— …Чжань! Лань Чжань!

Сознание Лань Ванцзи медленно, с трудом выплывает из вязкой плотной темноты. Голос… мешает. Слишком громкий, слишком звонкий, слишком обеспокоенный.

Обеспокоенный?

Почему?

За чернотой плотно сомкнутых век что-то яркое и постоянно двигающееся. Лань Ванцзи пытается открыть глаза только для того, чтобы заставить наконец голос замолчать. В реальности хуже, чем было в темноте. У него звенит в голове, и от затылка волнами разливается боль, тянется тугими ледяными щупальцами к вискам и даже лбу.

Свет обжигает.

Лань Ванцзи заставляет себя не моргать, чувствуя горячую жгучую влагу, застилающую взор. Свет, качнувшись в сторону, тут же исчезает, так и не дав ему ничего увидеть.

— Боги, Лань Чжань, наконец-то ты очнулся. Я так долго тебя звал, это просто кошмар какой-то. Я хотел попробовать растолкать, но у тебя тут кровь, и я, если честно, не совсем понимаю, откуда именно она течёт, так что не рискнул. Вдруг у тебя повреждён позвоночник или вроде того…

Опять этот же голос. Почему он кажется таким знакомым? Лань Ванцзи слышал его раньше?

— Лань Чжань. Лань Чжань, ты в порядке? Ты чего молчишь?

Да, определённо слышал. Это же…

— Вэй… Усянь?

По горлу словно проходятся наждачной бумагой. Лань Ванцзи надсадно кашляет, пытаясь избавиться от пыли, забившей лёгкие и дыхательные пути. Откуда так много пыли? Боль вспыхивает одновременно в голове, груди и — почему-то — правой ноге. Такая ослепительная, что на мгновение кажется новым источником света в окружающей темноте.

Лань Ванцзи стискивает челюсти.

По крайней мере, он способен чувствовать своё тело.

— Ой, ура, ты даже разговариваешь, — тараторит Вэй Усянь. — Лань Чжань, можешь сказать, как ты себя чувствуешь? Я боюсь тебя двигать. И не знаю, можно ли зажечь свет опять, потому что твоим глазам от него, кажется, не очень хорошо.

От звука голова непрерывно раскалывается на мелкие кусочки.

Нельзя звать его по первому имени. И почему ему нужно говорить о своём самочувствии?

— Эй. Лань Чжань? Я понимаю, что ты почти всегда молчишь, но хотя бы сейчас ответь мне, пожалуйста.

Как же стучит в затылке и в висках…

Лань Ванцзи не понимает, что произошло и происходит. И не хочет сейчас думать и отвечать. Он хочет снова закрыть глаза и, желательно, немного поспать. Может быть, тогда станет немного легче, в этих пещерах сконцентрировано очень много ци, и она обладает исцеляющим эффектом…

Нет.

Это ведь не пещеры.

В них светло от магических огней на стенах. И должны быть слышны голоса других студентов. Но в ушах Лань Ванцзи только шум крови, тихий звук — почему-то — воды и голос Вэй Усяня.

Где они?

— Мы упали? — вдруг вспоминает Лань Ванцзи.

— Ты упал. А я прыгнул следом за тобой, — отзывается Вэй Усянь. — Ты не помнишь?

— Не помнил, — поправляет Лань Ванцзи.

Сосредоточиться тяжело, но смутные образы того, что произошло, всё-таки мелькают в голове.

Вэй Усянь, который идёт рядом, что-то без умолку болтает — и вдруг тянется к его ленте. Несколько резких шагов в сторону. Треск. Земля вдруг уходит из-под ног — их ведь предупреждали, а он нарушил правило. Грохот. Лань Ванцзи падает… нет, скорее соскальзывает, скатывается вниз, в образовавшийся разлом, пытается ухватиться за что-то, но безуспешно. Недостаточно времени и концентрации, чтобы использовать ци.

Камни и комки почвы бьют по рукам и голове, под верхней одеждой земля, в лёгких и глазах пыль, а он продолжает падать. Какая-то быстрая тень сверху. Свет исчезает.

А потом удар, боль в затылке — и мир гаснет окончательно.

