После очередного сеанса у доктора Рубинштейна Сергея взяли под локти двое крепких санитаров и повели обратно в его обитую стёганым одеялом мягкую камеру. В коридоре туда-сюда слонялись другие пациенты. Одна бабка с обвисшим лицом как увидела Разумовского так сразу начала плеваться в него и кричать:

      — Дьявол! Дьявол! 

      А тот только смеялся, пытаясь вырваться из хватки санитаров да укусить её за нос.

      Волосы за время, проведённое в лечебнице порядком, так отросли. Возможностей для физических тренировок практически не было. Его освобождали от смирительной рубашки через специальное окошко чугунной двери. Сергей оставался запертым в полном одиночестве, (не считая Птицу), без окон, без мебели, без ничего. От скуки он даже начинал выдирать из поролоновых стен куски зубами и жевать их. Внутренние монологи утомляли настолько, что не хватало сил даже на йогу.

      Ходил из угла в угол. От стены до стены. Бормотал-бормотал. Рефлексия обратилась настоящей пыткой. Воспоминания об учинённом родному городу хаосе. О крови на руках. Об огне и о запахе жжёной плоти. Птице всё это нравилось, и он упивался страданиями Разумовского. Изводил его. Нет покоя! Ни днём, ни ночью! Маялся-маялся. Расчесал себе руки. Еда паршивая, безвкусная. Помыться не дают. Слезами можно моря заполнить.

      Свернувшись в калачик, обнимая себя за плечи, пропитывая старый поролон соплями, Сергей всё твердил в голове: «Лучше бы меня не было! Лучше бы я никогда не рождался!».

      «Ой, ну не будь ты таким рохлей!», саркастично отозвался Птица. «Не было бы тебя — не было бы и меня тоже! А ведь мы с тобой стали такой чудесной парой! Столько всего достигли. Столько подвигов совершили! Да город должен дифирамбы нам петь, а не держать в этой клетке!»

      — Поделом тебе! — злобно прорычал Сергей. — Ты во всё виноват! Ты!

      «Нет, мой дорогой. Я наоборот — жертва! И такой же заложник ситуации, как и ты. Наша великая миссия, наша МЕЧТА была вот на столечко близка к исполнению! Мы бы отчистили этот мир от всей неугодной и бесполезной грязи! Мы бы дали истинным гражданам Петербурга шанс на лучшую жизнь, если бы не этот проклятый цепной пёс Гром! Вот кто виновник всему! Ну да ты не переживай. Скоро мы с ним разберёмся».

      — Что ты задумал?! — тревожно требовал ответа Разумовский.

      «Ахах! О-о-о, тебе определённо должно понравится! Трагедия в трёх актах про полицейского-неудачника, который потерял всех, кого любит, а потом сам, как это говорится, Курткобейнулся».

      — Ты — чудовище!

      Как только Сергей выплюнул это пропитанное ядом обзывательство, снаружи камеры стали раздаваться крики и шум. Приглушённые очереди пулемёта особенно его напугали. Птица торжествующе огласил:

      «А вот и начало Первого Акта!»

      — Что происходит? Что ты сделал?!

      Но Птица исчез, рассеялся чёрной дымкой в воздухе. Петли чугунной двери разрезали циркулярной пилой, после чего та с громким грохотом обрушилась в коридор. Внутрь вошли грозные высокие спецназовцы в полном боевом обмундировании. Они держали в руках винтовки, а лица их скрывали массивные шлемы. Разумовский ползком попятился в угол, съёжился и закрылся. Кабы в мочевом пузыре что осталось, он бы откровенно напрудил в штаны.

      — Переодевайся! — бросив в него стопку серой одежды, велел боец. Сергей не реагировал ближе прижав к груди колени. Тогда боец дал другим наёмникам невербальную команду подождать снаружи. Сам опустился, отложив винтовку, показал руки в перчатках, и медленно стянул с головы шлем.

