В кафе было мало народу — помимо занятого мной столика лишь ещё за двумя сидели люди. Я грелась под лучами вечернего солнца, решившего всё-таки занять законное место на небосводе. Тяжёлые облака захватили тяжёлые мысли и унесли с собой — оставшиеся маленькие сгустки медленно текли по чистой лазури, золотисто-розовые, подсвеченные постепенно уходящим на покой светилом.

      Мы с Зэтом решили переночевать в придорожной гостинице. День близился к завершению, долгая дорога утомила бедных нас, потому сегодня было решено остановиться и передохнуть. Взяли номер с двумя кроватями — Зэт, играя бровями, предложил с одной двуспальной, но получил средний палец в лицо. Женщина за стойкой регистрации наблюдала за нами с широкой до неприличия ухмылочкой.

      И теперь я сидела за столом в гордом одиночестве, как Цезарь в нашем номере, предоставленный сам себе. Спросите, почему? А всё просто — Зэт стоял возле кассы и делал заказ. Спросите, почему же тогда у меня такое недовольное лицо? Тоже проще простого — он уже минут десять стоял и ворковал с девчонкой-кассиршей, как влюблённый дурак, тем паче что знакомы они были примерно минут… десять?

      Я наблюдала за ним и раздражалась всё больше. Что-то разговорился он чересчур. И ведь про меня как будто забыл! Не спорю, она симпатичная — миловидное личико, глаза большие-пребольшие и голубые, как небо за окном, и улыбка заразительно красивая… Будь я на его месте, тоже заобщалась бы. Так чего я сижу и раздражаюсь, опять же спросите вы?

      Честно скажу: да хрен его знает.

      Он, наверное, таки вспомнил, что я сижу здесь совсем одна и хочу жрать, потому вытащил деньги из кармана и наконец-то сделал заказ. Отпустил, видимо, какую-то шутку — и девчонка звонко расхохоталась, привлекая к себе взгляды посторонних. Остряк хренов.

      Я нахмурилась. Зэт, заплатив ей и получив сдачу, вернулся ко мне с бутылкой газировки и двумя стаканчиками. Довольный, падла, аж смотреть тошно.

      — Покоряешь местных красоток? — тон вышел чересчур ядовитым. Зэт сел, удивлённо приподняв брови.

      — Болтаю с туземцами, — я хмыкнула, отворачиваясь к окну. — Тебе бы тоже не помешало, а то того и гляди от количества нерастраченных слов лопнешь.

      — Да уж лучше лопнуть, — я поглядела на металлическую руку, свободно лежавшую на столе недалеко от моей. Зэт был в футболке — девушку, видимо, не смутило то, что он киборг, хотя со столиков престарелые джентельмены поглядывали косо. Наверное, я должна радоваться, что хоть кто-то помимо меня не обращает внимания на его протезы… но отчего-то совсем не радовалась. — О чём хоть щебетали, герой-любовник?

      Он хмыкнул укоризненно, наливая газировки себе и мне.

      — Так, по мелочи. Ничего важного.

      — Но похоже, «ничего важного» на неё произвело некоторое впечатление, — я покосилась на кассу. — Вон, глаз с тебя не сводит.

      Зэт невозмутимо подвинул стакан мне.

      — Пусть не сводит, — он откинулся на спинку стула и отстранённо посмотрел в окно. — Моё сердце уже занято.

      Я задержала дыхание, ожидая продолжения, но его не последовало. Зэт даже не посмотрел на меня — уставился куда-то в далёкие дали, и мне тоже захотелось устремить взор туда. На ровный горизонт, к которому постепенно двигалось ленивое солнце. Один из озорных лучей засветил прямо в глаз — я прищурилась, но не отвернулась.

      Спросить, не спросить? Сердце отчего-то гулко стучало, в груди тянул неприятный спазм. Какое мне вообще дело? Я стала перебирать всех знакомых девчонок, даже тех, кого видела раз в жизни. Ни к кому он, вроде, знаков внимания не проявлял — улыбался, здоровался, разговаривал о всяком, но не вёл себя как влюблённый дурак. Он, конечно, чудит временами, но прежде я не замечала за ним ничего подозрительного.