Значит, Вэй Усянь прыгнул за ним? Зачем? Почему? Разве он не понимал, что не сможет ничего сделать, только упадёт следом? Лань Ванцзи сам виноват, что ослушался слов преподавателя.

— Нормально, — говорит Лань Ванцзи.

— Что «нормально»? — растерянно отзывается Вэй Усянь.

— Самочувствие.

Вэй Усянь выдыхает, кажется, облегчённо. Почему-то от его присутствия спокойнее. Вопреки обыкновению. Или же оттого, что мысли Лань Ванцзи медленные и неповоротливые, как рыбы, застывающие во льду.

Во льду.

Почему всей нижней половиной тела он чувствует влагу и холод?

— Слушай, Лань Чжань. Я могу зажечь свет? — спрашивает Вэй Усянь. — Могу двигать тебя? Ты слегка немного умудрился наполовину свалиться в здешнее мелкое озерцо… хотя тьфу, да, ты и так чувствуешь же. В общем?..

— Свет.

Лань Ванцзи не собирается позволять ему прикасаться к себе. Он в состоянии подняться сам. Хоть это и будет, судя по всему, не так легко, как кажется на первый взгляд. Вэй Усянь сказал про кровь. У него болит нога — может ли кровь быть оттуда?

В принципе, голова у него тоже болит. Но Лань Ванцзи предпочитает надеяться, что не получил черепно-мозговую травму более серьёзную, чем, очевидно, имеющееся у него сотрясение.

Вэй Усянь зажигает на ладони огонёк света. Кажется, более слабый, чем в первый раз. И более оранжевый. Может, в первый раз и вовсе был телефонный фонарик? Лань Ванцзи несколько раз моргает, с трудом фокусируя взгляд. Перед глазами всё расплывается.

Это просто сотрясение. Ничего страшного.

Лицо Вэй Усяня перепачкано, один рукав куртки порван — в разрезе топорщится наполнитель. Впрочем, куртка Лань Ванцзи, наверное, не в лучшем состоянии. И, кроме того, пропитана внизу водой. Её верхний слой отталкивает влагу, но создатели явно не рассчитывали, что влага будет затекать внутрь.

Лань Ванцзи медленно приподнимается, опираясь на локти. Плеск. От движения начинает тошнить, к боли добавляется резкое головокружение. Он закашливается снова, надеясь, что его желудок не предпримет от этого попытку опустошить себя. Из-за коротких отрывистых кашлевых толчков становится больно в груди. Острая горячая волна прошивает правую ногу, когда он пытается пошевелить ей. Не помогает даже ледяная вода.

Стиснув зубы, Лань Ванцзи не издаёт ни звука. И быстро проверяет свою лобную ленту — она на месте и лежит почти ровно. Он поправляет её.

— Она… кажется, сломана, Лань Чжань. Твоя нога, — констатирует Вэй Усянь, всё это время внимательно осматривавший его в неровном свете огонька на ладони. — Тебе помочь встать?

Мысленно взвыв от боли, Лань Ванцзи поднимается сам.

Его шатает, темнота пещеры качается перед глазами — влево-вправо, как метроном. Но он выпрямляется. Он может это сделать — и по-прежнему не издать ни звука, как и положено. Вода, пропитавшая ботинки, брюки и даже нижнее бельё, намочившая часть куртки и одежды под ней, ручьями стекает вниз по коже.

Холодно. Как же холодно.

Но ему нельзя дрожать. И нельзя демонстрировать то, насколько тяжело держаться на ногах.

Контролировать себя. Нужно контролировать себя. Дяде всегда не нравится, когда он себя не контролирует, значит, и другим не понравится. За потерей контроля каждый раз неминуемо следует боль. Но ему сейчас и так достаточно боли.

Он делает шаг. Ещё один. Вэй Усянь пристально наблюдает за ним, глядя снизу вверх, огонёк подрагивает и бросает на его перепачканное грязью лицо неровные отсветы. Достаточно просто выйти из воды, достаточно добраться до ровной сухой поверхности и снова сесть.

Лань Ванцзи не справляется даже с этим.

На очередном шаге сломанная нога заставляет его шатнуться и завалиться набок, он падает, он не может остановить падение, потому что неоткуда взять новую точку опоры. Вэй Усянь, тенью взметнувшись вверх, гасит огонёк и в резко накатившей, уже привычной темноте придерживает за плечи.

