— Вы опасный человек, — старший надзиратель повернул ко мне голову и окинул меня строгим взглядом. — А знаете, почему вы опасный человек?

— Нет, господин начальник.

— Потому что вы честный человек... Все честные люди опасны, только подлецы безопасны. Потому что подлецы действуют только в своих интересах, то есть мелко плавают.

Робер Мерль, «Смерть — моё ремесло»

Проснулась Росаура на рассвете быстро, совершенно бодрая, села на кровати — и поняла, что осталась одна.

Да, что-то сразу подсказало ей, что нет смысла его окликать и искать, она откуда-то знала, что он уже ушёл — вот только опять не знала, куда. Однако на этот раз её не накрыла растерянность или гнев, как бывало раньше. Переполненное сердце не дрогнуло под сомнениями, не поддалось обиде. Раз он ушёл, значит, это было необходимо, и впервые это не напугало Росауру. В совершенном спокойствии она поднялась с кровати и подошла к столу, уверенная, что найдёт там некоторое утешение — и без удивления обнаружила, что так и есть. В краткой записке значилось:

«Срочный вызов по службе. Не беспокойся. Сообщи, как доберёшься до школы.

Р. С.»

«Не беспокойся» было трижды подчёркнуто. И Росаура не стала беспокоиться. Она поверила ему без колебаний. Только оглянулась и увидела на стуле его тёплый чёрный плащ, в котором он выходил к магглам. Подошла к шкафу, открыла и убедилась, что форменная мантия с серебряными погонами пропала с вешалки. Волнение, которое охватило её, уже стало привычным, не сбило с ног. Быть может, это даже лучше, если он уходит по службе, он будет там не один, она всегда сможет узнать, что с ним, где он. Да, это в тысячу раз лучше, чем когда он пропадал невесть где непонятно на сколько, не оставив и записки. У Росауры даже аппетит не пропал, она хорошо позавтракала, быстро оделась, окинула взглядом спальню и оставила вещи на своих местах, потому что была уверена совершенно, что вернётся сюда в воскресенье вечером. Смысл забирать с собой пожитки — лучше наоборот из школы перенести сюда чего-нибудь. Росаура больше переживала о том, что ей сейчас здорово влетит от Макгонагалл за то, что она, организатор творческой части Святочного бала, заявится в школу в день торжества. Росаура сама себе удивлялась: столько пережила, столько выдержала, столько слёз пролила, а до сих пор дрожит перед начальством… И потом, на часах всего-то семь утра. Она ещё всё успеет.

Даже… навестить Фрэнка и Алису.

Мысль пришла неожиданно, но сразу показалась самой верной, из тех, которые не требуют раздумий. Нет, Росаура не может вернуться к работе, не навестив жестоко пострадавших друзей. Расследование — это дело чести, но за ним нельзя забывать живых людей — слава Богу, живых! — а за все эти дни она до сих пор не дозналась толком, что же именно с ними случилось, каково их состояние теперь. Скорее всего, её снова не пустят к ним в палату, но уж она приложит все свои силы, чтобы добиться от дежурных целителей вразумительного ответа. К тому же, ещё только семь утра.

Оказавшись в приёмной больницы Святого Мунго с букетом белых роз в руках, Росаура подивилась, как тут спокойно и тихо по сравнению с прошлым разом. Некоторым пациентам уже разносили завтрак и отправляли их на утренние процедуры, но никакой спешки, паники, сердитых криков, всё мирно и гладко, как и положено в заведениях, где люди идут на поправку не только телом, но и душой. Росаура назвала своё имя и предъявила палочку целительнице на стойке регистрации.

— По новым правилам ваша палочка останется здесь на время вашего визита, — сказала Росауре целительница и показала ей зачарованную коробку, куда следовало сдать палочку.

Росаура решила не возмущаться, однако уточнила:

— Меня же пустят в палату к мистеру и миссис Лонгботтом?

— Этого я не могу гарантировать, — сказала целительница, оформляя пропуск на Росауру. — Вы поговорите с дежурным целителем, он предоставит вам необходимую информацию. И, мисс, должна предупредить, что у палаты мистера и миссис Лонгботтом круглосуточно дежурят мракоборцы. Не знаю, подпустят ли они вас с букетом, пока не разберут на стебельки и не соберут заново.

— Но ведь это просто цветы! — воскликнула Росаура.

Целительница чуть закатила глаза, выдавая, что ей нынешние правила безопасности тоже кажутся абсурдными.

