, будто понимая, что она нашла себе новых друзей. Люмин поднялась с колен и притянула Тарталью для быстрого, но нежного поцелуя. 

Через полчаса, Тарталья, Люмин и их новый компаньон, отправились дальше. Они снова нашли пешую тропу и продолжили по ней путь. 

***

Приближалась осень. Тарталья, Люмин и Паймон, так они решили назвать собаку, остановились в курортном городке на берегу большого озера. Несколько недель назад они прошли университет в Колорадо. Как Тарталья и говорил, “Цикады” уже давно ушли оттуда, никаких следов Итера там тоже уже не было. Курорт был окружен лесом, невысокими горами и озером. На берегу были разбросаны хижины и маленькие домишки, лавочки с разными товарами, а на возвышенности стоял главный дом с общими пространствами для всех посетителей курорта. 

Тарталья стоял на веранде одного из домиков, облокотившись на перила. Его взгляд блуждал по окрестностям, но все было спокойно. Деревья начинали желтеть, воздух становился холоднее. Тарталья вздрогнул, когда на его плечи легла куртка, Люмин тоже вышла на веранду и укутала его в теплую одежду.

- Становится прохладно, тебе нельзя болеть, - сказала она, вставая рядом. 

- Спасибо, - выдохнул Тарталья, сильнее кутаясь в куртку.

Снова воцарилась тишина. Такое случалось все чаще. Тишина с каждым днем становилась менее приятной, более напряженной. Будто все то, что они не высказали скапливалось в воздухе между ними и отдаляло их. 

- Знаешь, я уже ни на что не рассчитываю в Солт-Лейк Сити, - пробормотала Люмин, переводя взгляд с пейзажа на Тарталью. - Я устала постоянно быть в движении. Постоянно перемещаться по всей стране.

- А что нам еще остается? - недоуменно спросил Тарталья. Он был в дороге уже слишком долго, чтобы снова желать спокойной жизни в одном месте.

- Моя мечта - найти дом рядом с озером, выращивать овощи, ловить рыбу. А может, найти ферму и заботиться о саде и скоте. Простая жизнь.

- Это же опасно, - возразил Тарталья. - тебя рано или поздно найдут либо зараженные, либо охотники. Запасы быстро закончатся, и защищаться будет нечем. 

- Ну почему, - в ответ не согласилась Люмин. -  Если ты выращиваешь пищу сам, то она не может так быстро закончиться. А боеприпасы… всегда можно что-то придумать. Хотя бы капканы расставить по периметру своего личного убежища. 

- Люмин, ты же понимаешь, что этот твой фермерский рай - просто несбыточная мечта? Нужно быть реалистами. Безопасность в движении, - настаивал Тарталья. 

- Безопасность вовсе не в этом, - продолжала спорить Люмин. - безопасность в том, как мы можем сохранять свою жизнь дольше. Ты думаешь, что если будешь постоянно двигаться с места на место, то тебя точно так же не найдут зараженные или охотники? Припасы не закончатся? Боеприпасов и так осталось слишком мало за больше чем двадцать лет с эпидемии. Мало кто пустит тебя в карантинную зону, где они все еще может и изготавливаются, так что это вообще не аргумент. А питаться одними консервами - тоже не выход, заработаешь себе гастрит или что похуже и загнешься от этого, а не от старости или под пулями охотников. 

- И все же твой путь тоже не реальный, - упорствовал Тарталья. - Как можно доверять людям свою жизнь? Это же так опрометчиво! А если посреди ночи они нападут на тебя?

- Но мне же ты доверился! - не дала договорить ему Люмин. 

- Доверился, - согласился он, но все равно продолжил, -  Но я волнуюсь за тебя, я не смогу тебе помочь, если мы оба ослабим бдительность, то поплатимся за это своими жизнями. Как ты это не понимаешь? 

Снова повисла тишина. Тяжелая, гнетущая. Теперь все напряжение ощущалось физически. Люмин стояла так близко, просто протяни руку и вот она - настоящая, теплая, живая. Та, которая перед сном иногда целует его, та, которая помогает обрабатывать раны, та, из-за которой становится так тепло внутри, что хочется держать ее рядом еще дольше. Положить в карман и никудаа не отпускать. Но сейчас ее обыкновенно теплые карие глаза, в которых плещется солнце, смотрят тяжело, даже холодно, а на ее розовых губах нет привычной небольшой улыбки. Что произошло между ними? Как за несколько месяцев они прошли от тех нежных чувств снова к холодному отношению и крепостям между ними?