— Ну-ка, нет, Лань Чжань, так не пойдёт. Я всё-таки помогу тебе, если ты не против.

Разумеется, Лань Ванцзи против.

Но у него нет сил возразить или оттолкнуть — они все уходят на то, чтобы скрыть боль, он вымотан одной только попыткой встать и почти дрожит от напряжения. И от холода, хотя не должен. Нужно разогнать ци по меридианам, но сейчас, прямо сейчас, это не представляется возможным. К тому же, сначала стоило бы переодеться.

Вэй Усянь помогает ему сесть. Лань Ванцзи сгибает левую ногу и выпрямляет правую. Ровная спина. Должна быть ровная спина, даже если от этого сводит мышцы между лопатками. К горлу снова подкатывает тошнота. Лань Ванцзи мимолётно морщится, сглатывая горько-кислый ком.

В следующее мгновение, когда он возвращает себе самообладание, Вэй Усянь снова зажигает свет.

Вовремя.

— Выглядишь ужасно, если честно, Лань Чжань, — обеспокоенно говорит Вэй Усянь. Почему обеспокоенно? Почему считает нужным волноваться о нём? Это не нужно. — Твою ногу надо обработать. Я понял, кажется, почему мне показалось, что крови много. Наверное, она растеклась и смешалась с водой. У тебя кружится голова? Чувствуешь слабость?

Лань Ванцзи не может врать и в то же время не может ответить утвердительно, поэтому лишь произносит:

— Аптечка. В рюкзаке.

— Боги, — поражённо выдыхает Вэй Усянь, — ты серьёзно таскаешь с собой целую аптечку?

— Обязательный набор, — напоминает Лань Ванцзи, уже в следующий момент искренне не понимая, зачем он в принципе отреагировал на эту фразу.

— Да знаю я, знаю. Но никто же не берёт с собой в самом деле прям аптечку! Максимум несколько нужных лекарств. Первый раз радуюсь, что семья Лань такие зануды. — Он отходит в сторону, шуршит чем-то и быстро возвращается с рюкзаком. — Я не знаю, как он с тебя слетел, но я его выловил. И твой меч тоже. Но чехол порвался, поэтому нам очень повезёт, если там внутри хоть что-то не промокло.

— Не могло, — сухо возражает Лань Ванцзи. — Полиэтилен.

— Ну да, полиэтилен, но я же сказал, что… — Он останавливается, и глаза его вдруг широко распахиваются в осознании: — Погоди, то есть не только снаружи, но и внутри? Твою же… — в его голосе слышится восхищение. — Окей, я абсолютно точно радуюсь, что семья Лань такие зануды. Дать тебе рюкзак или позволишь мне достать?

Только Вэй Усянь может выражать похвалу словами, которые обычные люди используют в качестве оскорбления.

Это… так странно.

Вместо ответа Лань Ванцзи молча протягивает руку, почти в ужасе замечая, что она мелко подрагивает. И надеясь, что Вэй Усянь не заметит. Он достаёт из рюкзака два пакета: один с аптечкой, другой со сменной одеждой. Сначала… пока они ещё не начали обрабатывать перелом, нужно переодеть хотя бы нижнее бельё и брюки. Потом он этого не сделает, а если будут сохнуть прямо на нём, то велик риск подхватить инфекцию.

Риск подхватить инфекцию в нынешних условиях у него и так довольно значительный. Не стоит добавлять дополнительный фактор.

— Вэй Усянь, — произносит Лань Ванцзи. Снова кашляет, снова подавляет приступ тошноты. Уже привычно. — Погаси.

— Что? Зачем? Что ты собираешься де… — Потом он бросает взгляд на свёрток с брюками, который Лань Ванцзи медленно разворачивает, слой за слоем убирая полиэтилен. — А-а-а. Ладно, я понял. Конечно, само собой. Хотя боги, мы вместе переодеваемся на физре, чего я там не видел. И, вообще-то, ты можешь звать меня по первому имени.

Лань Ванцзи давится вдохом. Какой же… бесстыдный.

Но свет Вэй Усянь всё-таки гасит.

