— Впрямь живой. Даже, когда сказала матриарх, я не поверил, — бросил вождь Острых Перьев из Лесной долины. Остроконечная луковица покоилась в дыре его груди, гоня кровь по жилам силой магии заместо биения, и горе идиотам, возомнящим её лёгкой целью. Вересковые воины защищают свои сердца яростнее голодных саблезубов.

— Как видишь. Проводи меня к ней. Ты же здесь как раз за этим.

На спокойные слова Маданаха вождь фыркнул, но махнул идти за собой. Король пошёл первым, Киарах ступал за его правым плечом наравне с Боркулом за левым. Позади держались Борван и Эола. Они, и ещё семеро воинов, готовых защитить своего короля любой ценой, кто бы ни угрожал.

Изгои Острых Перьев были взбудоражены возвращением Маданаха, но без колебаний вскроют ему глотку, будь на то воля матриарха. Киарах не переставал их считать и высматривать укрытия и пути отступления, хоть знал, что им не выстоять, ополчись на них весь клан. Острые Перья самые многочисленные среди кланов, их больше сотни, легко возьмут числом. И не знать наверняка, присмиреют ли они, если успеть убить Тахру.

Но если с ворожеей не удастся сговориться, только убивать и остаётся. Потому что живыми их не выпустят.

Влекущей в логово хищника пастью чернели древним металлом ворота нордских руин. Но вождь встал на дороге к ним, не собираясь пускать дальше. Многочисленные шаги, шепотки, переговоры окружали пришедших к Тахре людей, и то не просто зеваки-свидетели. Киарах видел мечи, топоры и луки, готовые растерзать чужую плоть клыками волчьей стаи.

На широкой лестнице к Ведьминому гнезду стояли две ведьмы. Одна в шкурах с изукрашенным острыми линиями татуировки лицом — сородич. Другая в тряпочной робе и обладала острым лицом тёмного эльфа. Женщины ковена Тахры. Искательницы силы, которых ушлая ворожея загнала под воронью пяту.

Ведьмы и Острые Перьея, они окружили Маданаха с его людьми волчьей стаей, зажали на открытом пятачке камня. Как будто предрешено уже их убийство. Киарах хотел бы расфыркаться недовольным котом, на держал лицо спокойным. Подобно чующим кровь рыбам-убийцам сородичи чуют чужое волнение, что взращивает желание впиться в глотку добыче. Шаман поймал взгляд Маданаха — его мысли были схожи. Они уже говорили об исходах перед дорогой.

Ворота распахнулись. Тахра вышла наружу, подслеповато щурясь от блестевшего на снегу солнечного света. Ворожея эта выглядела внушительней матери — больше украшений с костями зверей и людей, гуще перья, волосы тронуты сединой опыта. Немолодая даже для ворожей старуха — значит сильная, свою человеческую и птичью жизнь наращивавшая силу магии и сокровенные знания.

— Всё-таки вырвался из нордской шахты, Маданах. Не сгнил, — Тахра остановилась у самой лестницы, взирая на Маданаха сверху вниз, одной позицией показывая своё отношение. — А теперь снова хочешь выбить нордов? Кар-р-р-кха-ха! В прошлый раз тебя ненадолго хватило!

— В этот всё будет иначе. Я омою Предел нордской кровью, верну его нашему народу, и ни Ульфрик, ни кто-то другой не встанет на моём пути, — на лице Мадаенаха не дрогнуло ни одной мышцы. Он медленно развернулся, окидывая цепким взглядом светлых глаз всех собравшихся Изгоев. — Именно ради этого я здесь, Острые Перья! Достаточно мы ждали и жили преступниками на родной земле, пора подниматься и действовать! Мы должны объединиться и выжечь нордскую гниль с нашей земли! Я вернулся, чтобы повести вас в бой, который создаст свободное королевство — наше собственное!

Киарах видел — Острые Перья рады слышать эти слова. Воодушевлённо поднимали головы и распрямляли плечи… но всё равно с ожиданием косились на своего матриарха, которая в ответ зашлась каркающим смехом и тряхнула головой с жидкими волосами.

