***

      Сакуре двадцать. Нет, не так. Харуно Сакуре-сан исполнилось двадцать. Праздновали шумно, гуляли долго. Госпожу Ирьенин поздравляли коллеги, обнимали друзья. Мать рыдала, пряча лицо на плече мужа. Сакура-сан улыбалась красиво, принимала подарки, цветы, в сотый раз повторяя слова благодарности. Шутила, громко смеялась, ругалась с Наруто, болтала с подругами. После невзирая на ноющие руки, тащила все подарки домой, улыбаясь случайным прохожим. Ещё пара кварталов и, вот, знакомая тропинка, неброская калитка и подъём на второй этаж.

      Попыталась достать ключи из маленькой сумочки (Боже, Ино, и смысл было её вообще брать?), одной рукой придерживая праздничные пакеты и стараясь стоять ровно на жутко неудобных каблуках. Не вышло. Уронила содержимое сумки, чертыхнулась себе под нос. Раздражённо вздохнула, наклонилась, пытаясь собрать содержимое, чертыхнулась снова. Подарочные пакеты всё же вылетели с рук, и, громко треснув, сломался тонкий каблук.

      Прелестно.

      «Да чёрт возьми, где этот ключ?»

      Вздохнула. В очередной раз.

      «Спокойно. Ты само спокойствие, Сакура. Тебе нужно просто открыть эту чёртову дверь!»

      Оставила пакеты возле стены, сняла порядком надоевшие туфли и, стоя босиком возле треклятой двери, ещё раз осмотрела содержимое сумки. Достала наконец-то ненавистный ключ, вставила в замок, повернула. Открыла дверь, кривясь от скрипа несмазанных петель, потихоньку затащила множество сумок, посмотрела на новые туфли, жалея о потере, и молча выкинула их в мусор. Наконец-то закрыла чёртову дверь.

      Остановилась.

      Посмотрела вглубь квартиры, туда, где тоненький лучик рассвета пресекал длинный письменный стол. Услышала стук капель, поняла, что опять забыла до конца закрыть кран. Вздрогнула от внезапного крика птицы. Перевела взгляд на броские пакеты. Подавила раздражённый вздох.

      «И что прикажете с этим всем делать?»

      Вспомнила, что уже дома.

      «Ну наконец-то».

      И… опустила уголки губ.

      Посмотрела в зеркало, чтобы проверить, что приклеенная счастливая улыбка осталась за дверью. Провела пальцем под веком, стирая остатки косметики, открывая посиневшую кожу, и усмехнулась самой себе.

      «Прелестно, Сакура. Просто замечательно. Скоро тебе и правда понадобится грим».

      Ухмыльнулась и поплелась на кухню.

      Там набрала стакан воды, прислонилась спиной к столешнице и посмотрела в окно. Светает. Отвела взгляд. Посмотрела на стол, заваленный свитками. Из-под них выглядывает невзрачная книга, которую она никак не закончит читать. Взгляд поднимется на небольшой комод возле стены: там стоит, покрытая пылью, старая рамка с фотографией команды номер семь, и… на секунду задержит взгляд на причудливого вида заколке, вздрогнет и поспешно опустит глаза. Прикроет лицо рукой, спрятав взгляд от первых лучей восходящего солнца. Какой смысл видеть столь бледный рассвет?

      Бледный.

      Помимо дежурной улыбки знакомым этот новый оттенок стал символом её нынешней жизни.

      Госпожой Ирьенин восхищаются, любят. Госпожа Ирьенин — уважаемая деревней заведующая нового отделения Госпиталя. Госпожа Ирьенин всегда вежливая и отзывчивая. Госпожа Ирьенин…

      Проведёт рукой по лицу, опустит её безвольно вниз, опять посмотрит на книгу, что стала её личным чтивом последнее время и снова вздохнёт.

      «Да что не так-то, Сакура?»

      Эта мысль вот уже четвёртый месяц как не даёт ей покоя.

***

      Впервые, вскоре после инаугурации Шестого, её подсознание тихонечко поднимет голову и задаст насущный вопрос. Сакура отмахнётся, сетуя на внутренние противоречия, что мучают всю её жизнь. Верно, она никогда до конца не верила в правильность своих действий. И даже сейчас, открывая двери нового отделения, проводя своё первое совещание, до конца не могла поверить, что всё это — она.

      Да, дело в этом. Ей, как обычно, просто не хватает уверенности. Дело в этом. Отсутствие общения с Какаши (уже целых два месяца) здесь совершенно не при чём.

      Последний раз они видятся в здании резиденции прямо перед началом церемонии. Ну, как сказать, видятся. Сакура стоит в окружении знакомых ей джонинов, так как Генма, увидев её в огромной толпе (Сакура знала, что Какаши популярен, но чтоб настолько?), пустит шутку, что не хочет с крыши Резиденции видеть внизу раздавленное розовое пятно. Сакура фыркнет, но за бывшим капитаном пойдёт. Ведь, возможно… это последний шанс увидеть Какаши так близко.

      И вот… стоит, пытаясь не сильно оглядываться, а копирующий в соседнем кабинете слушает последние наставления Цунаде. Ну, ей так сказали. Даже если он в последний момент всё-таки решит сбежать (что никого бы не удивило), толпа снаружи об этом не узнает.

      Предаваясь своим мыслям, Сакура не сразу замечает знакомую фигуру.

      «Он всегда был таким высоким?» — пронеслось в голове.

      «А может, ты раньше просто не обращала внимание?» — спешно ответит внутреннее «я». О, она в последнее время болтлива.

      «Не начинай».

      «Или старалась не обращать..?»

      «Да уймись ты!»

      Внутренний диалог прервётся внезапным молчанием группы. Сакура поднимет голову, увидит вдалеке Цунаде в окружении нескольких Анбу, что должны охранять периметр. Бросит взгляд на её руки, что держат ромбовидную красную шляпу, и не сможет сдержать гордой улыбки. Внезапное осознание важности сегодняшнего события накроет её с головой. Какаши станет Хокаге. Её вечно ленивый сенсей с вечно потрёпанной книгой, её капитан, командир и напарник, её близкий друг, её…

      Встретится взглядом с тёмными глазами напротив, вздрогнет. Но… он в ту же секунду отведёт взгляд. Обидно.

      «Привыкнешь», — ответит себе. Согласится, ведь теперь всё по-другому. Люди меняются, жизнь идёт дальше и больше они не могут прятаться в своём выдуманном мире. Пора возвращаться в реальность, где он — Шестой Хокаге, а она — Госпожа Ирьенин. Правильно, так и должно быть. Всё сейчас правильно.

      Какаши тем временем отвернётся, ответит что-то Цунаде и пойдёт дальше. А его маленькая групка двинется вслед за ним. Протискиваясь между Райдо и Генмой, стараясь не задеть лишний раз последнего (ей хватило на сегодня шуток и фирменного взгляда Ямато-семпая), она ещё раз посмотрит на мужскую спину перед собой. Улыбнётся. В очередной раз. Ведь Какаши всегда остаётся Какаши. Вот и руки привычно в карманах, плечи ссутулены, взгляд упирается вниз. Но…

      Как только перед ними откроется дверь, резкий свет ударит в лицо, Сакуре станет трудно дышать. Ведь она… она правда знает этого человека?