Сидя переодеваться сложно, а в темноте, на ощупь, с рвущей ногу болью и пытающейся прорваться сквозь самоконтроль дрожью — ещё сложнее. Но Лань Ванцзи справляется. Он в состоянии с этим справиться. Он и так позволил себе слишком много слабости.

Практически босым ногам холодно, камень обжигает стопы сквозь тонкую ткань носков, которые Лань Ванцзи тоже надел. Но это лучше, чем мокрые ботинки, куда залилась вода. Хорошо, что он взял на смену достаточно широкие свободные брюки: их легко подкатать, чтобы открыть место перелома для обработки.

Вот только из чистых они от этого мгновенно превращаются в пропитанные кровью.

— Свет, — произносит Лань Ванцзи.

Вэй Усянь реагирует моментально. Лань Ванцзи щурится — рефлекторная реакция после довольно долгой темноты, он не может её контролировать.

К сожалению, существует то, что он не может контролировать.

— Давай-ка я сам разберусь с твоей ногой, а ты подержишь огонёк, — говорит Вэй Усянь. — Ты и так вон, наполовину переодеться умудрился и выглядишь так, будто сейчас дух испустишь от малейшего движения. Тебе вряд ли надо ещё больше напрягаться, знаешь ли. Согласен?

Лань Ванцзи не согласен.

И он не в восторге от того, что выглядит, «будто сейчас дух испустит». Он не должен так выглядеть. И ему нужно обработать свою рану самому. Плохо, очень плохо, что он создаёт впечатление человека, неспособного на это.

Но Вэй Усяню, кажется, его ответ и не требуется вовсе. Улыбаясь, он бесцеремонно хватает Лань Ванцзи за руку, мимолётно хмурится отчего-то и аккуратно передаёт огонёк. Его пальцы тёплые. И огонёк тёплый, очень тёплый. И на контрасте ещё острее ощущается холод, охватывающий тело.

Разогнать ци.

Если Лань Ванцзи не может позаботиться о переломе, то нужно хотя бы немного разогнать ци и согреться, пока он не поменяет и верхнюю одежду.

Вэй Усянь умело управляется с аптечкой, обрабатывает рану, фиксирует шину и обматывает бинтами, как будто всю жизнь это делал. Лань Ванцзи же остаётся только держать огонёк, чтобы было хорошо видно. И одновременно пытаться разогнать ци.

Трудно.

Почему так трудно?

С каждым мгновением в затылок всё сильнее вколачиваются толстые ледяные гвозди. В горле уже постоянно стоит ком, тошнота многократно усиливается. А ци словно взбунтовалась против него — холод не отступает, наоборот, всё сильнее охватывает тело, а жар скапливается только в груди, обжигая.

Из-за сотрясения он разучился контролировать работу собственных меридианов? Почему в них как будто на каждом сантиметре по несколько препятствий? Почему именно грудь? И она давно уже болит, с самого начала. Он ведь не мог повредить сердечный даньтянь?

Вэй Усянь, заканчивающий перевязку, поднимает на него быстрый, оценивающий взгляд. Касается зачем-то его лодыжки с внутренней стороны, прижимает пальцы, будто проверяя что-то. Снова хмурится.

И вдруг, без предупреждения, змеёй метнувшись вперёд, раскрытой ладонью бьёт Лань Ванцзи в грудь.

Это похоже на маленький взрыв. Чужая ци, вброшенная резко и толчком, прокатывается стремительно по всем меридианам сразу, лавиной, пробивая их, как засорившиеся трубки. Виски захлёстывает волной настолько резкой и ослепительной, что у Лань Ванцзи на мгновение темнеет в глазах.

А потом его всё же выворачивает наизнанку. Преимущественно желчью.

К счастью, он успевает повернуться и склониться над водой, чтобы не пачкать одежду и камень рядом с собой. Она всё равно явно непригодна для питья — не после того, как он загрязнил её собственной кровью.

Огонёк снова гаснет. Пока Лань Ванцзи пытается восстановить дыхание после рвотных спазмов, Вэй Усянь быстро хватает его за руку и касается точки на запястье. Прослушивает пульс. Лань Ванцзи позволяет только потому, что у него нет сил, чтобы препятствовать.

А ещё он с удивлением понимает, что ему стало лучше.

Гораздо лучше.

