— Дайте же ей продохнуть!

Кольцо рук вокруг немного ослабло, но близнецы держались за юбку так, что Мод покачнулась. В лицо ударил солнечный луч, она с силой зажмурилась, но гомон вокруг — радостные возгласы и вопросы — не прекращался. Тетя Эмма набрала в грудь побольше воздуха и с силой рявкнула, перекрикивая:

— Шарль!

Они так и замерли: Манон, обнимающая сзади, Бенуа, тянущий за рукав блузки, Теодор и Жерар по обе стороны юбки как на качелях. Дядя, наконец, отпустил ее плечи, бодро развернулся к жене и развел руками, что он всегда делал в настрое хорошем и игривом.

— Эмма, радость моя, — звонко провозгласил он, разве что не припав на одно колено, — я твой скромный слуга.

Поклон отвесил.

Мод едва не прыснула вместе с кузенами. Они понимающе переглянулись: Бени сверкнул глазами ей за спину, и по левое плечо тут же выросла Манон, подхватила младших под руки. Все большое семейство пришло в привычно хаотичное движение, пытаясь перестроиться и встать так, чтобы ее стало хорошо видно — тете на инспекцию. Несмотря на тягучую усталость и болевшую с дороги голову, Мод из последних сил учтиво распрямилась, выбиваясь из общей картины светлой макушкой. Дядя юркнул к жене поближе, поцеловал тонкое запястье в знак примирения, показал рукой на гостью: они, конечно, принимали людей круглый год, но родственников не так уж часто. Мод улыбнулась как могла, и тетя Эмма назидательно сложила руки на груди.

— Возьми детей и ждите в гостиной, — почувствовав бразды правления, тут же распорядилась она и строго кашлянула.

Повернулась — на дне глаз плескалась улыбка.

— А ты — живо наверх.

Меньше всего Мод сейчас хотелось спорить: приезжаешь в чужой дом — стоит жить по его законам. Тем более для юношеского бунтарства тете хватало своих детей, а ей… ей пора подавать пример. Мод развернулась к экипажу: казалось, болезненное затишье летнего дома никак не спадало и давило на плечи с прежней силой. Звуки и запахи приглушила дорога, или Мод перестала их различать. Позади уже принялись разбирать вещи: благо хватило ума путешествовать налегке.

Тетя повелительно протянула узкую ладонь: пальцы у нее были теплыми и цепкими, но взяли Мод за руку с удивительной, бережной нежностью. Тетя потянула ее за собой, подхватывая под руку, а кузены, подгоняемые отцом, бросились наперерез. Внутри дома громко залаяли разбуженные смехом собаки.

— Манон, позови с кухни двоих, — вдогонку велела тетушка.

Кузина тряхнула копной темных волос — Мод поклялась бы, что та закатила глаза — и расправила платье в шутливом реверансе, прежде чем исчезнуть в холле.

— Само собой.

Дом утопал в цветах: через раскрытые окна внутрь проникал густой аромат бархатцев, мальв и хризантем, шуршал сочной листвой обвивший дом плющ. Светлые льняные занавеси поднимались, впуская причудливо изломленный солнечный свет. Умывшись с дороги, Мод закатала рукав до локтя, протянула руку — кожу припекло.

— Милая, — обеспокоенно позвала тетя, появившись из соседней комнаты, где уже суетились слуги, — ты выглядишь уставшей. Неужели отец держит тебя в неволе?

Мод встрепенулась, перестав рассматривать высокий белый потолок. Оглядела тетю вблизи: жажда безудержного действия шла ей также как и легкое кремовое платье. Звякнули серьги — тетушка наклонила голову — Мод молчала, видимо, слишком долго.

— Простите, дорога неблизкая, — тяжело выдохнула, ведь правда будет лучшим лекарством. — Не смогла выспаться в тряске.

Осоловело почти моргнула: три дня беспрерывной работы дали о себе знать. Хоть путь в сторону Эрмиха и дал ей пару часов сна, признаться самой себе, что хочется упасть на мягкую гостевую перину и срастись с ней, оказалось тяжело.

— Дай я на тебя посмотрю.

Тетя Эмма шагнула вперед, приподняла ее подбородок кончиками пальцев, мягко, но придирчиво повертела из стороны в сторону, а потом приложила сухие ладони к щекам — Мод прикрыла глаза. Выдохнула, едва подавшись в сторону, поближе.

— Ох, эти синяки, — большим пальцем тетя смахнула невидимую ресничку под глазом, опустила взгляд, ахнула. — А с что с руками?

Вынырнув из странной дремы, Мод беспокойно глянула на пальцы, отвела взгляд, нервно почесав сгиб указательного, безнадежно испачканного чернилами. Вздох.

— Я много писала.