      Спина прямая, стальная даже. Руки опущены вниз. Излучает предельную собранность, кажется, на тёмной ткани жилета можно видеть лёгкий всплеск электричества. Или у Сакуры столь хорошее воображение. Или нет. Она оглядывается на личную охрану Хокаге и понимает: так, как всегда, больше не будет. Нет тут ребячества Генмы или снисходительности Райдо, а Ямато… ну, нет, Ямато обычен.

      Поэтому тихонько отходит в сторонку. Понимает: ей тут не место. Но… внезапно для себя (да и для него тоже) видит протянутый к ней кулак.

      Сакура уже и не помнит, когда у них вошло это в привычку. Наверное, после очередного побежденного врага, где Харуно настолько была возбуждена боем, что по его окончанию подбежала к Какаши, протянула руку, согнутую в кулачок, и весело: «Да не стой ты столбом! Ну же!» Хатаке не выдержал, пустил смешок, но, увидев её надутый взгляд, молча протянул свою руку в ответ. А после Сакура ещё несколько дней слышала в свою сторону шутки о влиянии на неё команды Гая.

      Стук.

      Вот и сейчас, протягивая свою руку в ответ, она в последний раз посмотрит прямо в глаза. Запомнит озорной блеск, увидит лёгкую улыбку под маской, прочитает в глазах:

      «Мы хорошо постарались, Сакура».

      «Да».

      Верно. Их последнее совместное воспоминание не должно отдавать грустью. Всё меняется, но в этом и прелесть. И даже порознь, они — единое целое. У них общие цели, поделённые на двоих мечты. Просто сейчас они будут идти каждый своим путём. И это правильно. Так и должно быть. Но тогда…

      «Да что не так-то, Сакура?»

      Отставит пустой стакан в сторону, пройдёт в уютную спальню. В комнате всё ещё темно, только крохотные лучи приникают сквозь шторы. И пусть. Ей не нужен сейчас этот свет. Темнота ей привычна, темнота ей родней. Снимет пропахнувшее алкоголем платье, завалится в мягкую кровать и спрячет лицо в подушках. Верно, всё хорошо. У Госпожи Ирьенин всё прекрасно. Но вот Сакура…

      Сакура чертовски устала.

***

      — Са-ку-ра… Лобастая, приём! — рявкнет наконец-таки Ино. Харуно очнется, посмотрит на подругу: та наклонилась через весь стол, задевая пышной грудью края её кружки с нетронутым чаем и усиленно размахивает перед нею рукой. — О, ну наконец-то, — опустится обратно на свой стул. Но взгляд недовольный, обиженный. — Соизволила обратить своё внимание на лучшую подругу! Ты вообще меня слушала, Госпожа Ирь-е-нин? — протянет Яманака, на что Харуно дёрнется в ответ.

      — Ино, и ты туда же, — вздохнёт, сложит руки на груди. Посмотрит на довольную подругу. С возрастом язвительность Ино перевешивает её доброту. — Я же просила меня так не называть.

      — И почему это? По мне, звучит властно, — подмигнёт та, а Сакура вздохнёт от отчаяния. «Ну за что ей всё это?». Объяснит:

      — Ино, ирьенин я на работе, а не в полном людьми кафе. Не хватало мне лишнего внимания в свой выходной.

      — Фу, ну ты и скучная. Надеюсь, Хару-куна ты хотя бы не отчитываешь так же? — спросит подруга и на полный замешательства взгляд приподнимет скептично бровь: — Что, серьёзно?

      «Нет, Ино. Хуже».

      Но на вопрос ответит спокойно:

      — Ино, мои отношения с Хару тебя не касаются. Я не собираюсь упоминать о них при каждом удобном случае, как ты. — «А вот последнее было лишним», — подумает и, на обиженный взгляд подруги, поспешит ответить: — Прости. Просто много работы в последнее время. Устала.

      Ино хмыкнет, сделает вид, что поверила постоянной отговорке, но тему развивать не станет. Только подумает, что, несмотря на все её подколы, возможно, доставать Сакуру было не лучшим её решением. Ведь новая влюблённость должна людей радовать, а не наоборот. Сакура же…

      Сакура же до последнего станет отрицать, что у неё теперь есть эти самые «отношения». Ну как сказать… любой, кто узнал бы их подноготную, посмотрел бы на парня с жалостью, покрутил пальцем у виска и обозвал бы Сакуру ужасной женщиной. Ну хоть что-то в этом мире не меняется.

      Хару-кун или, вернее сказать, Харухи Незуми — лучший кардиолог страны Ветра, парень довольно приятный. Ну, приятный он только для Сакуры, остальная же женская половина Конохи от молодого человека явно в восторге. Высокий, стройный, красивый, с исключительным интеллектом, поэтому кажется достаточно зрелым, несмотря на юный возраст. Всегда приветлив, всегда вежлив, всегда поддержит разговор. И… всегда с ней рядом.

      Бесит.

      Сначала она не обращала внимания. Позже старалась избежать разговора с матерью. Ещё погодя чуть не поругалась с Ино. Но… после последнего разговора с Какаши (перед его назначением) внезапно для себя сдалась. И на очередной вопрос подруги: «Может, всё-таки сходишь с ним на свидание? Пора бы уже двигаться дальше, Сакура», — обречённо ответит: «Хорошо, Ино. Так уж и быть. Схожу».

      А после ещё раз. И ещё. Не взглянет на посветлевший вид лучшей подруги, промолчит на очередные вопросы матери, отведёт глаза, увидев изучающий взгляд отца и скажет себе в сотый раз: «Всё хорошо. Так будет правильно. Всё сейчас так, как надо».

      Но… девичье сердце всё так же стучит ровно, воздуха в лёгких хватает, а парень напротив со временем станет только раздражать. Ведь их «отношения» до сих пор не сдвинулись с мертвой точки. Даже сидя в уютном кафе, поедая невкусный десерт (опять забыл, что амицу она не любит), разговоры не выйдут за рамки рабочих проблем. Ведь, несмотря на восхищение остальной публики, всё, что Сакуре в нём интересно, — его мозг. Не буквально, конечно.

      Харухи («Не называй меня так, я же просил») действительно умный. До уровня Шикамару ему, конечно, далеко, но в своей сфере — гений. Поэтому, когда Сакура впервые прочитает его работы («Причины возникновения стенокардии. Новый подход к классификации»), искренне восхитится. Парень на это только пожмёт плечами, расскажет, что родители с детства заставляли зубрить учебники и анализировать полученные данные. А после всё вышло как-то само.

      Сакура молча откроет рот, а на следующий день попросит ещё пару свитков. Вот и все их свидания.

      — Харухи. — Голос сквозит напряжением, но девушке на это плевать. Приходится оторвать взгляд от длинного свитка и с раздражением поднять глаза. Встретить напротив такие же, недовольные, вздохнуть: — Ты касаешься.

      Парень поспешно отдёрнет руку, посмотрит извиняющимся взглядом, ответит:

      — Прости.

      Хотя с каждым разом пауза перед извинениями всё длиннее. Его тоже многое не устраивает.

      Например, что за целых полгода они ни разу не целовались. Или что Сакура не переносит его касаний. С другими людьми подобных проблем нет, но наедине с ним…

      Аккуратно расспросив её лучшую подругу о возможных причинах поведения девушки, он её примет и даже попытается понять. Ведь все слышали историю о девочке, что любила красивого мальчика. Что в своём личном безумии не раз пытался её убить. Нет, о последнем знают немногие. И теперь Хару тоже входит в их число.

      Сакура на неловкий разговор замрёт, а позже улыбнётся и ответит: «Спасибо за понимание».