      Может, он при мне не хотел этого показывать. Может, это и впрямь было не моё дело. Но любопытство и что-то куда более сильное и неприятное, поселившееся в груди с его словами, толкнуло на запоздалый негромкий вопрос:

      — Кем же?

      Краем глаза видела, что повернул голову ко мне. Спокойно, Лис, главное сделать непринуждённое лицо.

      Зэт помолчал немного, потом ухмыльнулся, отпив из стакана.

      — Цезарем, конечно. Кем же ещё?

      Вот шельма, а.

      — Я говорила, на Цезаря не облизывайся — это моя любовь.

      — А кто его на помойке нашёл и притащил?

      — А кто его от хозяев у себя прятал и отмывал?

      — А кто его по больницам таскал и прививки делал?

      — Вообще-то, мы оба, — я назидательно подняла указательный палец. — Но учти, я всё равно ревную.

      Зэт улыбнулся так, будто я ревновала именно его.

      — Нечего так лыбиться, — я помолчала. — Идёт твоя ненаглядная.

      Ненаглядная подошла — с широким подносом и вкусно пахнущим незамысловатым ужином. Улыбнулась мне, но взгляд тут же обратила к Зэту, который — какой воспитанный, ну гляньте! — тут же кинулся помогать ей ставить тарелки на стол. Она поблагодарила его, зардевшись, Зэт поблагодарил в ответ, и мне тоже пришлось буркнуть недовольное: «Спасибо». Ей-богу, будто наблюдаю за влюблённой парочкой — чем дольше смотрю на эти лобзания взглядами и улыбки, тем больше тошнит; так и тянет пренебрежительно скривить морду.

      — Ты лицо попроще сделай, — сказал Зэт, когда ненаглядная синеглазка ушла, плавно покачивая бёдрами. — А то от тебя весь персонал разбежится в панике.

      — Ничего, ты своей улыбочкой притянешь их обратно. Вот эта быстрее всех прибежит.

      — Не «эта», а София. Имя на бейджике разобрать нетрудно.

      Я сжала вилку в пальцах так, что побоялась её погнуть. Зэт, увидев моё лицо, расхохотался.

      — Я Цезарю всё расскажу. Пусть знает, что ты ему с какими-то бабами левыми изменяешь.

      — Дурилка ты.

      Опять это «дурилка». И ведь ухмыляется опять, да что ж такое! Аппетит как-то пропал — я бездумно водила вилкой по тарелке и поглядывала на синеглазую Софию, которая всё глядела на Зэта заинтересованно, будто стремясь поймать ответный взгляд; безрезультатно — Зэт смотрел либо в окно, либо на меня. А мне вовсе не хотелось, чтобы он на меня смотрел.

      А она ведь так и вертится, так и вертится, лишь бы внимание обратил! Говорит с поварихой, хохочет этим своим смехом звонким, как трель колокольчиков, и ходит меж столами, протирая пыль где только можно. А сама на Зэта глядит и глядит. Нет, Зэт, конечно, симпатичный, очень даже, но ведь не знает же она, каким невыносимым он может быть! Издеваться любит, глупо подшучивать, бред всякий нести, ведёт себя странно, кота моего нагло приватизирует… ладно, нашего кота, но всё равно обидно. И загоны эти на тему «а человек ли я» — захочется ли синеглазке подобное выслушивать? А что она скажет, если узнает, что он возит контрабанду в Зону Удара? А что скажет, если узнает, что о его жизни до аварии о нём вообще никакой информации нет, будто прежде его и не существовало? Мутная, подозрительная личность — нужен ли он ей такой?

