ㅤ ㅤ ㅤ ㅤ

ㅤ ㅤ ㅤ ㅤ

ㅤ ㅤ ㅤ ㅤ

Только теперь Силко наконец-то ступил вперёд и устремился прочь от омерзительных пилтошек, поминутно жалея о том, что не утопил девчонку, озорной смех которой так быстро сменился на крики возмущения в горячем споре с братом. О чём они говорили — о каком-то женихе из Ионии, о наследии, о делах в Совете — Силко не особо разбирал. Меньше всего ему хотелось получить пулю в спину за чрезмерное любопытство, а потому он лишь только ускорил шаг и почти бегом добрался до луга, где можно было спокойно одеться. Сбросив на траву одежду, наскоро схваченную правой рукой, Силко с почти что детским нетерпением разжал левый кулак и улыбнулся — кольца-то на месте. Да, те самые, что звонкоголосая девица сбросила вместе со своим платьем, чрезмерно увлекаясь сказочкой, в которой она на минуту стала главной героиней. Силко умудрился зацепить их вместе с ремнём и корзинкой и сейчас с гордостью оценивал своё богатство: золотое колечко с непомерно огромным камнем можно было сбыть на рынке, а вот второе, широкое и неказистое, вполне налезало ему на мизинец. Оно не пестрило бриллиантами, но носило на себе нечто, ценнее всех камней — родовую гравировку, нежный курсив, выводящий фамилию «Кирамман». Его Силко оставил себе, ведь такими подарками судьбы просто так не разбрасываются. Третье же кольцо в его скромной коллекции показалось Силко идеальным — маленький сапфир сверкал в серебряной огранке, напоминая цвет того самого ночного неба, в которое они с Севикой смотрели в ожидании чуда. Два ребёнка, верившие в волшебство, они мечтали о таком простом — дом и еда в каждом доме в забытом Девой Ветра городе. Теперь же мечты завяли, а лепестки тех цветов, коими была их невинность и искренность, давно стали прахом. Севике явно не нужны были цацки, пусть даже и в день рождения, но… продать на чёрном рынке такое можно за крайне неплохие деньги.

Праздновать так праздновать.

Окончательно разобравшись с кольцами, Силко кинул их в корзинку к недоеденному печенью и, полностью одевшись, двинулся всё той же дорогой, которой сюда и пришёл. Но только теперь всё казалось другим, совершенно блёклым и неправильным. Птицы надоедливо пищали над его головой, а солнце обжигало непривыкшую к нему кожу. Трава мешала пройти, резалась и путала ноги. Моряки слишком громко разговаривали в слишком маленьких дворах своих крохотных домиков, а по реке плыло слишком много кораблей. На улицах гуляло слишком много людей — кто в такую жару вообще будет выходить из дома?! Слишком много дамочек со своими слишком противными собачками, слишком много посетителей в слишком аккуратных кафешечках, слишком много слишком весёлых детей, смакующих слишком фруктовый лёд. Ограждение моста слишком сильно накалилось от слишком палящих лучей. В Променаде слишком высоко поднималась пыль, а на станцию слишком долго не приходил подъёмник. Силко трясся бок о бок со слишком большим количеством заунитов, слишком долго спускался до слишком холодных Нижних Линий. Там он волочился по слишком сырым улицам в слишком далёкий район, заходил по слишком крутой лестнице в слишком скрипучие двери, поднимался на слишком маленький второй этаж… где его встретили слишком испуганные Ран.

— Ты где пропадал? — не без доли возмущения спросили они. — И откуда такой красный?

— Поджарился, пока за дворянками бегал.

Он не любил оправдываться. Никогда. Этого ему хватило ещё в той далёкой и теперь уже, казалось бы, чужой прошлой жизни, где каждый шаг приходилось объяснять. Отчет за любой вздох, приговор за любой взгляд, он так устал от них, а потому не имел никакого желания изливать душу о событиях сегодняшнего утра.

— За какими дворянками? Ты… ты что, наверху был? — Ран недоверчиво скрестили руки на груди.

— Лучше бы не был.

С этими словами Силко добрел до кровати и бросил на прикроватную тумбу ловко прихваченную у знатной девчонки корзину со сладостями. Почти столь же незаметно, сколько и быстро, он достал оттуда кольца и быстро убрал их в карман, после чего подозвал Ран к себе.

— Ешь, я тебе захватил. Попортишь себе аппетит перед баром. Нам через час в «Каплю», — словно в доказательство своих слов он бросил Ран печенье, и они на удивление быстро среагировали.