      Родное лицо. Такое живое. Такое… настоящее. О как часто Сергей представлял в своей голове, что вот он придёт на перрон с букетом цветов, а когда увидит среди новоприбывших Волкова, то бросится к нему и крепко обнимет! И что вся тоска по нему, вся та боль от долгой разлуки в миг схлынут, и всё станет как прежде.

      — Ты жив? Как? — прохрипел рыжий, прослезившись.

      — Долго объяснять.

      Разумовский собрал все последние остатки мужества, чтобы просто прикоснуться к Олегу. Чтобы увериться в том, что всё это по-настоящему, а не какая-то глупая детская фантазия. Пальцы упёрлись в плотный бронежилет. Карие глаза блеснули пониманием. Волков положил свою ладонь поверх его, и тепло моментально разлилось вдоль всего тела.

      — Кто сделал это с тобой? Кто посадил тебя сюда? — спрашивал Олег, сжимая дрожащую руку.

      Сначала Сергей ничего ему не ответил. Смущённо опустил взгляд, и сжал губы в тонкую линию. Затем эти губы расплылись в улыбке, и из его рта вырвался ядовитый ответ:

      — А ты башкой-то своей подумай? Кто сейчас на всех экранах страны? Кому похвальбы поют? Этот паскуда — Игорь Гром!

      — Опять ты… — прохрипел Олег, узнав Птицу. — Значит вот кто нанял моих ребят тебя вызволить? Понятно.

      — Не ожидал что командиром наёмников окажешься ты! Вот так совпадение!

      Желтоглазый психопат рассмеялся, поглядывая в сторону винтовки, лежащей рядом. Резко рванул, вытянув руку, однако не успев дотянуться, был моментально скручен жёсткими приёмами Волкова. Всё почти так же, как и десять лет назад, когда они сошлись в схватке на спор. Вот только на этот раз Птица сильнее, и его волю нельзя было подавить простыми командами. По счастью на этот случай у Олега имелись при себе ритуальные чеченские заклинания против джиннов и прочих злых духов. Он достал прямоугольную бумажку из бокового кармана, а затем пришпилил её ладонью прямо на лоб Птицы. Тот захрипел и выгнулся в спине как при жутких судорогах, язык высунул. Желтизна глазной радужки постепенно рассасывалась к краям, уступая место глубокому синему оттенку.

      После этого Разумовский потерял сознание. Олег, чертыхнувшись, наплевал на маскировку, закинул друга на плечо, и отнёс на крышу, где их ожидал вертолёт.

***

      Снился кошмар: про падение в бездонную пустоту, про обугленные крылья за спиной, про то, как полыхает Петербург, а люди истерически кричат и молят о помощи. Про то, как он целыми сутками лежит на мягком поролоне и не может выбраться. Вскоре ощущения шершавой поверхности стёганного пола сменились на приятный свежий хлопок. Шорох белоснежного одеяла. Утренний свет. Запах кофе.

      Разумовский кое-как разлепив веки обнаружил себя в незнакомой просторной квартире-студии. Спальню и кухню разделяла широкая арка со ступенькой. Дубовый паркет. Мебель пастельных тонов. Светло-розовые обои. Окна занавешены тюлями. Из кухни доносились звуки активной готовки. Волков стоял у плиты и трудился над идеальным завтраком. Сергей присел, оглядывая себя: вместо смирительной рубашки теперь на нём новая свежая пижама. Залез глянуть что под штанами — трусы тоже другие. «Стыд-то какой!»

      — Проснулся? Хорошо, — подходя с подносом, приветствовал его Волков.

      Перед Разумовским поставил целый мини-фуршетный столик: омлет с беконом, вафли в сиропе, чашка кофе, салат из капусты и зелени. Всё пахло волшебно, и дико захотелось на всё это наброситься, однако Сергей, стиснув зубы, сдержался. Руки сложил на груди, отвернулся. Ждал, пока Олег не заговорит.

      — Чего не ешь? Я ж отсюда слышу, как у тебя в животе урчит.

      — Где я?

      — В безопасном месте.