Тетя недоверчиво прищурилась — однако длилось это недолго — словно раскладывала пасьянс в голове и, придя к какому-то решению, удовлетворенно улыбнулась. Конечно, она наверняка все предусмотрела — это доставляло ей особенную радость.

— Прекрасно, я как раз велела подготовить тебе ванну, — гордо возвестила она, приглашая в соседнюю комнату. — Конечно же я знала, что тебе нужно будет смыть пыль с дороги и переодеться во что-то подобающее.

Мод удивленно моргнула. Покосилась на неразобранные пока вещи.

— Разве мне не нужно спуститься ко всем как можно скорее?

Вопрос скорее из вежливости, но даже он застал врасплох: тетя остановилась, сложив руки на груди, посмотрела рассеяно, показавшись вдруг лет на десять моложе. Наверное, она всегда была такой.

— Проклятье… — Мод едва сдержалась от смеха, но тетя взяла себя в руки. — Они подождут. В конце концов, если водишься с мужчинами, не стоит уподобляться им в некоторых вопросах. А раз уж я хозяйка дома, то я устанавливаю порядок.

В ванне пахло лавандой и лимоном, и Мод сдалась.

— Давай-ка расплетем волосы, тебе чересчур сдавило голову, — тетя повелительно потянулась к сложной прическе и вытянула гребень.

Не противилась: ни когда тяжелые волосы упали на плечи, ни когда горячая вода дала отдых мышцам, ни когда в четыре руки ей помогли переодеться в легкое муслиновое платье как у кузины.

Тетя не соврала — стало легче.

— Как идут дела у дяди?

— Спросишь его об этом сама, мне он такие вещи не доверяет.

Тетя с любовью возилась с ее волосами — совсем как у матери — но в голосе послышался сарказм.

— Близнецы еще слишком малы, Манон легкомысленна, Бени занят повышением в проклятой Утопии, будь она неладна. А делиться новостями с твоим дедушкой, — тут она сделала многозначительную паузу, — редкое удовольствие.

— Он не приезжал?

Тетя покачала головой.

— Лучше расскажи мне о себе, — безапелляционно попросила она, подхватывая косу лентой. Руки у нее золотые. — С тех пор, как вы уехали в летний дом, ты ни разу не появлялась в столице.

Мод едва слышно хмыкнула.

— Только не говорите, что там по мне скучали. Да и увеселения — прерогатива Эмиля.

— Манон вся извелась, — по привычке пожаловалась она, — сменила за лето трех ухажеров, эти постоянные переживания просто невозможны. Каждый раз ей кажется, что это навсегда, и она находит тайные знаки, что уж в этот раз ей попался суженый. Я от всей души мечтаю, чтобы она нашла такого же благоразумного молодого человека, как и ты.

— Вы прекрасно знаете, что я никого не находила, — Мод чуть повернула голову, словно проверяя, поняли ли ее.

Тетя, впрочем, цыкнула, пришлось снова уставиться на носки туфель.

— Это скорее счастье, что мы с Эмилем… полюбили друг друга. Немногим так повезло.

— Ах, если бы Манон была также благоразумна, как ты.

Дверь тут же распахнулась.

— Мама! Опять вы меня обсуждаете за моей спиной.

Манон застыла на пороге, нахмурила тонкие брови, ее голубые глаза вспыхнули золотыми искрами солнечных зайчиков. В руках она сжимала свеженький букет мудреной композиции, не решаясь протянуть: да уж, видимо откровенность собственной матери возмущала кузину до глубины души. Жаль Мод не с чем сравнить.

— Ни в коем случае,— поспешила заверить она и перевести тему. — Это мне?

— Сама составила из утренних цветов в оранжерее.

— Они прелестные, — Мод смягчилась и протянула к Манон свои чистые уже ладони. — Иди сюда.

Та кинулась в объятья, широко расставив руки: они стали слишком взрослыми, чтобы делить одну комнату, но макушка Манон все также пахла чем-то похожим на зеленый луг — Мод бессовестно уткнулась в нее носом и коротко поцеловала.

— Без тебя в столице тоска смертная, — сдавленно захныкала кузина. — И жара.

Мод хрипло рассмеялась — воздух выходил из ее груди с каким-то свистом. Понемногу.

— Ничего стоящего?

— Ну… расскажу потом, — Манон наконец-то разомкнула объятья и устроилась у ног, несмотря на возмущение тети. — Эмиль как всегда блистает. То есть блистал, пока мы не уехали.

— По глазам вижу, ты хочешь обратно.

Манон охнула, руку приложила к груди.

— Неправда! Просто на природе у меня слишком много свободного времени, — в подтверждение своих слов она повертела букет, а потом, фыркнув, опустила его к Мод на колени. — Не понимаю, на что его тратить, к тому же… Я столько всего пропущу.