— Боюсь, вас ждёт лекция о том, что можно спрятать в букете цветов, начиная со взрывного заклятия, заканчивая невидимыми ядами. Я бы на вашем месте оставила букет здесь.

— Я всё-таки рискну, — натянуто улыбнулась Росаура, вцепившись в свои розы.

Целительница развела руками.

— Да, если целитель или дежурный мракоборец не сочтут нужным вас пускать, пожалуйста, ведите себя благоразумно. Вы же не журналистка? К нам каждый день ломятся и ломятся… Скандал на скандале.

Росаура могла бы оскорбиться, но сдержалась. Встречаться с мракоборцами ей совсем не хотелось (а вдруг там будет этот мерзавец Сэвидж?..), но, с другой стороны, может, ей снова поможет имя Руфуса, чтобы обрести вес в их глазах? Очевидно, уроки прошлого ничему Росауру не учили.

Она поднялась на нужный этаж и прошла в дальнее крыло, где находились отдельные палаты для тяжелобольных. Вокруг не было ни души. Светло-жёлтые стены внушали обманчивый покой, как и зачарованные окна — иллюзию, будто на дворе солнечный погожий день. Сверяясь с номерами палат, Росаура завернула за угол и увидела на стуле у нужной двери человека в чёрной мантии мракоборца. Он обернулся, заслышав её шаги, и в первые секунды она не узнала его — так изменилось в изумлении его лицо.

— Руфус!.. — воскликнула Росауа, всё ещё удивлённая бледностью его лица и растерянностью на глубине глаз, но бесконечно обрадованная чудесной встречей. — Так значит, тебя направили дежурить здесь! Почему ты не сказал?

Он поднялся ей навстречу, и когда она подбежала к нему, уже вновь замкнулся в привычной строгости, но только глубокое волнение заставило его сказать поспешно, непоследовательно:

— Когда меня вызвали, я сам ещё не знал, по какому поводу. Я думал, ты сразу отправишься в школу. Это что? — он указал на розы, как будто подозревал их в преступном замысле.

— Это просто цветы…

— Где ты их взяла?

— В маггловской цветочной лавке…

Он взял у неё букет и палочкой очертил над ним круг. Ничего не произошло. Тогда Скримджер пощупал бутоны, и от грубого прикосновения один рассыпался. Росаура потянулась, чтобы отобрать букет.

— Да не спрятана же там бомба!.. Ох, прости!

Росаура потянула букет на себя, и Скримджер порезал палец о крупный шип до крови, но будто и не обратил на то ни малейшего внимания, быстро спрятал руку в карман. Всё с тем же ускользающим взглядом он сказал:

— Так почему ты до сих пор не в школе?

— Сейчас ещё совсем рано, и я не могла уехать, не навестив Фрэнка и Алису. Боже, я так переживала, что меня не пустят, но с тобой-то мы точно сможем заглянуть к ним, правда?

Он смотрел на неё в странном в оцепенении. Росаура испугалась, что снова ненароком сказала лишнего, потревожила тёмные воды его утраты.

— У меня тоже есть долг, Руфус, — проговорила она тише и твёрже. — Я не могу уехать, не узнав, как они…

— Без особых изменений, — сухо сказал Скримджер.

— Но их уже перевели из реанимации, значит, всё идёт на поправку?

Он вновь промолчал невпопад, слишком отвлечённый своими мыслями, взгляд его дважды метнулся по коридору, затем — на дверь палаты.

— Сейчас у них целители, проводят утреннюю диагностику и какие-то процедуры. Тебе нет смысла ждать.

Прозвучало резко, даже сурово. Росаура смутилась, вгляделась внимательнее в его лицо, и отметила, что в ярком искусственном свете оно не бледное даже, а какое-то серое. Конечно, ему самому ужасно тяжело здесь находиться. Наверняка он ждал, что его бросят на стоящее дело, а его направили сюда, и он сидит здесь в бездеятельности и снова думает о том, как много он виноват. И, разумеется, он не хочет, чтобы она увидела последствия пыток, которым подверглись их друзья. Быть может, у него нет сил её утешать. Но, быть может, это ему нужно утешение? И кто с этим справится, как не она?

— Руфус, мы можем просто… побыть здесь вместе…

— Тебе пора в школу. И не отвлекай меня.

— У меня есть ещё полчасика! Пожалуйста, расскажи мне хоть что-нибудь, и если за это время целители не выйдут, я уйду, но я не могу постоянно пребывать в неизвестности. Вернусь я в школу, а там все учителя из газет обо всём вычитали, я услышу кучу грязных сплетен и не буду знать, что хоть немного близко к истине!