- Ладно, - согласилась Люмин. - Будем более реалистичными, - тихо проговорила она и вернулась в дом, где легла спать в обнимку с Паймон. 

Утром Люмин не захотела снова говорить на эту же тему. Она согласилась путешествовать и дальше с Тартальей, сказав, что она будет делать так, как он скажет. “Они должны быть реалистами,” - все повторяла Люмин. 

За завтраком, опять банка бобов и жареное мясо на двоих, Люмин сказала:

- Хочу подстричься, - Тарталья удивленно на нее посмотрел.

- С чего это вдруг, - ему нравились ее длинные вьющиеся волосы. Как они волнами спадали на ее спину или как они прелестными завитками были в высоком хвосте на затылке девушки.

- Мы должны быть более практичными. Меня достало постоянно заплетаться и бояться, что за них меня схватят, - Люмин пожала плечами и снова выдала это гребанное оправдание, которое вчера ляпнул Тарталья. - Займусь этим после завтрака. 

Доев свою порцию, Люмин нашла старые ножницы в одном из кухонных шкафчиков и отправилась в ванную к зеркалу. Тарталья пошел за ней, он наблюдал как Люмин убрала волосы в хвост, заточила ножницы, а затем несколькими ровными движениями отстригла себе волосы по плечи. Она убрала передние пряди в небольшой хвостик на макушке и снова начала стричь волосы на затылке. 

Внутри было пусто. В последний раз Люмин помогал стричься Итер. А сейчас она сама сделала какую-то непонятную прическу. Передние пряди были длиннее, доходили до плеч, а сзади, едва закрывали уши. Люмин отложила ножницы на край раковины и оперлась на нее. В пыльное, местами сломанное, зеркало на нее все еще смотрела она. Это были ее блондинистые волосы, ее круглое лицо, все те же карие глаза… только вот в глазах будто что-то поменялось. Она где-то потерялась. 

- Сзади ровно получилось? - спросила Люмин, бросив взгляд на Тарталью, который стоял в дверях и все еще беспомощно смотрел на нее. Он сглотнул прежде чем ответить:

- Вполне, - пробормотал парень. Он вошел в комнату, взял ножницы с раковины и подравнял волосы у нее на затылке. - Вот так будет ровнее, - прошептал Тарталья, когда снова отложил ножницы. 

- Более реалистичными и все это дерьмо, да? - Спросила Люмин. Тарталья встретился глазами с ее отражением в зеркале, но не выдержал тяжелого взгляда и ушел из ванной первым. 

***

Наступила зима. Холодный ветер завывал по ночам, просачиваясь сквозь щели и разбитые окна домов и наполняя пустые здания снегом. Темные тяжелые тучи полностью затянули небо. Метель не прекращалась уже несколько часов. Ветер метал снег прямо в глаза острыми льдинками. Холод проникал под теплые куртки и шарфы, пальцы мерзли в двух парах варежек. 

Тарталья, Люмин и Паймон дошли до Солт-Лейк Сити, но зима мешала передвигаться так быстро как они хотели. В метель было почти ничего не видно, солнце уже село и идти дальше не было никакого смысла. Поэтому когда они заметили приоткрытую дверь в здание, то решили остановиться там. 

Протиснувшись сквозь узкую щель, Тарталья тщательно осмотрел небольшое помещение - оно явно было кем-то оборудовано для ночлега, но не было заметно, что им недавно пользовались. Люмин и Паймон тоже зашли в здание, и девушка решила разложить им спальные мешки недалеко от небольшого очага, который был кем-то сооружен. Тарталья нашел в углу кучу наваленного хвороста и перенес ее к их спальному месту, а затем парой уверенных движений разжег огонь. 

Огонь наполнил комнату теплом, дым уходил в разбитое окно над дверью и в саму дверь. Костер заполнил тишину между ними тихим потрескиванием сухих веток. Люмин быстро подогрела еду и дала кусок сырого мяса Паймон, которая быстро съела его и уютно устроилась рядом со спальником Люмин. Тепло от огня приятно согревало покусанную холодом кожу. 

- Дай свою куртку, она вся промокла, - сказала Люмин, уже сняв свою верхнюю одежду и разложив ее с другой стороны очага. 