— Ты же едешь в оперетту? Мне казалось, вы будете?

— Я останусь с близнецами, — подала голос тетя, закончив с бантом на затылке и легонько погладила по плечу, — без моего руководства тут все зарастет сорняками и придет в упадок. Манон попросила меня отправить ее с отцом.

— Представляешь?!

Они обе улыбнулись.

— С тобой мне будет спокойнее, — Мод склонилась, перейдя на заговорщический шепот. — Я люблю дедушку, но компанию подруги он не заменит.

— Только не променяй меня на компанию Эмиля, иначе…

Манон надула губы, став еще более хорошенькой, чем обычно. Даже несмотря на то, что они родились в один год, ей удалось сохранять непосредственность, которой Мод порой так недоставало. У нее вся жизнь простиралась перед глазами как безоблачное синее небо, лишенное забот и земных тягот.

— Поняла, поняла, — Мод улыбнулась. — Только не злись.

— Хотела бы я быть такой беспечной, но ты не поверишь, какие злоключения произошли со мной...

Злоключения кузины заключались, конечно же, в любовных переживаниях, скуке и доставучих братьях, и по всем трем пунктам Мод могла только развести руками. Под ее сдержанные кивки они спустились — обед обычно накрывали на веранде.

Кузены встретили их в гостиной.

— Смотрю, тебе дали увольнительную.

Бенуа встрепенулся, проводил сестру и мать взглядом, а потом легонько пихнул Мод в плечо. Рука у него после кадетского училища стала тверже.

— Смотрю, ты все еще задираешь нос, — лениво отбил он дружеское приветствие.

Тетя Эмма остановилась на пороге, пропустив остальных к столу, и строго окликнула:

— Ну что вы начинаете?

— Мы? — хором. — Еще и не приступали.

Бени пожал плечами. Здорово вымахал, раздался — Мод приходилось немного задирать голову. Без привычного каблука — вдвойне.

— Ладно, я прощу тебе это невежество, — на его лице расплылась милейшая фамильная улыбка.

Та самая, которой дядя награждал тетю.

— Сам великий Бени отпустил мне грехи, вот это новости, — Мод шумно выдохнула, но тут же взяла его под учтиво подставленный локоть. — Что скажет твоя досточтимая матушка?

— Матушка велит мыть руки.

— А я велю тебе рассказывать, что у вас там происходит в Утопии, — Мод сделала короткую паузу, кивнув вперед, там, где собралось за столом все шумное семейство. — Только матушке ни слова.

Широкая ладонь Бени легла поверх ее собственной, и он сощурился.

— Я могила.

***

Дядя имел обыкновение совершать пассы руками каждый раз, как они вступали в полемику. Не за столом — разговоры о насущном Мод предпочитала вести в непринужденной обстановке — меньше приходилось объяснять. Для задушевного разговора дядю приходилось каждый раз ловить: даже в семейном кругу он не отличался усидчивостью, находя сотни дел, требовавших внимания. Мод не нашла ничего лучше, чем просто следовать за ним, подстраиваясь под широкий скорый шаг.

— Я уверен, будущее за промышленностью, — дядя в очередной раз воздел палец к небу, и тут же протянул руку вперед, словно давая отмашку. — Да, мы сейчас заселяем плотно только внутреннюю стену, но ты просто представь, сколько может всего один промышленный город!

Мод кивнула: часть их мануфактур находилась в промышленной зоне. Эти маленькие точки, привязанные к ресурсам определенной местности, безусловно являлись центром притяжения ремесленников и разного рода изобретателей. Сколько рабочих мест могло предложить даже одно предприятие! Безусловно, делалось это для получения прибыли, но могло способствовать как снижению уровня безработицы, так и обеспечению большего количества населения. Вот только...

— Деревни насильно не расселить, в конце концов люди держатся за традиции, — Мод с сомнением сложила руки на груди. — А для масштабной инновации потребуется что-то большее, чем пара самородков из промышленного, как это было лет сорок назад.

Дядя рассмеялся заливисто, громко, запрокинув взъерошенную голову, провел по волосам.

— Люблю твой скепсис, племянница, он обоснован, — он погрозил ей пальцем, и тут же мягко положил руку на плечо, увлекая за собой. — Будь я более языкастым, может быть и попытался бы наладить мосты, но вы с Эмилем, надеюсь, сможете это вместо меня.

Мод цокнула языком — они миновали конюшни и двинулись через сад к оранжерее. Она сама не могла ухватить, что в теплых словах и пожеланиях вызывало у нее приступ невнятной досады, словно внутри что-то зудело. Потому ли, что она все еще ждала письма? Отсутствие понимания утомляло, как и эмоции, не поддающиеся контролю, словно она пыталась удержать в пальцах песок. Мод против своей воли вздохнула:

— Не рано ли выдвигать такие смелые предположения?