Каждый раз Силко неимоверно забавляла реакция Ран на подобные выходки: он уходил когда захочет, приходил тоже по желанию, да и то не каждый день, и вместо того, чтобы к этому хоть сколько-то привыкнуть, Ран вечно корчили удивлённое лицо и качали головой. В свою меру, не переходя той черты, что Силко строго расчертил ещё с первых дней работы, но каждый раз с одинаковым недоумением:

— Дерек, ты мне объяснишь, что происходит? Рисса сегодня прибежала ко мне, один стон да рёв устроила, что ты к ней приставал, в такую рань только разбудила и ничего больше. Пришлось все Линии обкатать, а тебя нет нигде. Нож тут оставил, револьвер тут оставил, бумажки, будь они неладны, все тоже здесь. Меня аж страх взял, что ты помер.

Силко, всё это время самодовольно улыбавшийся речам Ран, внезапно нахмурился.

— Что-что? Повтори-ка.

— Я говорю, Линии все пришлось обкатать, а…

— Да нет, — он перебил с крайним раздражением, выпрямляя сутулую спину.

— Страшно стало, что ты помер. Ты не думай лишнего только, я за тебя не хочу всю работу делать.

«Хм» — это всё, что прозвучало в ответ. Силко несколько растерялся, заваливаясь на кровать прямо в сапогах и устремляя взгляд под потолок, на почти невидимую серебристую паутинку, в центре которой устроился паучок — такой же голодный, как и жители гнилого улья, наивно надеющийся, что сегодня-то точно сможет найти себе жертву на долгожданный ужин.

— Рисса, — наконец начал Силко, пробуждаясь от своего мысленного монолога, — скажет, что к ней хоть главный консул приставал, если у неё бутылку отнять. Не дай Дева, если она снова залетит — щенок выиграет всё в этой жизни, если вообще родится. А я… да день важный сегодня, вот и решил перья проветрить, — Силко вздохнул и всё же вознаградил Ран лишними подробностями за заботу и поиски, — к водопаду ходил.

На это Ран лишь только прыснули — не то недоумевая, почему Силко выбрал именно водопад среди земель богатеев, не то жалея то время, что они потратили в волнениях за жизнь человека, который её вовсе не ценил. Опираясь о дверной проём, они сдерживали свои эмоции как только могли, хотя следующие слова Силко делали это почти невозможным:

— Помнишь Севику? Так вот, у неё сегодня день рождения. И вот ради этого мы уже как минут десять должны собираться в «Каплю», не забывай. Тащи свои лучшие сапоги и головку бинта, время не резиновое.

Открыв было рот, Ран тут же бросили эту затею и, достав бинты, бросили их Силко, после чего со вздохом начали переодеваться. Подзатянув покрепче ремень, они повернулись к Силко и не без доли скепсиса спросили:

— Ты ж сказал, что ты с хозяином не в ладах.

— Я не в ладах, — процедил Силко через зубы, ватным шариком подтирая прозрачную жидкость, сочившуюся из больного глаза прямиком на рытвины шрамов. — Но я и не собираюсь светить там лицом.

В последнее время глаз слишком часто и сильно воспалялся — Силко давно не пользовался инъектором с целебным зельем, известным только одному лекарю из всех в Зауне. Видеться с ним Силко не позволяла и собственная гордость, и страх: получить отказ, увидеть лица из своих кошмаров, встретить не тех людей не в то время. А потому он действовал с предельной точностью, заученными движениями сначала заливая в черноту Бездны в своей глазнице простые дешёвые капли, прикупленные на рынке, а затем начиная себя бинтовать. Вот только в этот раз туры оборачивались чуть дольше обычного, пока под белизной бинта скрывались сухие острые черты. Схватив ножницы, Силко аккуратно прорезал бинт в области рта и носа, после чего перешёл на кисть.

— У людей бывают ожоги, — спокойно объяснял он, — пара штрихов для пущей правдоподобности и никаких проблем.

Весь этот театр Ран неимоверно забавлял, но что-то им подсказывало, что ничем хорошим оно не обернётся. По крайней мере, с Силко только так оно и могло быть — вечно ему в голову приходили самые неожиданные желания, и вечно он шёл у них на поводу с пылкой импульсивностью, пока Ран молча собирали пепел за его идейным факелом.

Сейчас идейный факел включал попытки Силко обернуться в несколько слоёв одежды и нахлобучить на голову слишком большой для него капюшон. Всё же справившись и с этой затеей, Силко несколько раз перепроверил своё отражение в мутном зеркале, после чего наконец-то упрятал за пояс родной кинжал и, разводя руки, самодовольно повернулся к Ран.

— Ну что, похож я теперь на Дерека?

— Нет, ты похож на… — но Ран вовремя осеклись.

Силко всё ещё находился в столь внезапно пришедшем приподнятом настроении, которое за одно мгновение могло превратиться и в ядовитую раздражительность, и в агрессивное возбуждение. В таком состоянии перечить ему было равносильно смерти, причём долгой и мучительной, а потому Ран не особо стремились спорить. Такой расклад был Силко только на руку, а потому он сгрёб все деньги, что у него имелись и кивнул в сторону выхода.