— Сколько уверенности в твоих громких словах, Маданах. Не этот ли воин справа от тебя её питает? Ты глупый смельчак, раз притащил ко мне сына моей склочной сестрицы Итель! В другое время я бы выпустила всем вам кишки за такую наглость! — смех в голосе сменился злым шипением, подстегнувшим часть воинов и вересковое сердце похвататься за оружие. Чёрные вороньи глаза уставились на Киараха, и он посмотрел в ответ. Кроме злобы и возмущения он увидел в них интерес. Оценку. — Киарахом тебя звать, вроде. Да… теперь я чувствую причину, почему она так над тобой тряслась. Итель ждала возвращения драконов, чтобы пробудилась твоя кровь… Ах, какая сладкая и сильная кровушка, чую даже отсюда… дракон в мягком человечьем тельце явился на мой порог искать поддержки! Кха-ха-ха! Слышала я, что ты разругался с матушкой, Вороний Сын! Тупая сестра, столько растить себе оружие и так быстро его упустить! Куриные мозги!

Киарах сжал челюсти, давя желание вырвать Тахре язык, которым она поносит его мать. Чёрные глаза тяжёлым эбонитом уставились на ворожею, пока воля перебарывала желание оскорбить ворону в ответ. Шаман сдержался.

— Моя размолвка с матерью тебя не касается. Но в другом ты права — это я главное оружие Маданаха. Со мной не только сила драконьей крови, — Киарах поднял руку, позволяя Тахре разглядеть темнеющее на пальце кольцо. — Королева Духов отметила меня и благословила на бой за свободу Предела.

Взволнованный шёпот волной разошёлся по рядам Острых Перьев. Если это не знак, то что?

— Видишь — я не на ровном месте так уверен. На моей стороне сами боги, — вновь взял слово Маданах. — Поэтому я спрашиваю, матриарх северного Предела: ты с нами? Ты согласна объединить силы и очистить нашу родину от захватчиков?

Тахра в задумчивости топорщила перья, не спешила с ответом. Киарах краем глаза следил за Острыми Перьями, видя, сколь воодушевили их его и Маданаха речи. Они искренне хотят подняться, выйти из своего оплота и напоить холмы нордской кровью. Это вселяло надежду, что, реши Тахра убить Маданаха, её воины не будут столь покорны.

А матриарх с ответом всё не спешила. Каркнула своим мыслям и уставилась на короля с насмешкой.

— Не слишком зазнавайся, королёк, кроме гордыни и сына Итель у тебя ничего нет. Сколько под твоей рукой людей? Горстка капель в море. Мне подчиняются семь кланов, мои воины сметут нордов, как только слово скажу. Ты не ровня мне, проигравший нордам король, не думай иначе. Я дам тебе людей только в одном случае — подчинись, склонись, сражайся от моего имени. Впрочем… могу и ровней взять, — Тахра в нетерпении переступила вороньими лапами. Её каркающший смех звучал поганым вестником проблем. Когтистый палец указал на Киараха. — Пусть он принесёт мне голову Итель. Тогда я признаю тебя, Маданах.

— Что?! — Киарах оскалился взбешённым драконом, пальцы напряглись, норовя сложиться жестом пламени. За такое он размотает кишки Тахры по всей долине, будь она хоть десять раз матриарх! Никто не смеет требовать у него смерть матери! — Может, я лучше принесу своей матери твою голову?

Изгои Тахры потянулись к оружию в ответ, пока ворожея заходилась мерзким хохотом.

— Вот, о чём я говорю, Маданах! Ты сговорился с драконом, но он не твой. Приручи его, и тогда я признаю тебя ровней.

Рука Маданаха сжала киарахово плечо, предупреждая, удерживая на месте. Шаман скосил глаза на короля. Если тот склонится перед Тахрой, право зваться королём потеряет. Если посмеет требовать голову матери — тоже. Но если выберет путь, что они обсуждали в своём оплоте…

— Ты не поняла, Тахра. Я пришёл не для того, чтобы просить, — и в голосе его сквозил холод зимы. Лютой и безжалостной, пожинающей жизни что серп пшеницу. Зима простёрла ледяные руки к переставшей хохотать вороне, когда Маданах отпустил плечо Киараха и вытащил топор. В пальцах второй руки плясал мороз уже осязаемый. — Ты или со мной, или против меня. Если не хочешь по-хорошему, мы решим вопрос боем вождей. Правда будет за тем, кто останется дышать.

Вокруг раздавались звуки вынимаемого оружия, натянутых тетив, треска магии. Но неуверенно, медленно, звеня замешательством. Киарах широко оскалился, сжимая меч и жаждущий обернуться голодным пожаром огонёк магии. Король продолжает быть королём, и потому дракон продолжает оставаться на его стороне.

— Наглый червь! Твоя гордыня станет твоей погибелью, а Лесная долина могилой! — взбешённая Тахра отступила, отрезаемая от Маданаха ведьмами и вересковым сердцем. — Острые Перья, убейте его! Растерзайте, освежуйте, вырвите внутренности и скормите воронью! Чтобы от королька не осталось ни единого целого кусочка! А от сына Итель притащите мне голову!