— У меня есть глаза по крайней мере, — ее недовольство отскакивало от дяди как мяч, которым любили играть близнецы, но не доставляло видимого дискомфорта. — Это похоже на объединение предприятий, сама знаешь, как это бывает.

— Надеюсь, мне не придется переводить столько бумаги.

Дядя хохотнул, прикрыв кулаком рот, а Мод не удержалась и прыснула, и через мгновение они рассмеялись вместе. Мало что сближало так, как общая работа и общая усталость.

— Твой юмор потрясающ, как всегда, — он утер слезинку из угла глаза большим пальцем.

— Вместо лести лучше расскажите мне, как прошло последнее ваше пожертвование? — Мод все еще улыбалась, теперь уже шире. — Я слышала от Бени, вы не только дали денег больницам Марии, но и Разведке лошадей? Дедушка еще не писал писем о подобной дерзости?

Дядя взглянул на нее с семейным прищуром: слегка исподлобья, по-птичьи хищно, но полуулыбка придала его лицу абсолютно детскую непосредственность. У тети Эммы не было шансов. Он издал высокий довольный смешок:

— Писал конечно, выместил свой гнев аж на трех листах! — тут же он изобразил в воздухе написанные сухой дедовской рукой письма и рассмеялся. — Ну не восхитительный ли человек? Впрочем, сойдемся на том, что жертвовать портретистам уже не в моде. А в науке…

А в науке дела обстояли совсем плачевно. Это порой вызывало вопросы: в конце концов, не дело ли самих аристократов, что поощрять? Однако порой происходили казусы — внутренняя цензура лежала тонкой паутиной в самых простых местах, невидимых обычному глазу, и с каждым годом разрасталась в геометрической прогрессии.

— Снова может вызвать неодобрение центрального комитета?

Догадка попала точно в цель — дядя Шарль кивнул. Они миновали двух крылатых дев у оранжереи — символ дома — и переместились во внутренний сад. Он набрал в грудь побольше воздуха, пускаясь в объяснения:

— Они крайне щепетильны в том, куда и как вливаются лишние деньги, а прямая инвестиция может навредить нашей семье, — он покосился с довольной усмешкой: — Может, конечно, мне кое-что и удалось, но я тебе этого не говорил.

— Конечно, дядя.

Он мягко привлек ее за плечи и поцеловал в висок. Мод знала: она напоминала ему покойную сестру, но сейчас это оказалось неважно. Узел в груди задрожал, когда он довольно рассмеялся:

— Умница.

Мод потупила взгляд, расцветая от похвалы, спряталась за длинной челкой. Дядя заражал своим энтузиазмом — недаром именно в его руки перешло все фамильное состояние — хотелось свернуть горы, а реки казались если не по колено, то явно неглубокими. У него удивительно получалось складывать слова, а таких людей Мод могла пересчитать по пальцам. Кстати об этом:

— Вас не осуждали за помощь Разведке? — она задрала голову, вопросительно моргнула, скрывая нахлынувшее воодушевление. — Мало с кем сейчас получается обсудить предстоящую экспедицию.

Точку зрения отца она знала, настрой Бени никогда не изменял своему болезненному пессимизму, а Манон не интересовалась происходящим дальше Сины. Да и ответ на свой вопрос Мод представляла — почти в деталях — но почему-то именно сейчас захотелось услышать хорошие новости. Она усмехнулась собственной наивности.

— Довольных мало, кроме единомышленников твоего отца, — задумчиво откликнулся дядя. — Но с другой стороны, коневодам полезнее, чтобы их вложения окупились.

Вдали послышался взрыв смеха и какой-то шум, отчего они на мгновение остановились на лужайке перед самым домом: моцион подошел к концу. Дядя, воровато оглянувшись, поспешил договорить:

— Дворяне не так часто выкупают себе коней марийской породы, хотя это замечательные животные. Следовательно, тем самым я убил двух зайцев: обеспечил заводчиков едой, а разведчиков — транспортом. Тем более относятся они к лошадям лучше, чем некоторые наши единомышленники.

Мод кивнула: специальных лошадей разводили для маневров на УПМ, хвалили за выносливость и покладистость. Столько сил и времени для “горстки самоубийц”, как называл их Бени, это ли не ирония…

— Мод!

Звонкий голос раздался откуда-то издали, и потребовалась почти минута, чтобы она обернулась и заметила, наконец, стремительно приближающуюся к ним высокую фигуру. Эти темные вихры она бы не спутала ни с чем, но как же…

— Эмиль!