— Значит так, — Силко выпихнул Ран из комнаты, вышел сам и запер её на ключ. — Сейчас мы идём в «Джерико», и ты там наедаешься. И не досыта, а сверх того порядка на три — тебе после этого ещё со мной «Плач Сирены» пить.

— Чего мне ещё?

Снова никакого ответа. Ран начинали выходить из себя и на этот раз уважение к Силко их всё же не останавливало.

— Дерек, либо ты мне объяснишь, что происходит, либо я…

Силко шикнул в ответ, увлекая Ран за собой сначала на лестничную площадку, потом и на улицу. Там он несколько расслабился и, убедившись, что их точно никто не подслушивает, принялся за объяснения.

— Смотри, — он натянул на голову капюшон. — Я бы тебя в принципе с собой не взял, но один я не справлюсь, мне нужна твоя помощь.

Эти слова крайне положительно подействовали на эго Ран, которые знали, что напарник их в большинстве своём умел лишь только приказывать да заставлять, а потому просьба с его стороны звучала не просто снисхождением. Она была бесценным подарком, проявлением благосклонности и невиданной щедрости.

— Слушай меня очень внимательно, — Силко понизил голос до полушепота. — Когда после «Джерико» мы придём в «Последнюю Каплю», то выберем столик подальше, и ты сразу же пойдёшь заказывать «Плач Сирены» у хозяина. Он над тобой пару минут посмеётся, но потом пойдёт в подвал, и возиться там будет не минуту уж точно. Севика, если она вообще сейчас в баре, будет сидеть у стойки, это я знаю. Ты к ней, — он прервался и с мнительным подозрением посмотрел за плечо. — Так. Ты к ней подсядешь, уверенно, слышишь, уверенно посмотришь в глаза и скажешь: «Миссис Энгель просила передать, что профессор Голдштейн не любит, когда Бхавна опаздывает на лекции».

— Чего…

— Вот так же она тебе и ответит, — усмехнулся Силко. — На что ты ей… да слушай внимательно, я второй раз не буду повторять… на что ты ей добавишь: «Дерек говорит, что в обсерватории нынче звёзды погасли». Отдашь ей вот это кольцо, — он нащупал в кармане аккуратное колечко с сапфиром и передал Ран. — Только попробуй потерять. Назовёшь ей столик. Если не обернётся, а она может, то прямо попросишь подойти. Понятно?

Ран глубоко вздохнули, пытаясь усвоить всё только что им сказанное и наконец кивнули. Но Силко ошибки на дух не переносил, а потому заставил Ран пересказывать всю замысловатую инструкцию с начала до конца, и только убедившись в том, что они всё верно запомнили, Силко наконец-то от них отстал.

— Дерек, но ты там точно не перегрелся? Ты в последнее время вообще как-то начал…

Одного лишь только поворота головы Силко хватило для того, чтобы Ран замолчали. Они глубоко вздохнули и спрятали колечко в свободный карман, бодро хлопнув по нему ладонью.

— Заучи просто наизусть и всё. Я на тебя рассчитываю, правда.

Кивок ран Силко особого доверия не внушал, но выбора у него не было — для его крохотного плана требовался посредник, а они у него переводились быстрее, чем голодные крысы в заунских переулках.

— А зачем мы идём есть в «Джерико»? , — спросили Ран как только лицо их осветила вывеска синей химлампы.

— В «Джерико» идёшь есть ты, — Ран от этих слов стушевались ещё больше. — Если никогда не приходилось пить «Плач Сирены», то просто знай, что на голодный желудок он ударяет не меньше местных наркотиков. У хозяина их от силы три бутылки, он их уже лет десять тянет.

Из «Джерико» вышел очередной пухленький мужичок-вастайя и пошатываясь прошёл прямо между Силко и Ран. Нехотя отступив от двери, Ран потянули Силко за рукав и спросили:

— А к чему это всё?

На секунду Силко призадумался, опуская взгляд на пыльную дорогу под собой и многозначительно хмыкнув. Не находя слов, он бросил в ответ первое, что пришло в голову:

— Да подарок хочу ей подарить.

— Колечко? — Ран еле сдержали смех.

— Нет. Себя.

Ран не видели взгляда единственного открытого глаза под капюшоном, но если бы они могли заглянуть в пелену мрака одежд, то увидели бы самое настоящее зеркало. Зеркало прошлого, в котором веселье состояло в побегах по крышам дворянских домов, где золотом им были камни на набережной, серебром — звёзды в небесах, а платиной — пилтоверский снег на зимнем фестивале.