      Это что получается, ей теперь за поломанную психику надо Саске спасибо сказать или как?

      Ну что за ирония.

      Ведь дело не в этом. Совсем не в этом. Просто для Сакуры дико кого-то касаться. Кого-то, кто не является ей близким человеком. Вообще ни разу. Кого-то, кто при касании напоминает ей о ком-то другом. Поэтому и одёргивает руку, как от огня. Поэтому прячется от смешков внутренней Сакуры, которой дай только повод и:

      «Боже, бедный парень. И как он полгода уже держится?»

      «Так и будешь ходить, как ужаленная? Тебя всё устраивает?»

      «Или просто прикосновения не те? Не от того?

      «О нет…»

      «О да. Как думаешь, Какаши в курсе? Нравится ему делать больно?»

      «Ему всё равно».

      «Ври себе дальше. То, что вы избегаете друг друга, не делает вас незнакомцами».

      Сакура вздохнёт, опустит плечи, посмотрит на мужчину рядом. Высокий, но недостаточно. Первый красавец Конохи, но она бы с этим поспорила. Хотя… нет, эта тайна умрёт вместе с ней. Нечего другим людям видеть то сокровенное…

      «Ревнуешь?»

      «Заткнись».

      Но подсознание в витрине напротив внезапно исказит отражение. Что, если рядом шёл бы Какаши? Они бы смотрелись красиво, наверное.

      Стоп.

      Где твоя совесть? Как можешь, встречаясь с другим, представлять что-то подобное? Ты и правда ужасна, Сакура.

      Борясь с желанием сделать прямо сейчас себе лоботомию, Харуно поплетётся следом за названным парнем, не замечая его странного взгляда.

      — Ты же знаешь, что можешь мне всё рассказать, да? — вырвет из воспоминаний её Ино. Боже, она опять всё прослушала. Вот это подруга. Не стоило им сегодня встречаться. Да и раньше не надо было. Сакура умеет хорошо убегать. В этом она поистине профи. Ведь на вопросы подруги: «У тебя всё хорошо, Сакура?» — она привычно закатит глаза, но с каждым последующим разом её желание рассказать, вывалить наизнанку все переживания потихоньку растёт. Но не сейчас. Сейчас она улыбнётся и ответит привычное: «Не волнуйся так, Ино. У меня правда всё хорошо».

      Ино опять не поверит.

***

      Она тихо проходит мимо пыльных стеллажей, проводит рукой по корешкам толстых книг: секция научной литературы в местной библиотеке после прихода Цунаде достигла невероятных масштабов. Сакура никогда не прекратит восхищаться её дорогой шишоу. Но несмотря на количество книг, медицинских журналов и учебников, нужной для неё таки нет. Просмотрев длинный список литературы, любезно предложенный библиотекаршей, она раздражённо вздохнёт. Сожмёт пальцами переносицу и ещё раз. Может, она пропустила? Не может же быть, что здесь правда ничего нет?

      — Ищете что-то конкретное, Сакура-сан? — заглянет к ней милая женщина. Сакура, что провела, кажется, годы в этом помещении, вежливо улыбнётся, мол: «Не надо. Я разберусь сама», — но, питая слабость к милым старушкам, ответит:

      — Да. Ищу, что-то связанное с психикой или ментальным здоровьем.

      Удивится, увидев секундное замешательство женщины, но в следующую:

      — О, так вам в секцию художественной литературы. Кажется, там было что-то похожее.

      «Что?»

      Пройдёт кротким шагом за женщиной, стараясь подстроиться под её темп, спросит:

      — Почему подобные книги лежат не в научной?

      Та ответит:

      — Ну так, книг там немного. Прежний распределитель так и не решил, куда их определить.

      — Почему это?

      — Ну, эти книги не относятся к точным наукам. Больше похоже на авторские домыслы, да и язык там витиеватый. Терминологии совсем немного, но вы и сами сможете убедиться…

      И Сакура убедится. Нет, сначала она ошарашенно уставится на небольшую стопку предложенных книг. Позже захочет переспросить, кто допустил подобную оплошность, но милой библиотекарши уже и след простыл. А потом заберёт все эти книги домой. И будет вчитываться до ночи, невзирая на утреннюю смену в больнице.

      Начнётся всё это с единственной целью — понять, что с ней не так. Разобраться, почему, несмотря на умеренную жизнь, новые отношения и успехи в карьере, ей как будто… ей постоянно чего-то не хватает. Узнать, что происходит с её мозгом и почему раздвоение личности (которое она поборола ещё в шестнадцать) повторно даёт о себе знать. Поначалу всё это — обычный интерес. После стол завален заметками, толстая тетрадь исписана предположениями, а в голове прорастают зёрна её новой цели.

      Листая очередной учебник авторства неизвестного ей врача, она с удовольствием отметит, что стала чуточку лучше понимать людей. Не то чтобы она не пыталась раньше. Но теперь с другой точки зрения. Более осознанно, что ли.

      Так в её словаре появится новый термин. Психогенная депрессия. В голове всплывёт рассказ Какаши о временах Анбу. Нет, она и тогда не понимала, какого чёрта после всего пережитого человека отправили в отряд тихих убийц. Но сейчас… что ж, сдерживать слёзы ей дома не надо.

      Так она впервые задумается об отношениях с матерью. Новая глава об отношениях родителей и детей и их влияние на характер и жизнь последних ещё несколько дней не будет выходить с её головы. И впервые за её двадцать лет она задумается: а говорили ли они когда-то с мамой открыто? Без криков и взаимных упрёков, а просто как мать и дочь. Даже о новом парне та узнала из рассказов подруг. Может, если бы они попытались… если хоть раз, то смогли бы понять друг друга? Принять чужую точку зрения? Ну… Сакура никогда не была идеальной дочерью. Смысл ей сейчас начинать?

      Так она попытается понять, что это было у них с Саске. Нет, она уже знает, что её чувства любовью трудно назвать, но что-то ещё… Прокрутив в голове рассказ Наруто об Итачи (рассказал ей в тот вечер, когда она в последний раз перед ним извинялась), проанализировав отношения в команде, уход Саске и его отношение к ней, Сакура пришла к горькому выводу: у них не могло всё сложится иначе. Ведь Саске — глубоко травмированный ребенок, что вырос с вбитой в мозг целью, не видел другого пути. И она (Боже, какая же была глупая!) на самом-то деле даже не пыталась его по-настоящему узнать. Но кричать о своей «любви» на каждом шагу успевала. Ты и вправду ужасна, Сакура.

      Но что её поразило больше всего, так это отсутствие подобных тем в медицинском образовании Конохи. То, что образование это вообще появилось (в чём, естественно, заслуга её шишоу), конечно, хорошо, но серьёзно? Художественная литература? Разве никто не видит связи между ментальным и физическим здоровьем шиноби?

      А, точно. Шиноби. Они — вечные воины с запретом на чувства. Им нельзя сострадать, нельзя испытывать радость. Чего только стоит Корень и его последствия в виде живого примера — Сай в свои двадцать различает эмоции на уровне семилетнего.

      Выдох. И правда, чему ты удивляешься, Сакура? Мир жесток, сама видела. Стоит ли изумляться теперь?

      Прогуливаясь по вечерней Конохе, молча кивая случайным прохожим, она не сразу увидит высокую, тёмную мужскую фигуру. А когда поймёт, кто перед ней, споткнётся, поднимет глаза и ошарашенно уставится на старого друга. Хотя друга ли? Между ними всегда было много «или».