Тарталья последовал ее примеру и тоже положил одежду сушиться. После той ссоры еще в начале осени отношения между ними становились все холоднее, будто отражая смену времен года. Люмин почти с ним не разговаривала, только если это было необходимо. Она все чаще предпочитала компанию Паймон, этой собаки, которая за эти несколько месяцев просто преобразилась из-за постоянного питания и безмерного обожания, которым осыпает ее Люмин. Тарталья пытался не чувствовать уколов ревности и обиды, когда девушка предпочитала компанию собаки его компании, но иногда не получалось так легко отбрасывать эти мысли. Вот и сейчас, когда Люмин бросила, что он первый на дежурстве, то легла спать в обнимку с Паймон, зарываясь носом в теплую белую шерсть животного, вместо того, чтобы поболтать с ним. 

Тарталья прекрасно понимал, что сам был отчасти виноват во всё растущей дистанции между ними. Он сам снова строил стены, выстраивал защиту, боялся снова быть слишком близким. Почему? Потому что Люмин хотела быть ближе. Она же на это намекала, когда тогда сказала, что хочет осесть где-нибудь. Осесть вместе с ним. А сейчас она даже просто не разговаривает с ним. Вот надо было ему говорить, что ее мечта о спокойной жизни - брехня? Пару месяцев назад, он бы однозначно ответил “да”, но теперь…

- Почему… почему ты так отдалился, - Люмин приподняла голову и посмотрела на Тарталью. Она села на своем спальнике и внимательно всмотрелась в парня напротив. - Это я? Я сделала, что-то не так?

- Мне… мне просто нужно немного пространства, вот и все, - буркнул он. А в мыслях начал корить себя за то, что снова отталкивает ее, когда она сама захотела с ним поговорить. 

- Ну ладно, - кивнула она, но не легла снова спать. 

Снова повисла тишина, в костре хрустели ветки, за стенами выла вьюга. Тарталья смотрел как пляшут язычки пламени, в голове метались мысли. Он хотел, хотел сказать обо всем, что он чувствовал внутри, хотел поделиться с Люмин своими переживаниями, но настойчивый голос в голове продолжал шептать, что ей теперь эта собака ближе и дороже, чем он. Со вздохом, Люмин снова нарушила тишину:

- Ты собираешься снова пойти один? Уйти от нас? Если да, то просто так и скажи. 

- Не знаю, возможно, - шепотом признался Тарталья. Эта идея давно мелькала в его голове, но он хотел игнорировать ее как можно дольше, надеясь что все еще сможет разрешиться между ними. 

- Хорошо, - голос Люмин надломился, - я понимаю. Когда?

Боль в голосе Люмин - будто нож в его сердце. Как до этого дошло? Тарталья хотел извиниться, сказать, что он вовсе не хочет уходить от нее, бросать ее, что он просто запутался, что ему самому было больно, но слова застревали в горле, не решались выходить. Тарталья закрыл глаза и сглотнул, избавляясь от комка в горле. Он знал, что ведет себя как мудак, как трус, который выбирает самый легкий путь решения проблемы между ними. 

- Не знаю. При первом же удобном случае, который появится, - ровным голосом выговорил Тарталья. 

- Хорошо, - всхлипнула Люмин, заглушая свои слезы в теплой шерсти Паймон.

Тарталью будто ударили под дых, когда он услышал тихие всхлипы Люмин. Она еще никогда при нем не ревела. Сердце болело от всей ситуации, становилось тошно от того как сильно он ее ранил. Тарталья хотел подойти к ней, сесть рядом, утешить, сказать, что он не хотел, что он придурок и ему было жаль. Но он молчал, думал, что уже поздно что-либо менять. 

- Я так и думала, что ты отдалился по какой-то причине, поэтому… - Люмин так и не закончила предложение.

Тарталья снова посмотрел на нее, на ее опущенные плечи, как она прячет лицо в пушистой шерсти собаки. Возможно впервые, Люмин так ярко показывала всю боль и разочарование, которые накрыли ее. 

- Мне жаль, - пробормотал Тарталья сквозь вновь и вновь появляющийся комок в горле. - Я не хотел, чтобы все так обернулось.

- Я… сделала что-то не так? 

- Дело не в тебе, ты не виновата, - постарался уверить ее Тарталья. - Дело во мне. Я просто… я не знаю. Все слишком запуталось, у меня в голове беспорядок. Мне жаль.

- Ты поэтому хочешь уйти? Из-за гребанного беспорядка в голове? - Люмин бросила гневный взгляд в его сторону. - Ты просто хочешь закончить наши, не то чтобы хорошо держащиеся, отношения из-за своих мыслей?

- Я… я не знаю, что я хочу, - трясущимся голосом признался он, немного дернувшись от ее колких слов. Тарталья прекрасно понимал, что ведет себя не совсем рационально, что ему нужно более тщательно все взвесить, но он просто уже не мог это все вывозить. -  Мне просто нужно немного пространства. Подумать. Выяснить все.  