      Впрочем, когда человек влюблён, на какие-то недостатки — мелкие или очень даже не мелкие, — ему до поры до времени плевать. Может, Зэт, влюбившись, откроет ей часть прошлого, поведает то, что даже мне не рассказывал. И закрутится, завертится… того и гляди, моргнуть не успею, как буду на их свадьбе гулять. И отдалится он от меня, и не будет больше весёлых попоек, приятных болтательных вечеров, поездок по ночному городу… Останусь я с Цезарем, ведь кроме Зэта, по сути, у меня в городе и не было больше близких друзей. Эдгар — жук, подруги, с которыми с детства дружу, все в делах и семьях уже. С простыми знакомыми и приятелями особо не поговоришь, не поцапаешься шутливо, как с Зэтом, не придёшь в три часа ночи зарёванная и пьяная, потому что всё на свете достало. Может, я эгоистка, может, собственница… Но что я могу поделать, если так к Зэту привязана? Столько лет бок о бок, столько лет вместе работаем, столько пережили вдвоём… Цезаря вон нашли и воспитали, держим мастерскую, карабкаемся как можем. Откажется он от этого так просто, лишь влюбившись?

      Неприятный спазм в груди усилился. Я всё-таки принялась за еду, осознав, что не спускаю глаз с вертящейся словно с шилом в попе симпатичной Софии, и ей уже явно не по себе от моего взгляда. Зэт, видимо, истратил запас слов на сегодня — да и мне нечего больше было сказать.

      И с чего такие мысли в голову пришли? Раньше не думала о том, что Зэт может рано или поздно уйти. Но теперь, открыв такую вероятность, стала её рассматривать придирчиво, под микроскопом, со всех неприглядных сторон, создавать вариации, придумывать «сюжетные» развилки. И в финале каждого из открытых мысленному взору путей я оставалась одна — и лишь смотрела в спину Зэта, обнимающегося с ненаглядной и уходящего прочь, не обернувшись. Цезарь грелся в руках и наблюдал за нами, как ребёнок наблюдает за родительским разводом — тянется к одному и второму, старается ещё склеить то, что давно уже разбито вдребезги. Даже когда мы ссорились, он подходил ко мне, к нему, мурлыкал и тёрся о ноги, прыгал на ручки, словно стараясь унять пылающий гнев. Если Зэт уйдёт — что он будет делать?

      Что буду делать я?

***

      — Кис-кис-кис! — надрывался Зэт, протягивая ладони. — Цезарь, ко мне!

      — Цезарь, не слушай его, — не унималась я, хлопая себя по коленям. — Иди к маме на ручки! Иди же!

      — Мама плохая, иди лучше к папе.

      — К папе не иди — он изменник.

      — А мама — злюка. Ну же, Цезарь, иди сюда.

      Бедный Цезарь с крайне несчастным и потерянным видом вертелся между нами — то порывался идти ко мне, то нерешительно возвращался к Зэту. От наших «кис-кис» комната погрузилась с страшный сон шепелявого человека — нас, наверное, было слышно на всех трёх этажах гостиницы. Несчастный диктатор, прижав уши к голове, не мог решиться, к кому идти.

      Картина маслом: Лис и Зэт на кроватях, и между ними — кот, которому просто не повезло с хозяевами.

      — Ну же, малыш, — Зэт едва не умолял, аж на колени встал, — я же знаю, что ты меня больше любишь.

      — Размечтался, — протянула я в перерывах между «кис-кис-кис». — Мы оба знаем, кто у него любимчик.

      Цезарь думал-думал, смотрел-смотрел то на Зэта, то на меня… и, решив по-своему, улёгся на ковёр и начал вылизывать себе пузо. Ответом ему стали два полных разочарования стона. Сколько мы его звали, этого гада пушистого? Минут двадцать?

      — Уже давно бы спать легли, — проворчал Зэт, плюхаясь на задницу и разминая затёкшую ногу. — Нет, тебе пришло в голову проверить, кого он больше любит.

      — Что тут проверять — очевидно, что меня.

      — Нет уж. Сердце Цезаря занято мной — и это полностью взаимно.

      Скорее уж собой. Я умильно улыбалась, глядя на моющееся Величество на полу. Зэт тоже завис с глупой улыбкой до ушей, и так мы и сидели несколько минут, забыв друг про друга, глядя на Цезаря как на самое главное в жизни сокровище. Что ж, сравнив его с сокровищем, против истины я не погрешила. Свалился он нам на голову внезапно, когда мастерской нашей ещё толком не было, одно название — и стал нашим верным рабочим котом, третьим напарником во всех делах, даже криминальных. Ну куда мы без него? С холодком в сердце вспомнила, как лежал он совсем недавно сначала на окровавленном асфальте, сбитый машиной, затем — в клинике, с воткнутыми тут и там трубками и капельницами…

      — Ой-ой, — Зэт прокряхтел низким голосом нарочито весело, — кислое лицо, кислое лицо! Это не учебная тревога!