Её мольба нисколько не тронула его, он нахмурился, собираясь отказать жёстко, но тут дверь в палату отворилась, и в коридор вышел целитель в лимонном халате.

— Закрывайте, — сказал целитель Скримджеру.

— Сначала следует провести проверку, — коротко ответил Скримджер.

Целитель удивился.

— Ваш коллега проводил проверку в пять утра. Следующая по графику только в…

— Я заступил на смену и должен убедиться, в каком состоянии палата и пациенты. Тем более после вашего пребывания с ними наедине в течение продолжительного времени.

Целитель чуть поморщился — слова Скримджера прозвучали почти оскорбительно, — однако возражать не стал, столь властный взял Скримджер тон. Только заглянул в палату и позвал:

— Мирцелла, выйдите на минутку.

Из палаты выскользнула молоденькая сиделка, чуть испуганно взглянула на Скримджера, растерянно — на Росауру.

— Опять проверка? — пролепетала сиделка.

— Опять проверка, — проворчал целитель.

Росаура решилась попытать удачи и коснулась рукава целителя:

— Ах, скажите, как они?

— А вы кто вообще? — целитель не мог позволить себе сорваться на Скримджере, а вот Росаура показалась ему удобной мишенью. — У нас, что, уже разрешены посещения? — с наигранным возмущением обратился он к Скримджеру.

— Я близкий друг, — как можно спокойнее и убедительнее сказала Росаура. — Офицер меня знает, мы зайдём в палату вместе. Цветы уже проверили, если что.

— Вы её знаете? — резко спросил целитель у Скримджера. Росауру удивило, как Скримджер прежде поглядел на неё в кратком молчании, и только затем сказал:

— Да.

— И на Оборотное её проверили? Нас вот каждую смену проверяют! — злился целитель.

— Так что, как они? — настойчиво повторила Росаура.

— Стабильно паршиво, — сцедил своё раздражение целитель и враждебно поглядел на Скримджера. — За содержание таких безнадёжных пациентов больница большие деньги получает, зря вы думаете, сэр, что мы спим и видим, как бы их со свету сжить. Хотя, видит Мерлин, оно, может, было б и милосерднее, — тихо добавил целитель себе под нос и, передёрнув плечами, направился прочь по коридору, бросив сиделке: — Мирцелла, принесите мне кофе и возвращайтесь к своим обязанностям, как только офицер вас допустит.

Дождавшись, пока целители скроются за поворотом, Скримджер хотел было зайти в палату, но тут вспомнил о Росауре. Он поглядел на неё столь тяжёлым взглядом, что ей стало не по себе, но она превозмогла робость и сказала тихо:

— Руфус, прошу, позволь мне взглянуть на них. С тобой мне не страшно.

Он ничего не смог ей ответить, только кратко кивнул.

Они зашли в палату, и дверь неслышно закрылась за ними. Несмотря на то, что большая и светлая палата была рассчитана на двух пациентов, их кровати всё равно были отгорожены от входа ширмой. Руфус поднял палочку, по палате прошла волна магии, и Росаура распознала проверку на крепость защитных чар. В полнейшей тишине Росаура различила лёгкое позвякивание и странный, хрипящий звук. Росаура поняла, что ей страшно заглядывать за ширму. Но для чего ещё она здесь? Она стиснула в руках розы так, что шипы вонзились в ладони сквозь бумагу, шагнула вперёд и увидела Фрэнка и Алису.

Их кровати разделяла только тумбочка светлого дерева. Над изголовьями висели графики с бегущими строками, Росаура распознала кардиограммы, уровни различных веществ в крови и прочее… Чёрное перо то и дело добавляло какой-то штрих к таблицам. И Фрэнк, и Алиса по грудь были укрыты одинаковыми тёплыми одеялами, их обнажённые руки (у Алисы — правая, у Фрэнка — левая) лежали поверх, к ним шли трубки капельниц, которые парили в воздухе, и зелья, залитые в них, перемешивались с тем самым лёгким позвякиванием. Рты Фрэнка и Алисы были приоткрыты, и в них тоже были вставлены серые трубки. С хрипом в них входило едва живое дыхание.