Он не знал, зачем ушёл от неё тогда. Наобещал глупостей, которые никогда не сможет исполнить — ведь невозможно из тысячи осколков собрать себя прошлого. Он мог принять это, позволить ей помочь, а не кусать руку, его кормящую с таким терпением, доверием и нежностью.

Но нет ещё такого зелья или чудо-устройства, что могло бы обернуть время вспять, а потому Силко довольствовался теми крохотными моментами, что даровала ему судьба.

— А ты… — Ран набрались невиданной наглости. — А ты любишь что ли её? Севику свою, в смысле?

Буря мыслей в голове Силко тут же превратилась в штиль — такого вопроса он не ожидал уж точно. Его задавал лишь только он, сам себе, редко и чаще всего перед сном, анализируя каждый вдох сегодняшнего дня, все удачи и все потери. Слышать эти слова от кого-то ещё было особенно необычно.

— Нет, — он вздохнул. — Не люблю, Ран. Потому что просто «любить» эту женщину недостаточно. Никогда не было достаточно, — он натянул респиратор и кивнул в сторону ресторана, поторапливая Ран зайти. — И никогда не будет.

Несмотря на то, что Силко ясно сказал, что Ран могли есть столько, сколько им захочется, к «Последней Капле» они двинулись раньше положенного. Всё то недолгое время, пока Ран уплетали морепродукты с мёдом, Силко провёл, расхаживая рядом с входом в «Джерико». В коконе из ткани и бинтов Силко становилось невероятно жарко, а потому заходить в забегаловку ему совершенно не хотелось. Она стояла здесь с незапамятных времён, каждые лет десять меняя хозяина, но только не своё сочное меню. То и дело вдыхая ароматы жирных блюд, Силко всё размышлял о сегодняшнем дне, о том, как ярко он начался, и как ярко должен был закончиться. Ран даже не подозревали, как сильно он, тот самый безбашенный Дерек, боялся, что что-то пойдёт не так. А пойти не так могло многое — Севика могла просто-напросто двинуть Ран головой о стойку. Его мог заметить Вандер, но что самое ужасное — Силко мог не справиться с собой. Он делал всё возможное, чтобы не срываться в последнее время, но обуздать свою агрессию за последние годы он так и не сумел. Да, он не взял с собой револьвер и, быть может, бар обойдётся без очередного стрельбища, которое он был готов развязать по поводу и без, но кинжал же всё равно остался при нём — его, такой близкий и родной, он сейчас и перебирал в руках. Наконец, утирая рот ладонью, из-за дверей «Джерико» появились Ран. Силко встретил их вздохом облегчения, и тут же потянул их рукав на себя.

— Ну что, пошли?

Этот бар он знал ещё давно. Каждый уголок, каждую соринку он помнил и не забудет уже никогда. Сейчас противнейший до тошноты кабак с мерзким барменом когда-то был домом, роднее и теплее которого в Зауне было не найти. И пусть спать приходилось в подвале, прижимая к груди плюшевого мышонка, было в том детстве что-то поразительно светлое, чистое и невинное.

Но сейчас на месте матраца стояли бочки, игрушки были убраны в коробки на складе, а тепло и забота выветрились с дымом от сигар похаживавших сюда моряков.

Но стоило им только зайти внутрь, как воспоминания назло нахлынули всё с большей силой, напоминая о том, что Силко видел каждое утро своего детства: от огромных стеклянных витражей с непонятным рисунком, до рыбацких сетей и невпопад развешанных ламп. Вон там можно было сыграть в дартс, а вон тут стоял проигрыватель, заменивший пианино. Лишь только барную стойку Силко игнорировал настолько, насколько то было возможно — переводил свой взгляд с предмета на предмет, лишь бы только не глядеть вперёд, на чудовище, к которому он пришёл добровольно.

Почти с закрытыми глазами Силко нашёл тот самый столик, о котором говорил Ран: он стоял почти что в самом углу и редко привлекал посетителей своей неуютной темнотой. Однако именно из-за него можно было лицезреть половину бара, не обращая на себя излишнее внимание.

Когда-то за этим столиком Вандер учил его выводить буквы в тетради с пожелтевшими листьями. За этим же столиком они играли — сначала со старыми куклами и вырезками из-под пакетиков с какао, потом с ключом и гайками, а затем и резво на скорость вонзая нож между пальцами. Тут Бензо рассказывал им с Севикой поразительные истории о том, как мухлевать в карты, показывал кольца из магазина своей матери и травил небылицы. В том же месте Силко сидел и сейчас, забыв как дышать и моргать, из-под нависающего капюшона глядя на крепкую женскую фигуру с красной накидкой.