Совсем похоже на сон — у нее что, опять галлюцинации? Но дядя торопливо отошел, уступая дорогу, а потом на ее талии сомкнулись чужие руки, подхватили, закружили — земля и цветы слились в смазанное пятно. Мод зажмурилась, ухватилась за плечи Эмиля, вдохнула тяжелый аромат его духов: точно, не чудится. Он приехал… приехал!

— Ласточка моя, — он наклонился, касаясь губами ее макушки, пробормотал, притягивая к себе: — Я так соскучился.

Она совсем забыла где они: что рядом дядя, что им бы отойти друг от дружки, а ей не стоит нежиться в объятьях, но… Эмиль оказался тут, в Брискорне, в эту минуту; живой, невредимый, близкий и невероятно родной. Значит, он все-таки прочел письмо! Прочел… и не ответил? Мод разомкнула объятия и гневно уперлась ладонями ему в грудь.

— Почему ты не писал?

— Бумажки не заменят твоей улыбки, — по привычке проворковал он, но получил лишь очередной протестующий тычок. — Ай, не пихайся. Прости, прости. Я был занят.

Мод неверяще уставилась в его серые глаза. Эмиль, извиняясь, улыбался, хлопал ресницами, едва сведя брови. Вопрос повис на выдохе:

— Серьезно?

— Куда уж серьезнее, — он все таки отпустил ее, продолжая оправдываться. — Было одно… неотложное дело, да и отец брал меня на заседания целых два раза. Представляешь?

Знал ведь, какую косточку ей кинуть. Подлец!

— Рассказывай скорее, что ты медлишь? — Мод тут же перешла в наступление. — У меня столько вопросов!

Спины мягко коснулась дядина рука: он вежливо вырос перед ними, жестом приглашая проследовать в дом. Пронзительные голубые глаза смеялись — он что, знал?.. Нет, глупости.

— Только после ужина, нет, во время! — безапелляционно заявил он, подгоняя их к выходу с лужайки. — Ух, столичный дух!

Мод поняла, что краснеет.

— Дядя!

***

Воздух наполнился звоном приборов о фарфоровую посуду с орнаментом из вишневых веточек. Пахло сыром, тертыми яблоками и запеченой индейкой. В большую кованую беседку вынесли стол побольше, чтобы всем хватило места: приезд Эмиля стал приятным сюрпризом только для нее одной. В пору бы обидеться, но Мод уговорила себя не делать скоропостижных выводов и радоваться моменту. Кто знает, когда он снова выпадет?

Тем более он обещал уже завтра тронуться в обратный путь.

Птицы щебетали без умолку, аккомпанируя разговорам, а мимо носа как-то пролетела пчела — видимо на сладкое. Мод подставила лицо рыжему солнечному кружеву: оно согрело щеку и подсветило замысловатые узоры редких пылинок в воздухе.

Она едва подула — на свету закружилась спираль — когда снова включилась в разговор: дядя, через раз вставляя «восхитительно» и «прекрасно», с удовольствием говорил обо всем. От погоды до нового метода вытравки кожи, который удалось спасти от посягательств от конкурентов. Эмиль не мог оставаться в стороне, хотя понимал из сказанного наверняка только половину — Мод без труда определила это по складке между изящных темных бровей.

— О, без твоего отца они совсем распоясались, — отозвался он невзначай на ее короткое замечание о последнем заседании.

Звякнул нож.

Внутри странно укололо, и Мод, едва повернув голову, отвлеклась от тарелки. Под напором ложки миндальный пудинг уже превратился в странное дрожащее месиво, которое все еще нужно было доесть.

— Настолько, что сумели санкционировать грядущую экспедицию? — ей даже не потребовалось повышать голос, чтобы за столом резко наступила тишина. Но даже несмотря на это Мод продолжила: — Считаешь это распущенностью?

Она снова это сделала.

Могла же перевести в шутку. Могла промолчать.

— Мод, дорогая, — предупреждающе отозвалась тетя Эмма с противоположной стороны стола.

Дядя моргнул и невзначай отхлебнул еще чая: он, в отличие от тетушки, гораздо благосклоннее относился к словесным баталиям в семейном кругу. Чаще потому, что выходил из них неизменным победителем. Эмиль же уставился на нее с плохо скрываемым недоумением — неужели нужно нести это за стол? — но потом его взгляд смягчился и почти потеплел.

— Послушай, — начал он как можно деликатнее, словно объяснял прописные истины ребенку, — мы могли бы направить эти деньги на развитие инфраструктуры. Например, укрепление Гарнизона, да и Полиции не помешает ревизия.

