— Киарах, я, конечно, рад тебя увидеть, но что всё это значит?

Вопрос, что терзал дозорных Призрачных Когтей, повис в воздухе. Трое воинов смотрели то на Киараха и Маданаха, вышедших вперёд, то на неполные три десятка Изгоев в некотором отдалении, где среди звериных шкур мелькала городская ткань. Не ждали они возвращения своего вождя и шамана в такой большой компании.

— Разговор к матери. Она никуда не отлучилась?

А к границе лагеря уже подтягивался взволнованный гостями клан. Люди не понимали, как реагировать, ведь даже, если пришли сородичи, их слишком много для спокойствия. Но привёл этих незнакомцев тот, кого они знали и кому верили. И от того стояли, не понимая, что делать. Киарах не собирался ждать, уже сделал шаг вперёд, показывая, что собирается пройти. Они с Маданахом поговорят с матерью, пока остальные подождут у границы лагеря, а дальше — как разговор сложится.

— А ну с дороги! Дай мне пройти, — бесцеремонно распихав дозорных, вперёд вышел старый Борван и широко, с облегчением и одобрением улыбнулся Киараху. — Ты всё-таки вернулся домой живым. Так и надо. Молодец, Вороний Сын.

— А ты ещё не помер сам, старик. Я-то боялся, тебя без моего пригляда уже прирезали, — Киарах искренне улыбнулся названому отцу.

Они оба сдержали слово встретиться живыми.

— Надо же, ты в своём возрасте ещё полон сил, Борван. Даже со временем умудряешься бороться, — выступил вперёд Маданах, доселе стоявший в стороне. Его видели, но понятия не имели, кто он такой. В клане лишь один человек знал короля в лицо.

И Борван узнал. Сразу, несмотря на годы.

— Быть не может… Маданах… мой король, как ты можешь быть жив?..

Все слова мигом затихли. Пускай клан не знал короля в лицо, но хорошо знал имя и деяния. Киарах бесшумно фыркнул в веселье от вытянувшихся лиц и безмолвно уступил инициативу Маданаху. Пусть тот, кто идёт объединять Предел, сам за себя говорит и сам себя показывает. А вождь Призрачных Когтей будет на подхвате правой рукой.

— Вместо казни норды бросили меня в шахты. Но теперь я вернулся и собираюсь снова объединить кланы и освободить наши земли. Для этого я пришёл сюда. Киарах стал моим союзником, и мы хотим поговорить с матриархом Призрачных Когтей. Дайте ей знать.

Ведь пусть Киарах и руководил людьми, но, как было у кланов и тысячи лет назад, слово всегда оставалось за ворожеёй-матриархом. Лишь мать окончательно поставит Призрачные Когти на сторону Маданаха.

Не успел никто вызваться гонцом, как голоса стали затихать, а воины расступаться. Киарах вскинулся, понял причину — матриарх вышла к ним сама. Глаза мигом нашли родные перья, а ноги сделали шаг навстречу, да так и остановились. Потому что за матерью ступала незнакомая фигура. Длинное одеяние из кожи и костей, козьи рога и птичьи перья в волосах — ведьма. Но лицо чужое, Киарах впервые видит женщину, что держится за правым плечом матери. На его месте.

— Это Мерна, — шепнул на ухо Борван, что понял недоумение Киараха. — Итель взяла её в ученицы, когда ты ушёл.

Против воли Киарах напрягся, но сразу заставил себя расслабиться. Ученица, значит. Помощница и правая рука в магии и правлении. Что мать возьмёт себе подмогу заместо ушедшего сына было ожидаемо, но всё равно шаман ощутил гадкое чувство в груди. Неприятно было узнать, насколько легко и быстро нашли другого на его место. Но так и надо было сделать. Они с матерью оба понимали, что на своё место Киарах не вернётся. Его судьба дальше и больше, ему предначертано освободить Предел и удержать или погибнуть в попытках того достичь. Возвращение Маданаха ничего не изменило. После того, как они отобьют Маркарт, они оба там и останутся. Киарах не оставит Маданаха без пригляда до самого конца короля. А когда тот уйдёт к Намире, кого-то другого шаман над собой больше не признает.

— Мой сын вернулся с мертвецом под руку, — проскрежетала ворожея. Чёрные вороньи глаза переходили с одного на другого, а перья в недовольстве топорщились. Она была далеко не рада. — Ты должен был прийти один, но с тобой стоит тот, кому полагается оставаться мёртвым.

— Матриарх, я… — Маданах попытался было взять слово, да только резкое карканье заставило заткнуться. Ворожея не желала ни говорить его имя, ни слышать его самого.