      Учиха Саске спустя три года вернётся в деревню.

***

      «Эм… надо что-то сказать, Сакура. Не будешь же ты молча стоять?» — внутренняя Сакура похоже в таком же шоке, как и она.

      Саске стоит в замешательстве, думая, наверное, так же. М-да уж… тот разговор у ворот был их последним и состоял из двух фраз. Сейчас даже их нет. Ладно, Сакура. Спокойно. Это всего лишь Саске. Не убьёт же он тебя, правда.

      Хех. Действительно.

      — П-привет, — блин, заикнулась. Почему снова выглядишь, как в свои двенадцать? Тебе уже двадцать, на секундочку. Хватит мямлить.

      Но, похоже, не у одной Сакуры теперь проблемы. Саске отомрёт, будто впервые её увидев, осмотрит ещё раз и спокойно ответит:

      — Здравствуй, Сакура.

      «Здравствуй? Это ни разу не по-дружески! Шаннаро! Что ж так сложно-то?»

      Хотя… разве были они когда-то друзьями? Сперва их, к большой радости Сакуры и полному безразличию Саске, поместили в одну команду, а после… всё пошло куда-то не туда. Только сейчас Сакура не маленькая девчонка, не видящая ничего, кроме объекта своей любви. Она не девчонка, что так легко и язвительно упрекнула Наруто, не понимая, как больно было слышать её слова сокомандникам. Она теперь взрослая. А значит, пора решить их недомолвки раз и навсегда. И извиниться. Теперь уж её очередь.

      — Давно вернулся? — попыталась завести разговор. Саске на её вопрос посмотрел странно, уточнил:

      — Неделю как. Разве Какаши тебе не сказал?

      Точно. Саске не в курсе, что они не общаются. В последний раз они столкнулись на миссии примерно полтора года назад, где Сакура замнулась (за что после отругала себя), а Какаши с привычным: «Йо, давно не виделись, Саске», — поприветствовал бывшего ученика. Перекинулись парой фраз, поговорили о планах на будущее, разошлись. И вот, стоит теперь перед ней бывший сокомандник и ждёт её ответа. Так, нужно перевести тему. Быстро.

      — А… ну он, возможно, упоминал. Наверное, я не запомнила. Прости, — посмотрит виновато в его глаза и поспешно отведёт взгляд. Вспомнит, что Саске, несмотря на его холодность и их странные отношения, так же умеет её хорошо читать. Поэтому он на секунду прищурит глаза, но свои выводы оставит при себе. Его не касается.

      — Останусь в деревне на пару дней, — закроет он непонятную ему тему. Обойдёт её, пойдёт дальше. Знает, если девушка захочет продолжить разговор, пойдёт следом за ним. Она всегда так делала.

      Вот и сейчас. Молча поплелась рядом, опуская взгляд себе в ноги. Странно, вроде ей уже двадцать, так почему же он видит иное? Будто Сакура всё ещё тот генин, что признавалась ему в своих чувствах. Саске не будет продолжать эту мысль. Ведь Сакура всегда от чего-то страдала. С её большим сердцем слишком многие пытались его ранить. В том числе он. И не раз. Чувство вины, что иногда появлялось в его мыслях последние три года, вновь дало о себе знать. Нахмурился. Надо бы поговорить. Только как? Такими темпами они будут молчать до рассвета.

      — Слышал, ты новое отделение открыла? — зацепится за новую тему. Хотя… вспомнил об этом только потому, что утром, отдавая отчёт о миссии, увидел гордую улыбку Шестого. С ноткой грусти, правда, но ему-то что… Вот, опять он об этом думает. Ладно. Захочет — сама расскажет.

      Ухмыльнулся. Как же. Доверительные отношения — это прям про них.

      В параллельной реальности, разве что.

      — А… да. Уже почти восемь месяцев как, — улыбнётся она.

      В памяти невольно всплывёт её первый рабочий день в Госпитале. Уже в качестве руководителя. У неё есть даже личный кабинет и мини-команда лучших специалистов скрытых деревень нового Альянса. Ну, как лучших, в теории. На деле же…

      Когда Сакура впервые предложила Цунаде открыть новое отделение интенсивной терапии и реанимации, ожидала как минимум удар с левой. Или опрокинутого стула. Или новых матерых слов в лексиконе Пятой. Ведь договаривались они совсем о другом. Но никак не утвердительного кивка и одобрительной улыбки.

      Позади неё тихо гордился Какаши.

      — Ну, Сакура, думаю, ты воплотила мои мысли по этому поводу. Медицина в стране Огня, да что уж там, во всём мире на довольно примитивном уровне, — тяжело вздохнула Хокаге. — На прошедшей войне мы в очередной раз убедились в этом.

      «Это точно, Цунаде-сама», — невольно вспомнит Сакура и поспешит отогнать грустные мысли. Она уже это прошла.

      — Я так понимаю, ты всё уже подготовила, да? — спросит Хокаге внимательно. Девушка, смутившись, начнёт лепетать:

      — Это просто наброски, окончательное решение за вами, Цунаде-сама, я просто…

      Какаши раздражённо вздохнёт и закатит глаза. Пятая удивлённо приподнимет бровь, кинет взгляд на копирующего, спросит:

      — Сколько свитков, Какаши?

      — Четыре, Цунаде-сама.

      — …

      — Запечатанных.

      Сакура смутится ещё сильнее.

      А после умоляющим взглядом попросит Какаши брать миссии на покороче и полегче, параллельно общаясь с подрядчиками, договариваясь о новом оборудовании и осматривая списки заявок на свежие вакансии. Хатаке её энтузиазм вдохновит, но, волнуясь о здоровье своей маленькой куноичи, тот попросит помощи у Цунаде. Сакура надуется, но, понимая, что такими темпами до открытия принесут разве что её труп, сдастся.

      И вот так, потихоньку то, что должно было стать небольшой пристройкой к больнице, вырастет в целое отделение, получит своё название и кодовый цвет для шифровки Анбу. Черный, как сама смерть, что Сакуре, естественно, не понравится. На что Какаши ответит: «Ты же понимаешь, за что берёшься? Всех тяжелораненых теперь будут посылать к тебе».

      Девушка на такое заявление ухмыльнется, ответит, что не знала бы — не пыталась. Чуть позже она осознает, что не до конца понимала всей ситуации. Проработав сначала под руководством Пятой, позже — в компании опытных джонинов, пройдя войну и, наконец, оттачивая свои способности на миссиях, Сакура не увидит общей картины. Поэтому чуть позже фраза её шишоу, брошенная когда-то давно, ещё во время её обучения, внезапно приобретёт ясность: «У каждого хорошего врача своё личное кладбище, Сакура».

      Но Сакура, новая Сакура, собранная по кусочкам Какаши, смерти теперь не боится. Не полностью, конечно, но теперь она не задыхается после смерти пациента. И руки её не дрожат. И Какаши, увидев в очередной раз её благодарный взгляд, улыбнётся, ответит: «Для этого и нужны друзья. Верно, Сакура?»

      Она тихо кивнёт, вспоминая все их разговоры о страхе смерти. Не своей, они ведь шиноби, и смерть ходит за ними по пятам. Своих близких. А Харуно после неудачной операции (она не собирается вести счёт) будет полдня объяснять свои действия и могла ли она тогда что-то сделать. Какаши будет внимательно слушать, не понимая и половины медицинских терминологий лишь для того, чтобы позже сказать: «Ты сделала всё, что могла. Ты не Ками, Сакура. И никогда им не будешь. Не вини себя».