Сердце сводило. Шум, разговоры пьяных посетителей, дым от сигарет — от всего этого и так голова кружилась, а тут ещё перед ним предстала она. Он её так давно не видел, только наблюдал, издали, вот прямо как сейчас. Она была такой близкой и недостижимой одновременно. Сильно изменившаяся для кого угодно, но уж точно не для него. Она никогда не изменится, нет. Она всегда будет идеальной. В синяках и ссадинах, в крови, с пеплом в волосах — эта муза, богиня свободы, войны, доблести и самоотверженности навсегда останется прекраснейшей женщиной на свете.

Но вторая фигура рядом с Севикой вызывала совершенно другие эмоции. Гора из чистой ненависти и злости, он был самым настоящим оборотнем — надевал маску защитника Линий, но вовремя умел её снимать, оскалив окровавленные клыки и приготовившись растерзать каждого на своём пути. Словно мотылёк, летящий на пламя свечи, каждую секунду, которую Силко смотрел на Вандера, сердце судорожно выбирало, кто же перед ним — любимый брат или монстр из его кошмаров.

Поднабравшись смелости Ран просеменили к стойке и вполне успешно заказали Плач Сирены, чем явно удивили Севику. Деньги за бутылку пришлось отдать сразу — редко кто может выпить всё и продержаться дольше пяти минут. Силко с интересом наблюдал за реакцией Севики, за тем, как она усмехнулась и чуть развернулась к Ран, завела какой-то разговор. Наконец-то он увидел её не со спины, в профиль, но этого всё ещё чертовски не хватало. Ему хотелось больше. Так сильно хотелось, что он готов был вскочить прямо сейчас, столкнуть Ран со стула и сесть прямо напротив Севики, снять с себя и капюшон, и повязку и будь что будет. Но нет. Вандер рядом.

Вандер всегда рядом.

Прогнав эту мысль из головы, Силко продолжал наблюдать за Севикой, нервно потрясывая ногой. Быть может Ран были правы и весь этот маскарад был совершенно напрасен? Нужно было просто подкараулить её в переулке, без капюшона и бинтов, просто выйти лицом к лицу, поприветствовать, пожать руку, обнять. Но в этом не было опасности, не было пафоса, не было Силко. Представляя да размышляя, Силко почти не заметил как надменная ухмылка Севики в разговоре с Ран сменилась удивлением. Вот она выпрямила спину и сжала кулак, вот нахмурила брови, а вот и опешила, неуверенно забрав кольцо, а затем обернувшись и устремив взгляд на него.

В этот момент всё его тело внезапно потеряло контроль. Мороз по нервным окончаниям, от мозга и до кончиков пальцев, а потом неожиданная искра и самый яркий в Рунтерре пожар. Как давно он не смотрел ей в глаза? Как давно он не смотрел ей в глаза…

Силко приподнял дрожащую руку, помахав ей еле-еле, так, чтобы видела только она, приподнял капюшон, ненадолго — лишь на пару секунд, и вновь скрыл своё лицо, откинувшись на спинку стула и тяжело выдыхая.

«Ты дурак?»

Эти слова он не говорил сам себе, нет, они читались в её взгляде. Он слышал их её голосом, с этим ехидным упрёком, который она так часто использовала при разговоре с ним. Севика уже соскочила со своего барного стула и намеревалась подойти к нему, но…

Вандер, как, собственно и всегда, решил объявиться в самый неподходящий момент. Сколько раз он им мешал? Силко уже сбился со счёту. Ран выхватили из его ручищ бутылку и два гранёных стакана, после чего быстро скользнули к Силко, усаживаясь напротив него так, чтобы он всё ещё мог разглядеть всё, происходящее у барной стойки.

Они слишком хорошо друг друга знали. Севика помнила, что он не осилит «Плач Сирены». Силко помнил, что она просто обожает пить на спор. А потому она развернулась к Вандеру, большим пальцем указывая за спину, харахорясь и активно размахивая руками.

— И перепей, ну-ну, я посмотрю, — омерзительно громким смешком пробасил Вандер.

Силко не мог не поднять на него свой взгляд во второй раз. Так близко он не видел его с той роковой ночи, и каждое напоминание о его существовании заводило его всё сильнее и сильнее. Камень о камень до первого пламени — пальцы потянулись к кинжалу, но Силко вовремя себя успокоил.

— А вот и перепью!

Севика перекрикнула его, хлопнув со всей силы по стойке и быстро разворачиваясь на каблуках. Многие в баре затихли, с замиранием сердца глядя на то, как она приблизилась к их столику. Конечно, среди случайных зрителей есть оказались их общие знакомые, её подруги и самые старшие — «парни», которых Вандер насобирал за собой по всему Мезонину. Все они были увлечены праздником и абсолютно все хотели посмотреть на ещё одну забаву этого вечера.