      Цезарь, прекратив вылизываться, потянулся и отправился на подоконник провожать дотлевающие угли заката, синеющие на самом горизонте. Я проводила его взглядом, но на Зэта почему-то не смотрела. И хотелось, и нет.

      — Да вспомнила, — протянула отстранённо, — как его сбили. Иногда гляжу на него и сразу вспоминаю этот грёбаный день.

      Зэт, перестав паясничать, вздохнул. Боковым зрением видела лишь неясный силуэт, да ещё отблеск металла — и что смотрел мне в лицо, тоже видела, но встретить серьёзный взгляд не могла.

      — Лис, — когда он произносил моё имя, мурашки бежали по спине. Каждый чёртов раз. — Всё позади. Он жив и здоров, видишь? Мы вовремя среагировали. Больше такого не повторится.

      — Этого бы не было вообще, если бы я…

      — Лис, — с нажимом повторил он, и тон его заставил меня всё-таки взглянуть в эти светлые чистые глаза. — Всё. Позади. Ты не виновата. Коты вечно суются туда, куда не нужно. А ты, когда он на дорогу выбежал, работала. Не можешь же ты вообще с него глаз не спускать. Так случилось, так бывает. Не казнить же себя из-за случайности.

      Вроде и был он прав, да только это поганое чувство вины не отпускало ни на секунду — стоило вспомнить выпученные от ужаса глаза, шерсть, покрытую кровью, жалобный писк, не похожий ни на мяуканье, ни на вой раненого животного… Собственный крик в ушах, бледное лицо водителя, нёсшего свой драндулет чёрт-те куда на полной скорости. Взгляд Зэта, непривычно жёсткий, серьёзный, сосредоточенный.

      Стоило только вспомнить — и ком подкатывал к горлу. Я подавила его, затолкала как можно глубже — не сейчас. Не перед Зэтом.

      Цезарь развалился на подоконнике, рассматривая синие угли большого костра на чёрном небе, и как ни в чём не бывало медленно моргал, собираясь заснуть.

      — А ещё про меня что-то говоришь, — Зэт, наклонившись вперёд, улыбался мягко, почти нежно. — Сама вот себя ненавидишь из-за того, в чём не виновата.

      — Ты сравнил, конечно, — буркнула, шмыгнула носом — голос получился гнусавый, намекающий на слёзы. — В твоём случае ты вообще никоим образом не виноват в том, что случилось. А я…

      — А ты молчи. Скажешь ещё хоть слово про свою якобы «вину», и я точно приватизирую Цезаря — целиком и полностью.

      Я хихикнула — не очень весело, — вспомнив давнюю угрозу, какой он пугал меня последние года полтора.

      — И свалишь вместе с ним, украв мои денежки?

      — Конечно. И будешь ты сидеть одна и плакать от одиночества. А всё потому, что глупости несёшь.

      Я взяла увесистую подушку с кровати и бросила Зэту в лицо. Он перехватил удручающе ловко, но всё же качнулся назад со смешком.

      — С тобой вообще невозможно работать.

      — С тобой тоже, — он сделал страдальческое лицо, трагично приложил руку к груди. — Но так уж и быть, мы с Цезарем потерпим. Чего не сделаешь ради денег...

      — Как меркантильны нынче люди.

      — Каждый выживает как может, — он неожиданно бросил подушку в ответ, и я ударилась башкой о стену, поймав снаряд слишком поздно. — Осторожнее, Лис! Господи, ты прямо женщина-беда! За тобой глаз да глаз нужен, ещё больше, чем за Цезарем.

      — Ты сам меня выбрал, — я рассмеялась, потирая ушибленный затылок. — Так что терпи.

      Зэт хмыкнул — взгляд его стал какой-то… непроницаемый и странный.

      — Да уж… выбрал на свою беду.