      И они пойдут дальше. И в конце, стоя перед новеньким отделением (она до последнего не верила, что они успеют за два года), она вздохнёт полной грудью, улыбнётся про себя с гордостью (совсем чу-чуть, сегодня можно) и… увидит протянутый мужской кулак.

      Стук.

      «Отличная работа, Сакура».

      Говоря, что новое отделение — полностью её детище, Какаши немного приврёт. Ей так кажется. Ведь не возьмись за дело Цунаде — Харуно взвыла бы от отчаяния на следующий день. Ведь не договорись Хатаке с Тазуной (Сакура удивилась, увидев старика и группу строителей вместе с ним) — новое здание строилось бы гораздо дольше.

      Позже, найдя Какаши на очередном дереве и по привычке украв знакомую книгу (на что последний скептично приподнимет бровь, мол: «Серьёзно, Сакура? Тебе что, снова шестнадцать?), тыкнет ему в нос исписанное корявым почерком письмо с просьбой о помощи. Посмотрит с ухмылкой, взглядом говоря: «Я всё знаю. Не думай отнекиваться». На что Какаши привычно сложит руки на груди, прищурит глаза и:

      «Ма-а, Сакура, кто это писал? Ему не хватает уроков каллиграфии». Сакура пустит смешок, ответив: «Поэтому у него будет свой секретарь, да, Господин Шестой?».

      Оба ответят смешливыми взглядами, Хатаке потянется, посмотрит на неё, спросит: «Куда сегодня пойдём? В раменной видел Наруто с Хинатой, так что теперь туда путь заказан».

      «О, этот балбес таки решился?» — удивлённо спросит она.

      «Ага. Не прошло и десяти лет».

      «Ну, не всем вечно опаздывать, как тебе».

      «К тебе я не опаздываю. Не начинай».

      Да, хорошее было время.

      Новое отделение под руководством юной Госпожи Ирьенин приступило к работе.

      Хотелось бы ей так сказать. На деле же, за красивой обёрткой скрывалась неопытность и наивность юных врачей. А, она же забыла. Из всех ирьенинов в мире, боевым медиком стала только Цунаде. Ну и Шизуне. И теперь — Сакура. Всё. Ну, или о других она просто не слышала.

      Поэтому, когда в отделение залетела группа Анбу с одним из них наперевес, Сакура сразу же поняла свой промах. Говоря Цунаде, что ей нужен хотя бы год, чтобы передать её знания остальным, она сильно преувеличила. Чертовски сильно. Мир не будет ждать, пока они разберутся со своими проблемами. Вот оно — пациент, множественные сквозные ранения, большая потеря крови, ловите. И, подбегая к ребятам, попутно раздавая указания, Сакура с ужасом для себя поймёт: ассистировать ей некому. Молодые врачи, не бывавшие за всю свою жизнь ни разу в поле, отсиживаясь (ну, это всегда так было) в больницах, выучивая наизусть учебники, будут трястись, как осиновый лист, а некоторых даже стошнит.

      Потрясающе. Новая эра, говорите? Верните старую, пожалуйста.

      И, когда Сакура с трудом проведёт тяжёлую операцию, а позже попытается отойти от критического истощения чакры, она осознает: дело худо. Такими темпами их новое отделение быстро превратится в морг.

      Поэтому на следующий день соберёт перепуганных ирьенинов, проведёт совещание, обрисовывая неутешительный прогноз, и закроется с ними в небольшом здании — быстро проводить ускоренный курс, иногда прерываясь на сон и еду. Приевшееся уважительное «Госпожа Ирьенин» быстро заменит язвительное «мымра», врачи с других отделений будут молча сочувствовать бедным аспирантам, а Сакура — в который раз зарисовывать мешки под глазами. И надеяться, что к новой кличке не приложил руки Сай.

      Ну, зато на свидания ходить не получится. Одни плюсы.

      Позже её трудоголизм всё-таки даст свои плоды. Случится это, когда в ничем не примечательный день вдруг её за рукав кофты поймает Генма. И Сакура ужаснётся снова.

      Она впервые увидит его в новом свете: глаза сквозят безумием, запыхался, дышит тяжко, форма нестиранная, наверное, только с миссии. Харуно за всю свою малую жизнь ни разу не видела капитана таким. Но, услышав причину подобного состояния, пулей помчалась в госпиталь.

      Райдо.

      В который раз проклянёт свою привычку быстро анализировать состояние пациента и оценивать риски. Ведь…

      Прогнозы неутешительные, шансы есть, но… И ей надо об этом сказать Генме. Чёрт. Она же уже почти забыла, как это.

      Когда на тебя смотрят, как на последний лучик надежды во всём проклятом мире. Когда верят настолько, что дух сводит и руки дрожат. И Харуно впервые так тяжело видеть его взгляд.

      «Не смотри на меня так! Не надо в меня так сильно верить!» — хочется ей крикнуть, но секунды вытекают сквозь пальцы, а её молодые врачи… Ну, за полгода они стали чуть опытней, но это далеко не тот уровень, что ей нужен. И если раньше это было просто плохо, то сейчас это критически важно.

      То-то её удивит протянутая в руке папка. И девчушка с кротким взглядом, что скажет: «Вот. Здесь оценка состояния и общая диагностика. Можем приступать, Сакура-сан». Она посмотрит на остальных врачей, увидит в них тот же страх, что в свои шестнадцать, но что-то изменится. Возьмёт предложенный документ и, на ходу листая, продолжит выдавать указания.

      Закончив тяжёлую операцию под тихие плески её ассистентов, она вымоет руки, снимет пропитанный потом халат и выйдет с операционной. Сразу почувствует всплеск чакры вдалеке у окна. Пришёл, значит. Не мог не прийти.

      Встретит подорвавшегося Генму, успокоит, что операция прошла хорошо и состояние пока стабильное, но… обещать ничего не может. Ему нужно пережить эту ночь. Увидит загоревшуюся надежду в глазах друга, выдержит его взгляд, подавит в себе желание ответить: «Прости. Я старалась, как могла».

      Вместо этого почувствует что-то мокрое на подбородке. Поднимет руку, проведёт по лицу. А, у неё кровь носом пошла. И под шокированный взгляд Генмы и крики остальных врачей потеряет сознание.

      Но упасть ей, как всегда, не позволят. Мужские руки подхватят, поднимут, аккуратно прижимая к себе (хоть стоял дальше всех), и отнесут в пустую палату.

      Она очнётся под вечер, сонно откроет глаза. Попытается встать, не понимая почему ей так тяжело. Увидит на себе слой из двух (или трёх?) одеял. Её что, кто-то укутал, как гусеницу? Но первое удивление сменит второе. С ней что, кто-то всё это время сидел? Похоже на то, если рядом стоит металлический стул. А ещё дальше… Сакура на секунду моргнет. Потом ещё раз и ещё. Снова попытается встать. Усиленно кряхтя, попытается выползти с импровизированного кокона. Не получится. Съедет на край кровати и, совсем не по-девичьи крякнув, плюхнется на пол.

      Замечательно. Госпожа Ирьенин умерла в собственной больнице, задохнувшись в одеялах.

      Но подождите-ка, что это? Ей и вправду не показалось? Да уберите вы чёртовы одеяла!

      Ладно. Всё. Свобода.