— Ребят, «Плач Сирены» за прошлый пяток лет немало покрепчал. Спорим, — она скрестила руки на груди, — что я осушу этот стакан быстрее вас обоих?

Эти слова она явно говорила Ран, но смотрела на Силко. Он и рад бы был снять капюшон, да вот только сейчас это было абсолютно невозможным, когда на них смотрела каждая пара глаз в баре.

— Целый? — Ран спрашивали бойко, ещё не зная, на что подписываются.

— Целый.

Силко подвинул ей свой стакан в немом «я не пью». Севика понимала — обычно его вело от простого пива, что уж говорить о таком огне, как «Плач Сирены». Неоново-розовое пойло, оно искрило крохотными взрывами, алыми вспышками блесток возникающих то тут, то там, и особо резво заискривших, стоило только легендарному напитку наполнить стаканы. Смуглые пальцы отстучали счёт в три удара и вот уж соперники схватили стаканы и мгновенно принялись жадными глотками пить настоящее пламя.

Вполне ожидаемо не дойдя и до середины поединка, Ран сдались, еле удержавшись от того, чтобы не выплюнуть всё обратно. Кое-как проглотив сверкающую розовыми пузырьками жидкость, которую всё же удалось набрать в рот, они поморщились от отвращения, выдыхая и начиная беспомощно махать рукой перед открытым ртом — будто бы это как-то могло помочь.

Севика же, под аплодисменты, улюлюканье и радостный свист толпы, осушила стакан, не покачнувшись, и резким движением опустила его на стол, победоносно набрав побольше воздуха носом и резко выдыхая.

— Ничего, и ты научишься, — она похлопала плевавшихся Ран по плечу, — Давай-ка ты закажешь что-нибудь ещё, а мы пока с твоим дружком переговорим.

Силко покачал головой.

— Он… не может говорить, — кашляя, добавили Ран.

Силко очень сильно хотелось сказать хоть что-нибудь, но сейчас он попросту боялся. Эта излишняя осторожность была оправдана, и Севика не собиралась перечить — у неё был план получше. Пожав плечами, она допила «Плач Сирены», оставшийся в стакане у Ран, и вновь зыркнула на Силко, мотнув головой в сторону туалетов.

— Раз не может говорить, так пусть прогуляется.

Идея неплохая — запереться в кабинке и поговорить. Но вдруг кто-то услышит? Вдруг посетители ещё обращают на них внимание? Вдруг всё видит Вандер? Вдруг всё вновь пойдёт не так? Вдруг? Вдруг??? Вдруг?!

Его мысли метались от одного ужасного решения к другому, и он тщетно пытался с ними бороться. Бил в пустоту, а получал в ответ в два раза больше ударов, подкашивавших его, сбивавших его на тот страшный путь, с которого он начинал два года назад. Неизведанность. Пустота. Дичайший ужас, пламя, прожигающее глотку, а за ним ледяная вода, тянущая его на дно, где есть только мрак и ненависть, ярость и жажда спустить праведный гнев на всё живое.

Силко правда наивно думал, что за каких-то пару лет он успокоился. Верил, что за это время научился хоть сколько-то контролировать себя, осознавал, что с ним не так. Он это чувствовал, видел — и в осколках витражей, и на лезвии ножа, но просто не мог ничего сделать. Смиренный наблюдатель самого себя, узник, закованный в кандалы, вынужденный смотреть на то, как его руки предательски разрушают всё, что ему дорого. Респиратор подавал чистый воздух, но стоило Севике скрыться из зала, как дышать стало сложнее, и Силко стянул мерзкую железку на свой страх и риск. Губа невольно дёрнулась, и он вновь начал метаться, не зная, двинуться дальше или же сесть обратно.

Ведь она там одна. Она его ждёт. Она ему верит.

Но никто не услышит, если он достаточно быстро вонзит клинок ей в горло.

Подобные мысли посещали его в те страшные секунды абсолютного возбуждения, когда терпение держалось на тончайшем волокне вот-вот готового разорваться каната. И мыслям этим было совершенно наплевать, на кого спустить огонь своей злости — враг или друг, они никого не щадили. Словно пронзённый пулей, Силко вцепился в столешницу, не позволяя себе сделать даже малейший шаг вперёд. Голова раскалывалась, его начинало тошнить, механизм медленно запускался, и остановить его было уже невозможно. Как? Как он мог об этом подумать? Но какая-то пара секунд и он уже не просто думал, он представлял, слишком ярко, слишком детально, слишком мерзко. Пальцы тянулись к ножнам, и теперь это была не защитная реакция. Как и в сотни раз до этого необузданное желание перерезать чьё-то горло, увидеть, как жизнь угасает в чужих глазах, выместить всё, что дёгтем и копотью отравляло мозг.