      Я опять не знала, что на это сказать. Надо же было ляпнуть…

      — Не знаю, как ты, а я спать, — очень активно стала делать вид, что взбиваю подушку, и так десять раз взбитую. И одеяло надо поправить раз третий, и простынь пригладить, и остальное… Зэт наблюдал за моей клоунадой, ухмыляясь.

      — Раз уж Цезарь лёг, то и нам пора.

      Я взглянула на Цезаря — завалился на бок, хвост свесил с подоконника. Интересно, к кому из нас на сей раз в ноги придёт? Ложился он всегда отдельно, но просыпался у кого-то в ногах. Миски с кормом и водой стояли возле двери, как и лоток. Зэт погасил свет, но в номере всё равно было светло. Я закинула руки за голову, уставилась в потолок, раскрашенный оранжевыми полосами от фонарей, светивших на улице. Тень Зэта, высокая, длинная, немного пугающая и карикатурная, прошла мимо и тоже улеглась. Он лёг ногами к окну, в отличие от меня — с подушки прекрасно виделось его лицо, спокойное, умиротворённое.

      — Лис, — позвал он, и я, едва прикрыв глаза, открыла их снова. — Можно у тебя спросить кое-что?

      — Да, спрашивай, — я немного напряглась. Вопрос из разряда: «Можно с тобой поговорить?» — всегда наводит на какие-нибудь невесёлые мысли, вечно ожидаешь, что разговор будет не из лёгких. Зэт молчал, будто решаясь.

      — У тебя сейчас… есть кто-нибудь?

      — В смысле?

      Он посмотрел мне в глаза.

      — В прямом. Типа парень. Или просто возлюбленный.

      Я опешила. Вот уж чего-чего, а от Зэта, с которым я провожу двадцать четыре часа в сутки круглый год, я такого вопроса не ожидала. Даже рассмеялась — слишком громко, соседи в соседнем номере тут же застучали в стену.

      — Прикалываешься? Какой парень — у меня с этой работой личной жизни вообще никакой! — меня бросило в краску, сердце сильно забилось. — Да и ты бы заметил, что у меня кто-то есть. Я-то с тобой почти всё время провожу.

      — Да, верно, — протянул он и выдохнул как будто с облегчением. — Я просто думал… Короче, об Эдгаре думал. Вы с ним часто контакт поддерживаете, да и он вокруг тебя вьётся постоянно.

      — Да брось, — я фыркнула. — Мы с Эдгаром с самого детства бок о бок. На соседних горшках, считай, сидели. Я всех его девушек знала, дружила с ними — мы с ним скорее как брат с сестрой. Да и ему другие девчонки нравятся. А то, что он вокруг меня «вьётся» — это уже полный бред. Ему если что надо, всегда подлизывается.

      — Разве? Я думал, так только с тобой.

      — Вы просто друг другу не нравитесь. Так-то он парень хороший, но, честно говоря, дружить с ним тяжело. Слишком он много выгоды для себя ищет. Не знаю, как девчонки его терпят — я б с таким больше недели не провстречалась.

      Помолчали. Я чуть успокоилась, но смущение всё равно затопило с головы до ног. И вздумалось Зэту говорить об этом так неожиданно… Любит он ставить в тупик неожиданными вопросами и разговорами. Но пока случай есть… может, и у него спросить? Интересно же.

      Вы спросите, какое мне дело? Не спрашивайте. Я всё равно не отвечу, потому что сама не знаю.

      — А что насчёт тебя? — вопрос получился какой-то хилый, голос — совсем неуверенный писк, как у мышки. Зэт так крутанул башкой, что подумалось — вот-вот шею свернёт.

      — А что я?

      — У тебя есть кто-то, герой-любовник? — ехидство — моя броня, всегда ею было. Смущаюсь ли, волнуюсь, боюсь — всегда прикрываюсь зловредной маской, лишь бы не понял, как страшно отчего-то услышать ответ, как страшно вообще спрашивать о чём-то подобном. Темы отношений мы не касались, в личные жизни друг друга не лезли — тем страннее было начинать разговор об этом сейчас, когда со знакомства почти пять лет минуло, если не больше.