Стандартные аргументы консервативной партии уже набили оскомину, и не только потому, что они с отцом часто упражнялись в их опровержении. Дело в досаде: сколько лет они устраивали ревизии Военной полиции и укрепляли Гарнизон, а воз и ныне там. Да, разведка обходилась дорого, несмотря на свою малочисленность. Конечно, забывать про другие отрасли армии не стоило, как и пускать все на самотек, но не любую дыру можно заткнуть деньгами. Некоторые от таких вливаний только расширялись. А про то, как кто-то вроде Бурже отмывал через армию деньги, она знала не понаслышке.

— Говоришь как твой отец.

К несчастью дискуссию стоило отложить, чтобы не расстраивать родных. Однако Мод все равно не выдержала:

— Мы спорим об этом так, словно экипировка двух сотен человек — неподъемный груз. Вливать больше денег во внутренние структуры, не наведя там порядка, — вот что мне кажется настоящим расточительством.

Эмиль устало выдохнул, но нападку отбил:

— Говоришь как твой отец.

Мод степенно поднесла ко рту чашку с чаем. Пар обжигал губы, но на Эмиля она больше не смотрела.

— Он придумал бы что-то более нейтральное.

— Да уж, кузина, ты слишком резка, — Бени попытался в своей неповторимой манере спасти обстановку.

— Видишь, — Эмиль тут же повернулся к нему в поисках поддержки. — Женщин не пускают в парламент не без причины.

Повисла пауза.

Женская часть стола замерла от такой дерзости, хоть они и не разделяли ее сантименты по поводу политики. А мужская — в предвкушении. Оскорбленная гордость требовала немедленно что-то ответить, но лучше считать до десяти. Лучше медленно поставить чашку на блюдце в полнейшей тишине. В пору бы встать и уйти: вежливо и молча, как подобает, но нужно досчитать.

Девять. Десять.

— Я имел ввиду, — в голосе Эмиля прорезалось беспокойство, но донесся он глухо, — что от такого напора они бы давно сдались, просто чувствуют конкуренцию.

Он издал сухой смешок, не нашедший должного отклика. Мод почувствовала на себе его бегающий взгляд, но из упрямства проигнорировала, продолжив смотреть куда-то в чашку. Что там ей говорил отец, стоит научиться быть покладистей? Стоит не забывать о чувствах других? Стоит…

— А ты что? — голос Бени звучал лениво, но Мод уловила в нем с детства знакомые гневные нотки. — Удалось поблистать ораторским мастерством?

Она покосилась на кузена: его взгляд стал по-фамильному хищным и недобрым, сфокусировался на обидчике. В конце концов, Бени единственный среди присутствующих имел прямое отношение к армии. К той самой ее части, в которой все порывались провести ревизию. В какой-то момент Мод едва не поверила, что Бени воткнет в Эмиля ажурную серебряную вилку. Тот, видимо, почувствовал тоже самое и пошел на попятную:

— Ты же знаешь, говорить могут только уполномоченные члены палаты…

— Ха, — Бени победно откинулся на спинку стула, — а я-то думал мы вылезли из песочницы, но, видимо, все еще приходится держаться за отцовские подтяжки.

Такой наглости не выдержала уже тетя Эмма, побледневшая от возмущения:

— Бенуа!

Манон дернулась как по команде — пихнула брата под столом, а дядя вдруг гулко рассмеялся, наблюдая за этой неравной битвой. Уголки губ дернулись вверх: Мод хоть и не просила себя спасать, вышло это курьезно и очень кстати. Бени фыркнул и едва кивнул, совсем как в детстве, а сконфуженный Эмиль попросил еще чаю, чтобы скрыть красные пятна на щеках. Тяжесть отступила, как волна, на пару мгновений, и рыжие лучи пробились, наконец, через плотные кроны, залив все светом.

— Солнце садится, — вырвалось у нее.

Сейчас бы вскочить на лошадь, и…

— Закаты тут очень живописные, — подхватила тетушка, в обычной манере не удержавшись от ремарки: — Не то, что у этих снобов из Утопии.

Да, сейчас бы на воздух.

— Поехали, — ладонь Эмиля легла на ее запястье.

В огненном солнечном ореоле он выглядел совсем как мальчишка: на лицо уже наползла эта глупая самоуверенная улыбка, а глаза блестели так, словно он прочел ее мысли. Внутри завозился червячок сомнения — обида еще не прошла.

— Прямо сейчас?

Эмиль чуть сжал пальцы.

— Со мной.

Она набрала воздуха что-то ответить, но дядя оказался быстрее:

— Восхитительная идея! — он тут же ухватил тетю за ладонь и расплылся в улыбке. — Поезжайте, конечно.

— Куда? — ужаснулась она. — Только же все собрались. Да и лошади...