      Встанет, подойдёт к небольшой тумбе, посмотрит внимательно. И, все ещё не веря, ошарашенно откроет глаза. Моргнёт. И ещё раз. В удивлении откроет рот. Посмотрит на входную дверь, на секунду ей покажется, что на той всё ещё светится знакомая чакра. Мотнёт головой. Нет. Он не мог же..? Они не виделись уже больше полугода. Зачем ему..? Но увиденная картина перед глазами никуда не исчезнет. Сакура закусит губу, перед глазами мутная плёнка. Посмотрит ещё раз. На деревянной поверхности стоят все её любимые блюда: том-ям (ещё теплый!), якисоба и, о боже, её любимые моти с клубникой. И во всём мире есть только два человека, что знают их все. Первый — это отец, а второй…

      Она постоит ещё пару минут над небольшими тарелками, активно шморгая носом, но слёзы всё равно тихо польются из глаз.

      Позже поднимется к палате Райдо, увидит в ней двух его друзей и, чтобы не мешать, вернётся обратно. Не увидит короткий, вскользь брошенный взгляд человека внутри.

      Но зато его увидит Генма. И удивится, что не понял всё раньше.

      Райдо переживёт сложную ночь, а Госпожа Ирьенин наконец-то уверится, что всё делает правильно.

***

      — У тебя… всё хорошо? — вырвет с раздумий её голос Саске. До чего же она докатилась, если даже бывшему мстителю приходится выдавливать из себя знакомое сочетание слов? Похоже, она опять потерялась в своих мыслях. За последний год это происходит всё чаще.

      — Да, не волнуйся, Саске-кун. С работой всё ещё сложно, но понемногу справляюсь. — Привычная улыбка, приевшаяся фраза. Учиху подобное не проймёт.

      — Вот как. Рад слышать.

      За время, пока Сакура закрывалась в себе, они успели дойти до знакомой скамейки. Саске сел, посмотрел вправо, туда, куда раньше ушёл угрюмый тринадцатилетний мальчик с единственной целью в жизни. Взглянул на Сакуру: та, кажется, опять потерялась в себе. И что ему с этим делать?

      — Сакура, — привлек её внимание, посмотрел прямо, — думаю, мне стоит ещё раз извиниться.

      Увидел ошарашенный взгляд, собрался продолжить, но:

      — Всё хорошо, Саске-кун. Я никогда тебя не винила. Скорее всего… — замнётся в очередной раз. Остановится. Выдохнет. Хватит уже. — Это мне стоит просить прощения.

      Боже, этот разговор не может быть ещё более неловким.

      — С чего ты это взяла? — ответит он в замешательстве.

      — По правде говоря… признаваясь в последний раз тебе в чувствах, я не была до конца честна с тобой… — начнёт, но, увидев понимающий взгляд, спросит: — Что-то не так?

      — Сакура, я знаю, что ты просто хотела помочь. Ты всегда такой была. Прости, что не ценил это, — наконец-то признаёт он. Что ж, похоже у них сегодня вечер откровений. Спустя столько времени-то.

      — Всё нормально. На самом деле, я тоже не пыталась понять тебя. Мне надо было чаще с тобой говорить…

      — Не думаю, что тогда это что-то бы изменило.

      — Наверное. Но…

      — Не вини себя во всех бедах, Сакура. — Саске встанет, выпрямится, пройдёт мимо неё. На сегодня это его предел. Но осталось ещё кое-что: — Тогда… мне не стоило этого говорить, — повернётся к ней, увидит замешательство на её лице, выдохнет и продолжит: — Что ты не понимаешь боли других людей. Был неправ. Прости, Сакура.

      Девушка в удивлении распахнет глаза. Вспомнит ту давнюю фразу, которая гадким червём её грызла ещё несколько лет. Вот так просто? Саске об этом тоже помнит? И… признаёт её чувства?

      Сложит руки на груди в защитном жесте, склонит голову, пряди волос скроют лицо. Похоже для Саске в этом мире тоже что-то меняется. Учиха тем временем, неожиданно для себя, продолжит:

      — Я тоже видел мир, Сакура. И о многом думал. Может быть… — посмотрит вдаль с ноткой грусти, — у меня получится что-то поменять в будущем.

      Сакура посмотрит на него внимательно, увидит совершенно иную картину и, неожиданно для себя, предложит:

      — Возможно… — замнётся в последний раз, поднимет взгляд, посмотрит прямо в глаза, — и между нами что-то изменится.

      Саске посмотрит на неё и на секунду (или показалось?) на его губах заиграет улыбка. Ну, если слегка приподнятый уголок губ можно считать таковым.

      Впервые они разойдутся в уютном молчании. Только Сакура, найдя в себе последнюю крупицу смелости, обернётся и:

      — Саске-кун, может, как-нибудь соберёмся у Теучи всей командой?

      Учиха остановится, сделает полоборота к ней, улыбнётся (или ей снова почудилось?) и ответит:

      — Может быть, в следующий раз, Сакура.

      Над деревней поднимется луна.

***

      — Тебя проводить? — Неуверенный голос вернёт её в реальность. Ну вот опять. Это уже клиника, Сакура. Что там в книгах было написано?

      «Депрессия — психическое расстройство, основными признаками которого, по последним исследованиям…»

      «Это не то…»

      «…являются подавленное, угнетённое или безразличное настроение».

      На неё не похоже. У неё всё хорошо. Поправка. У Сакуры-сан всё хорошо.

      — Сакура, ты слышишь? — Хару аккуратно подойдёт ближе, помашет рукой перед лицом. Сакура удивлённо поднимет на него взгляд. Они что, уже вышли с кафе?

      — А, да. Хорошо. — «Что он спрашивал?»

      Взгляд её молодого человека посветлеет, а Сакура понадеется, что не согласилась на очередную встречу. Надоело. Хватит. Пора с этим что-то решать.

      «Обычно также присутствуют некоторые из следующих симптомов: потеря интереса к жизни…»

      У неё прекрасная жизнь. Она должна быть довольна, разве нет?

      «…нарушение концентрации внимания, усталость или отсутствие энергии».

      Похоже, но… этот год действительно был для неё тяжёлым.

      «Депрессивное настроение в некоторых случаях может быть реакцией на важные жизненные события, как, например, потеря близкого человека…»

      Тоже не то. Она никого не теряла. У неё все живы.

      — Сакура, думаю, нам надо поговорить.

      «А? И о чём это?»

      Хотя да, поговорить им надо было уже очень давно.

      — Сакура, я понимаю, что тебе трудно довериться мне…

      «Не понимаешь. Не говори, будто знаешь меня».

      — Тем не менее думаю, нам пора стать немного серьёзней…

      «Неправильно думаешь. Как раз наоборот».

      — Поэтому давай…

      «Когда он успел подойти?»

      «Чёрт, ты касаешься! Нет, что ты..?»

      Молодой человек неуверенно возьмёт её за руку, погладит ладонь, робко посмотрит в глаза. А после… нет, нет, нет.

      «Только не это! Не думай меня целовать!»

      Медленно наклонится к ней, приблизит лицо и закроет глаза. Внутренняя Сакура будет сходить с ума.

      «Да очнись ты, Господи! Разве ты ещё не поняла? Всё не так! Это не то! Это совсем не то, Сакура! Не позволяй всё решать за себя!»

      Но той Сакуры здесь нет. Есть примерная дочь, что наконец-таки послушала маму, есть девушка, что теперь может общаться на привычные для подруг темы. Есть Госпожа Ирьенин, которая — «Они так хорошо смотрятся! Очень красивая пара» — не опровергнет слухов в больнице. Есть Сакура-сан, что всегда добрая и отзывчивая. Но на постоянно повторяющиеся вопросы друзей у неё нет ответа.