Долго смотреть на их лица Росаура не смогла. Зажмурившись, она чуть покачнулась, и тут почувствовала, как её удержала чья-то холодная, но очень крепкая, будто железная, рука. Росаура спрятала лицо на груди Руфуса, и слёзы полились из её глаз без боли и рези, как простая вода. Она чувствовала его руку на своём плече и услышала, как глубоко в груди дрогнуло его сердце. Да, потом она часто напоминала себе о том, что в тот миг сердце его дрогнуло, дрогнуло же!..

Но вот он отстранился, и Росаура, даже не пытаясь утереть слёз, прошептала:

— И ничего нельзя поделать?.. Ничего?

Руфус промолчал, потому что каждому, кто видел лица Фрэнка и Алисы, был очевиден ответ. Росаура подошла к кровати Алисы и положила букет на тумбочку. Наклонилась и коснулась губами её очень холодного лба. Волосы и у Алисы, и у Фрэнка были начисто сбриты. Росаура прошептала:

— Милая, твой маленький очень тебя ждёт… — и не смогла больше и слова вымолвить.

Отойдя, чуть пошатнувшись, Росаура с изумлением посмотрела на Руфуса. Никогда ещё она не видела его таким. Она не могла разобрать, какие чувства отразились на его лице, на первый взгляд, оно вовсе хранило бесстрастие камня, но когда он сказал ей:

— Можешь… принести воды? Пожалуйста.

Она уже знала, что ему очень плохо.

Росаура поспешно кивнула. Палочку у неё конфисковали, и она не могла наколдовать стакан воды по щелчку пальцев. Она понимала, что Руфус хочет остаться один; управившись с её слезами, что мог он сделать со своим горем, которое не знало столь простого выхода?.. Росаура даже не стала лишний раз пожимать ему руку, только быстро направилась к выходу, как…

Но у Руфуса, как у дежурного мракоборца, была своя палочка. Почему он не воспользовался ею?

В ту секунду, когда Росаура осознала, что Скримджер нашёл предлог, чтобы её отослать, руки сами собой скользнули в карман, где лежала сложенная мантия-невидимка. Росаура толком не понимала, что делает, но чутьё заставило её укрыть себя волшебной тканью — и Скримджер не мог этого заметить, потому что она как раз скрылась за ширмой. Повинуясь тому же чутью, Росаура нажала на ручку двери и дала ей захлопнуться самой собой. Как только щёлкнул затвор, Росаура увидела, как Скримджер заглянул за ширму и посмотрел ровно сквозь место, где она замерла, на дверь. Взмахнул палочкой, и замочная скважина вспыхнула, запечатанная. Взмахнул ещё раз — и стены облепили мутно-бледные чары, в которых Росаура узнала магию, заглушающую звуки; уши накрыл белый шум. Скримджер, ещё раз оглянувшись на дверь, широким хромающим шагом направился к кроватям, и Росаура ни жива ни мертва ступила следом.

Скримджер оставил трость у изножья кровати Фрэнка и, опираясь о матрас, придвинулся ближе, к изголовью. Пару секунд он изучал трубки, которые шли ко рту Фрэнка, и наконец, взмахнув палочкой, избавился от них. Внимательно посмотрел на диаграмму над головой Фрэнка, которую полетело дополнять чёрное перо. Жирная красная линия пошла книзу, и тогда Скримджер быстро достал из-за пазухи небольшой флакон, наполненный алой жидкостью. Выдернул пробку и вылил пару капель Фрэнку в рот. Фрэнк шумно вздохнул. Красная линия на диаграмме замерла и потихоньку пошла вверх. Скримджер пристально поглядел на Фрэнка и вылил ему в рот ещё несколько капель. Грудь Фрэнка зашлась, обваренные бледные щёки порозовели, линия на графике миновала горизонтальную ось и пошла выше. Взгляд Скримджера метался между графиком и флаконом с живительным препаратом, который чуть подрагивал в его железной руке. Ещё несколько капель, и алая струйка потекла от уголка рта Фрэнка, он закашлялся, не в силах сглотнуть. Скримджер нагнулся и придержал его голову; Росаура снова увидела лицо Фрэнка и на миг зажмурилась. Она раскрыла глаза, услышав голос Скримджера:

— Фрэнк. Фрэнк! Слышишь меня?

Голос его, требовательный и жёсткий, всё же чуть дрожал. Ответом ему был невнятный стон, сошедший с синих губ Фрэнка.

— Кто это сделал, Фрэнк? Кто сделал это с тобой и с Алисой? Скажи мне. Скажи!