Ушла, гневно шипя и каркая. Киарах развернулся туда, где было больше уверенно держащих оружие псов Тахры, подвинул заслонявшего путь воина Маданаха.

— FUS!

Людей посрывало с места осенними листьями, но не швырнуло в далёкие скалы и стены, не размазало. Одно Слово лишь проволокло по земле, заставило всех остудить пыл и застыть.

— Включите головы, идиоты! — прорычал Киарах, желая, чтобы его голос донёсся до каждого Изгоя здесь. Не желал он лить кровь сородичей из-за склочности одной вороны. — Помните ещё, что для нашего края важнее всего? Свобода! Та, которую у нас отняли захватчики, и нет ничего тупее междоусобных свар, пока норды смеют звать Предел своим! Чего вы хотите — освободить нашу землю или дальше топтаться на месте? Я вижу понимание в ваших пальцах, так слабо сжимающих оружие, так сделайте тот выбор, который подсказывают вам сердца!

— Не надо тут мнить себя умнее матриарха! — рявкнул вересковое сердце и сделал шаг вперёд с топорами наготове. — Она своё слово сказала, и это она поведёт нас к свободе!

— Почему тогда за все эти годы ни одна ворожея не сделала и половины того, что сделал Маданах? За себя они пекутся, и лишь потом за всё остальное. Не мни Тахру умнее Королевы Духов. Намира благословила меня на борьбу и ради неё свела с Маданахом. Богине я верю больше, чем любому матриарху. А её кольцо на моём пальце — доказательство её милости.

Вождь сплюнул и сделал ещё шаг. Но его сторона не важна, вереск в груди нерушимыми цепями сковал воина с той, кто его создал. Не захочет биться сам, так Тахра натравит силой.

Несколько самых дерзких воинов рванули к Маданаху, готовые стоять за матриарха до конца. Рванули, чтобы попасть в руки тосковавшему по убийствам Боркулу. С радостным рёвом орк раскроил топором череп Острому Перу так, что мозги разлетелись по заснеженной площадке. Рядом Борван и Кейе точными ударами убили двоих, не оставив прочим соратникам шанса окрасить мечи и топоры красным.

— Острые Перья, стоять!

Властный окрик разнёсся по долине, и клан его послушал. На месте Тахры стояла ведьма крови Предела, держась уверенно и спокойно. На лице и в глазах ни капли враждебности, лишь интерес и ожидание.

— Это не наша битва, и мы в неё не полезем. Это битва вождей. Маданах сказал хорошие слова: правда за тем, кто останется дышать. Мы пойдём за победителем — вот моё, Бренель, правой руки матриарха, слово.

— Смеешь идти против своего матриарха, Бренель? Значит, последуешь за ними! — взъярился вересковое сердце, рыча настоящим зверем.

Эльфийская ведьма была согласна с ним, начала поднимать руки, да Бренель оказалась быстрее — молния прошила данмерскую грудь насквозь, отшвырнула с лестницы.

— Тебя мои слова не касались, ты всё равно лишён выбора, — припечатала ведьма. — Маданах, сейчас я не буду помогать тебе, но не буду мешать. Хочешь взять Острые Перья — убей Тахру и Ториха, или они убьют тебя. И ты, избранник Намиры, докажи кровью, что великий дух на вашей стороне.

— С удовольствием, — Киарах быстро понял, что движет ведьмой, и не был ей шибко рад. Не столько стремление сразиться за народ и землю, сколько жажда власти — ведь со смертью матриарха и верескового сердца её власть над кланом станет неоспорима. Шаман бросил короткий взгляд на взбешённого Ториха и утратил интерес. Кровь, которую он хочет пустить, дальше, за древними чёрными дверьми. — Маданах, отдашь мне Тахру?

— Не буду лишать тебя удовольствия, — кивнул в ответ король, выступая к скалящемуся зубами и топорами Ториху. — Я убью вождя. Остальные — не лезьте. Последите за горячими головами. Дуах, Эола, идите с Киарахом.

Стремительным ветром Киарах взлетел по лестнице, не остановленный никем. Лишь десятки пристальных взглядов провожали его, а единственный, кто попытался остановить, увяз в бою с Маданахом. Вересковые воины свирепые и сильные, но убить их можно. Король знает, как, и знает, что стоит на кону. Он не должен проиграть. Чёрные двери распахнулись, чтобы впустить троих людей в сердце оплота.

— Выкормыш ощипанной курицы! — заверещала стоявшая во главе длинного стола Тахра. Перья вздыбились, на когтях загорелось пламя. Три ведьмы подле неё приготовились к бою.