      А как себя чувствует Сакура?

      Всё равно. Прямо сейчас это не имеет значения. Всё, что ей нужно — просто закрыть глаза. Плыть по течению. Брать, что дают. Нечего ей стремиться к другому. Просто закрой глаза. Так и должно быть. Так будет правильно. Так…

      «Хватит уже жить ради других, Сакура. Поживи для себя хоть немного».

      «Кто это говорил? Кто..?»

      Стоп.

      Вскинет руки, отталкивая человека напротив. В ужасе распахнет глаза. Замрёт на несколько долгих секунд. Вздрогнет. Оглянётся по сторонам, посмотрит на ошарашенного парня. Медленно опустит руки и… сделает шаг назад.

      «Где Какаши? Где, чёрт возьми…»

      «Почему его здесь нет?»

      «Депрессивное настроение в некоторых случаях может быть реакцией на важные жизненные события, как, например, потеря близкого человека…»

      Но он не умер. Его просто… нет.

      «Ма-а, мне всё-таки придётся звать тебя Госпожой. Забавно, да?»

      «Ты провела настолько сложную операцию в одиночку? Молодец, Сакура».

      «Что там твои юнцы? Видел, трясутся, как щенки. Что будешь делать?»

      «С днём рождения, Сакура. Уже совсем взрослая, да?»

      «Слышал, за тобой там паренёк бегает. Уже видел твой фирменный с левой?»

      «Ты опять не обедала. Господи… ладно, пошли, я плачу».

      «Опять в своих книгах зарылась. Тренироваться Госпоже больше не надо?»

      «Сакура… спасибо за Райдо».

      Где это всё? Почему она этого не слышала? Почему ни разу с ним не заговорила? Почему их единственная фраза за почти год — это:

      «С днём рождения, Сакура-сан».

      «Благодарю, Хокаге-сама».

      Почему всё пришло именно к этому?

      Потому что испугались. Оба. Потому что вы оба тоже травмированы жизнью. Потому что по вам также можно написать целый учебник. Только без финальной главы «Варианты лечения».

      Потому что вариантов для вас нет. Вы так сами решили. Разошлись, нацепив на лицо новый образ, перечеркнув все события до. Вот теперь, получи, распишись. Принимайте последствия.

      — Сакура? Сакура… всё хорошо?

      «Ах, да. Ещё это…»

      Пытаясь сложить в уме новый пазл, Харуно совсем не заметит грустного взгляда её человека. Потому что человек-то не её. Тем не менее Сакура выросла. Вместе с ней выросли новые связи, но разрушились старые. И ей очень придётся постараться, чтобы обрести их снова. Но сначала…

      — Харухи-кун, я искренне прощу прощения за потерянное тобой время, но… — замолчит, собираясь с мыслями. Хару это «но» всё объяснит.

      — Продолжать нам больше не стоит? — закончит, посмотрит на неё с грустью. Спустя столько времени было глупо надеяться на что-то иное.

      — Да. Прости.

      Сакура поднимет голову (впервые за последнее время), посмотрит прямо в глаза. Выдержит взгляд, полный сожалений. Выстоит.

      Посмотрит на фигуру, что с каждым шагом будет всё дальше и поймёт: вырастая, помимо хороших эмоций, люди также приносят другим много боли.

      И, становясь ближе, боль увеличивается тоже. Поэтому люди боятся, сбегают. Ведь никто не желает причинять близким боль. Но, на самом-то деле, это неверная мысль. Ведь если человек тебе близок, ты, сам того не желая, уже причиняешь ему боль. Своими словами, действиями, взглядами, своими желаниями. Не оправдывая их ожиданий, не разделяя их стремлений или наоборот. Всё это неважно. Важно то, что, если человек тебе небезразличен, понимая, что ты его ранишь, ты сбежишь. Спрячешься в большом мире, потеряешься в мыслях, наплюешь на собственные чувства. Тем самым делая ему ещё больнее. Но, если человек тебе по-настоящему дорог, тебе придётся столкнуться с этой болью. И двигаться смело вперёд. Ведь всё это и есть истинная сила чувств.

      Она поднимет голову к небу, улыбнётся с грустью. Небеса над ней и правда насмехаются. Подарив первые чувства, убив их, чтоб потом…

      Сакура не думала, что настоящая любовь может так ранить.

      Первая капля упадёт на землю. И ещё одна, и ещё. Внезапно начнётся такой большой ливень, что уши заложит от шума дождя. Сакуру всё это никак не волнует. Ей нужно уйти. Разобраться в себе. Собрать заново себя воедино. Склеить разбившиеся мечты.

      Ноги приведут её к дому Ино.

***

      — Сай, если я услышу хоть один комментарий… — с угрозой произнесёт Ино. Её парень сразу заткнется, поднимет руки в примирительном жесте и выберет самую милую улыбку из своего арсенала.

      Ино Яманака поправилась на два килограмма.

      И это не было бы проблемой, если бы завтра их не ждали на дне рождения Кибы. А единственное платье, в которое она влезла (и как раньше не заметила?), треснуло по швам в самом интересном месте. И ливень на улице. И магазины закрыты. Ну что за ужас.

      — Милая, если ты оденешь прошлогоднее, никто не заметит… — попытается спасти ситуацию, но, как обычно, сделает только хуже.

      — Ты в своём уме? Даже если другие не видят, я-то буду всё… и-ик! — заорёт Ино на всю квартиру и запрыгнет на Сая. За окном ещё раз ударит молния.

      Сай, не ожидая подобного, упадёт на кровать, увлекая за собой девушку, и забудет, о чём вообще был разговор. Ну, платье можно купить и с утра. Он даже потерпит пару часов примерки. А пока…

      Тук-тук.

      Ино закричит снова.

      «Ну блин, и кого там принесло», — расстроенно подумает Сай. Ино неохотно поднимется, повернёт голову направо, ко входной двери. Испуганно дрогнет. Кто-то продолжает стучать в дверь.

      — Сай, открой дверь, — слезет, укутается в одеяло. Посмотрит с вселенским ужасом во взгляде. Сай приподнимет скептично бровь.

      — Нет.

      — Ну пожа-алуйста. Вдруг там юрэй? — задрожит, посмотрит ещё раз, состроит щенячьи глазки.

      — Милая, тебе уже двадцать, а ты до сих пор в сказки веришь. — Сай встанет с кровати, обречённо вздохнёт.

      — Не нуди. Иди открывай, ну же. — Увидев, что повлияла на парня, Ино решительно подтолкнёт того ко входной двери.

      Хорошо, у неё есть время, чтоб спрятаться. Посмотрим, как ты заговоришь, когда…

      Додумать она не успеет, ведь Сай, бледнее обычного (так разве бывает?), деревянной походкой вернётся обратно.

      — Там что, правда юрэй? — испугается она. Сай отомрёт, посмотрит в замешательстве.

      «Хуже».

      — Там Сакура.

      — Что?

      Позже, стоя под ливнем с нарисованным зонтом («Давай-давай, тебе тут делать нечего. Это между нами, девочками». «Ино, там ливень». «А у тебя есть чернила. Всё. Поговорим потом») и смотря на закрытую перед его носом дверь, Сай придумает новое прозвище Сакуре.

***

      Сакура греет руки о горячую кружку чая, укутанная в несколько одеял, сидя на небольшом диванчике и шморгая носом. Ино сидит на стуле напротив. Зря она сюда пришла. Точно зря.