Фрэнк вновь застонал, но глаз так и не раскрыл. Тогда Скримджер приставил палочку к его груди. Росаура подумала, что прежняя его палочка была похожа на рапиру, эта же напоминала кинжал.

— Оживи!— повелел Скримджер, и жаркое сияние сошло с его рук через палочку в грудь Фрэнка. Фрэнк судорожно вздохнул, широко открыл рот, в котором не осталось зубов, будто рыба, выброшенная на берег, и тотчас же Скримджер одним резким движением влил ему остатки флакона.

Лицо Фрэнка побагровело; он зашёлся надрывным кашлем, и казалось, что капли не снадобья, но крови разлетаются вокруг из его широко открывшегося беззубого рта. Все линии на графиках рванули вверх. Тут Фрэнк распахнул глаза, и Росаура увидела, что они закатились до белков. Но этого было достаточно. Скримджер приставил палочку к виску Фрэнка и произнёс:

— Легилименс!

И Фрэнк закричал.

Его тело сотрясалось судорогой, глаза бешено вращались, а от палочки Скримджера к его виску будто бил электрический разряд. Рука Скримджера, в которой он стискивал палочку, тоже тряслась, словно её пронзило электричество, но он лишь склонился к Фрэнку ближе, схватил его за подбородок и заглянул в глаза.

— Кто? Покажи мне их. Покажи! — приказал Скримджер.

Всё это время Фрэнк кричал. Его бессмысленный взгляд, встретившись с пронизывающим взглядом Скримджера, будто весь потемнел, глаза налились кровью — точь-в-точь как у Скримджера, и зрачок расширился так, что скрыл собою белок. Их взгляды, обращённые друг к другу, напоминали чёрные туннели, по которым судорожно метались образы, выразить которые мог только лишь крик.

Не один. Поначалу Росаура, окаменевшая от ужаса, даже не обратила внимания на чьи-то тонкие всхлипы, но стоило проникновению углубиться, как воздух пронзил хрупкий вопль — это закричала Алиса. Не приходя в сознание, она вскидывала свои худые руки с кожей, облезшей до костей, металась, силясь вымолвить имя мужа, чью боль чувствовала даже на глубинах беспамятства.

Увидев это, Росаура ощутила, как ужас, прежде отняв у неё все силы, наконец опустошил её до бесчувствия, и она превозмогла оцепенение, бросившись к Руфусу.

— Боже мой, прекрати, прекрати!

Он не слышал её; глаза его были черные.

Росаура повисла на его плечах, будто пытаясь сдвинуть чугунную статую. От напряжения на его белом лбу и по шее вздулись вены, из носа хлынула кровь. Она звала его и молила, потянулась, чтобы вырвать из его руки палочку, но та стрельнула током, и Росаура опрокинулась на пол, оглушённая; пальцы, которыми она дотронулась до палочки Скримджера, онемели и сжались в кулак, и она не могла разжать их. Сквозь пелену белого шума до неё доносились крики Фрэнка и Алисы, и она заставила себя поползти к двери; вскоре ей удалось встать, и она, шатаясь, кинулась на дверную ручку, и тут вспомнила, что Скримджер запечатал дверь.

Что она могла сделать? Что?

Ей казалось, что она скребёт ногтями порог уже за гранью сознания, а потому не знала, сколько прошло секунд или часов, прежде чем дверь распахнулась от удара заклятия, и в палату ворвался Грозный Глаз Грюм, за ним — ещё пара мракоборцев, целители, сиделка…

Грюм взревел:

— Импедимента!

Скримджер оглянулся в тот миг, когда белый луч, что вырвался из палочки Грюма, прострелил ему грудь. Силой заклятия Скримжера оторвало от земли, и он рухнул на пол, но своей палочки не выронил и ответил Грюму багровой вспышкой ужасающей силы. Грюм пошатнулся, но отразил проклятие, и оно отлетело в окно, опалив раму. То разбилось вдребезги, стоны и крики покрыл звук бьющегося стекла, и морозный вихрь ворвался в палату. Когда гражданские, моргая, снова смогли видеть, придя в себя после вспышек заклятий, Грюм уже сжимал в кулаке палочку Скримджера, а того поднимали с пола и взяли под руки два мракоборца. Целители бросились к Фрэнку и Алисе, и только сиделка, кажется, помогла Росауре встать на ноги — и удержаться на них, потому что от всего происходящего Росаура готова была потерять сознание.