— Радость моя…

Мод промокнула губы и резко поднялась, высвободив руку: что же, хочет ехать — пускай. Кивнула коротко родственникам и развернулась на каблуках, чтобы полностью не соблюдать политес.

— Верну вам ее в ценности и сохранности, — заверил Эмиль, пытаясь подхватить ее под локоть.

— Ничего возвращать не обещаю.

Она еще слышала, как возмущается тетя — как же это так, на семейном-то ужине, — и последнее, что успела выхватить, сворачивая за живую изгородь — смеющийся голос дяди Шарля, наполненный искренним удивлением:

— Эмма, милая, ты что, не поняла, зачем он приехал?

***

От свистящего в ушах ветра слезились глаза, а мир подпрыгивал от умопомрачительного галопа, превращаясь в огромное зеленое с золотом озеро под светлым дрожащим небом. Копыта звонко ударялись о землю, а два сердца бились часто и в унисон. Мод слышала свое дыхание: шумное, влажное, вторящее стучащей в ушах крови. Ступни ныли: она по глупости и сиюминутному упрямству взлетела в седло, не особо удосужившись сменить туалет, но от этого из груди рвался протестующий смех. Гнать Грацию совершенно необязательно, но стоило им выехать на узкую проселочную дорогу, пересекающую поле, Мод подтянула повод и умчалась вперед, оставляя Эмиля позади в полнейшей растерянности.

Он старался догнать — рядом протестующе ржал его конь — но Мод казалось: еще немного, и у нее вырастут крылья. Минуло поле, кусок леса, и он наконец-то смог поравняться: красный, с прилипшими ко лбу темными прядями и слезящимися от ветра глазами. Мод, видимо, выглядела не лучше — стоило им переглянуться, как они потеряли концентрацию, вместо гонки придержали коней, перешедших на шаг, и надсадно рассмеялись.

— Очень смешно, — он укоризненно фыркнул вместе с конем и утер пот со лба.

Столичная ленца куда-то вдруг потерялась, и она увидела того Эмиля, которого знала: чуть-чуть поспешного и нервного, но искреннего в своей прямолинейности. Почти родного.

— Смешнее твоих комментариев, — голос дрожал от скачки.

Пока Мод пыталась отдышаться, он кивнул и повел их в сторону поросшего деревьями холма. Их любимого места.

Ехали молча: Мод ждала извинений, Эмиль — вероятно, повода заговорить. Впрочем, она уже не злилась. Поэтому любезно позволила себя спешить, почти изящно скользнув в чужие руки.

Они привязали коней, украдкой поглядывая друг на дружку, а потом широким шагом двинулись вверх по склону через заросли подсолнухов и дикой травы, скребущей коленки. Даром что не наперегонки: так и хотелось подхватить платье и по-детски побежать вперед, но она держала голову высоко и шла быстро.

Позади нее Эмиль, наконец, разомкнул губы:

— Погоди.

Мод, наконец, заметила тяжелую одышку — он упер руки в колени, но стоически продолжил восхождение — они почти пришли.

— Откуда в тебе только столько сил?

— Чаще бывай на воздухе, — она рассмеялась, но заметила страдальческое выражение его лица и протянула руку. — Прости, иди сюда.

Эмиль послушно сжал ее пальцы и уткнулся мокрым лбом в плечо, а она скользнула ладонью к влажному затылку, пригладила взъерошенные волосы. Постепенно дыхание выровнялось, стало размеренным и неглубоким — тогда он мягко отстранился и за руку уверенно сам повел ее наверх.

— Тебе бы только пожурить меня, — крепко сжав ее ладонь, он запрокинул голову. — Впрочем… Я рад, что мы выбрались.

Мод глянула себе под ноги. Прислушалась.

— Тут потише.

Наконец, они добрались до дерева: старый мирт давно разросся, его мощный ствол ветвился в извилистую пышную крону с редкими белыми цветками, а свежий запах сочных листьев пропитал воздух на много миль вокруг. Мод долго, болезненно вдохнула горьковатый аромат, словно хотела очиститься изнутри. Эмиль без зазрения совести уже устроился на своем любимом месте рядом с выпирающим корнем и потянул ее за собой на траву. Так и уселись, вытянули ноющие ноги перед собой, спрятавшись в тени.

— Ты хотела под дерево, — после недолгого молчания объявил он, покосившись в ее сторону. — Я тебя привел.

Какой герой.

— Выпрашиваешь поцелуй?

— Кое-что получше.

А она так надеялась его подколоть! Пришлось повернуть голову: он завозился, выискивая что-то по карманам. Мод с сомнением нахмурилась:

— Что ты… ох.

На узкой цепочке блеснуло золотом тонкое кольцо с прозрачным камнем. Оба прекрасно знали, что это такое: Мод инстинктивно потерла палец левой руки и чуть потупила взгляд.