— Отлично, — вдруг выдаёт Вэй Усянь. — Прости, Лань Чжань, но ты выглядел совсем ужасно, а ещё я быстро проверил твои меридианы, и там всё было… плохо. Поэтому я применил… один приём, которому меня научил янфу*. Зачем ты соврал, а? Почему, если тебе было нехорошо, ты…

— Спасибо.

Слово даётся легко. Так неожиданно легко, что Лань Ванцзи сам поражается. Пальцы Вэй Усяня, дрогнув, замирают на его запястье. Лань Ванцзи невольно радуется, что в темноте нельзя увидеть выражения лица.

— Спасибо, — повторяет он.

Вэй Усянь, хмыкнув, убирает руку.

— Да не за что. Только больше не обманывай меня, ладно? Я не смогу тебе помочь, если не буду знать, в чём нужна помощь. И вообще, не надо благодарить таким серьёзным тоном, это немного жутко. У меня аж мурашки пошли, Лань Чжань.

Лань Ванцзи всегда разговаривает таким тоном. И он не может благодарить не серьёзно, потому что Вэй Усянь действительно помог ему. А ещё Лань Ванцзи никогда не обманывает. Он не лгал насчёт своего состояния, оно действительно было нормальным по его меркам.

Но от болтовни Вэй Усяня, несмотря на то что он несёт, похоже, любую чушь, которая попадает на язык, почему-то становится очень спокойно.

Лань Ванцзи не думал, что ему может стать спокойно рядом с Вэй Усянем.

— Тебе стоит поменять и верхнюю одежду тоже, — замечает тот. — Справишься без света? Я пойду поищу, из чего можно сложить костёр.

Лань Ванцзи не отвечает, потому что вопрос риторический. Он ведь справился до этого с брюками, значит, сможет и со всем остальным.

Вэй Усянь уходит. Свёртки с рубашкой и свитером Лань Ванцзи находит без труда, потому что наизусть помнит, куда именно и что положил. И ещё одну пару носков, более плотную — если нет возможности надеть обувь, нужно хотя бы немного защитить ноги от соприкосновения с камнем.

Здесь достаточно холодно, чтобы изо рта едва-едва заметно вырывался пар. Лань Ванцзи заметил при зажжённом свете. Он не дрожит и не стучит зубами, пока переодевается — по крайней мере, не слишком сильно — только потому, что постоянно контролирует малейшие сокращения собственных мышц, когда ледяной воздух облизывает его кожу или пальцы, тоже ледяные, случайно касаются её.

Рубашка и свитер сухие и достаточно плотные. С курткой определённо было бы теплее, чем в одних только них, но у него нет запасной куртки.

Лань Ванцзи, слушая отдалённый звук шагов Вэй Усяня, откладывает влажные вещи в сторону и закрывает глаза. Теперь, когда вся его одежда сухая и относительно защищает от холода, между заживлением раны и сохранением тепла он выбирает первое, старательно перенаправляя потоки ци. Теперь, к счастью, они не пытаются взбунтоваться против него, и даже дышать немного легче. А привкус желчи во рту можно — нужно — перетерпеть.

Вэй Усянь возвращается через некоторое время, возится и что-то бормочет себе под нос. Но его походные навыки, похоже, в самом деле на высоте: уже очень скоро сквозь закрытые веки пробивается мягкий оранжевый, и Лань Ванцзи ощущает тепло.

Он медленно приоткрывает глаза.

— Больше сделать не могу, прости, — сообщает Вэй Усянь. — Тут довольно мало хоть чего-нибудь годного для костра, а когда нас вытащат, демоны знают. То есть, я не сомневаюсь, что Шэнь-лаоши уже позвонил всем, кому только можно позвонить, но сюда ещё надо добраться. И плюс разобрать завал. Так что лучше поэкономить. А, и связь не ловит. Даже с антенной, которую я припаивал к телефону.

Лань Ванцзи безмолвно соглашается с ним.

Он поднимает голову, оглядываясь. С костром видно тоже мало, но всё-таки чуть больше. Это место похоже на крошечную пещеру с низким-низким потолком. И, судя по тому, что Вэй Усяню удалось найти что-то деревянное, почва над ней проваливалась уже не единожды. И где-то есть отдушина: пламя чуть двигается, и Лань Ванцзи чувствует слабое движение воздуха.