      — Зачем спрашиваешь? — он как будто нападал. Или защищался.

      — Интересно. Ты сказал сегодня, что твоё сердце занято — ну колись теперь, кем.

      — Цезарем, я же сказал.

      — Цезарь — святое, не спорю, но девушка тебе какая-нибудь нравится? — я подняла указательный палец. — Не отнекивайся. Я тебе призналась в беспросветном одиночестве — теперь ты говори.

      Он молчал. Я смотрела в его лицо — какой серьёзный, обалдеть, — и старалась унять мелкую дрожь в руках, желание начать возиться, теребить одеяло, волосы, ещё что-нибудь. Пальцы в замок, Лис! Хватит ёрзать — увидит, что волнуешься!

      — Ну?

      — Спросил на свою голову… — выдохнул он и вновь посмотрел на меня. Потом уставился в потолок, сложил на груди руки. Закрылся. — Есть кое-кто. Но всё не очень просто. Я бы даже сказал, охренеть сложно.

      Я аж подскочила — что так больно укололо где-то внутри?..

      — Кто?! Когда?! Я её знаю? Рассказывай давай, чёрт хитрый!

      А сама не хотела о ней ничего слышать. И знать ничего не хотела — если представлю, если увижу их вместе, все глаза прогляжу, смотреть буду, как он с ней обращается, как говорит, как смотрит — и кипеть буду от злости, выть где-то внутри, но не буду в силах отвести взгляд. И пялиться, смотреть, выгрызать в себе пустоту, но взгляда не отведу. Ещё потом буду над Зэтом смеяться, ехидничать, шутить… Пытаться уколоть, говорить о ненаглядной. Так ярко представила всё это, что глаза болезненно защипало. Моргнула несколько раз — не хватало ещё, чтоб увидел… А то подумает ещё…

      Он совсем поник, бедняга. Я его хорошо понимала почему-то. Сама уже миллион раз в минуту пожалела, что продолжила эту тему.

      — Не могу. Пока. Как соберусь, может, расскажу. Уж потерпи, ладно?

      — Она не знает, что любима?

      — Да. Не знает.

      — А как думаешь, ты ей нравишься? Хоть немного?

      Он пожал плечами, сверля бедный потолок взором побитой собаки.

      — Трудно сказать. Иногда кажется, что вижу в ней что-то такое… какой-то признак, а в следующую секунду думается, что показалось. Всё хочу признаться, но как маленький, не могу. Боюсь потерять, — он рассмеялся невесело. — Ужас, как слащаво прозвучало сейчас…

      — А спросить никак? Не убьёт же она тебя за прямой вопрос.

      — Как у тебя всё просто, Лис. Я тебе даже завидую.

      — А зачем усложнять? Зачем мучиться догадками? Спроси. Страшно, конечно, но не смертельно, — в груди ныло. Я бессильно откинулась на стенку, чувствуя, что осталась одна во всём грёбаном мире. Даже Цезарь как будто меня покинул — единственное существо, которое, как казалось, не могло предать. Зэт закрыл глаза, быстро дышал, словно марафон бегал только что. Думает, наверное, о ней, вспоминает… Я перебирала с жестокостью садиста в голове образы наших знакомых девчонок, гадая, кто именно и почему. Но разве для влюблённости нужны причины? — Никогда бы не подумала, что у тебя не хватает смелости признаться.

      — Я вообще довольно робкий. По крайней мере, пока не знаю, что чувство взаимно.

      Как мило. Я невольно улыбнулась. Ей, его возлюбленной, можно только позавидовать.

      — А ты бы спросила? Даже если бы не была уверена, что нравишься?

      «Уже спросила, и триста раз пожалела», — промелькнуло в голове, но я лишь пожала плечами.

      — Не могу сказать. Я никогда не признавалась в любви. Да и мне не признавались. Девчонки мне говорили, что это… довольно трудно.

      — И они правы.

      — Ты просто трусишка, Зэт, — протянула я насмешливо. — Но кто знает?.. Может, когда-нибудь она признается тебе первой.

      Он вдруг улыбнулся — так сладко, так нежно, так безнадёжно и горько, что я чуть не расплакалась навзрыд.