- И ты хочешь уйти? Хорошо, - пробормотала Люмин, - хорошо. 

- Мне просто нужно немного времени все обдумать. Очистить голову. Собраться с мыслями, - он прокашлялся. - В одиночку. Мне жаль. 

- Ты уже это говорил, - буркнула она. Снова повисла тишина, но Люмин ее снова нарушила. - Я полагаю, что мы больше не увидимся, если ты уйдешь… со всеми случается. 

- Я не хочу тебя терять… мне просто… - сама мысль о том, что они больше никогда не встретятся, больно резала раскаленным ножом по замерзшей коже. 

- Нужно время. Тогда почему ты уходишь? - Люмин снова посмотрела на него. В ее глазах скопились слезы. 

Тарталья молчал. Он опустил глаза в пол - больше не мог смотреть в ее карие глаза, которые так и просили остаться, не уходить, быть снова рядом. Но Тарталья больше не мог, сейчас он считал себя трусом, жертвой. Просто не мог встретиться лицом к лицу со своими ошибками и недостатками, утопал в ненависти к себе и одиночестве, хоть еще и был рядом с той, ради которой был готов пожертвовать собой. Не мог полностью выйти из своей скорлупы и показать все обнаженные чувства, которых сам боялся. 

- Я не знаю… я не знаю, как быть тем, кто тебе нужен, - снова шепотом признался Тарталья. - Не знаю как быть рядом, как правильно любить тебя, я слишком эгоистичен.

- О чем ты вообще говоришь? 

- Я в полном беспорядке, Люмин, ты не сможешь быть рядом с таким как я так долго, как ты этого хотела. 

- Все мы в беспорядке…

- Не так как я, - Тарталья набрался мужества посмотреть Люмин в глаза. - Ты хорошая, добрая, заботливая… А я не такой.

- Ты можешь быть таким. Я это видела, - внутри Люмин кипела смесь раздражения, боли и разочарования. Она не могла понять, почему все так оборачивается, почему все происходит именно так. Разве она не согласилась с Тартальей быть постоянно в дороге, чтобы избежать именно такого болезненного расставания? - Ты же первый отдалился? Почему, Аякс?

- Я сам отдалился, я знаю. Но я понимаю, что я не тот, кто тебе нужен, я никогда не смогу быть достаточно хорош для тебя, а ты заслуживаешь всего самого лучшего, даже в таком паршивом мире, как наш. 

- Все же шло хорошо… почему…

- После той ссоры осенью, я все боялся, что ты поймешь, что я недостоин тебя и ты уйдешь, - и снова Тарталья больше не мог выдерживать взгляд Люмин. Не мог смотреть как по ее щекам катятся слезинки, а глаза блестят в тусклом свете костра. 

- Но ты же первый бросил меня! Оставил одну, хотя был физически здесь! Аякс, блять, - ругалась она, все еще крепко держа Паймон в руках. 

- Я знаю, - прошептал Тарталья, - я сам во всем виноват, что оттолкнул тебя, что стал козлом по отношению к тебе… я знаю…

- И теперь ты хочешь отдалиться и физически? Вместо того, чтобы решить все между нами и вернуться эмоционально?

- Я так не умею… мне нужно немного пространства… мне жаль…

Люмин поджала губы в отчаянной попытке в край не разреветься прямо здесь и сейчас. Она снова легла рядом с Паймон, все еще крепко держась, словно собака была спасательным кругом в бушующем море. Скоро все это закончится, они разойдутся как корабли и никогда больше не встретятся, она забудет его и ее сердце больше не будет так сильно болеть… так ведь? 

Ночь только вступила в свои владения. Ветер все так же завывал, взметая снежинки с сугробов и отправляя их в еще один долгий полет. Тарталья поддерживал костер, подбрасывая короткие веточки внутрь. Но тепло огня не могло его полностью согреть, внутри было холодно от одного осознавания, что он сам, своими руками, оттолкнул первого человека, который смог заставить его почувствовать себя живым с тех самых пор, как его семья погибла в набеге зараженных на одну из баз “Цикад”. 

- Холодно, - пробормотала Люмин, садясь ближе к огню. 

Тарталья вздрогнул от внезапного звука ее голоса. Ночью, действительно, стало еще холоднее. Он даже хотел подвинуться к ней и согреть ее сам, но оставил эту идею. Глупо. Снова тишина. Люмин смотрела в костер, на глаза снова наворачивались слезы.

- Пожалуйста, не оставляй меня одну, - всхлипнула она. 