— Нет, нельзя. Её нельзя. Нельзя.

Силко шептал эти слова себе вслух, к испугу пьянеющих Ран, но рука не слушалась. Нужно. Просто. Попробовать. Зайти в тесную кабинку и дать волю своим желаниям. Он даже клинок наточил совсем недавно, не так ли? В подарок.

Пришёл слишком рано. Не додумал. Не дотерпел. Разум играл с ним в рулетку — барабан крутился с бешеной скоростью в такт колотящемуся сердцу, и он не знал, выстрелит ли револьвер на этот раз. И выстрелил бы, не успей Силко вовремя ухватиться за последнее спасение, тростинку над пропастью: отняв бутылку у Ран он залпом заглотил весь оставшийся «Плач Сирены» — первый раз что-то тяжелее сидра. Глоток за глотком, Силко, кажется, ощутил весь путь пламени вплоть до желудка — он не ел ничего, кроме пары яблок и пирожных — но именно на этом он и постарался сосредоточить все свои мысли. Что угодно, лишь бы не желание убивать. Забыться, сойти с ума, но только не схватиться за нож. В голову тут же ударило, и он, воспользовавшись этим моментом, почти что вылетел из бара, слыша за спиной громкое вандеровское «у вас всё нормально?». Заботится о своих клиентах. Хранитель.

За бутылку уже было уплачено, а потому как только Ран сообразили, что происходит, так тут же понеслись за ним, ударяясь о края столиков и запинаясь за собственные ноги.

— Дерек! — закричали они, пытаясь догнать его. — Дерек, остановись! Что случилось?!

Язык заплетался, но Ран повторяли это вновь и вновь, пытаясь угнаться за Силко, который уже скинул с себя респиратор, со всей мощи ударяя его об угол дома, за который он резко завернул. Массивная маска разлетелась на части, и Ран пришлось увильнуть, чтобы рванувший баллончик не отлетел им прямиком в лицо. Часть всё же задела плечо и Ран чуть ли не взвизгнули от боли и неожиданности, но так и не остановились.

— Дерек, да что опять произошло?!

На этих словах Силко остановился как вкопанный, тяжело дыша и резко поворачивая голову в сторону Ран. Он успел избавиться от плена бинтов, и вот теперь на обгоревшей под пилтоверским солнцем коже отчетливо виднелись следы от слишком тугих туров, трещинами расходящихся в стороны от шрамов, уродующих половину его лица. Каждый из них был словно заполнен лавой — подсвеченный янтарём огненного зрачка, широчайшим кольцом запылавшем в глазнице. Пламенное кольцо — оно металось из стороны в сторону, хотя блестящий здоровый глаз совершенно не моргая смотрел прямиком на Ран.

— Что случилось? — он сглотнул и выдавил из себя смешок. — А что-то случилось? Я вот так не думаю.

Последняя фраза была брошена чуть ли не плевком на выдохе, и Силко засмеялся, качая головой и выхватывая из ножен свой кинжал.

— У меня вот, например, всё очень хорошо, Ран, правда. Сегодня же лучший день в моей жизни! Я, — он захохотал, судорожно глотая воздух, — я счастлив! Я невероятно счастлив!

Громче и громче, смех его становился неестественным и почти что сумасшедшим гоготом, который в конечном счёте перешёл в противный и режущий ухо кашель.

— Я НИКОГДА НЕ БЫЛ ТАК СЧАСТИВ!

Кривая улыбка то и дело становилась гримасой, а смех — плачем. В этой неразберихе, опьянённый и «Плачем Сирены» и нектаром из чаши собственных демонов, Силко размахивал кинжалом, ударяя то в воздух, то в стену, задыхаясь, крича, угрожая.

— Ты куда? Ты куда???

Не успели Ран и взвизгнуть, как Силко ухватил их и небывалой для своей костлявой фигуры силой поволок за собой. Его бросило в дрожь, но запястье Ран Силко так и не отпустил, даже наоборот — намертво держал их руку и угрожал переломать им все кости.

— Куда… — Ран еле держались на ногах, — куда мы идём?

Но Силко не отвечал. Уверенными шагами он нёсся прямо, пока наконец не встал, со всей силы толкнув Ран вперёд и отбросив их к фонарному столбу.

— У меня традиция есть такая! Праздновать день моей женщины, понятно, да?! — вцепившись Ран в плечи, он наклонился к ним так близко, что капли пота на их бледной коже засветились янтарём, отражая огонь в его глазнице.

— Дерек, успокойся, пожалуйста. — Ран попытались оттолкнуть его от себя, но выпитый «Плач Сирены» дал о себе знать, тут же очутившись вместе со всем ужином в «Джерико» на мостовой.