Киарах сразу вспомнил все вызванные скверным предчувствием подозрения. Похоже, он был прав насчёт матери. Но надеялся, что с этим можно что-то сделать, потому выступил вперёд.

— Дай мне, — шепнул он Маданаху и обратился к матери: — Нам надо поговорить, мама. Без лишних ушей.

— Вот именно — без лишних ушей, — слава старым богам, что с ним она говорить желает. Ворожея развернулась и пошла прочь. — Иди за мной, Киарах. Мерна, стой здесь. Не спускай с мертвеца глаз.

Напоследок шаман переглянулся с королём, чтобы в ответ увидеть сталь в светлых глазах. Маданах кивнул: сделай что можешь. Но и сам он не будет просто стоять и ждать. Киарах был спокоен, знал, что король не дурак и не станет нарываться, когда ворожея недружелюбна. Но ведьма-то остаётся рядом, через неё что-то да получит.

Край глаза зацепился за объект в сердце лагеря. Знакомые черты драконьего черепа вызвали короткую ухмылку. Притащили-таки останки Фелсакуура, выставили трофей.

Зев украшенной костями и козлиными головами пещеры встретил полумраком, что разгоняли редкие факелы по длине тоннеля. Мать шла в молчании, лишь сиплое дыхание раздавалось в такт шагов птичьих лап. Под сводом её логова Киарах на миг застыл, восхищённый представшим глазам зрелищем. Вереск воистину пророс. Несколько месяцев назад они с матерью поили кровью землю. Сейчас из неё росло дерево в два человеческих роста. Корни его смертельно любящими объятиями обвивали мёртвые тела, что питали его жизнь. На раскидистых ветвях висели десятки луковиц вересковых сердец. То, что создаёт могучих воинов. И то, что даёт большую силу иным ритуалам и варевам. Сила старой магии Предела, что даже не всем его детям даётся в руки.

Лишь ворожеи знают о ней всё.

— Дай мне руку, Киарах, — скрежещущий голос отвлёк шамана от любования. Мать стояла напротив, требовательно простирала когтистую длань. Взгляд её был прикован к кольцу Намиры.

Киарах без споров удовлетворил её любопытство. Длинные пальцы сжали ладонь с силой, которую не подозреваешь в худощавом старушечьем теле, а чёрные глаза пиявками впились в жучиные жвала узоров.

— Ты добился милости Королевы Духов, Киарах. Мудрый шаг. Её сила укрепит твою собственную и сделает тебя страшнейшим хищником, какого ранее никто не видел, — хватка ослабла, позволяя забрать руку, да только перья встопорщились, а старушечье лицо скривилось в гневной гримасе. — У тебя было всё для достижения своей судьбы, Киарах, ты не должен был добавлять к себе мертвеца.

— Я знаю, что матриархи провозгласили Маданаха мёртвым, когда его бросили в шахты. Но я всё равно вижу в нём то пламя, которое послужило ему в прошлом и послужит в будущем. Я не понимаю, почему ты так к нему враждебна. Ведь это ты всегда говорила мне о единстве и свободе нашего народа и земли, так почему…

— Ты должен был их принести, глупый сын! Я растила тебя сильным под стать крови дракона в твоих жилах. Ты должен стать королём, а мертвец свою роль отыграл.

Шаман невольно напрягся, ощутив раздрай в душе. Как будто его поделило надвое. Одна часть отзывалась словам матери, бурлила, кипела, жаждала убрать того, кто встал сверху. Такое знакомое чувство, что родилось ещё в Сидне. В противовес ему вторая часть понимала, что мать заблуждается. Не хочет видеть за своими желаниями истинного блага.

Гласу разума Киарах верил больше.

— Мама, ты годами направляла меня, и я тебя слушал. Я знал, что ты права и видишь больше, чем открыто разуму человека. Но есть те, кто ведают больше ворожей, — Киарах покачал головой и крепко сжал кулак, отчётливо чувствуя ледяную близость тьмы покровительницы. — Королева Духов говорит иначе. Это она привела меня к Маданаху, её наставлению я доверяю — он всё ещё нужен. Я был с ним все эти дни, и я заверяю: его огонь пылает ярко.

С трудом Киарах верил, что всерьёз оспаривает слова матери. Такого не было ранее никогда. Но разве может он иначе, когда видит, что она заблуждается? Ворожея же молчала, по-птичьи склонив голову к плечу, едва речь коснулась Королевы Духов. Мать может считать себя мудрее сына, но лишь глупец возомнит себя мудрее бога.