По крайней мере, они не задохнутся.

Но всё равно они под землёй.

Этот факт… угнетает.

Вэй Усянь раскладывает поближе к огню одежду Лань Ванцзи, даже не спросив разрешения. Потом, повозившись в рюкзаке и достав какой-то свёрток, плюхается напротив, снимает ботинки и закатывает джинсы. Они влажные внизу. Лань Ванцзи замечает только сейчас.

Да. Вэй Усянь ведь стоял рядом с ним в воде. Неудивительно.

— Будешь есть, Лань Чжань? — спрашивает Вэй Усянь, натягивая шерстяные носки — вот что было в свёртке. — У меня есть маньтоу.

— Не голоден, — отрезает Лань Ванцзи, пытаясь сосредоточиться на исцелении.

— Тебя только что вырвало, — напоминает Вэй Усянь. — Как ты можешь быть не голоден, если твой желудок буквально пуст?

Лань Ванцзи смотрит на него, так и не умывшегося, растрёпанного, с порванным рукавом куртки, с красными от крови — его крови — пальцами. Улыбающегося. Непонятно почему. Они ведь оказались в этой… ситуации, он только что перевязывал Лань Ванцзи сломанную ногу и восстанавливал его потоки ци. Они не смогут выбраться сами. Как он может улыбаться?

А потом, поддавшись чему-то, всплеснувшему в груди, Лань Ванцзи тянется к рюкзаку. Достаёт маленький пузырёк, выливает немного содержимого себе на ладонь, а остальное, плотно закупорив крышку, передаёт Вэй Усяню.

— А, о, антисептик, — радуется тот. — Спасибо, я как раз забыл свой. Мне воспринимать это как согласие?

Лань Ванцзи кивает, растирая антисептик по коже.

Жидкость холодная. Он дал теплу отлить от конечностей, чтобы сосредоточиться на переломе, и сейчас это… не самые приятные ощущения. Но ничего такого. Главное — не забывать контролировать мышечные сокращения.

Вэй Усянь расходует довольно много антисептика. Больше, чем рассчитывал Лань Ванцзи. Но зато окончательно отчищает руки от следов крови. А потом вытаскивает из рюкзака маньтоу. Завёрнутые в бумагу. Какая вопиющая безответственность. Упади его рюкзак в воду, он, скорее всего, остался бы без еды.

Хотя, разве Лань Ванцзи не поделился бы с ним?

Он мог бы сказать твёрдое «нет» пару часов назад, но сейчас что-то мешает ему дать однозначно отрицательный ответ.

Вэй Усянь передаёт одну маньтоу Лань Ванцзи через костёр. Их пальцы на мгновение соприкасаются. Всего мгновение — но его хватает, чтобы Вэй Усянь, вздрогнув, вдруг широко распахнул глаза и с судорожным выдохом отдёрнул руку, словно обжёгся обо что-то.

Лань Ванцзи, растерянно моргнув, прижимает ладонь, в которой теперь зажата маньтоу, к груди. Вэй Усянь… почувствовал температуру его пальцев? Но это всего лишь вынужденная мера. Почему он так реагирует? Лань Ванцзи может справиться с подобным небольшим неудобством.

Спустя всего пару секунд Вэй Усянь вдруг пододвигается ближе, бесцеремонно дёргая край его свитера. Лань Ванцзи не может отшатнуться, потому что… нога. Только бьёт свободной ладонью по руке Вэй Усяня, отталкивая. А у того глаза распахиваются ещё шире.

— Лань Чжань, у тебя одежда что, из рыбьей шерсти, как Цзян Чэн говорит? Почему она такая тонкая? И ты совсем не гоняешь ци по телу, что ли?

— Перелом, — напоминает Лань Ванцзи.

Слишком шумный.

Слишком много внимания. К чему?

— Это не значит, что ты должен превращаться в замёрзшую скульптуру самого себя! — восклицает Вэй Усянь. — У тебя пальцы ледяные! И ты же дрожишь весь, Лань Чжань!

Лань Ванцзи замирает. Его охватывает мимолётный ужас. Он прислушивается к собственным ощущениям — и действительно понимает, что по телу прокатываются волны мелкой дрожи от холода. Которую, должно быть, видно со стороны.