      Для начала, открыла ей не Ино, а Сай. И это было первым провалом. Потом она смотрела, как её лучшая подруга выпровожала своего парня, несмотря на непогоду. И это был второй провал. А теперь… ей надо объяснить, почему она попросилась переночевать у Ино, хотя у неё есть собственная квартира.

      Какой отвратительный день.

      Ино, тем временем, будет со всех сил пытаться не смотреть на Сакуру с жалостью. Хороша подруга, ничего не скажешь. За всё время не заметить такого состояния Сакуры? Ладно, пора бы ей наконец оправдать звание лучшей подруги Лобастой.

      — Посиди тут, ладно? Я скоро.

      Харуно кивнёт болванчиком, Ино поднимется со стула и пойдёт в свою спальню. Соберёт побольше подушек, найдёт самое большое одеяло и быстро соорудит небольшой шалаш. Улыбнётся про себя. Вспомнит, как в детстве (когда Сакура в очередной раз сбегала из дома) они прятались здесь и рассказывали поочерёдно свои секреты. Пора повторить их маленькую традицию.

      Вернётся в гостинную. Там так же, смотря перед собой, сидит маленькая девочка, которую Ино защищала от издевок старших. Жаль, не защитила сейчас. Ну ничего. Она всё исправит.

      — Пойдём. — Розововолосая вздрогнет, уставится с непониманием, а Яманака поманит её за собой. И, когда Сакура увидит небольшое сооружение, скептично приподнимет бровь:

      — Я не полезу туда, Свинина, — ответит раздражённо, сложив руки на груди. Ино на это только ухмыльнётся и подтолкнет девушку поближе.

      — Давай-давай, Лобастая. Здесь, кроме нас, никого нет. Никто не увидит.

      — Ино, мне двадцать.

      — Мне тоже. Залезай.

      Сакура обречённо вздохнёт, закатит глаза, но в шалаш залезет.

      Яманака включит маленький старый ночник, что пережил не одну ссору лучших подруг, и начнёт незатейливую игру.

      — Поиграем в секрет за секрет?

      — Тебе детство в голову ударило или как? — огрызнётся на её предложение Харуно. Ино молча продолжит.

      — Я толстая.

      — Пф. Тоже мне секрет. Меньше надо было в булочные по пути к магазину заходить, — фыркнет Сакура. И в другое время Ино бы ей ответила со всей ей присущей язвительностью, но не сегодня. Сегодня у неё важная роль.

      — Твой черёд, Лобастая.

      Та раздражённо вздохнёт. Опять. Но о секрете задумается.

      — Я украла бутылку саке с тайника шишоу.

      — Действительно? Она не заметила?

      — Ну, Шизуне-семпай всё равно каждый раз меняет расположение тайников, так что не думаю, что Цунаде-сама запоминает, какое количество оставила в каждом.

      — Хорошо. Ладно. Итак… иногда мне хочется убить Сая.

      — Это тоже не секрет. Мне его убить хочется чаще.

      — Приму к сведенью. Твой черёд.

      Сакура вздохнёт. Она ведь с самого начала понимала смысл их игры. И зачем пришла — тоже.

      — Я рассталась с Хару.

      — О. Ты расстроена?

      — Что обидела его. Да.

      — Но ещё..?

      — Твой черёд, Ино.

      — Ладно. Ну что ж… О, знаю, на самом деле у Сая не настолько бол…

      — Господи, Ино, я не хочу этого знать! — рявкнет Сакура, а Ино пустит смешок. Что в двенадцать, что в двадцать Сакуру одинаково выходит смутить.

      — Твой черёд, Сакура.

      — Я…

      Замнётся, спрячет взгляд. Покрутит в руках ночник, замрёт на секунду, а в следующую:

      — Я… полюбила одного человека.

      «О… есть контакт. Дальше».

      — И.

      — И вряд ли смогу быть с ним вместе.

      — Почему?

      — Нас с ним слишком многое связывает.

      — Так это же хорошо, разве нет?

      — Нет. Это плохо.

      — Объясни?

      — Это плохо, потому что мы оба делаем друг другу больно.

      — Но Сакура, боль — это тоже часть нашей жизни. Ты должна это понимать.

      — Я понимаю это теперь, но ещё…

      — Ещё..? — Ино прищурит глаза, задержит дыхание. Сакура обречённо вздохнёт. Посмотрит на неё прямо, решится:

      — Ино, что бы ты сделала, если бы очень хотела быть вместе с Саем, но это было бы невозможно из-за чёртового общества? Что бы ты сделала, чтобы избежать осуждения, боясь причинить ещё больше боли? Ино, что… — заикнётся, опустит глаза. Прикусит сильно губу, до крови, сдерживая рыдания. — Что мне делать, Ино? Мне… впервые так больно. Почему всё обязательно должно быть именно так?

      Сакура посмотрит печальным взглядом на подругу детства. В глазах потихоньку скапливаются слёзы, но за ними… и Ино внезапно поймёт. И удивится, как не поняла раньше.

      Ведь состояние Сакуры изменилось из-за одного человека. Из-за того, что своим мрачным видом вот уже почти год наводит страх на работников резиденции. Слухи до неё доходили, конечно. Но вот причина… сидит перед ней, почти плачет, и Ино… несмотря на свою проницательность, впервые признаёт, что в этой ситуации была чертовски глупа. Ведь…

      — Сакура, тот человек, которого ты любишь… — Посмотрит, спрятав подальше своё сочувствие. Знает, Сакуре от подобного будет только хуже. — Тот человек — это Какаши-сан?

      И Сакура, наконец, разрыдается.

      Ино обнимет её, как в детстве. Погладит по голове, нашёптывая, что всё будет хорошо. Сакуре нужно от кого-то это услышать. Но поверит ли, это уже другой вопрос.

      За окном снова ударит молния.

***

      Сакуре двадцать. Она просыпается рано, резко открывает шторы, встречая яркий рассвет. Собирает длинные волосы в пучок, запрыгивает в тапочки и бойким шагом топает на кухню. После готовит себе быстрый завтрак, попутно напевая незатейливый мотивчик себе под нос. Подберёт новый наряд, примеряя по очереди яркие вещи. Покрасуется перед зеркалом, подведёт глаза и даже слегка накрасит губы. Улыбнётся довольно отражению в зеркале, а может, даже и подмигнёт.

      Быстро сбежит с лестничной площадки, перепрыгивая через ступеньку, и направится в Госпиталь.

      — Что это с ней?

      — Не знаю, но выглядит жутко.

      Бедные ирьенины, что за год ни разу не видели подобного явления, зашуганно втиснутся в стены, давая Госпоже Ирьенин пройти. Но вот, самая смелая обратится с вопросом, и Сакура на осточертевшее за весь год «Госпожа Ирьенин» обернётся, улыбнётся искренно (сразив при этом мужскую половину отделения) и ответит:

      Можно просто Сакура.

      Развернётся под ошарашенные взгляды врачей и бойким шагом пойдёт в свой кабинет.

      Сакуре двадцать. Она пережила болезненную привязанность, прошла войну и открыла новый виток в медицине. Сакуре двадцать. Она выросла с маленькой девочки, что не понимала людей, во взрослую женщину, что одним взглядом читает друзей. Сакуре двадцать. Она несколько месяцев пыталась избавиться от новых чувств, пока не поняла: не получится. Остаётся только принять.

      Сакуре двадцать. И она любит Какаши.