      — Это не ответ!

      — Какие-то проблемы? Мы можем поговорить после завтрака.

      — Я не голоден, спасибо.

      Тогда Волков аккуратно переставил поднос на соседнее место, и присев рядом, пристально посмотрел на Разумовского. От него пахло тем самым горьким одеколоном вперемешку с кофе и растительным маслом.

      — Как хочешь. Если есть какие-то вопросы — задавай.

      — О да! Во-первых: как ты посмел? А во-вторых: КАК ТЫ ПОСМЕЛ? Я нуждался в тебе как в кислороде, а ты взял и бросил меня в самый уязвимый момент! Ты хоть понимаешь, как это отразилось на мне? Как больно мне было, когда я узнал, что ты погиб? И кстати, почему ты не погиб?

      — Это долгая история, но вкратце: я записался в добровольцы в секретную группу для особых спецопераций. Потом дезертировал и стал международным наёмником. Платят неплохо, но руки приходится марать часто. Моя «смерть» — это всего лишь издержки профессии.

      — Зачем ты меня сюда притащил? Это же Птица тебя нанял, или я не прав? Кому ты служишь?

      Крепкая хватка его смуглой ладони схватилась за подбородок Серёжи и повернула к себе. Теперь тот не мог избежать прямого и строгого взгляда карих глаз. Густые брови вдруг приподнялись, делая выражение его лица слегка печальным.

      — Я хочу защищать тебя, — заявил Олег.

      — Если ты говоришь правду, то почему не вернулся за мной раньше? Ты был мне так нужен! Так нужен, что…

      Ком подступивший к горлу разозлил Сергея. Меньше всего ему хотелось сейчас рыдать как девчонка перед ним. Поэтому он больно закусил губу и глубоко вдохнул носом.

      — Я не мог вернуться. Да ты и сам, наверное, понимаешь, почему. Когда наворотил дел, и все мои принципы, идеалы, и… мечты — всё коту под хвост, из-за сраных бабок. Я не мог вернуться и посмотреть тебе в глаза.

      — Хах… Н-да, — нервно рассмеялся Разумовский. — Мы всё просрали. И ты. И я. Как до такого дошло? Как мы стали теми, против кого должны были выступать? У нас ведь была мечта…

      — Ну, никогда не поздно завести новую. Только давай на этот раз что попроще?

      Сергей громко хохотнул, откинувшись головой. Аппетит к нему моментально вернулся. Он позавтракал, помылся в душе, а потом решил выглянуть в окно. Незнакомая форма розеток уже должна была намекнуть о Европе, но то, что за окном оказалась, мать её, Венеция — это, конечно же, приятно.

      Олег не успел купить одежды для Разумовского, а потому пришлось ехать на вынужденный шоппинг. Комичная ситуация, если задуматься: Международный наёмник и Чумной Доктор едут на красном кабриолете выбирать себе летние шляпы и пляжные тапочки.

      — Откуда у тебя та бумажка? Как ты про неё вообще узнал?

      — Ну, когда занимаешься тем же, чем и я, то велика вероятность, что где-то на второй или на третьей вылазке можешь напороться на какую-нибудь оккультную хтонь.

      — Снова издержки профессии?

      — В точку.

      Вид его сосредоточенного лица в тёмных очках очаровывал. То, как он держал руль, то как ветер трепал его тёмные волосы. Золотое солнце на фоне, запах солёных волн, освежающий бриз. Сам не заметил, как прилип к нему взглядом.

      — Чего? — не выдержал Волков.

      — Ничего. Просто любуюсь.

      Контраст обескураживал: полгода Сергей томился в четырёх стенах. Никого не видел. Разваривал только с Рубинштейном, (а тот, надо отметить, фрукт не из приятных). Сейчас же его окружал сказочный пейзаж, близкий человек сидел с ним рядом, и всё вроде бы хорошо. Да только вот кошки на душе скреблись. «Не заслужил я всё это», говорил себе Разумовский. «Мне самое место в клетке».