Киарах в ответ оскалился и вскинул меч.

— Не трать слова, падаль. Твоя голова уже моя. Подарю её матери, как говорил. YOL!

Вопль сгорающей заживо ведьмы разнёсся под сводами нордских руин. Остальные успели защититься, а Тахра с яростным карканьем исчезла во вспышке магии. Её гневный визг донёсся уже выше, со второго этажа.

— Давай за ней, этих оставь на нас! — крикнул Дуах прежде, чем прыгнуть на ближайшую ведьму.

Эола с согласным кивком атаковала вторую. Киарах ветром рванул вперёд, слыша новую вспышку побега магией. Пусть эта ворона удирает, он всё равно её нагонит. Никто не смеет указывать ему убить мать.

Поддавшись жажде крови, шаман едва не наступил на пластину ловушки. В последний момент отвёл ногу и перескочил выступающую на полу плиту. Взлетел по новой лестнице, с ноги распахнул дверь, чтобы увидеть татуированные лица ещё двух ведьм. Руки их были опущены. Рядом с сосулькой в глазнице валялся труп альтмерской ведьмы.

— Спокойно, сын Итель, мы не враги. Мы выбираем сторону Маданаха. Иди дальше, Тахра будет у алтаря на вершине.

— Ударите в спину — обеим хребты вырву.

Не трогая ведьм, Киарах ступил на деревянный мост. Битва внизу продолжала кипеть, но ведьмы сдавали. Хорошо, помощь там не нужна. Шаман продолжил ветром нестись по Ведьминому гнезду, минуя ловушки, двери и решётки. Ведьмы больше не попадались, внизу и снаружи — все, что были.

Шаг сбавил лишь раз, когда ушей коснулась знакомая бередящая кровь песнь, а глаза увидели стену со словами следов когтей. Хотелось сделать шаг к ней, припасть и поглотить положенное по праву рождения знание, но Киарах продолжил путь вперёд. Стена не удерёт, а Тахра может. Возьмёт Слово на обратном пути.

Балкон оплота встретил видом, заставившим шамана на миг замереть. Тахра была там. Раненая. Из тела торчали ледяные осколки, перья покрывала изморозь, от дрожащих когтистых пальцев тускло исходило целебное сияние. А пол перед ногами Киараха заледенел, не оставляя сомнений, где на ворожею напали.

Только вокруг никого больше не было.

Увидев Киараха, Тахра в ярости закаркала и вздыбила перья, целебное сияние сменилось тёмной дымкой призыва, на кончиках когтей второй руки заплясало пламя.

— FeiM!

Пускай попробует достать! Киарах весело оскалился, когда что когти призванных существ, что огненный шар ворожеи прошли сквозь призрачное тело, не в силах навредить. Ноги поднесли к вороне. Шаман оскалился шире и с наслаждением вдохнул полной грудью — во имя старых богов, до чего приятен страх матриарха!..

Костяной меч пробил тощий живот насквозь.

— Мы с Маданахом заберём всех твоих воинов себе. А моя мать сделает из твоего черепа что-нибудь полезнее, чем ты сама, — прорычал в лицо Тахре Киарах.

И сломал старушечью шею, не слушая булькающие попытки Тахры что-то сказать. Призванные существа пропали из материального мира. Шаман стряхнул труп с меча, но радоваться не спешил, не хотелось.

Кто-то подбил ворону до него, и потому Киарах лишь падальщик, настигший слабую добычу. Но кто укусил Тахру прежде него? Кто-то из ведьм? Рунные ловушки могут стоять долго, могли поставить заранее. Но ведьма должны была быть уверена в победе… значит, знать, что Маданах бросит вызов. Только не договаривался он с ведьмами заранее… или умолчал? Но зачем ему скрывать это от Киараха?

А ещё Острые Перья по слову первой ведьмы слишком легко бросили своего матриарха. Но, не будь удара по Тахре, Киарах бы об этом не задумался. Теперь его нос как наяву чувствовал гнилую вонь лжи. Да только чьей именно?

Шаман в досаде сплюнул и ещё раз осмотрелся, даже магией живых проверил. Ни души, не таится убийца в тенях. Он не понимал, и ему это не нравилось. Спросит у Маданаха лично. Но перед этим покажет Острым Перьям, за кем правда.

Налитые силой кольца Намиры руки легко швырнули тело Тахры вниз с балкона под взоры собравшихся внизу Изгоев. Киарах видел, что все бои кончились, и видел седую голову живого Маданаха.

Король победил. Вожди Острых Перьев проиграли.