Скримджер, весь белый, в разорванной мантии, почти повиснув на руках мракоборцев, звериным взглядом глядел на Грюма. Из носа у него всё ещё хлестала кровь, и когда он открыл рот, чтобы говорить, залила губы и зубы, отчего казалось, будто он терзал живую плоть клыками и до сих пор не насытился.

— Аластор! Аластор! — кричал он страшным, хриплым криком. — Я знаю, кто это. Знаю!

— Замолчи, замолчи! — кричал на него Грюм. — Самовольно! Прикрывшись мундиром!.. Напал на офицера Долиша!.. — он ткнул корявым пальцем в молодого мракоборца, который удерживал Скримджера за плечо. — Подверг его заклятию Конфундус, чтобы тот сдал пост!.. И обманом проник к пострадавшим, чтобы… Чтобы!..

— Послушай, послушай! — судорожно, слизывая кровь с губ, кричал Скримджер. — Пятеро, все пятеро, я всех увидел! Лестрейнджи, трое, братья и эта бешеная сука Беллатриса… Ещё одна ведьма, я знаю, она была под чужой личиной в Рождество у Лонгботтомов, но пятый, пятый!.. Совсем мальчишка, впервые вижу его! Чистый, на него нет досье… Пятый, чёрт возьми, пятый!..

Он так рвался к Грюму, что мракоборцы, которые держали его, худощавый Долиш и тоненькая девушка, не смогли устоять на месте, и вот оказались перед шефом, будто удерживая бешеного зверя на цепях. Грюм сам шагнул навстречу к Скримджеру, и когда тот, ободрённый его приближением, воскликнул:

— Я покажу тебе, ты должен узнать мальчишку!..

Ударил его по лицу. Голова Скримджера безвольно повисла меж плеч.

Сиделка ахнула и прижала руку ко рту. Росаура не смогла даже вскрикнуть.

Грюм оглянулся на целителей, которые суетились возле Фрэнка и Алисы.

— Что с ними? — голос его сорвался.

Старший целитель, седой чародей с длинной чёрной бородой, вскинул руку и повелел грозно:

— Все вон!

Целитель, который утром встретился Росауре и Скримджеру, поднял на старшего взгляд, затуманенный ужасом. Его руки тряслись, когда он клал примочку на лоб Фрэнка. Молодая целительница, хлопоча над Алисой, плакала.

Грюм не стал препираться. По его знаку мракоборцы покинули палату, и Росаура поняла, что идёт следом, потому что кто-то тащит её за локоть.

В дальнем конце коридора маячила пара любопытных пациентов, но ведь никто во всей больние не слышал криков Фрэнка и Алисы (Скримджер о том хорошо позаботился) — спокойствие мог возмутить только шум, с которым Грозный Глаз вышиб дверь, и звуки короткой схватки. В остальном закуток с палатами для тяжелобольных пациентов оставался тих и светел, и колдуны в чёрных мантиях мракоборцев посреди бледно-жёлтых стен и обманчиво-лучезарных окон смотрелись мрачными пришельцами.

Скримджера всё так и держали под руки молодые мракоборцы, но он пришёл в себя и стоял бы прямо, если бы не подкашивалась больная нога, и, вскинув голову, смотрел на Грюма взглядом голодного льва, уже не пытаясь докричаться до него. Грюм, не взглянув на Скримджера, тяжело подошёл к окну, толкнул зачарованную створку, высунулся наружу и сплюнул. Мракоборцы стояли навытяжку, ожидая распоряжений. Наконец, Грюм обернулся к Скримджеру, и его изрубленное шрамами лицо ещё больше исказилось в гневе и глубочайшем презрении.

— Теперь ты не закроешь на это глаза, — сказал ему Скримджер. — И дела не закроешь. Теперь мы знаем, кого искать, теперь…

Грюм молчал, молчали все, и Скримджер, осёкшись, сжал окровавленные губы и произнёс, глядя прямо:

— Кто-то должен был это сделать.

— Да. Кто-то должен это сделать, — сказал Грюм, подошёл и сорвал с плеч Скримджера серебряные погоны. Тот не шелохнулся.

— На задний двор его, — приказал Грюм мракоборцам. Молодой мракоборец в замешательстве заговорил:

— Простите, сэр, но разве это согласно Уставу?..

— Выполнять! — рявкнул Грюм. Мракобоцы крепче подхватили Скримджера и повлекли его за собой. Он пытался идти сам, но так сильно хромал, что им то и дело приходилось его тащить.