— Вооот! — гремел Силко, прижимая кашляющих Ран к пыльным камням. — Видишь, как нам весело, а?! Прожрали все мои деньги, а теперь пойдём дальше! Игорные дома да бордели, а? В честь праздника?

Чуть ослабив хватку и борясь с начавшимся головокружением, Силко зацепился за фонарный столб и начал хватать воздух ртом, таращась вперёд пустым взглядом и говоря абсолютную несуразицу, среди которой были слышны одни и те же слова:

— Как же мне хорошо, Ран! КАК ЖЕ МНЕ ХОРОШО!

Силко не помнил, шли ли Ран за ними, но тогда ему было не до этого: насидевшись на холодном камне, он будто почувствовал очередной прилив сил, взлетел на ноги и, ведомый новой импульсивной идеей, рванул вперёд, в знакомый рай наслаждений, в мир сладостного греха, в котором последний раз он был ровно год назад.

Знали бы только недавно убитые лодочник со скалолазом, что их жизни не стоили больше взятки, которую Силко отдал охране, лишь бы его пустили внутрь, пусть и в столь пьяном виде. Там, в неоновых коридорах, круживших голову ещё сильнее «Плача Сирены», Силко шатался от стены к стене, пока взгляд не прояснился, и не удалось схватить первого попавшегося человека за руку.

— Ты! Пошли!

Жертвой обстоятельств стал не охотник в узорчатой маске, и даже не красавец-моряк с блестящей от масла кожей. Заметно ниже Силко, на тоненьких трясущихся ножках перед ним предстал самый настоящий оленёнок — таких хрупких целовать было страшно, а он что-то в борделе забыл. Но хрупкость его Силко не интересовала — он затащил паренька в до боли знакомую комнату, каких по всему Театру было полно — одинаковые птицы, одинаковые картины, одинаковые цветы — мнимая уникальность, индивидуальный подход к клиенту, расштампованный по всему этажу.

— Раздевайся! — рявкнул Силко, оттесняя Оленёнка вглубь комнаты. — Кому сказал, раздевайся!

Дверь захлопнулась, дрогнув на петлях, а сам Оленёнок попятился назад, испуганно оглядываясь по сторонам — другого выхода здесь, конечно же, не было.

— Вы должны сначала заплатить, а потом…

— А я заплачу-заплачу, ты не сомневайся. Столько заплачу, в золоте купаться будешь.

Он достал кинжал из ножен, и Оленёнок вскрикнул, но не успел даже отскочить, как Силко в одно движение развернул его к стене, зажимая его между ней и собой. К бледной коже прижался металл, и земля начала уходить из-под ног.

— Охр…

Докричать уже не получилось — Силко заткнул его рот рукой, кидая кинжал на пол, и подался вперёд, шепча на самое ухо, прямо как дворянка во время сегодняшнего пикника:

— Ты не бойся, я с ножом хорошо обращаюсь, хватка крепкая. Тебе понравится.

Очередная истерическая дрожь, очередной хохот — Силко не отдавал себе отчёта в происходящем, а Оленёнок, застывший от испуга, уже поверил в то, что доживает свои последние минуты.

— Ну что же ты стоишь? — Силко со всей силы ударил коленом по его хрупкому телу и сжал руку вокруг хрупкой шеи. — Я же тебе сказал, раздевайся! Не бойся, ничего я тебе не отгрызу, я сейчас добрый. У меня сегодня праздник! У меня… у ме-ня… у… ме…

Наконец-то Оленёнок жадно вдохнул — костлявые пальцы прекратили его душить, и вскоре рука и вовсе отпрянула.

Пить «Плач Сирены» — в принципе плохая затея. Пить «Плач Сирены» на голодный желудок — крайне плохая затея. Пить «Плач Сирены» на голодный желудок, когда ты мгновенно пьянеешь — безумная затея. Силко пошатнулся, растерянно глядя по сторонам, пока перед глазами всё плыло, а крик Оленёнка становился всё менее и менее различимым, доносившимся до него словно из-под воды. Неуверенно шагнув назад и бросив взгляд куда-то в пустоту от Оленёнка, Силко простонал нечто непонятное, пошатнулся и рухнул прямо на пол.

Он лежал, красный от алкоголя и солнечного зноя сегодняшнего утра, в этой противной ему комнате, рядом с родным кинжалом, его единственным понимающим другом в этом холодном и жестоком мире, пока крики и суматоха вокруг становились всё тише и тише, узоры на потолке всё мутнее и мутнее, а комната всё темнее и темнее. Погружаясь в объятия Бездны, Силко лишь на секунду вновь увидел лицо Севики и наконец-то выдохнул.

Ведь никогда раньше он не был так счастлив.

Никогда.

ㅤ ㅤ ㅤ ㅤ

ㅤ ㅤ ㅤ ㅤ

ㅤ ㅤ