— Я же говорил, дело неотложное, — он весь светился от гордости, широко улыбаясь, словно придумал удачную шутку. — Обил столько порогов, но, знаешь, понял, что ты не зря презираешь вычурность.

Щеки защипало: дело совсем не в…

— Тебе не обязательно было… — пробормотала она.

Но Эмиль не дал ей договорить:

— Это ты так говоришь, а я серьезно, — он нахмурился, а потом осторожно приподнял ее лицо за подбородок, заставил на себя посмотреть. — Сколько мы уже… ходим вокруг да около?

Мод вздохнула. В этом жесте нет ничего особенного: все и без того знали, что они долгое время помолвлены. Да и сама она давно свыклась с этой мыслью — закреплять и без того понятное еще и кольцом казалось лишним. Что он этим докажет?

— Нам незачем торопиться, тем более отцу нездоровится, я должна быть при нем, — она с сомнением вильнула в сторону, отвела взгляд. — Не прощу себе, если что-то случится.

Лучше подождать с этим, пока…

Нет. Нельзя об этом думать. Не сейчас. Не здесь.

— Тем более поэтому… я просто хочу позаботится о тебе, — Эмиль ее замешательство толковал по-своему, в голосе его прорезалось беспокойство. — Кто-то же должен присматривать за тобой, пока ты присматриваешь за отцом.

Да и отец хотел бы того же. Устройства ее жизни вдали от себя. Самостоятельно. Эмиль протянул кольцо на ладони: не спешил надевать ни на палец, ни цепочку на шею, словно ждал, что она сама радостно выхватит подарок. Манон бы так и сделала, а еще съела бы все свои шляпки за одну такую возможность, за этот закат и разговор под деревом.

Но разве это обязательно, если они и так друг друга…

— Мод, — голос Эмиля вырвал ее из размышлений.

Стал неожиданно серьезным, взрослым — пригвоздил к этому моменту и месту.

— Тебе может и все равно, — тут же стало досадно за собственную сухость, — отцы все решили еще пять лет назад, к чему все эти сантименты. Мне важно.

Чувство вины укололо под ребро — чужая обида вонзилась острой иглой. Она снова совсем не думает о других. Она снова говорит то, что приносит только досаду. Снова не может радоваться — а должна. К чему эти капризы? Любимый человек приехал специально по ее просьбе. Готовился. Переживал.

Мод едва поджала губы.

Ей что, жалко?

— Я хочу, чтобы люди видели, что мы вместе. Радовались за нас. Разве твой отец не пойдет на поправку от таких долгожданных новостей? А Манон и родные?

В голове эхом отозвалось: «…ты что, не понимаешь, зачем он приехал?»

— Так вот почему они так на нас смотрели… — вырвалось прежде, чем она об этом пожалела.

Эмиль вдруг побледнел, потупил взгляд, как часто делал в детстве, когда терпел выволочки отца. Дрогнул острый подбородок — в закатном розовом солнце с него можно было писать картины. Они это все подготовили для нее, сюрприз и место, желая отвлечь от тягот ухода за больным — дать надежду, вернуть глазам прежний блеск. Внутри что-то протестующе шевельнулось, но Мод задушила порыв безжалостно, не став разбираться.

Хватит и того, что она снова все испортила.

— Ты… ты не рада?

Он хотел было убрать подарок обратно, но Мод накрыла его ладонь своей, погладила извиняюще указательным пальцем.

— Извини, я… — пробормотала, стараясь звучать как можно мягче, — я поторопилась со своими словами.

Эмиль взглянул на нее с сомнением, но, поняв, что она не убирает руку, просиял. Взглянул с надеждой, вложил ей в ладонь украшение, сомкнул сверху ее пальцы — чтобы не потеряла. Металл оказался легким и прохладным. Совсем не страшным.

Мод в недоумении моргнула, поняла, что теплеют щеки.

— Я не злюсь, — Эмиль чуть наклонился боднуть ее лоб. — Только не когда у тебя такое умильное лицо.

Он вдруг сгреб ее в охапку, под визг увлекая на траву. Заслонил собой свет, подпер рукой щеку. Настроение его сменялись быстро — теперешнее искрилось озорством. Тяжесть будто бы ушла.

— Зацеловал бы, — явно напрашивался.

— Подлизываешься?

Мод заворчала, легонько толкнув его в грудь, и он с готовностью увалился рядом, совсем не по этикету. Поднял ладони вверх — изобразил поражение — но на деле смотрел с этим своим вызывающим легким прищуром. С губ сорвался смешок.

Эмиль на выдохе прошептал:

— Чистая правда.

Она устроила голову у него на груди, разглядывая редкие рыжие облака, и довольно заключила:

— Подлизываешься.