— Даже, если тебя провела Королева Духов, истины тебе не изменить, — когти птичьих ног клацнули по полу. Мать подошла почти вплотную, неизменным сиплым дыханием окатила Киараха въевшимся запахом крови. Рука легла на скрытую выделанной шкурой грудь. Когти нажали на рёбра, под которыми дремала душа Салокнира. — Мой наивный сын, для тебя глупо верить, что сможешь довольствоваться местом за правым плечом того, кто потерял право зваться королём. Ты дракон, Киарах, осознай истину своей природы. Ты высший хищник и высший властитель. Знаешь, почему в древние времена драконы правили нордами, сын мой? Потому что хотели и могли. Ты такой же. Рано или поздно дракон сожжёт прилипшие к рогам лохмотья.

Сердце бешено стучало, отдавалось в рёбрах. Киараху стоило усилий, чтобы подавить порыв слабости отшатнуться. Что-то внутри него отзывалось словам матери, кричало, что они правдивы. Привычка её слушать или действительно драконья природа? Нет, не важно, Киарах всё ещё верит своему разуму больше, чем прочему. Он убьёт Маданаха лишь после освобождения Предела. И не исподтишка трусливой падалью, не для того сказал королю о неотвратимой судьбе. Лишь ритуал глаза в глаза, когда оба будут готовы. Никому не толкнуть Киараха на крысиный удар в спину.

Злит, что мать вообще смеет пытаться это делать. Даже в её отношении у Киараха есть предел терпения. У него своя воля и свои мозги есть.

— Я не спорить с тобой пришёл, мама, — процедил шаман, желая сделать своё дело и уйти, чтобы подумать в тишине. Не того он ждал от возвращения домой. — Я иду за Маданахом. Пока мы объединены одной целью, я ему не враг, и тебе этого не изменить. Если ты тоже желаешь выжечь нордскую гниль с нашей земли, помоги нам. Нужны припасы и воины. Твоё слово?

Мать долго смотрела, не мигая своими чёрными глазами. От неё больше не исходило гнева, как в начале, лишь пугающее спокойствие. Киарах чувствовал, как с каждым ударом сердца на его горле сжимаются холодные когти мерзкой тревоги. Будто он упускает нечто очень важное. Нечто, что повисло невысказанным и вовсю воняло бедой.

— Бери припасы, какие сочтёшь нужными, — ошарашила согласием мать, когда Киарах приготовился к отказу. Да не успел он целиком прочувствовать удивление, как ворожея непреклонно отрезала: — Воинов я тебе не дам, ни обычных, ни вересковых. Сердца для магии тоже не получишь. Эти дары я дам королю-дракону, а не мертвецу в лохмотьях. Теперь иди, я всё сказала.

И отвернулась, ушла к вересковому дереву, не собираясь продолжать разговор.

Желание оспорить отказ Киарах подавил. Знал — бесполезно. Он ведь своё собственное упрямство не на пустой почве взрастил. Припасы под вонью беды уже брать не хотел. Но без них не обойтись. Хоть с едой и водой проблем не было, тёплых вещей мало, только необработанные шкуры с добычи, да магия огня. Люди мёрзнут, особенно городские в своих тряпках. Киараху каждый день приходилось гнать из сородичей зарождающиеся болезни, и была у него лишь магия. Зимой на природе с ингредиентами для зелий плохо. И варить негде. Как бы к оплоту Друадах никого не подкосила простуда или дрянь похлеще.

— Хорошо, — бросил Киарах в спину матери и без прощания ушёл.

Ноги быстро вынесли наружу, где уши услышали громкий голос Маданаха. Шаман быстро нашёл, где он, пусть десятки спин заслоняли от глаз. Хорошая речь о свободе и прольющейся вскоре нордской крови, о пожирающем захватчиков пожаре, чьи отголоски разгораются сейчас в сердцах Изгоев. Уж говорить Маданах умел, нельзя не признать. Его люди внимали с не меньшим пожаром в глазах — подошли к территории лагеря вплотную, хоть без разрешения не ступали. Речь короля как раз кончилось, когда заметили Киараха. Призрачные Когти в нетерпении уставились на своего шамана, распалённые Маданахом, они жаждали услышать о разрешении матриарха присоединиться к королю.

Киарах прищурился — он не собирался говорить им об отказе. Взглядом встретился с Маданахом, что всё понял по лицу и даже не удивился. Рядом с ним стояла Мерна, которая по приказу матриарха не спускала с короля глаз… и только. Она не мешала.

— Хочу кое-что добавить, — заявил Киарах.