Росаура стояла, не в силах шелохнуться, смотрела на всё, будто это происходило не с ней, как во сне. Она вздрогнула, ощутив на себе тяжёлый взгляд Грозного Глаза.

— Если бы не поручительство Дамблдора, ведьма… — начал он с остервенением, но махнул рукой и, не желая тратить на неё больше и секунды, грузно двинулся к лестнице.

Росаура миг замерла в оцепенении, а после сорвалась следом, не помня себя, как лунатик.

Спускались они по чёрной лестнице, и Росаура слышала на пролёт ниже надсадное дыхание Грюма, клацанье деревянной ноги и грохот тяжёлого посоха. Но сердце гремело громче. Должно быть, он заметил, что она идёт за ним, но ни он, ни она не сказали друг другу ни слова.

Он толкнул неприметную дверь внизу лестницы, и они вышли на крошечный задний двор больницы. Там уже стоял Скримджер в окружении мракоборцев. Увидев Росауру, он будто опомнился.

— Что она здесь делает?

— Что она делала в палате Фрэнка и Алисы? — казалось бы, совершенно спокойно осведомился Грюм.

— Её там не было. Она не могла там быть!

— И ещё много где ей не следовало быть и много чего не следовало видеть, правда?

— Зачем ты её сюда привёл? Отпусти её. Она ничего не знала.

«Правда ли, не знала? — отстранённо подумала Росаура, глядя на грязный снег под ногами. — Совсем ничего не знала?.. И не подозревала? Не могла предвидеть?..»

— Слышишь? — крикнул ей Грюм. — Убирайся-ка отсюда подобру-поздорову.

Но Росауру сковало безволие. Кажется, к ней хотела подойти девушка-мракоборец, но Грюм запретил. Быть может, он сказал:

— С ней потом разберёмся.

Он повернулся к Скримджеру. Дворик был маленький, зажатый меж четырёх стен, от края до края шагов пять. Грюм приказал мракоборцам:

— Оставьте его.

— Сэр, — снова заговорил молодой мракоборец, — неположено…

Грюм выхватил палочку.

— Он тебя под трибунал подвёл, Долиш, — гаркнул Грюм. — Ты оставил пост, подчинившись приказу офицера, у которого не было на то полномочий! Думаешь, «Конфундус» смягчающим тебе выйдет? Держи карман шире. С погонами уж точно попрощайся. Ну, будешь грудью его защищать?

Долиш в смятении поглядел на Грюма, потом на Скримджера, и его напарница сама оттащила его в сторону. Росаура больше не видела лица Скримджера — напротив него встал Грюм и загородил его своей широкой спиной.

— Только я теперь знаю преступников в лицо, Аластор. Ты совершаешь большую ошибку, — сказал Скримджер.

— Коли так, встану следующий на твоё место с лёгкой душой, — ответил Грюм и поднял палочку.

Росаура миг смотрела на него и вот поняла, что сейчас должно произойти. Чтобы кричать, голос ей отказал. Тогда она вскинула руку и шагнула вперёд.

— Нет, прошу…

Ноги подломились, и она упала на снег. Больше она ничего не могла. Она вообще смотрела на всё будто со стороны. Даже видела себя на снегу — какую-то незнакомую девушку с белым лицом и остекленевшими глазами. Быть может, она всё-таки потеряла сознание. И грохот железной двери услышала она запоздало, и невысокого волшебника в министерской чиновничьей мантии увидела как бы краем глаза, мельком, хотя все присутствующие обернулись к нему в замешательстве.

— Глава Мракоборческого отдела Аластор Грюм?

— Чего тебе, Уэзерби? — прорычал Грюм.

— Предъявите ордер на арест этого человека.

— Какой тебе к чёрту ордер? Он — мой подчинённый, который совершил покушение на…

Уэзерби прокашлялся и вынул из шляпы пергамент.

— По приказу Бартемиуса Каспера Крауча, главы Департамента магического правопорядка, первого заместителя Министра, освободить мистера Руфуса Скримджера из-под ареста и считать все обвинения снятыми, — скороговоркой зачитал Уэзерби и, подняв острые глазки от пергамента, с усмешкой поглядел на Грюма. — А у вас даже ордера на арест не выписано. Как всегда, порете горячку, Грюм. А вы, сэр, — крикнул он Скримджеру, — своих прав не знаете? Вы могли оказывать сопротивление, если вас пытались арестовать без предъявления обвинений! Ну, Грюм? Опять в самосуд заигрались? — Уэзерби скользнул взглядом по собравшимся и удивился.