      — Может быть, — сказал он, но слышалось в его голосе уверенно отчётливое: «Вряд ли».

      Я легла на подушку. Зэт отвернулся к стенке и быстро уснул — а я сверлила его спину взглядом и даже глаз закрыть не могла.

      Не знаю почему.

***

      — Мне вот эти дядьки не нравятся, — буркнула я, когда Зэт с переноской подошёл ближе.

      — Какие? — он, дурилка, тут же заозирался по сторонам.

      — Да не вертись! Во эти. Стоят возле автомата с газировкой.

      Стояли трое — весьма мутные ребята, стоит сказать. Возрастные, огромные, как шкафы — выше Зэта даже, и шире раза в два, — все в чёрном, один даже в солнцезащитных очках. Не вся компания — ещё двое сидели в чёрном внедорожнике подозрительного вида. Либо они действительно мутные и не стараются это скрыть, либо я просто слишком себя накручиваю.

      Зэт, пока ставил переноску с нюхающим тонкую сеточку Цезарем, успел оценить обстановку. Взгляд его, обращённый ко мне, ничего хорошего не предвещал.

      — Либо они хреновые шпионы, либо мы — фантазёры, — процедил он недовольно. — Одно из двух.

      — Думаешь, следят за нами?

      Он почесал затылок механической рукой.

      — Не знаю. Я вчера, кажется, видел эту машину где-то вдалеке. Но думал, показалось, воображение разыгралось. Сама знаешь, задание не из спокойных.

      — Сказал бы мне, — процедила я. Покосилась на джентльменов — все трое, не особо скрываясь, пялились на нас. — Если они знают, что мы везём — нам конец. Нужно валить.

      — Меняем маршрут?

      — А есть варианты?

      — Можно свернуть через двадцать километров — резкий поворот в лес, там по кругу объедем. Немного удлиним путь, но лучше так, чем с хвостом ехать всю дорогу до Глушков.

      На том и порешили. Я прыгнула на пассажирское, Зэт — на водительское. Наспех проверили, не забыли ли чего — и в путь. Товар в целости — вряд ли они обшаривали наш фургон, в кузове всё оставалось нетронутым, замок никто не вскрывал и даже вроде не пытался. В салон не проникали. Если следили за нами, то зачем? Если бы нужно было украсть товар — уже бы свистнули, пока мы спали. Взломать допотопный фургон раз плюнуть, это вам не новая техника с тремя десятками систем защиты. Если не товар — что им от нас было нужно?

      Гостиница уже скрылась из виду. Я смотрела в зеркало заднего вида, сжавшись пружиной, обливаясь потом. Солнце скрылось за низкими тёмными тучами, поднялся ветер — похоже, всё-таки обрушится дождь. Воздух был влажный, душный. Свистело, шуршало — фургон кряхтел и подпрыгивал на кочках и выбоинах, и мы с Зэтом тоже. Увидела на миг чёрную точку вдалеке, но Зэт прибавил газу — и она пропала.

      — Твою ж мать, — я прикрыла рот ладонью. — Следят, суки.

      — Прекрасно, — протянул Зэт с мрачным сарказмом. — Ничего, поворот скоро. Сейчас сбросим.

      Либо они не хотели вызывать больше подозрений, либо не ожидали, что мы двинем так быстро — но держались наши преследовали далеко, и в зеркалах я их больше не видела. Зэт гнал что есть мочи — мысленным взором я видела уведомления в телефоне о новых штрафах, но какое нам до них дело? Цезарь беспокойно копошился в переноске, но мы не спешили доставать его и тискать, как всегда — пусть лучше побудет в укрытии, так безопасней.

      — Вот, сейчас, — Зэт резко перестроился на правую полосу, свернул на узкую петляющую дорогу, на которой и легковушка едва смогла бы уместиться. Нас зашатало, затрясло — да этой дорогой, видно, пользовались раз в год для таких случаев! — но с главной дороги нас не должно быть видно. Здесь начинался небольшой лес, высокие деревья с густой листвой скрыли нас от лишних глаз. Зэт не спешил сбавлять скорость.