Он не смог контролировать себя.

Не справился даже с этим.

Вэй Усянь, не колеблясь, дёргает собачку замка собственной куртки. Слишком торопливо. Она заедает, и он ругается себе под нос, пытаясь расстегнуть до конца. Лань Ванцзи наблюдает, не понимая, как реагировать, мысленно ругая себя за несдержанность, за то, что не смог скрыть.

Эта самая куртка спустя несколько мгновений оказывается на его плечах.

— Нет нужды, — резко произносит Лань Ванцзи, пытаясь сбросить чужую одежду.

— Лань Чжань, ты брезгуешь тем, чтобы надеть мою куртку?

— …Нет.

Он в самом деле не брезгует. Да, куртка грязная, но его собственная не намного чище. И, когда она высохнет, в любом случае придётся надеть её. Его контроля не хватает уже сейчас, а позже, должно быть, он и вовсе потеряет способность обходиться без внешнего источника тепла.

Просто… почему Вэй Усянь проявляет так много суеты? Почему в нём нет недовольства из-за того, что Лань Ванцзи не справился с самоконтролем?

— Тогда не спорь. Ты наверняка не позволишь мне передавать тебе ци, так что хотя бы надень куртку, пожалуйста. Ты замёрзнешь без неё.

— У... Вэй Ина есть ещё одна? — серьёзно интересуется Лань Ванцзи, впервые зачем-то называя его так.

— А? Нет, разумеется, почему ты?.. — Вэй Усянь вдруг смеётся и, бесцеремонно хлопнув по его плечам, словно припечатав к ним одежду, переползает на своё место по другую сторону костра. — Во-первых, моя одежда, благодаря Цзян Чэну и янцзе, толще. Во-вторых, у меня нет перелома, который надо лечить. В-третьих, это ерунда. И, о, ты назвал меня первым именем!

«Это ерунда».

Почему же Вэй Усянь называет холод ерундой для себя, но не считает его таковым для него? Лань Ванцзи выглядит как беспомощный человек, который не в состоянии справиться со столь небольшой трудностью?

Или дело в чём-то другом?

Лань Ванцзи запутался. Он ничего уже не понимает.

— Лань Чжань, ты вообще в курсе, что такое заботиться о себе? Ты собирался отказаться от еды, хотя голоден, и от моей куртки, хотя мёрзнешь и дрожишь от холода, ты серьёзно не…

— Хватит, — тихо произносит Лань Ванцзи.

Каждое слово почему-то причиняет боль. Это всего лишь веления тела. Его всегда учили, что это всего лишь веления тела. На них нельзя обращать внимание, нельзя отвлекаться, иначе пострадает духовная составляющая. Нельзя. Нельзя, нельзя, нельзя, так почему же…

— Прости, — поникнув, говорит Вэй Усянь. И принимается жевать маньтоу, опустив взгляд. — Я не знаю, что я сказал не так, но прости.

У Лань Ванцзи в душе буря.

Он откусывает маньтоу, перебивая пресным тестом вкус желчи во рту.

Вэй Усянь не обвиняет его в слабости. Вэй Усянь воспринимает её как что-то нормальное, более того, он помогает. Спрашивает о самочувствии, заботится о его ране, о его потоках ци, отдаёт свою еду, свою куртку. Просто потому что хочет.

Подобного никто не делал. Никто, кроме Вэй Усяня и брата. Брата, который там, наверху, наверное, с ума сходит от беспокойства.

Нет. Не останавливаться на этой мысли.

Пока не останавливаться.

Лань Ванцзи думает вдруг, что Вэй Усянь, в общем-то, хороший человек. Хороший, только бесцеремонный, не знающий и не понимающий, зачем нужен контроль, делающий, что хочет и когда хочет, не оглядываясь на любые существующие правила.

Вэй Усянь просто… свободный?

Значит ли это, что Лань Ванцзи несвободен?

Он не знает ответа на этот вопрос. Но он слишком устал. И поэтому позволяет себе в качестве мимолётной слабости чуть сильнее натянуть чужую куртку. Лань Ванцзи не должен радоваться её теплу, но оно слишком приятно.

Его тело, наверное, заслужило пару минут отдыха.

Всего лишь пару минут.

Совсем немного.