Маданах кивнул ему, и шаман развернулся, чтобы выйти в сердце лагеря. Мать ему отказала, но с чего он должен мириться с её упрямыми заблуждениями, поджимать хвост и послушной псиной брать всего лишь припасы? Воины нужны не меньше. Чтобы говорить с кланами, нужна реальная сила. Не каторжники с подорванным здоровьем, не вчерашние оседлые, которые и сражаться толком не умеют, а здоровые матёрые воины. Раз мать их не даёт, Киарах возьмёт сам.

Птицей он взлетел на череп Фелсакуура. Немая кость и безвольный осколок души в утробе — всё, что осталось от первого дракона Киараха. Это — и память о том, что изменилось в тот судьбоносный день.

Чёрные глаза обвели подтянувшихся людей. Мужчины, женщины, дети. Сплошь знакомые лица, горящие огнём борьбы. Киарах с предвкушением оскалился, отвечая их пламени, их жажде. Задрал голову и расправил плечи. Лёгкие наполнились воздухом, чтобы обернуть в YOL, что огненной волной ударило в небо.

Голоса мигом стихли перед воплощённой силой Голоса.

— Призрачные Когти, слушайте меня! Браться и сёстры по свободе, вы тоже! — Киарах поставил ногу на изогнутый драконий рог, возвышая себя ещё сильнее, чтобы каждый видел, чотбы каждый слышал. Рука указала вниз на кость. — Призрачные Когти, все вы знаете, как умер этот дракон. Я нанёс ему последний удар, и тогда пробудилась особая кровь в моих жилах. Пламя, что я дал вам увидеть, лишь песчинка того, что даёт мне кровь дракона. Я собираюсь превзойти каждую из летающих ящериц, покорить эту силу и полностью отдать нашей земле и нашему народу. Я заслужил благословение Королевы Духов, она наделила меня частицей своей силы. Всю эту мощь я обрушу на любого, кто встанет на моём пути, и я доверяю Маданаху её направлять. Этот человек однажды смог объединить и отбить Предел, а теперь вернулся к своему народу и вновь ведёт нас в бой. Я признаю его королём и ухожу за ним, потому что время, которого мы, Изгои, так долго ждали, наконец, пришло. Это время утопить Предел в крови нордов, время возвести на их костях наше королевство, которое будет принадлежать только нам! Призрачные Когти, идите с нами и сражайтесь за нашу землю! Не смейте сидеть на задницах в ожидании перемен, вершите их сами! Кто пойдёт вместе с нами в оплот Друадах, кто решит нагнать потом — я буду ждать вас всех!

И ответ — многоголосый рёв. Распалённое пламя пожрало брошенное топливо и полыхнуло слепящим заревом, воздух наполнился жаждой крови, желанием борьбы. Киарах лишь скалился довольным саблезубом… нет, расправившим крылья драконом. Даже мать не смеет его сковывать. После такого она не сможет унять жаждущих сражаться воинов, не всех так точно. Десятка два человек Киарах получит, они сбегут за ним, невзирая даже на ворожею.

Потому что кровь Предела непокорна. Молча сидеть гонимым зверьём вместо шанса выдрать глотки тем, кто мнит себя хозяевами, она не будет даже, если так скажет ворожея. Изгоев ведёт вперёд ненависть.

— Хорошая речь, я даже хочу ей поддаться. Вы оба умеете говорить.

Тихий незнакомый голос, неожиданно чётко прозвучавший в кровожадном рёве, стал Киараху неожиданностью. Он опустил глаза, чтобы увидеть Мерну. Увлёкся, видно, раз она подобралась незамеченной. Ведьма стояла у черепа дракона и взирала на шамана со странным выражением в светло-карих почти до желтизны глазах, которое Киарах не мог понять.

— Ты ученица моей матери. Тебе полагается быть на её стороне, — Киарах с подозрением прищурился и склонил голову к плечу в попытке понять действия Мерны. Она ведь и Маданаху не мешала.

— Я на её стороне. Но у меня и своя воля есть, — ведьма зеркально повторила жест Киараха, чем вызвала раздражённый выдох. Не любил он передразниваний. — Я давно хотела узнать, есть ли она у тебя.

В ответ шаман лишь кивнул на взбудораженный клан. Ответ на глупый вопрос лежит на ладони.

— Не говори чушь. Если это не моя воля, то что?

Улыбка ведьмы ему не понравилась. Столь неприятная и мутная, как гнилая болотная вода, она вернула мерзкое чувство тревоги, что сжало горло в разговоре с матерью.

— А ты уверен, что это именно твоя воля, Вороний Сын?..