- Люмин, мне просто нужно немного…

- Я знаю… глупо надеяться, что ты передумаешь, - Люмин обняла свои колени в попытках получить больше тепла. Она вся замкнулась, буквально и фигурально, выглядела такой маленькой и беззащитной. Что-то крепко сжало сердце. 

- Мне жаль… я ничего не могу поделать…

- Если ты ничего не хочешь исправлять, то я не могу тебя заставить. Я все понимаю.

- Я хочу все исправить! - возразил он, но слова больше не хотели выходить. Слишком больно, слишком страшно.

- Тогда поговори со мной, а не уходи!

- Не могу, - Тарталья покачал головой.

- Мы вместе путешествовали почти полгода и ты до сих пор не можешь довериться мне. Ты сам сказал, что мы должны доверять друг другу. Какое же лицемерие!

- Я не знаю как все исправить, как исправить себя, как доверять тебе больше и не бояться, что мне вонзят нож в спину, - Тарталья зарылся пальцами в свои волосы. - Не могу я просто так перестать выставлять стены между нами.

- Я сломала свои, и посмотри к чему это привело, - пробормотала Люмин. - Вся эта романтика - была ошибкой. Не стоило мне так легко сдаваться и идти на поводу у минутной слабости… - у обоих внутри все сжалось. Люмин не хотела так говорить, но ей было больно, она знала, что те немногие нежные моменты между ними стоили того, чтобы рискнуть. Люмин встала перед Тартальей и взяла его лицо в свои руки. - Прошу… не уходи.

- Не могу… я не могу остаться… - Люмин прижала свой лоб к его, закрыв глаза. Горячие слезы текли по ее щекам.

- Аякс, прошу…

- Не могу, Люмин… я не знаю как… мне жаль… - Тарталья хотел сдаться. Сдаться ей и отпустить свои страхи и сомнения, но они слишком крепко держали его, за все года так сильно опутали его своими крепкими цепями, что он уже не мог выбраться. Люмин всхлипнула, все еще держа его лицо:

- Тогда… тогда прощай, Аякс, - шепнула она прежде чем поцеловать его.

Нежное касание теплых губ. Люмин пыталась передать все те чувства, что бурлили в ней. Она пыталась запечатлеть этот момент, оставить хоть что-то хорошее в этом моменте, чтобы было не так больно. Тарталья притянул Люмин ближе, возможно, в последний раз ощутить ее тепло всем телом. Она заслуживала всего лучшего, а не такого сложного и непонятного как он. Люмин заслуживала, чтобы ее фермерская мечта сбылась и рядом с ней был дорогой ей человек, который сможет дать ей ту любовь и тепло, в которой она бы смогла снова почувствовать себя в безопасности. Тарталья пытался запомнить вкус ее губ, ощущение ее дыхания на своей коже. Запомнить всю ее, той которой она была летом на той ферме, где они останавливались. 

- Я не хочу говорить “прощай”, - в губы прошептал Тарталья.

- Я не хочу, чтобы ты уходил, - тихо ответила Люмин, рисуя круги большими пальцами на щеках парня.

- Не могу остаться…

С тихим вздохом Люмин отстранилась и снова ушла спать рядом с Паймон, снова крепко обнимая собаку. Тарталья понял, что она ищет тепло теперь в объятиях с Паймон, а не в разговорах или объятиях с ним. Он же сам виноват, так почему же все равно так больно и хочется кричать? Просто лечь рядом с ней и обнять, прижать крепко-крепко, прошептать ей в спину, что он не хочет уходить, хочет остаться с ней… но конечно же Тарталья этого не делает…

Люмин сменила его ближе к утру. Тарталья лег спать, размышляя о том, не сделал ли он сегодня самую большую ошибку в своей жизни. Когда он проснулся, в костре догорали угольки. На улице прекратилась метель, солнце только поднялось. Тарталья осмотрелся, Люмин и Паймон уже ушли. На краю кострища стояла еще теплая банка с подогретыми консервами - последний жест заботы от Люмин. Сердце снова сжалось. Зачем? Зачем он решил, что ему нужно идти одному. Теперь она ушла первой, а он получил такое желаемое им пространство и время, чтобы все обдумать и решить. 

Позавтракав, Тарталья надел свою теплую куртку и вышел на мороз. Теперь он мог идти куда угодно, все пути открыты. Снова. Тогда почему же он чувствует, что хочется закрыться где-нибудь и больше никогда не выходить? Прирасти к стенам и пусть в далеком будущем, если люди все еще будут существовать, его тело найдет кто-то и спросит, что же произошло с этим парнем.