      Мудрое решение.

      Когда главная дорога пропала из виду, он чуть успокоился. Я полезла за телефоном, всё косясь в зеркало. Само собой, наприходила куча штрафов, но я пока не стала смотреть на них. Стёрла уведомления, снова уставилась в зеркало. Никого, ничего. На душе всё равно было неспокойно.

      — Найдут же. Рано или поздно.

      Зэт поджал губы — и сам понимал.

      — По крайней мере, сейчас мы скрылись. Если они не знают наш маршрут — нам это на руку. Пока будут мотаться и искать, мы вырвемся далеко вперёд.

      — Я надеюсь, ты не расхерачил товар лихой ездой.

      — Эти контейнеры гранатомётом не проймёшь — лёгкая тряска им ничего не сделает.

      Я знала, что это так, но всё равно было неспокойно. Зэт ощупал карманы настоящей рукой.

      — Шокер у тебя?

      — Конечно, — я достала его из-за пояса. — Только этих ребят увидела, сразу достала. Думаешь, поможет? А если у них оружие?

      — Будем действовать по ситуации. Но пока постараемся не довести дело до того, чтобы увидеть это оружие направленным на нас.

      Весьма, весьма мудрое решение.

      — Товар воровать не стали. К машине даже не прикоснулись, — бормотала я, всё глядя в зеркало и ничего не видя, кроме удаляющихся деревьев. — Стало быть, дело не в товаре. Дело в нас.

      — Может, на нас донесли? Может, им не нравится, что мы вообще в это ввязались? У наших работодателей, видимо, есть враги.

      — Эдгар говорил, что кое-кому сам факт существования товара не выгоден. Потому всё должно быть шито-крыто.

      — Что-то хреново это получается, раз какие-то мордовороты теперь хотят нас убить, — зло прорычал Зэт. Я нервно рассмеялась.

      — Ну, почему сразу убить… Может, сломать парочку костей — подумаешь, ерунда какая.

      — Мне-то ломать особо нечего, — пробормотал он обеспокоенно. — Я за тебя боюсь, Лис.

      — Не бойся, — я не глядя накрыла его предплечье ладонью. Горячая кожа, крепкая мышца под ней — касание словно ударило током, но пальцев я не расцепила. Напряжён ещё похлеще меня… Я старалась не давить слишком сильно, но держала крепко, и от него это явно не скрылось. — Придумаем что-нибудь. Не из таких передряг выкручивались.

      Зэт оторвал руку от руля — пальцы мои скользнули низ по предплечью и показались в горячем капкане его ладони, громадной, огрубевшей, но державшей так аккуратно, что чувствовалась она словно шёлковая перчатка. Я задержала дыхание.

      — Клянусь, чтоб я ещё раз занялся чёртовой контрабандой! — проворчал он недовольно, снова прибавляя скорости и держа меня за руку. Я вцепилась свободной рукой в подбородок, пальцами другой бессильно сжимала его ладонь в ответ. Когда Зэт раздражается или злится, сразу начинает бухтеть, как бабка, но сейчас это даже к лучшему — и выражает мои мысли и одновременно отвлекает от них. Как нудно бы он там ни бурчал, я была с ним полностью согласна. — Грёбаный Эдгар… Получит у меня, когда вернёмся. А уж когда выпутаемся из этой передряги, я… О, твою ж мать!

      Откуда ни возьмись из-за поворота появился уже знакомый чёрный внедорожник и пресёк нам путь. Зэт ударил по тормозам так резко, что мы чуть не поцеловались с лобовым стеклом. Спасибо ремням… Он попытался сдать назад, пока все четыре двери остановившегося поперёк дороги внедорожника открывались, но не получилось — сзади появилась машина и преградила нам путь.

      Руки мы расцепили, ещё когда он нажал на тормоз. Я глядела на уже знакомые лица громадных джентльменов, которые неспешно шли к нам. Мы с Зэтом переглянулись, Цезарь всё копошился в переноске, не находя покоя.

      Громадный кулак — с мою голову, не иначе, — резко постучал в стекло с моей стороны.

      Похоже, у нас огромные проблемы. Просто колоссальные, мать их растак!