      Накупили кучу разноцветных рубашек, шляп, плащей, накидок, джинсов, брюк, штанов, туфель, кед и сапог, перчаток, очки, нижнее бельё, а ещё сверху массу футболок, шорт, и шлёпок. Для Волкова это был самый долгий день в его жизни, зато «его бешеный» Сергей был всем доволен и лыбился во все тридцать два.

      Сил на то, чтобы приготовить ужин уже не осталось, а потому заказали доставку. Пока ждали, решили залипнуть в телевизор.

      — Вот надень, — внезапно вспомнив, Олег достал из своего кармана пластиковый пакетик в котором хранился амулет из волчьего клыка.

      — Что это?

      — Оберег. Пока будешь носить его, Сущность не проснётся и не овладеет тобой. Если, конечно, ты сам ЕГО не впустишь.

      — Олег, это очень много для меня значит! Я даже не знаю, как тебя отблагодарить? — рассматривая амулет, говорил Сергей.

      — Забей.

      Рыжие волосы пришлось приподнять, дабы надеть оберег на кожаном шнурке. Повертев яркие локоны в своих узловатых пальцах, Сергей подумывал их остричь.

      — Я скоро вернусь, — сообщив это, он пошёл в ванную, где, недолго рассматривая себя в зеркале, взял ножницы и принялся методично отрезать локон за локоном. Все они падали в мраморную раковину, пока не получилась рыжая кучка.

      — Ну вот что ты делаешь? — раздался осуждающий вопрос появившегося в проёме Олега. — Дай сюда.

      После этого Волков прикатил компьютерное кресло, усадил на него Серёжу, и принялся сам подстригать его, филигранно орудуя ножницами. Доставка давно уже пришла, контейнеры остывали так и не распечатанные прямо на столе.

      — Ты там скоро? — нетерпеливо спросил Разумовский. — Я есть хочу.

      — Уже почти.

      Пара последних штрихов завершили финальную композицию: стильный Гранж с лёгким налётом небрежности и нечётким боковым пробором. Теперь Разумовский видел в зеркале не бомжа, который не умеет пользоваться расчёской, а обычного парня.

      — Ого! Где ты этому научился?

      — Издержки профессии.

      — И готовка тоже?

      — И готовка.

      После долгожданного ужина остался один закономерный вопрос: кто где будет спать? Кровать в квартире одна. Хотя есть диван, и по-хорошему, Сергей должен попросить себе постельное бельё, да укладываться. Ему не впервой спать на диване. Правда в сон совсем не клонило. Хотелось поговорить. Спросить обо всём. О прошлом и о будущем. Об их отношениях. Об их грехах перед этим миром, и о том, как всё исправить? Как сделать их жизнь… правильной?

      — Слушай, — робко начал Сергей. — Я думаю, что, всё-таки зря ты меня сюда привёз. Я должен взять ответственность за то, что натворил.

      — Ты чё, угараешь, что ли? Какого фига ты должен отдуваться за эту твою Птицу?

      — И всё-таки…

      — Не пори чушь, — строго приказал Волков. — Там тебя снова запрут, и не факт, что я тебя во второй раз сумею вытащить.

      «Я хочу защищать тебя», вспомнил он слова Олега. Но что они, блин, означают?

      — Тогда, что мне делать? Скажи, Олег. Что мне делать?

      — Да хер его знает. Разберёмся по ходу.

      — «По ходу»? Это ты угараешь!

      — Ну что ты хочешь услышать? Я устал. Я хочу спать. Завтра поговорим.

      — Тогда тащи сюда одеяло и подушку, потому что спать с тобой в одной кровати… будет неловко.

      Олег одарил его ироничным взглядом, фыркнул себе что-то под нос, затем подошёл к шкафу, откуда вытащил простынь и одеяло с подушкой. Всю эту стопку всучил в руки рыжего. Молча. Да и зачем что-то говорить, когда глаза сами всё скажут? Ладонь случайно коснувшись руки Сергея, на какое-то время там задержалась.