— Почему девушка на снегу? Ей плохо?

Росаура почувствовала, что ей помогли подняться и довели до стены, к которой она смогла прислониться. Она обнаружила, что снова способна стоять на ногах и наблюдать происходящее изнутри собственной головы, как и полагается. Чиновника вполне удовлетворило, что все обошлось без жертв, как следовало бы опасаться, и он вернулся к делам насущным.

— Вот-с, ознакомьтесь, распишитесь.

Он протянул пергамент Грюму.

Грюм обернулся к мракоборцам.

— Какая крыса… Долиш?!

Молодой мракоборец потупился перед гневом начальства. Росаура заметила за его ухом перо и догадалась, что в кармане у него припрятана небольшая книжечка в чёрной обложке, какие Крауч раздавал своим информаторам для оперативной связи. Уэзерби кашлянул.

— Офицер Долиш поступил согласно действующему законодательству (и будет за это поощрен), а именно, доложил вышестоящему начальству о происшествии, поскольку непосредственное начальство показало себя некомпетентным. Напомню вам, Грюм, что мракоборцы имеют право использовать Непростительные заклятия в критических ситуациях, опасных для жизни, а также, после получения особого разрешения, на допросах, но никто не наделял мракоборцев полномочиями вершить военно-полевой суд, по крайней мере, без уведомления о том вышестоящего начальства. А ещё напомню, что смертные приговоры выносятся только абсолютным большинством голосов полного собрания Визенгамота.

Грюм вырвал из рук чиновника пергамент и посмотрел на Уэзерби как на вошь.

— Проваливай, Уэзерби.

— После вас, господа, — ничуть не смутился Уэзерби.

Грюм снова сплюнул и так резко обернулся к чиновнику, что любой другой на его месте провалился бы под землю, однако Уэзерби не стушевался и тем же протокольным тоном сказал:

— И, Грюм, верните мистеру Скримджеру его палочку.

Грюм достал из кармана палочку Скримджера и швырнул её на землю. Больше не глядя ни на кого, пошёл напролом, отчего Уэзерби, не растерявшему невозмутимость, пришлось отпрыгнуть с низкого крылечка; за Грюмом последовали мракоборцы. Уэзерби полюбовался низкими серыми облаками, обождав, пока громыхание посоха Грюма стихнет, поглядел на часы, сомкнул ладони и приветливо сказал:

— Ну-с, доброго дня. Мисс Вэйл, — Росауре показалось, или этот Уэзерби ей подмигнул, галантно приподнял шляпу и был таков.

«Какой-то Белый кролик», — подумалось Росауре.

В следующий миг она почувствовала сильную дурноту и прислонилась лбом к обледенелой кирпичной стене, чтобы не упасть. Уши вновь накрыл белый шум. Хотелось, чтобы и перед глазами всё стало белое-белое, а потом бы всё кончилось.

— Росаура.

Она заставила себя открыть глаза и вспомнить о человеке, который её окликнул. Посмотреть на него она не могла.

— Послушай меня, — послышался его настойчивый голос, — мне удалось узнать, что один из преступников, которые напали на Фрэнка и Алису, — совсем мальчишка, уверен, ты можешь его опознать. Я покажу тебе…

— Не говори со мной об этом.

Слова сорвались с её губ облачком пара.

— Я была там, — произнесла Росаура. — Я всё видела. Видела, как тебе «удалось узнать».

Он стоял совсем рядом, она знала. Но не пытался дотронуться до неё. Вероятно, они оба этого бы не выдержали. Она была благодарна ему, что он не стал пытаться ничего объяснять, когда сказал:

— Я знал, что ты не сможешь этого принять.

— Поэтому решил всё сделать в тайне? И если бы я не узнала, ты смог бы позволить себе вновь прикоснуться ко мне? Как ни в чём не бывало?

Она всё-таки не сдержалась, всё-таки стала говорить с ним, когда это уже не имело никакого смысла. Она всё-таки обернулась к нему, и пусть с трудом различала его лицо — ибо то утратило знакомые черты — решилась встретиться с ним взглядом, чтобы убедиться: перед нею тот, кого она намеревалась любить до последнего вздоха.

Он сказал ей:

— Я бы всё отдал, чтобы был другой выход.

— Ты уже всё отдал.

В молчании он смотрел на неё, как если бы стоял по ту сторону пропасти.

— Да.

Неспособная больше дышать и видеть его там, за краем, Росаура развернулась, вышла вон и отправилась в школу.

Конец третьей части